Emotional Overdose

      – У тебя, судя по всему, просто-напросто эмоциональный запор. И тебе нужно эмоциональное слабительное.       Джонни оторопел. Конечно, Юта частенько говорил что-то в подобном духе: слишком откровенное, глупое или попросту гадкое, даже для мужской компании. Но когда высказывание было обращено в адрес самого Джонни, ощущалось всё совсем иначе.       – Совсем дурак? – буркнул Джонни, потому что ничего лучше в голову не пришло. Только Донхёк залился громко и радостно, совсем как ребёнок. Тэиль бросил ему взгляд, как бы намекая, что можно было бы убавить громкости.       Они собирались вчетвером время от времени, чтобы не теряться в потоке рутины. Так у них появлялась возможность обсудить вещи лично, а не в формате чатов и голосовых сообщений. На самом деле, их компания изначально состояла из трёх человек, но потом в жизни Тэиля появился заводной Донхёк, который не мог сидеть дома один, зная, что его парень прохлаждается в ресторане в компании друзей. Джонни был не против Донхёка, хоть Донхёк и был порядком младше их всех. Джонни нравилось думать о Донхёке как о младшем брате. Иногда назойливом и очень громком, но всё-таки брате.       – Я говорю, как есть, Джонни, ты же знаешь, – Юта откинулся к спинке стула и сделал глоток безалкогольного пива из своего стакана. Он упомянул лишь вскользь, почему не будет пить алкоголь этим вечером, но Джонни всё прослушал, потому что в этот момент Донхёк повис у него на шее вместо приветствия.       – Ладно, Юта, отстань от него, – наконец-то Тэиль как старший хён вмешался и сказал своё веское слово, за что Джонни был ему очень благодарен. – У человека сердце разбито, а ты тут со своим туалетным юмором…       – Очень смешно, между прочим, – сказал Донхёк, потирая пальцами увлажнившиеся от смеха глаза; если до этого оставались сомнения по поводу его степени опьянения, то сейчас всё было яснее ясного. Донхёк зарумянился, смотрел из-под полуприкрытых век и постоянно клал голову Тэилю на плечо, потираясь виском, как котёнок.       – Я думал, что ты считаешь любимым хёном меня, а не Юту, – сощурился Джонни, глядя на Донхёка. – Не стыдно тебе быть перебежчиком?       – А мне никогда не стыдно, хён, – Донхёк улыбнулся сладко и так же сладко потянулся, вытягивая руки над головой. Тэиль вроде как сделал ему замечание на ухо, и Донхёк нехотя сел в прежнюю позу. Всё-таки сегодня они решили пойти не в дешёвый бар или сомнительный клуб, а в приличный ресторан, куда приходили целыми семьями. Семьи с детьми и четыре странных типа в углу зала – звучит как классный вечер.       – Ты драматизируешь, хён, – сказал Юта и взболтал остатки пива в своём стакане. – Тебя послушать, так Джонни просто помирает.       – А ты откуда знаешь? Ты ему в душу заглядывал? – спросил Тэиль. Юта фыркнул неопределённо.       – Говоришь, у него «сердце разбито». А жрёт он как обычно, за всех нас троих.       Вскоре Донхёка совсем разморило и вроде как начало подташнивать, поэтому Тэиль быстренько собрал его и себя и вызвал такси до дома. Времени к тому моменту было всего-ничего, начало десятого. Джонни знал, что торопиться ему теперь некуда. Точнее, не к кому. Может, формулировка «разбитое сердце» и правда звучит гораздо драматичнее, чем дела обстояли на самом деле. Ну да, они расстались. Или если по правде, то ему написали в сообщении, что их отношения себя исчерпали. И вроде бы в душе он чувствовал, что так оно и было на самом деле, на душе всё равно стало гадко и слякотно. Он порадовался, что на этот же вечер у него назначена встреча с парнями. Очень понадеялся, что они вчетвером встряхнутся, потому что обычно их собрания из ресторана переходили в бар, а потом заканчивались под утро в клубе. Джонни было необходимо отключить себя от реальности хотя бы на одну ночь, чтобы переждать боль и не возвращаться в квартиру, где теперь больше не осталось ни одного следа присутствия тонкой фигуры с длинными волосами и самым заразительным на свете смехом.       Если бы Донхёк не перебрал с алкогольными коктейлями, то сейчас Джонни, уже порядком пьяный, упрашивал бы парней поехать в караоке и орать песни по очереди. Вместо этого он остался за полупустым столом, с Ютой напротив и глотком красного вина в бокале.       – Марк сказал, что он якобы натурал, – сказал Юта. По голосу казалось, что он не то зол, не то досадует. Словно факт того, что Марк Ли оказался не той ориентации, мог нанести ему личное оскорбление. Но Юта был непредсказуем во многих отношениях. Джонни нисколько бы не удивился, если бы выяснилось, что Юта и вправду вместо того, чтобы расстроиться, оскорбился до глубины души.       – Мне жаль, приятель, – сказал Джонни, растягивая губы в сочувственной улыбке. Юта покивал и снова взболтал пиво у себя в стакане.       Джонни не понимал, почему их с Ютой отношения базировались на взаимных подколах, иногда даже довольно грубых. Пока они общались все вчетвером, Юта не мог не отпустить в адрес Джонни какую-нибудь колкость, а Джонни любил отплачивать людям их же монетой. Тэиль, за годы привыкший к их стилю общения, уже больше никак на них не реагировал и оставался единственным здоровым связующим звеном между Джонни и Ютой.       