ВСЕ СОЛНЕЧНЫЕ ДНИ

      Настоящее       Чонгук       Это произошло через пару недель. Именно столько времени мне потребовалось окончательно и бесповоротно принять это решение. Нелёгкое для многих, но простое для меня.       Для начала я поговорил с родителями. Я был откровенен и выложил все как на духу, свои чувства и мысли, лежавшие увесистым балластом на моей душе на протяжение многих и многих месяцев. Само собой, поддержки я не ждал.       Мама мгновенное бросилась в слёзы, вероятно надеясь своими манипуляциями уберечь меня от неверных в ее представлении решений. Отец ничего не сказал. Молча сидел в своём кресле, становясь все более красным, пока в приступе переполнявшего его гнева не вылетел из кабинета попутно выкрикивая одно ругательства за другим.       Другого ждать и не следовало. Я не помню, чтобы хоть когда-то за все годы моего существования, между нами царило взаимопонимание. Отец всегда относился ко мне не более, чем к куску грязи под ногами и никогда не выказывал столь нужной для ребёнка поддержки и любви. Между нами всегда все было непросто, и я сбился со счета, сколько раз он с презрением говорил насколько я разочаровал его. Сейчас ему и говорить ничего не требовалось, я понял все и без слов.       Мама за ним не последовала, и битый час пыталась отговорить меня, причитая о бедной Рейчел. Но ее старания не вызвали ничего кроме раздражения.       - Подожди немного, сынок, - бормотала она, мёртвой хваткой вцепившись в мою руку. Будто если я выйду из дома прямо сейчас, то уже никогда не вернусь. – Ты скоро все вспомнишь. Терапия обязательно поможет. Доктор Маккензи отмечает положительные реакции. Подумай о Рейчел, о бедной девочке. Какого ей? Она многое пережила. Сутками сидела у твоей постели…       Ее слова окропили меня как святая вода черта.       - Мы говорим обо мне, мама, - сохраняя остатки уважения к женщине, сидящей возле себя, напомнил я. – Я все эти месяцы только о Рейчел и думал. Я пытался ее вспомнить… Пытался… снова ее полюбить. Но не вышло. Я не смогу так больше.       - Я видела твои, так называемые «старания», - едко заявила она, состроив обиженную мину на лице. – Никакого толка. Муха, ползущая по стеклу, и та больше старается. Только подумать, что мой сын вбил себе в голову… Позорище.       Мама сцепила челюсть, разочарованно отпустив мой локоть. Слёзы мгновенно высохли, как только излюбленные на протяжении долгих месяцев методы давления не возымели былого успеха. Слепня пелена спала с моих глаз, представив взору мрачную истину того, что их себя представляют мои родители. Они и раньше не отличались добросердечностью и стремлением понять меня, но сейчас вся вера в нечто хорошее глубоко скрытое в них, окончательно растворилась. Их не изменить, не исправить, остаётся лишь смириться с их дурным нравом и научиться жить по зову собственного сердца. Продолжить и дальше считаться с их мнением, грозит стать холодным и черствым, как и они.       Мама резко всклочила и, не дав мне и слова сказать в своё оправдание, вышла из кабинета с огромной вероятностью отправившись за отцом, чтобы уже ему лить в уши о бедняжке Рейчел, так много пережившей из-за меня. Из-за меня.       Несмотря на чувство легкости высказанной правды, гнев заполнил то самое место, ещё утром заполняемое тревогой перед разговором с родителями. Ненависть к ним, к самому себе так и норовила к необдуманным поступкам, которые усилиями воли я держал лишь в дрожащих от напряжения кулаках. Крик ярости так и застыл на губах.       Я встал с дивана, но не отправился искать родителей, а зашагал вниз по лестнице прямиком в выход из дома и машине на которой приехал. Мама, увидевшая мой поспешный уход из окна, устремилась следом. Но к тому моменту, как она оказалась на улице, я уже ехал по дорожке, направляющейся к воротам. Она что-то кричала в след, но я и не старался ее расслышать или понять, лишь до упора выжал педаль газа.       Тем же вечером я повёл Рейчел в ресторан. Горечь состоявшегося с родителями разговора ещё не улеглась, а теперь и вовсе готовилась приумножиться. Мысленно я перебирал и готовился к неминуемому расставанию, собираясь взять всю ответственность на себя, одновременно стараясь не быть банальным и не травмировать Рейчел словами. Она заслужила самого лучшего за ее старания и безграничное терпение, но эти отношения уже принесли немыслимо много боли, к чему и дальше давить на эту рану, ожидая, когда она затянется и прекратит кровоточить.       Рейчел промолчала всю дорогу, ни разу на меня не взглянув. Она словно чувствовала неминуемо приближающийся разговор. Пребывая в молчаливом неведении, заламывая пальцы на руках, она никак не решалась поднять волновавшую ее мысли тему. Возможно, мы оба знали к чему ведёт этот вечер, но всячески откладывали неприятный разговор, возымеющий для нас совершенно противоположный эффект.       