Прости меня, Отец

Казалось, ее уносит могучее течение реки времен, калечное сознание бьется о камни чувств, чуждых ее природе. Пытаясь выдохнуть, вновь погружалась в бурлящий водоем, где видела сцены из прошлого, перемешанные с мыслями, то своими, то чужими. Магия оплетала крепко, до физической боли, жгучей, давящей на глаза и ломящей хрупкие кости черепа. Все прекратилось, словно по щелчку пальцев. Тифлина, хрипло застонав, рухнула на колени, схватилась за голову так, будто силилась удержать ее на плечах. Боль понемногу оставляла тело. — Довольно, — заключил Горташ, с весьма равнодушным видом наблюдая за тем, как Баалово отродье корчится в муках. — Я не смогу вернуть тебе все воспоминания, лишь те, которые мы делили на двоих. Но, кто знает, вдруг твой разум воспримет произошедшее, как сигнал к действию, начнет реставрировать и другие разрушенные конструкции? — он ухмыльнулся как-то ехидно. — Мозг — вот поистине материя, неподвластная изучению. Даже мозг гоблина, подумай только, представляет из себя загадку. Он теряет всякую ценность при извлечении, превращаясь в бессмысленный комок жира. Только технологии иллитидов… А знаешь, не мне рассказывать о физических свойствах мозгов. Я ими хотя бы не лакомился. Монолог прервался на этой странной ноте. Мужчина пристальным взглядом смерил собеседницу, пытался вытянуть из нее понимание данного им намека. Да, Крея осознала сам факт, но… Она ела мозги? Пожалуй, что ела. Отчего-то на языке явственно почувствовался сладковатый привкус. Тифлина крепко задумалась, не собираясь ничего отвечать, тогда эрцгерцог, кашлянув, продолжил: — Так вот, представь, какую великую победу мы одержали, подчинив самый сложный мозг из всех? — Как бы он… не подчинил нас, — с трудом поднялась на ноги Крея, мир вокруг предательски шатался и звенел. — «Абсолют» уже пыталась со мной связаться. Ее пешка защитила меня от нападения кровавых братьев. Не знаю, в какие игры… — Неважно, — поморщившись, резко оборвал ее Горташ. — Когда камни воссоединятся, все это будет неважно. В девушке вскипела ярость. После того, что она видела, этот индюк смеет обращаться с ней, как с какой-то надоедливой обслугой? Зачем показал, если готов втоптать в грязь все то, что было? Это она должна была защищаться от правды, отбиваться, отворачиваться, корчить рожи и паясничать! Это она, Баал его дери, лишилась памяти! Крея теряла контроль, сознание конвульсивно дрогнуло, уступая место Соблазну. На долю секунды. Но и ее хватило на то, чтобы убийца нашла себя возвышающейся над эрцгерцогом, которого мощным рывком повалила на пол и, одной рукой зажимая ему рот, чтобы не сотворил заклинаний и не позвал стражу, другой прижимая к шее кинжал, уже готовилась свершить непоправимое. Горташ не пытался высвободиться, не делал резких движений, да и вообще никаких не делал, безвольно обмякнув, как тряпичная кукла. Он и впрямь был напуган, она читала это в его черных бездонных глазах. О чем только думал этот глупец, когда злил ее? С другой стороны, Соблазн злило все вокруг. Кто-то ходит? Молчит? Говорит? Как насчет пожонглировать почками неугодных? Избранная ничего не имела против маленьких шалостей, для нее убийство слабого было так же естественно, как-то, что волк задирает агнца, чтобы не умереть с голоду. Но, теряя контроль, она чувствовала себя опустошенной. Кажется, раньше зверства были ей подвластны, она не переходила черту, не лишала жизни важных, полезных людей. Хотелось бы знать больше об этих временах. Чуть было не оборвала последнюю ниточку. Крея смутно помнила, что такое грусть, но ей подумалось — зарезав его, она бы… грустила. Страх в глазах напротив отрезвил ее. С омерзением к себе отбросив кинжал, губами прижалась к едва заметной полоске, оставленной безупречно заточенной сталью на смуглой коже, слизала капельки крови. Подумала, что он ответит ей отвращением, грубостью — в лучшем случае. В худшем — через минуту ее впечатают в стену автоматоны. Но, когда тифлина отклонилась, мужчина потянулся к ней, удерживая за тонкое костлявое запястье. Знала, что будет дальше. Жаркий поцелуй перерастет в близость. Но ошиблась. Эрцгерцог только притронулся рукой к ее щеке, провел большим пальцем по скуле — и отпустил. Жест обескураживающе нежный. Убийца оторопела, беспокойно моргнула, глядела на него, ожидая подвоха. И Горташ явно смягчился, заговорил: — Орин… передала, что