Однако, как только они оставались наедине, всё резко менялось. Словно жизненно необходимая потребность во взаимных подъёбах сразу же испарялась. Они начинали разговаривать совершенно иначе, даже голоса сами собой становились тише и спокойнее. Они переставали бросать в адрес друг друга грубости и обзывательства. Очень часто они общались на те темы, которые никогда не поднимали в присутствии Тэиля. И это не была дружба против Тэиля – это были те вещи, которые не скажешь в компании, только с глазу на глаз.       – Да наплевать, – Юта гордо поднял подбородок и влил в себя остатки пива. – Можно подумать, мне в первый раз отказывают. Слышал и не такую ерунду, так что ничего страшного.       – Ты ему не поверил? – спросил Джонни негромко и тоже допил своё вино. Юта, зажёвывая щёку изнутри и глядя куда-то в окно, на почерневшую улицу, коротко помотал головой.       – Я не знаю, почему ему нравится думать о себе так. Ведь это неправда.       – Ничего не поделаешь, Юта. Это его право.       – Разумеется, его право. Кто ж спорит? Нет так нет. До меня доходит быстро. И ещё я отходчивый.       Юта сделал первую за вечер попытку улыбнуться. Джонни ухватился за неё как за знак: значит, Юта не хочет ныть весь вечер и готов бороться. Хотя Джонни, с его кислым настроением, наверное, не отказался бы от нытья за компанию с кем-то ещё, чтобы не чувствовать себя ещё более жалко.       – Что она тебе сказала? Донхёк так орал, что я вообще ничего толком не услышал, – сказал Юта и повернулся к Джонни, заглядывая в глаза. Джонни, видя текст сообщения так чётко, словно он и сейчас был перед ним, просто отмахнулся.       – Как обычно, наверное. Сказала, что больше меня не любит и просит её простить. Ну и что заберёт свои вещи сегодня вечером.       – Теперь, наверное, не хочется возвращаться домой? – покивал Юта с пониманием. Джонни не сомневался в том, что Юта, с его обширным послужным списком отказов, уж точно его понимает и точно наслушался за свою жизнь всякого.       – Вообще, – сказал Джонни, и получился шёпот, будто у него в горле встал ком. Хотя ни о каком коме и речи не шло. Джонни на всякий случай прокашлялся и даже не погнушался допить остатки вина из бокала Тэиля.       – Тогда предлагаю уйти в трезвый ночной загул, – сказал Юта и уже достал кошелёк. – Расплатимся и погнали кататься. Я сегодня за рулём, как ты понял.       Идея поболтаться по ночному городу звучала, с одной стороны, привлекательно, а с другой, лишь оттягивала момент истины, когда Джонни всё-таки придётся зайти в пустую квартиру и дать пустоте навалиться на него сверху с тяжёлым объятием.       – Ты же знаешь, что всё зависит только от тебя, – заговорил Юта, когда они подошли к освещённому множеством огней мосту. – У тебя есть всё, чтобы свести с ума любую девушку. Или парня.       – Или парня, да, – подхватил Джонни и промотал у себя в голове эту мысль ещё раз, чтобы распробовать. – Знаешь, а возможно ты и прав.       – Насчёт чего? – не понял Юта и посмотрел на него снизу вверх, из-под своей свежевыкрашенной в красный длинной чёлки.       – Насчёт эмоционального запора. И парня тоже. У меня сто лет не было парня. Может, мне просто не судьба вести гетеросексуальную жизнь?       Юта похихикал своим фирменным смехом злодея из аниме.       – Ну, попробуй. Что тебе терять, в конце концов? С парнями есть понимание. Знаешь, такая связь… как братство. Только вы ещё при этом и занимаетесь сексом. Без последствий!       Джонни не смог не рассмеяться последнему аргументу, потому что Юта комично и значительно поднял вверх указательный палец. Джонни встречался с парнем только один раз за всю свою бисексуальную жизнь, но это было давным-давно, ещё в старшей школе. Тогда у него даже не было возможности заняться сексом, только позажиматься по углам. А теперь, когда он взрослый и состоятельный мужчина, с квартирой и кредитом на машину, он мог позволить себе немного больше.       – Я всё равно ему не верю, – рассматривая идеально ровную водную гладь пробормотал Юта. – Я видел его глаза, видел, как он на меня смотрел. Мне почти тридцать, я, наверное, могу понять, когда мне симпатизируют? Или я настолько предвзятый и самовлюблённый?       – Ну нет, ты не такой, – закладывая руки поглубже в карманы, чтобы было не так холодно, протянул Джонни; ему не хотелось, чтобы Юта усугублял своё состояние никому ненужным самоедством. – Я думаю, Марк просто был не готов к таким откровениям о себе.       – Ладно. Ничего страшного. Я подожду. Я настойчивый.       – И упрямый.       – И упрямый. Ещё какой упрямый! Моё упрямство согнёт его гетеросексуальность и превратит её в гомосексуальность! Или хотя бы Юто-сексуальность!       Юта взмахнул кулаком в воздухе, чисто ради шутки. Джонни посмеялся негромко, чтобы его поддержать. Он понимал, что слова Юты – не более, чем обыкновенная бравада. Попытка убедить себя, что битва не проиграна, когда все флаги уже давно опущены и сражаться просто больше уже не за что. Наверное, прямо сейчас Юте проще думать, что Марк изменится и станет таким, чтобы их будущее вместе стало не только тайной фантазией Юты, но и действительностью.       