Может, мама и права. Приложенных усилий оказалось недостаточно, и вся неудача целиком и полностью лежит на мне. Первые месяцы я старался изо всех сих, следуя всем рекомендациям врача. Рейчел и мама от меня не отходили, разговаривали со мной об украденном амнезией времени и водили по местам, которые, по их мнению, точно помогут раскрыть память и достать из запылившегося ящика все утерянные воспоминания. Мама часто спрашивала, навевает ли тот или иной вид нечто знакомое и иногда я кивал, вызывая у неё счастливую улыбку.       Со временем это притворство стало той частью меня от которой я уже не мог отказаться. Я давал родным надежду этой ложью, постепенно теряя самого себя. Я не жил своей жизнью, я жил судьбой незнакомого мне человека, жизнь которого мне приписывали. Я не видел в нем ничего из того, о чем мечтал в прошлом или какие планы строил, тем не менее меня продолжали убеждать в обратном, и я неохотно соглашался, позволяя родителям принимать это за чистую монету. Самозванец – вот кто я.       Нас проводили к столику, и мы сели напротив друг друга, пребывая во все том же мрачном настроении. В тусклом свете ресторана, лицо Рейчел показалось мне уставшим, пустым. Впрочем, именно так я видел и наши с ней отношения, уставшие и пустые.       - Мы давно не ужинали вместе, - тусклым голосом пробормотала она, перекатывая вилкой кусочек мяса. Она почти ничего не съела, видимо у нас обоих нет аппетита. – Ты хотел что-то сказать. Так сделай это и прекрати мучить нас обоих.       Ее грустные глаза сверкнули в полумраке. Я не смог определить, дело в слезах или игре света, облегчение не приносил ни один из этих вариантов.       - Я не знаю с чего начать, Рейчел, - честно признался я, терзаемый муками совести. – Не знаю, как не сделать больно женщине, прошедшей со мной столь тяжёлый и долгий путь. Не хочу быть тем неблагодарным мерзавцем, бросившим тебя после всего этого.       Рейчел не ответила сразу. С присущей ей женственностью, она аккуратно вытерла губы льняной салфеткой, а затем сделала глоток воды из стакана. Теперь слёзы отчётливо стояли в ее глазах, и я мог видеть их, и вряд ли смогу забыть.       - Тогда я брошу тебя первой, - с леденящей, но беззлобной решительностью произнесла она. Через секунду она улыбнулась, побуждая поток слез хлынуть по щекам. – Мы сделали все что могли, но этого не хватило. Мы не справились.       - Я подвёл нас обоих.       Я взял девушку за руку, ощущая насколько она холодна. Я прижался губами к костяшкам ее пальцев, тихо произнеся:       - Мне очень жаль, Рейчел. Безумно жаль. Но так продолжаться не может. Я всегда буду благодарен тебе. Всегда, - я сжал ее пальцы меж своих ладоней, не то согревая, не то успокаивая. – Но со мной ты не обретёшь того счастья, которого заслуживаешь.       - Я люблю тебя, Чонгук, - Рейчел коснулась моей щеки, мягко, почти невесомо, источая море любви, которой я не заслуживаю. – Только поэтому отпускаю тебя. Надеюсь, в этом огромном мире есть укромный уголок, способный принести тебе счастье. Со мной ты счастлив не был.       Я не стал говорить ничего против. Не хотел заканчивать эти отношения очередной ложью, насквозь пропитавшей мое существование.       - Я тебя не заслуживаю, - сдерживая ком в горле произнёс я, прижавшись к ее костяшкам губами. – Ни тогда, ни сейчас.       Рейчел не смогла ничего сказать, только кивнула, рискуя поддаться бушующим внутри эмоциями, произнеся хоть звук.       Вот так просто. Без криков, ненависти и злости мы с Рейчел расстались. Мы слишком долго избегали этого момента, оттягивая его безуспешными попытками залатать тысячу сквозящих дыр одним крошечным листком бумаги, пусть оба и понимали о неизбежности такого финала. Мы маскировали проблемы в отношениях, когда безнадёжность стала для них губительным ядом.       Продолжать ужин стало бессмысленно. Мы оплатили счёт, молча собрались и вернулись домой. Мне хотелось сразу же заняться вещами и начать их собирать, но я не мог высказать такого неуважения к Рейчел.       Я начал собираться следующим днём. Купил коробки и позаботился о достаточном количестве сумок, намереваясь рассортировать вещи по степени необходимости. Часть коробок предстояло отправиться в дом к родителям, а остальная – со мной, куда бы я не решил поехать. На самом деле я так и не определился с местом нового пристанища, отрицая возможность пожить у родителей пока решение не придёт, само собой. Я не вынесу их присутствия в одном помещении более пары часов.       Рейчел тоже волновал этот вопрос, поскольку она спросила меня об этом. Она стояла в дверях, храбро держась и не выдавая бессонную ночь в слезах. Я слышал, как она плакала и ее страдания отдавались болью в моем собственном сердце.       - Поеду в Сеул, наверное. Поработаю в фирме отца, а дальше видно будет, - расплывчато признался я, что не было далеко от истины. Годы учебы прошли там, может там мое место.       