Поровну.

«I've been sleeping so long in a 20-year dark night. And now I see daylight, I only see daylight.» — Taylor Swift (Daylight)

Склад находился в крытом помещении с регулируемым климатом к северу от Ричмонда. Она договорилась встретиться со своей тетей Донной, чтобы вместе перебрать коробки, а затем вернуться в дом Донны на ужин.        — Хорошо? Анна посмотрела на Саймона, сидящего на водительском сиденье. Он был в кепке и №95. На базе он по-прежнему носил балаклаву, а во время миссий — черепную маску. Когда они выходили на улицу в свободное от работы время, он отказывался от балаклавы в пользу №95 и вязаной шапочки. Когда они были дома, он ничего не надевал. После операции в Алжире он сказал ей, что хочет научиться обходиться без маски, но на это потребуется время. Она верила, что у него все получится, и не хотела его торопить. Прошло всего пять месяцев с тех пор, как он впервые пригласил ее в Англию. Они вернулись, чтобы закончить свой двухнедельный отпуск перед четырехмесячной службой на Ближнем Востоке. В этот раз она спросила его о поездке в Ричмонд до того, как они вернулись в Манчестер. И хотя она волновалась, когда просила его поехать с ней на встречу с тетей и дядей, волноваться не стоило. Он согласился на это так же легко, как и на все, о чем она его просила.        — Я в порядке, — заверила она Саймона, когда он заехал на стоянку у склада. Тетя Донна стояла у двери в офис с ожидающим видом. Анна почувствовала, как тяжесть всего того, через что она заставила пройти свою тетю, оседает в ее груди. Последние семь лет были тяжелыми, но она старалась разговаривать с тетей хотя бы раз в неделю. «Ты в порядке?» — спросила она Саймона.        — В полном, милая.        — Она, наверное, попытается пощупать твои мышцы. Так что, предупреждаю заранее. Он хихикнул: «Значит, это семейная склонность?» Анна игриво шлепнула его по груди, затем наклонилась и приподняла маску, чтобы поцеловать его. «Спасибо», — прошептала она.        — Для тебя все, что угодно, — заверил он ее. Анна вылезла из машины и подошла к тете, чтобы обнять ее. Донна отстранилась и погладила Анну по одной из щек: «Ты хорошо выглядишь, Анна-банана. Я очень по тебе скучала».        — Я тоже по тебе скучала. Спасибо, что встретила меня здесь.        — Я бы ни за что не пропустила. — Сдвинувшись, чтобы заглянуть Анне через плечо, Донна спросила: «Где твой мужчина?». Прежде чем Анна успела ответить и оглянуться, чтобы найти его, тетя схватила ее за руку: «О, ты не говорила мне, что он такой высокий и такой красивый!» Анна обернулась и увидела Саймона, который шел к ним. В правой руке у него были зажаты шапочка и маска. Его волосы были в беспорядке, и он пытался расчесать их пальцами, встретившись с ней взглядом и слабо улыбнувшись. Она ответила ему гораздо шире. «Он очень красив, — согласилась Анна. — И мускулов много».        — Иди сюда и обними меня, — сказала Донна. — Это самое меньшее, что ты можешь сделать, если пытаешься увести мою племянницу в Англию! Саймон неловко обхватил тетю Донну и похлопал ее по спине. Анна пыталась подавить улыбку, наблюдая за тем, как пожилая женщина сжимает его руки и похлопывает по груди. «Саймон Райли», — сказал он ей, отступая назад.        — Донна Донохью. Спасибо, что позаботились об Анне-банане.        — С удовольствием, — сказал он ей.        — Итак, давайте… — Анна взмахнула руками в сторону входа. — Хранилище ждет. Они вошли втроем, но Донна пошла впереди, так как у нее был ключ и она знала, где находится шкафчик. Саймон поравнялся с Анной: «Ты не шутила, когда говорила, что она меня разглядывает».        — Ты чувствуешь себя объектом? — спросила она, ухмыляясь.        — Немного, да.        — Ты снял маску. Он кивнул и потянулся вниз, чтобы взять ее за руку: «Я говорил тебе, что разберусь с этим. Я разговаривал с Норт». Она подняла на него глаза: «Правда? С каких пор?»        — Около месяца. Я хочу пригласить тебя на ужин, когда мы вернемся домой. На свидание. А я не могу есть в маске, так что…        — Хм-м-м, какая власть у меня над тобой, Саймон, — поддразнила Анна. «Ты бросил курить. Ты ходишь к психологу. Ты демонстрируешь свое великолепное лицо. Ты позволяешь моей тете объективировать твое тело. Каким хорошим мальчиком ты был для…        — Анна, — прошептал он, притягивая ее к себе. — Не начинай, блядь, а то я скажу твоей тете, чтобы она подождала в машине, пока я…        — Почти пришли, — отозвалась Донна.        — И еще, — прошептал он, шлепая Анну по заднице, — Анна-банан, да?        — О боже, не смей никому говорить. Донна открыла шкафчик и отошла в сторону, чтобы дать Анне возможность осмотреть остатки ее жизни до смерти отца: «Что ты ищешь, дорогая?»        — Несколько фотографий, — сказала она. Донна достала коробку с фотоальбомами и конверты Fuji Film, заполненные фотографиями. Саймон взял у нее коробку и поставил ее в прихожей. Анна проглотила горе, которое мешало ей говорить: «Ты видела картину, которую написала мама? Она еще здесь?»        — Твоего отца? — Донна указала на коробку, спрятанную за комодом. — Думаю, она там, дорогая. Не спрашивая ее, Саймон перешагнул через сумки, стоявшие у двери, и сдвинул мебель в сторону, чтобы заглянуть в ящик. Он достал небольшой холст в простой рамке. Она наблюдала за его лицом, пока он изучал картину, а затем повернул ее так, чтобы она могла видеть. Анна не смотрела на картину с тех пор, как умер ее отец. Теперь, глядя на нее, она увидела отца через призму любви к нему матери. И она увидела теплоту в глазах отца по отношению к матери. Она улыбнулась Саймону, когда слезы навернулись ей на глаза. Через несколько секунд он отошел от сумок и обнял ее свободной рукой. Она использовала его футболку как салфетку, чтобы вытереть слезы. Порывшись еще в нескольких коробках, они отнесли фотоальбомы и картину в машину. Донна ехала впереди, а Саймон следовал за ней. Анна сидела на пассажирском сиденье и смотрела на картину с изображением отца. Это была частичка его, но также и частичка ее мамы.        — Куда ты собираешься ее поставить? — спросил Саймон.        — Я не знаю, — призналась она. Она не думала так далеко вперед. Он постучал пальцами по рулевому колесу, а затем взглянул на нее: «Ты можешь повесить ее в кабинете у меня дома». Иногда он говорил или делал такое, от чего у нее замирало сердце, и она даже не была уверена, что он это понимает: «Да?»        — Ты могла бы… взять еще несколько вещей из шкафчика, пока мы здесь, и… отвезти их с нами в Манчестер. И оставить их там… на следующий раз, когда вернешься. — Он сделал паузу. — Это может быть наше место. Если хочешь. Она почувствовала, как в ее глазах собирается влага.        — Я знаю, ты говорила, что боишься пустить корни, что это заставляет тебя чувствовать себя в ловушке, но…        — Да, — сказала она, не дав ему закончить. — Мы можем повесить это в кабинете. Я принесу всю свою одежду и займусь твоим шкафом. Боже, ты еще пожалеешь об этом. Она засмеялась и вытерла слезы. Он улыбнулся, потянулся и сжал ее шею: «Никогда, любимая».