Джонни знал, что на самом деле им сейчас в одинаковой степени хреново. Джонни не любил замерять чужую боль, чтобы из скромности уступить кому-то и сказать, что им хуже, а ему лучше и вообще жаловаться не на что. Джонни считал, что если плохо, то плохо. И здесь надо остановиться и не продолжать набившей оскомину фразой «А вот другие…»       Не было никаких «других». Был только одиннадцатый час, одетый в черноту Ханган, малолюдная набережная у моста Банпо, и Джонни с Ютой, прячущие в куртках холодящую боль.       Вдруг Юта подошёл к самому краю набережной и, приложив ладони ко рту рупором, крикнул во всё горло:       – МА-А-АРК! МАРК! МАРК ЛИ! МА-А-А-АРК!       Джонни прыснул от смеха и подбежал к Юте, чтобы схватить за плечо и утянуть его в другую сторону. Юта уже улыбался широкой, немного безумной улыбкой и тоже хихикал, позволяя увести себя подальше от адекватных людей, бросавших ему косые взгляды. Когда они отошли на приличное расстояние, Юта достал из нагрудного кармана куртки солнечные очки и надел их на нос.       – Ты придурок? Ходишь в чёрных очках ночью, когда и так темно? – рассмеялся Джонни, снова хватая Юту за плечо. Юта показался таким непредсказуемым и рандомным, что Джонни чувствовал, что скоро начнёт икать от смеха.       – Самый настоящий придурок, – Юта сверкнул улыбкой, и его очки пустили блик в свете фонаря. – Ты тоже придурок, раз дружишь со мной.       – А что мне ещё остаётся? Тем более, что сегодня я без машины и вынужден подлизываться, – пошутил Джонни. Юта резко к нему повернулся, но из-за чёрных очков его лицо казалось лишённым какого-либо выражения.       – Ты ржёшь, как конь, – какое же это подлизывание? – сказал Юта и самоуверенно зашагал вперёд. Джонни его быстро догнал.       – Нет такого слова, «подлизывание», Юта, – сказал Джонни, чтобы Юта не расслаблялся полностью и немного взбодрился от дружеского подкуса.       – Поезжай к себе в Чикаго и там учи людей корейскому. Не надо приседать на мозги нормальным людям, – он сделал даже слишком большой акцент на последнем слове, и Джонни не мог не рассмеяться снова.       Вскоре они вновь погрузились в приятное молчание. Каждый переваривал внутри себя свою собственную историю, но было приятно, что это происходило не в одиночестве, а с кем-то, кто находился в очень похожем положении. До Джонни резко дошло:       – Выходит, Юта, мы с тобой в одной лодке. Нас обоих кинули.       Юта посмотрел на него сквозь очки и застегнул и без того застёгнутый замок на куртке.       – Есть такое. Мы сегодня брошенки… Ну и ладно. Не в первый раз. И не в последний, судя по всему…       На последнем предложении в голосе Юты отчётливо прозвучала горечь. Джонни совсем не хотел его расстраивать своим замечанием, наоборот, хотел подбодрить, подметив ироническую закономерность сегодняшнего вечера. Джонни приобнял Юту за плечи. Он не понимал, почему Юта так сильно зациклился на Марке. Наверное, Марк значил для него что-то большее, чем очередные не долгоиграющие отношения с печальным исходом. Почему-то Юта выглядел и вёл себя так, словно Марк был его последней надеждой на счастье, чуть ли не на семью. Конечно, снаружи Юта изо всех сил старался храбрится. Но Джонни за столько лет узнал его достаточно хорошо, чтобы понимать, что Юте просто не хочется признаваться самому себе в том, что он тоже обыкновенный человек и что ничто человеческое ему не чуждо.       Джонни всё ещё обнимал Юту за плечо, когда они снова подошли к краю пешеходной зоны на набережной. Водного шоу в этом году больше уже не должно было быть, поэтому они молча рассматривали огни и их отражения в воде. Юта сложил руки на груди и словно насупился. В какой-то момент Джонни поймал себя на мысли, что глядя на непривычно тихого и расстроенного Юту, он как будто забывает свою собственную боль, настойчиво ноющую в груди.       – Не надо меня обнимать из жалости, – пробормотал Юта. Джонни, испытав неловкость, руку всё-таки забрал.       – Я тебя не жалею. Я по-дружески просто…       В этот момент Юта взметнул взгляд наверх и заглянул в глаза. При определённом освещении Юта со своей экзотической внешностью начинал казаться вообще каким-то нереальным – так случилось и сейчас. Джонни не смог отвернуться вовремя и влип. Влип в глубину взгляда Юты, отдававшему печалью об ушедшей навсегда надежде и вибрирующему одиночеству. Джонни пронзило насквозь, когда он понял, что чувствует себя точности так же. Что он и Юта, оказывается, сегодня просто какие-то кармические близнецы. Собратья по печали. Двое в одной лодке, плывущей прочь от счастья и куда-то в затянутую дымкой даль.       Но Юта был прав, когда сказал, что всё в руках Джонни. Всё и правда было в их собственных руках.       У Джонни в голове возникла совершенно безумная идея. Она вспыхнула и напугала его своей непредсказуемостью. У него задрожало сердце, когда он на секунду представил, что говорит об этом Юте.       – Чего ты смотришь на меня, как на экспонат в музее? Плати деньги за вход, – пробурчал Юта и почесал кончик явно замёрзшего носа. Джонни, цепляясь за новый виток развития вечера, выдал новую мысль:       – Не хочешь завалиться в Мак?       Юта всегда водил машину так, как будто его снимали. В Юте в целом было немало позёрства, однако Джонни это больше ничуть не смущало. Они общались слишком давно, чтобы кринжевать хоть с каких-то привычек и манер друг друга.       В Макдональдсе они тоже почти не разговаривали. Заказали картошку фри с соусом терияки и два стакана чёрного кофе. Они специально сели подальше от полуночных компашек, веселившихся в центральной части зала. Юта бросил им просто убийственный взгляд, и Джонни посмеялся про себя, радуясь, что те его не заметили.       На самом деле, есть совсем не хотелось – они поели достаточно плотно ещё в ресторане. Но раз они решили слоняться всю ночь, нужно перепробовать все возможные нелепые сценарии. В душе Джонни считал, что уже давно вырос из походов в Макдональдс с друзьями. Но с Ютой он почему-то не ощущал себя неуместно. Наоборот, в желтоватом свете, странно отходившем от светлого кафеля, они как будто идеально вписывались в общую картину.       Двое потерянных мужиков под тридцать, сидят в Макдональдсе в половине двенадцатого ночи и молча жуют картошку фри, жирно навахляв на неё терияки, и запивая это всё горячим кофе без сахара. В конце концов, жизнь к тридцати именно так и ощущается – как обжигающая горечь, на которую уже никак не реагируешь, потому что привык, и поэтому просто пытаешься заесть её чем-то, что в принципе не должно сочетаться ни по вкусу, ни про происхождению, но каким-то образом всё равно сочетается.       – Знаешь, она даже не спросила меня, что я думаю по поводу её решения, – сказал Джонни вслух, хотя был уверен, что произнёс эту реплику в воображаемом диалоге с Ютой у себя в голове. Взгляд Юты сразу же сфокусировался.       – Вообще ничего не спросила?       – Ничего. Я знаю, что я сам должен был попросить её остаться или хотя бы подумать. Но знаешь, в тот момент я так растерялся, но при этом показалось, что только она может видеть нашу ситуацию такой, какая она была на самом деле. У меня, наверное, слишком кишка тонка. Я ни за что не сказал бы ей, что нам нужно расстаться, даже если бы и правда так думал. У меня в голове засело это дурацкое убеждение, что если любишь, то будь добр не причинять боль…       – Да, только так теперь больно тебе, – покивал Юта. И снова это согревающее понимание, в которое Джонни погружался, как в огромный вязанный шарф.       – Ладно. Я мужчина, я вытерплю. Пусть лучше будет больно мне, чем ей. Мне с таким раскладом будет проще жить.       – Какой ты всё-таки добренький, Джонни-я.       Юта снова заулыбался широко, со слабым свечением. Джонни знал, что Юта сказал это искренне, без поддёвки. И не смог не улыбнуться в ответ.       После Макдональдса они пошли болтаться в близлежащий парк. Юта убедил Джонни, что по ночам люди не хотят выходить на улицу, потому что боятся напороться на таких сомнительных личностей, как они. Джонни посмеялся. Но он в любом случае не боялся. С Ютой было почему-то не страшно попасть в какую-то переделку. Наверное, потому что у Юты был талант выкручиваться, а у Джонни – талант вести переговоры. Вместе они составляли очень хороший дуэт, который мог позволить себе гулять везде, где бы им только ни захотелось.       Настроение немного приподнялось. Может быть, так в крови разыгрывался дешёвый крепкий кофеин, но они начали улыбаться чаще и естественнее. Ночь становилась холоднее, но легче.       Когда они вышли на смотровую площадку, освещённую лишь далёкими огнями неспящего города, Джонни снова посмотрел на Юту, пока тот всматривался в даль. Шальная идея так и не улеглась в голове, не давала покоя. Джонни начинал всерьёз опасаться, что он вот-вот просто проболтается: ведь он знал, какое он больше трепло, даже если ему очень нужно сохранить что-то втайне.       Однако, с другой стороны, что было страшного в том, чтобы сказать это Юте? Юта ведь и сам был странным. Кто знает, какие мысли мечутся в этой красноволосой голове...       – Как насчёт того, чтобы не страдать от одиночества?       – Кто тебе сказал, что я страдаю? – фыркнул Юта, но это была чисто инстинктивная защита. – И что ты вообще предлагаешь?       – Себя. Свою компанию.       Юта медленно к нему развернулся. Очки, уже сидевшие на макушке, опасно блеснули, и Джонни на секунду пожалел, что вообще открыл рот. Но Юта молчал. Он безмолвно рассматривал лицо Джонни, словно пытаясь отыскать в нём какую-то дополнительную информацию, как мелкий шрифт на контрактах, который обычно вёл прямиком в долговую яму.       – Ты серьёзно сейчас?       – Не шучу. Я говорю на полном серьёзе, – сказал Джонни. Даже распрямил плечи, чтобы показаться серьёзнее. Юта фыркнул, покачал головой и отвернулся обратно к городским огням.       – Ты это предлагаешь только потому, что ты би, а я – гей? Так, что ли, выходит?       – Может, и поэтому тоже, – Джонни не хотелось лукавить; в конце концов, говорить Юте правду всегда было достаточно естественно, хотя он не понимал, почему. – Но больше всего меня привлекает перспектива провести ночь с человеком, которого я знаю практически десять лет и который не преподнесёт мне неприятный сюрприз.       – И это всё? – на лице Юты даже слишком ясно нарисовалось разочарование, словно он рассчитывал услышать больше. От одной только мысли Джонни почувствовал, что краснеет во все щёки.       – Ну и ещё ты секс, конечно. Хотя мне очень неловко это признавать, – Джонни почесал затылок. – Ну что, что скажешь? Или я уже перехожу черту?       Юта опустил подбородок в короткую меховую опушку на куртке и снова устремил взгляд вперёд, в гущу огней.       – Странно это, конечно, ты ведь мой друг… а с другой стороны… – Юта прищурился, и его губы улыбнулись чуть хитроватой улыбкой. – Можно и попробовать. Хуже ведь уже не будет, наверное?       – Мне тоже так кажется, – выдохнул Джонни. Кровь снова обожгла щёки, и он поспешил отойти в глубь темноты, чтобы Юта ничего не успел заметить.       Десять лет общения повернулись совершенно неожиданной стороной: Джонни вдруг осознал, что совершенно не знает Юту. Точнее, он знал его как друга, но не как потенциального любовника. Пока они ехали домой к Юте, у Джонни в голове бурлили мысли. Он пытался прикинуть, какой Юта со своими парнями, что ему нравится и как с ним нужно обращаться. Насколько Джонни понимал из расплывчатых рассказов Юты, Юта всегда был в постели сверху. И эта перспектива Джонни, прожившего с девушкой целый год и до этого тоже встречавшегося с девушками, немного тревожила. Он пытался ухватить какие-то новые детали, рассмотреть Юту с нового угла обзора и увидеть не только немного наглого, весёлого и доброго друга, любящего его подкалывать, но и то, что все эти годы ему было недоступно.       – Сейчас подклеим наш клуб разбитых сердец пивом, и будет зашибись, – откупоривая пару бутылок лёгкого пива открывашкой, сказал Юта. Джонни, сидя на полу у него в гостиной, покивал. Пиво звучало как хорошее вступление, потому что вино, выпитое в ресторане, уже давно выветрилось, и сейчас Джонни отчаянно нуждался хотя бы в маленькой порции «жидкой храбрости», как говорили его друзья из Чикаго.       – Не успел сказать тебе сразу, хотя надо было, – Юта протянул Джонни бутылку и сел напротив него на пол. – Ты тоже секс. Я, может, и твой друг, но у меня есть глаза.       Впервые за несколько последних недель на Джонни накатила странная тёплая волна, похожая на… уверенность в себе? Он точно был польщён такой похвалой, особенно, от Юты. Юта не так часто делал людям комплименты, обычно лишь тогда, когда он находился под большим впечатлением.       – Тебе ведь тоже чуток не по себе, да? – Юта поскрёб короткими ногтями слегка синеющий подбородок.       – Есть такое, – признался Джонни. Юта посмеялся и сделал глоток из своей бутылки. Джонни, почувствовав себя немного легче, тоже глотнул из горлышка.       – Мы ведь здесь ради того, чтобы, – Юта подозрительно замолчал, и Джонни понял, что подошли газы, и не смог не улыбнуться: было так приятно свинячиться, зная, что тебя не осудят. – извиняюсь, – чтобы не чувствовать себя сегодня хреново. Или ты прямо на полную программу рассчитываешь?       – Что значит «полная программа»? Я догадываюсь, но хотелось бы уточнить на всякий случай, – Джонни чувствовал себя немного глупо из-за того, что рушит приятную интригу и говорит в лоб. Но с другой стороны, он не видел другой возможности достичь понимания. И с кем, если не с хорошим другом, можно говорить откровенно и вместе отыскивать ясность?       – Ну, – Юта подковырнул наклейку на бутылке, а потом улыбнулся коварно. – типа ночёвка с сексом. Я так понял, домой ты сегодня возвращаться не собираешься, так что я в любом случае могу устроить тебя на диване. Скажи только, чтобы мне было сразу ясно, как себя вести или не вести.       – Думаю, – Джонни сделал ещё один глоток для храбрости. – секс как нельзя лучше попадёт под определение «эмоционального слабительного».       Улыбка Юты сверкнула таинственно из полутьмы гостиной.       На фоне играл негромкий, мелодичный японский джаз – ещё одна неизведанная сторона Юты, ведь Джонни всегда считал, что Юта не слушал ничего, кроме L’Arc-en-Ciel или другого старого джей-рока. Теперь даже квартира Юты казалась какой-то другой, но Джонни пока ещё не понимал, какой именно. Выпитое пиво дало ожидаемый эффект. Джонни смог замедлить мысли, заземлиться и расслабиться. Он уже снял рубашку, оставшись в футболке, и припал спиной к низкому дивану. Юта смотрел куда-то в одну точку и раскачивался в такт музыке, время от времени закрывая глаза. Наверное, Джонни давно, – или вообще никогда? – не видел Юту одновременно грустным, усталым и словно потерявшим свой не иссякающий электрический заряд. Юта не казался слабым – он как будто просто скинул с себя слои защиты и сидел перед Джонни таким, каким он был на самом деле, без панциря и прикрас.       