Я заметил, как лицо Рейчел немного покосилось, едва ли уловимо, но от меня не ускользнуло. Я не сумел прочитать эту эмоцию, но наверняка она вызвана нашим расставанием и предстоящим переездом.       Она исчезла из поля зрения, но я ее не осудил. Будь я на ее место, то поступил бы именно так. Не захотел наблюдать, как любимый человек пакует вещи, чтобы навсегда исчезнуть из твоей жизни. Но Рейчел вернулась пару минут спустя, в ее руках лежала небольшая коробка из-под обуви.       - Не знаю, поступаю ли правильно или совершаю огромную ошибку, - неуверенно начала она, смахивая пыль с крышки. – Но ты должен хотя бы взглянуть. Твоя мама была уверена, что ты никогда не вернёшься в Сеул и попыталась сберечь тебя от неприятных воспоминаний о городе и аварии. Но раз уж ты решил…       Я немедленно встал. Нехорошее предчувствие сжало лёгкие в тиски. От матери я мог ожидать чего угодно и если она что-то прятала от меня, то с огромной вероятностью это было чем-то важным.       Девушка протянула мне коробку, и я осторожно взял, одним только взглядом сканируя полученную вещицу. Я одновременно страшился ее содержимого и ждал, чтобы открыть.       - Что там? – не вытерпев спросил я, так и замерев с коробкой навесу.       - Взгляни сам. Эти вещи были при тебе во время аварии. Большая часть сгорела и пострадала после тушения, но кое-что удалось спасти, - в ее голосе просачивалась вина, видимо за то, что не сделала этого раньше. Она безразлично дернула плечом. – Возможно, это поможет тебе вспомнить.       - Почему ты отдаёшь мне их сейчас? – я пытался рассердиться, но любопытства оказалось значительно больше. – И почему мама сказала прятать их в нашем доме?       Девушка покачала головой, но разумно ответить на вопрос так и не смогла.       - Я не знаю. Полиция отдала их твоей матери, а она всучила мне и сказала спрятать. Это все, что мне известно. Но эти вещи когда-то принадлежали тебе, поэтому… будет неправильным, если они останутся здесь.       Меня не волновало почему она просто не отдала их моей матери, как и полагается в этом случае. Я был бесконечно благодарен Рейчел за ее последний такой бесценный подарок.       Теперь мне не терпелось взглянуть на содержимое. Я сел на заправленную постель и медленно снял крышку. Рейчел оказалась права, большая часть спасённых вещей сильно пострадала, где-то обгорев, где-то расплавившись, тем не менее сохранив некую ценность, заключающуюся в них.       - Почему она просто не выкинула их? – спросил я, брякнув ключами с почерневшим брелком.       - Скорей всего только она и может ответить на этот вопрос.       Я долго разглядывал никогда принадлежавшие мне вещицы, крайне смутно представляя каким образом они могли мне служить. Но впервые за очень долгое время у меня появилась настоящая связь с утерянным прошлым.       - От чего они? – спросил я, держа холодный металл в руках, подавая ключи в руки Рейчел.       - Думаю, от твоей квартиры в Сеуле. Ты жил там со второго курса пока мы учились в университете, - она мягко улыбнулась. – Общежитие было в двух шагах, но мы все равно частенько ночевали у тебя. Хорошее было время.       Что-то щелкнуло в голове, и я увидел туманные лица друзей, смеющихся и улыбающихся. Я их помнил. Порой они приезжали сюда, интересовались как наши с Рейчел дела, но от них так и сквозило холодностью. Они уже не видели перед собой того человека, каким меня помнили.       Среди бумажек и всякой чепухи, один снимок привлёк мое внимание. Сильно обожженный, частично сохранивший первоначальное изображение. Я увидел себя, жизнерадостного и улыбающегося, точно из другой жизни. Рядом со мной стоял парень, наши щёки соприкасались, он обнимал меня сзади. Верхняя часть лица и волос пострадали от огня, поэтому я видел только улыбку.       - А кто это? – Рейчел прищурилась, но ответить не смогла. Или не хотела. Поэтому ясности ее присутствие не принесло.       Я прижал большой палец к губам незнакомца, мягко погладив. Трепещущее чувство согрелось в груди. Такое приятное, родное… но забытое.       Я повернул фотографию задней стороной, найдя взглядом обрывки фразы, навсегда утерянной огнём. На мгновение мне показалось знакомой эта надпись, но буквы убегали из памяти, я так и не смог их сложить и придать им смысл. Может однажды эта тайна постигнет меня и слова оживут в памяти, но не сейчас, когда время ещё не пришло.       Убрав коробку и продолжив собираться, я постоянно думал о той фотографии и парне, стоявшем рядом. Я хорошо помню два первых курса, но с третьего – полный провал в памяти. Следовательно, наше знакомство случилось в этот промежуток. Однако на фотографии не оказалось даты, поэтому более точного предположения у меня нет.       Кто же ты, незнакомец? Откуда я тебя знаю? И почему в груди так больно щемит, глядя на тебя?