Джонни не мог перестать его рассматривать. Это было похоже на возвращение к книге, которую прочитал в юности, а понял лишь лет десять спустя, при повторном прочтении. Сейчас Джонни совершенно точно читал Юту во второй раз – и читал внимательно.       У Юты на шее висела крупная цепочка с бабочкой. По плечам пробежал тонкий жар, когда Джонни вспомнилось, что в низу живота у Юты есть похожая татуировка. Джонни слышал лишь о планах её наколоть, и потом Юта быстро задрал рубашку, показал ему с Тэилем обёрнутый в плёнку рисунок – и на этом всё. Джонни не верилось, что он вот-вот, уже очень скоро увидит то, что было скрыто от него по той простой причине, что друзья не должны знать друг о друге всё.       – Давай так: если не пойдёт, то не будем ничего затягивать, идёт? Если искры нет, то не надо и мучиться, – прокашлявшись в сторону, сказал Юта. На часах к тому моменту уже была почти четверть второго, и Джонни чувствовал, что в ближайшем времени начнёт клевать носом.       – Идёт, – кивнул Джонни и сделал глубокий вдох. На секунду ему подумалось, что он слишком стар для подобных экспериментов. Однако ночь уже была потеряна: она превратилась в бесконечно бестолковое путешествие без пункта назначения, поэтому испортить её было просто невозможно.       Джонни сел прямее и попытался сосредоточиться. Юта подполз на коленях поближе, и Джонни не мог не похихикать оттого, как на Юте звенели цепи и украшения.       Но когда Юта поднял на Джонни свой пронзительный, пронзающий насквозь и не оставляющий никакого шанса выжить взгляд, Джонни резко стало не смешно.       Где скрывался этот взгляд все эти годы? Если бы Юта посмотрел на Джонни так лет десять тому назад, возможно, Джонни не пришлось бы латать себя после очередных не увенчавшихся ничем хорошим отношений.       Джонни развёл колени в разные стороны, позволяя Юте подобраться ближе. Юта, цепляясь за джинсы и бёдра, подполз настолько близко, насколько это было только возможно.       – Если ты заржёшь, клянусь, я смогу заломать тебе руку за спину, – прошептал Юта. Его ресницы опустились и не поднимались. Джонни покрылся потом при мысли, что Юта смотрит ему на губы и при этом находит в себе силы угрожать.       – Я не буду смеяться в любом случае. Обещаю, – отозвался он так же тихо. Он не совсем понимал, почему Юта продолжает защищаться, когда они уже всё решили. Возможно, история с Марком настолько выбила Юту из колеи, что теперь он никак не мог собрать себя прежнего по кусочкам и постоянно рассыпался. Если так, то Джонни очень хотелось ему помочь. Хотя бы чисто по-дружески. Очень не хотелось, чтобы Юта страдал и мучился, вместе с тем прикидываясь, что ему нисколько не больно.       Юта прихватил его за подбородок двумя пальцами и приподнял голову. Джонни удивился тому, что Юта, с их-то разницей в росте, теперь смотрел на него чуть сверху. Но что-то в этой смене позиций казалось правильным. Хотя бы потому, что Джонни по жизни было проще быть ведомым, а не ведущим, вопреки всеобщим заблуждениям.       Вкус губ распадался на светлое пиво, терияки и горечь – однако это была совсем не горечь от чёрного кофе. Юта сразу же начал жадно и быстро, буквально напирая на Джонни, вдавливая его в диван. Джонни не мог попасть с ним в один ритм и постоянно отставал, сразу же пытаясь наверстать упущенное. Он прихватил Юту обеими руками за предплечья, поскольку их теперь уже размытый статус не давал понять, сколько ему разрешено. Юта сопел в лицо, заставляя откидывать голову назад, на подлокотник. У Джонни кружилась голова не то оттого, что Юта крал у него весь кислород, не то оттого, что его давно не целовали настолько агрессивно и классно одновременно. Почему-то именно в этот момент Джонни узнал привычного Юту: сильного, напористого, берущего то, что ему нужно.       – Юта, – выдохнул Джонни ему во влажные губы; Юта резко замер. – дай хоть немного отдышаться. Ты – не человек, а монстр какой-то… Сейчас всю душу из меня высосешь…       Юта рассмеялся громко, от души. Джонни сразу же ощутил его тонкие длинные пальцы у себя в волосах, отчего его прошило тонкой молнией первого возбуждения. Джонни немного пересел, и Юта устроился у него на коленях, ни на секунду не выходя из его личного пространства.       – Ну что, ты что-нибудь почувствовал? – спросил Юта, игриво склонив голову на бок.       – Не успел распробовать, – соврал Джонни не задумываясь. Юта кивнул.       – Я тоже не успел пока понять. Надо ещё…       Он не успел договорить, потому что губы снова столкнулись с губами.       Вся боль, горечь и непонимание утекали в приоткрытое окно и растворялись в ночи. Джонни и Юта лежали друг на друге на тонком ковре на полу и не могли остановиться. После первого поцелуя появилась уверенность и смелость. Джонни, спросив разрешение одним лишь взглядом, навалился на Юту сверху и начал исследовать его тело руками. Они не могли перестать целоваться, не могли оторваться друг от друга, пытаясь распробовать новый, но при этом такой знакомый вкус до конца. Юта обнимал Джонни за шею так крепко, что иногда становилось больно, и Джонни очень хотелось надеяться, что эта сила никак не связана с тем, что Марк Ли оказался натуралом. Самому Джонни удалось невозможное: он вырвался из действительности и полетел в крошечной вагонетке по многометровой американской горке вниз. У него захватывало дух, но ему хотелось ещё. Чтобы был ещё один крутой подъём, чтобы была скорость, адреналин, эмоции. Наверное, «эмоциональный запор» на самом деле начался ещё гораздо раньше того момента, когда он получил злополучное сообщение.       – Чёрт возьми, Джонни, – прошипел Юта, когда Джонни, всё-таки сумев оторваться от его губ, спустился быстрыми, мокрыми поцелуями к его шее. – кто же знал, что ты… что ты так умеешь… Да я сейчас кончу прямо в штаны, погоди!..       Джонни мягко рассмеялся ему в шею и оставил лёгкий поцелуй на кадыке. Он чувствовал, что Юта давно трётся пахом о его бедро. Ему и самому уже хотелось выйти на новый уровень эмоций – тех самых, которые Юта обещал ему в рамках «полной программы».       – Готовься к эмоциональной клизме, дружок, – Юта сверкнул таинственной улыбкой и начал быстро расстёгивать ремень на джинсах Джонни. Джонни сначала немного напрягся от фигуры речи, но сразу же понял, что с Ютой не страшно. С ним не страшно ничего, потому что десять лет дружбы показали и доказали, что на Юту можно положиться. И что даже если ему нравится подъёбывать Джонни, в его словах и действиях никогда нет яда. Юта всегда был надёжным и на удивление адекватным, хотя ему явно нравилось производить прямо противоположное впечатление.       Но с Джонни такие трюки не пройдут. Теперь Джонни совершенно точно знал, что Юта добрый, ранимый и до неприличия сексуальный. Сексуальный настолько, что как только Юта кое-как дёрнул джинсы Джонни вниз вместе с боксерами, член выскочил ему навстречу и мазнул по руке прозрачной жидкостью. Юта заурчал самодовольно – и Джонни было совсем не стыдно. Он не ожидал от своего тела иной реакции, когда прямо под ним лежал до головокружения крутой мужчина, а во всём городе остались только они двое, и больше ни души.       – Ну-ка, теперь я, – Джонни мягко, но настойчиво отстранил руки Юты от его собственного ремня. Этот подарок Джонни хотел жадно присвоить себе и не был готов уступать даже Юте. По дороге сюда, у Джонни в голове проносились лихие мысли о том, каким мог оказаться член Юты, и Джонни заинтересовался не на шутку. И вот, наконец-то наступал момент истины.       – Ничего себе, – выдохнул Джонни. Он не понял, что его удивило больше: тот факт, что член Юты оказался немногим меньше его собственного, или же то, что он впервые в жизни видит член другого мужчины настолько близко.       Юта приник губами туда, где смыкались челюсти, и взял руку Джонни в свою. Джонни всё ещё не мог оторвать взгляд от члена Юты, изгибающегося, краснеющего и уходящего в коротко подстриженные тёмные волосы. Джонни не понимал, что на него вдруг нашло, но у него едва не потекли слюни.       Пальцы переплелись в идеальный кокон, начали медленно двигаться. Юта снова вёл, и Джонни снова нравилось быть ведомым. Проваливаясь в жар, растекающийся по всему телу из низа живота, Джонни из последних сил пытался запомнить, что и как делает Юта, чтобы в следующий раз сделать ему приятно именно таким образом. В голове плыло; тело потело. Джонни дышал почти выдохшимся тяжеловатым одеколоном Юты, припав носом к его шее и вслепую целуя то его плечо, то шею, то ключицы. Ему нравилось, как под его весом тело Юты, тонкое, но сильное, изгибалось, напрягалось, дрожало, обмякало – и цикл повторялся снова и снова. Своего тела он практически не ощущал. Вместо тела было огромное, необъятное белое тепло, заливающее их обоих слепящим светом. Он чувствовал, что если рука Юты, ведущая их руки, будет сжиматься так же хорошо, то долго он не протянет. Он не понимал, где именно, но где-то в теле дёргала не то мелкая дрожь, не то судорога. Юта шептал что-то по-японски, шаря губами в волосах, иногда попадая поцелуем в висок или лоб. Джонни сходил с ума. Ему не верилось, что рассудок вернётся к нему хоть когда-то.       Он подходил к краю. Уже подошёл. Ещё немного, и…       – Юта!..       Юта выдохнул ему в лицо, судорожно и тяжело. Джонни приподнялся, чтобы увидеть его сразу же, запомнить навсегда. Юта лежал на полу, откинув голову в сторону; его чёрная майка была запачкана белыми потёками до самой груди, высоко поднимающейся и низко опускающейся. Губы улыбались даже несмотря на то, что в нижнюю больно впивались передние зубы. Чтобы Юта этого больше не делал, Джонни навалился на него обратно, наплевав на то, что они сейчас оба перепачкаются окончательно, и начал целовать, отдавая тепло, силы и, наверное, уже самого себя?..       Наступило утро. Джонни открыл глаза и увидел не свою спальню. В голове, как из поминутного каталога, восстановились события предыдущего дня: сообщение, туман в голове, ужин в ресторане, ночная прогулка… Юта. Юта в новом статусе, о котором, до вчерашнего дня, Джонни никогда не думал. Потерев лицо руками, Джонни вспомнил, что после того, что случилось на полу, они, всё ещё целуясь, пошли в душ. Там Юта закинул ему руки на плечи, играя на разнице в росте, и они застряли минут на сорок. То целовались беспорядочно, то тянулись руками к членам, ягодицам, то просто обнимались. Джонни не помнил картинок, потому что глаза были закрыты постоянно, – зато очень хорошо помнил ощущения. Огромнейшая палитра с полутонами, о которых он никогда не подозревал. Он не понимал, почему именно с Ютой он вдруг перестал быть дальтоником и увидел осторожные переходы от цвета к цвету. Он лежал в кровати Юты и пытался хоть как-то уложить в голове всё, что случилось накануне. Тревоги или сожалений не было, нисколько. Он просто никак не мог переварить тот факт, что за один вечер и за одну ночь случилось как будто больше, чем за весь прошедший год.       Рука вслепую пошарила по второй половине кровати – пусто. Нахмурившись, Джонни обернулся, но Юты действительно не было. Были лишь смятые простыни.       – Доброе.       Джонни не мог не улыбнуться, предсказуемо отыскав Юту на кухне. Юта, однако, только нервно повёл уголком губ. Он сидел за столом, поставив одну ногу на стул. Рядом в пепельнице тлела только что затушенная сигарета. Юта, почему-то во вчерашних чёрных очках, беззвучно постукивал пальцами по столешнице.       – Тебе и дома солнце ярко светит? – ухмыльнулся Джонни и подошёл ближе. Приподняв очки, он ощутил плечами холодок: Юта смотрел на него снизу вверх влажными покрасневшими глазами.       – Что случилось? – Джонни автоматически присел на ближайший стул. Он взял со стола свободную руку Юты, и та повисла в его ладони, как тряпка. Джонни сжал пальцы, чтобы случайно не дать ей выпасть.       – Угораздило же нас с тобой таких дров наломать, а, – сказал Юта чуть слышно. Всё его лицо было каменное, с широко открытыми глазами. Он словно отчаянно пытался удержать внутренний баланс, который шатался крайне опасно.       – Эй, ты чего? – хотя из них двоих именно Джонни сидел почти голым, в одних только боксерах, ему захотелось привлечь Юту к себе, прижать к груди, положить подбородок на макушку и греть, греть, греть.       – Ты что, не жалеешь…? – вместо окончания предложения был кивок напрягшимся подбородком. Но Джонни всё равно его понял, даже без слов.       – Нисколько. Наоборот, я рад, что всё случилось так, как случилось. Или… ты против…? – теперь страх прихватил за самое горло и Джонни. Он всматривался в лицо Юты, пытаясь отыскать ответ раньше, чем тот будет озвучен вслух. К плохим новостям лучше быть готовым заранее.       – Мне понравилось. Даже слишком, – на побледневших губах Юты дрогнула улыбка, но глаза оставались напряжёнными, неподвижными. – Только я не знаю, что дальше, Джонни. Мы же вроде как друзья. И обстоятельства не самые удачные.       Джонни задумчиво помычал вместо ответа. Ему нужно было немного времени, чтобы напомнить себе о мире за пределами того нового, что родилось между ним и Ютой. Он уже успел забыть, что между «вчера» и «сейчас» прошло всего несколько часов, а не вечность, позволяющая начать с чистого листа. Вообще-то, ему сейчас полагалось разбирать по косточкам свои отношения с бывшей девушкой, а не держать Юту за руку после ночи, проведённой вместе и совсем не по-дружески.       Но, с другой стороны, Джонни чувствовал себя легче и проще, когда думал о том, что они не обязаны делать так, как надо. Никому ничего не надо. Надо опираться не на внешние правила и порядки, а придумывать свои, исходя из обстоятельств.       – Мне было с тобой очень хорошо. Я не вижу смысла…       Ага, а вот тут уже как-то боязно. Даже не боязно, а трусливо. Вдруг Юта всё-таки вцепится в свои опасения мёртвой хваткой? Что тогда делать Джонни со своими откровениями?..       – …нам не попробовать?       Джонни очнулся. Посмотрел Юте прямо в глаза – те сверкали чуть влажно, но улыбка стала шире. Вновь виднеется эта уязвимость, которая ему так шла, но пока ощущалась непривычной. Джонни почувствовал, что у них даже страх один на двоих. Захотелось улыбаться, широко и свободно.       – Только если ты хочешь, Юта.       – А ты? Ты хочешь?       – Не думал, что когда-нибудь скажу это тебе, но хочу. Даже очень хочу.       Лицо Юты резко расцвело, окрасилось живыми красками. Он рассмеялся громко, потрепал Джонни по волосам. А потом поймал его ладонь, прижал её к своей щеке и, глядя прямо в самую душу, мягко-мягко прикоснулся губами к основанию большого пальца. Сердце в груди Джонни замерло на секунду.       – Я тоже хочу. Но подъёбывать я тебя всё равно не перестану, даже не надейся! – глаза и улыбка Юты засверкали так ярко, что Джонни захотелось одолжить у него чёрные очки.       – От меня тоже пощады не жди. Всё-таки, я считаю, что хорошие вещи меняться не должны, – сказал Джонни. Едва он успел договорить, как Юта схватил его за шею и потянул сначала на себя, а потом утянул в даже слишком горячий для утра субботы поцелуй. Джонни не понял, откуда у Юты взялся талант читать мысли и работать на опережение.       Но ему нравилось. Ему всё очень нравилось.