ты ослушалась, навлекла на себя гнев Баала. Это его воля вершилась сейчас твоими руками, ведь так? Хаос, смерть — не все ли равно, каким путем, какие последствия… А тебе всегда хотелось большего. — Почему ты отталкиваешь меня? — спросила тифлина тихо, как обиженный ребенок, помогая эрцгерцогу подняться. От его тела исходил слабый, почти выдохшийся аромат горьких полевых трав, масла, давно нанесенного. Он и сам был подобен дикому цветку, чей стебель выбился из сухой, неплодородной почвы, цветку, что впитывал каждую каплю дождя, дарованную свыше, чтобы раскинуть пышные лепестки в окружении сорняков — вопреки всему. Крея хотела рыдать от бессилия, от наполняющих ее образов и желаний, не привычно жестоких, а светлых. Свет обжигает изнутри. В свете заключена ее погибель. — Потому что я жду понимания, хотя для него еще не пришла пора. Я опасался, что все же потерял тебя, что ты — лишь осколок прошлого. Осколок, который вернется на законное место, в витраж имени Баала. Или сгинет навсегда. — Глупый. Глупый маленький лорд… — махнула рукой Крея. Нельзя было оставаться здесь далее, иначе душевный раздрай достиг бы своего апогея, а что последовало бы дальше — ей неведомо. — Постой! Вернись, — он схватил уже не плоть, а воздух. Хлопнув дверью, убийца покинула кабинет властителя, не прощаясь. Его появление все усложняло. Тифлина и без того не знала, как жить с Соблазном. Она была горда собой, когда заслужила облик Убийцы. Но Соблазн отнимал время, бесценное время расправы, смещая другую личность на край сознания, дозволяя лишь взглянуть на результат жатвы. Крея не видела, как загоняла клинок в горло жрицы Селунэ, трепыхавшейся, точно мотылек, в железных объятиях чудовища. Лишь обмякшее тело досталось ей, а не жадному Соблазну. Тело, которое она охотно спихнула перебежчику Маркусу. «Хотел дочь обратно? Получай», — подумала тогда раздосадованная Избранная, совершенно не представляя, как выкручиваться из сложившейся ситуации. Спутники благоразумно помалкивали, даже Астарион, который высказал ей недовольство позже, в лагерной палатке. Понимая ценность союза с Джахейрой, солгала ей в лицо, помогла добить прислужников Кетерика, а заодно оскверненных проклятьем арфистов. Аппетиты Соблазна часто совпадали с ее собственными побуждениями, но отнюдь не всегда. Секундная вспышка гнева едва не стоила жизни эрцгерцогу, которого она не просто не желала убивать, так еще предпочла бы уберечь от Орин. Ей нравился его план, ей нравилась история, которую он поведал. Но пока Соблазн не дремлет — Горташ в опасности. Шагая прочь из крепости, Крея изнемогала от внутренних противоречий. Она только-только узнала свое настоящее предназначение и сразу же усомнилась в нем. Неужто она и раньше так ошибалась? Ощупала шрам на голове, в месте, где уже не было кости, но кожа затянулась. Не проще ли довериться Отцу? Ведь благодаря ему она рассталась с прошлым, с памятью, от которой нет пользы — одни сантименты. А теперь, неразумная, вновь вцепилась в это прошлое мертвой хваткой… Сжала руку в кулак до боли. Если кто подвернется, узнает, каково это — встать на пути «героини». Крея, совершенно случайно столкнувшись с газетчиками, учинила бардак в издательстве и заставила зачарованный станок напечатать хвалебную статейку в ее честь. Не одному же эрцгерцогу заигрывать с прессой. Так что, горожане могли презирать остальных тифлингов, но ее то уважали, то остерегались — в общем, такое положение вещей всех устраивало. У входа ее подкарауливал Астарион. Дернув за рукав, потянул в первый попавшийся закуток Нижнего города. Крея, любопытствуя, чем именно вызвана столь бурная реакция, не стала сопротивляться. Избавившись от посторонних глаз и ушей, эльф заговорил на повышенных тонах: — Ты не скажешь ли мне, бусинка, какого дьявола мы подвергали свою жизнь смертельной опасности каждый день, дрались с культистами, иллитидами? Чтобы потом ты лобзалась в десны с их предводителем? Вы ведь трахались, да? — его красивые обрамленные густым веером ресниц глаза полыхали алым пламенем. — Спокойно, — усмехнулась Крея. — Если бы я помнила о себе хоть что-то, то не подставляла бы шею трусливому вампиренышу. Моя кровь слишком ценна. — Ах, так?! Ну и ну, не думал, что у тебя был настолько отвратительный вкус, «Избранная». Ты только посмотри на него. Сразу видно, без роду, без племени, обвешался золотом и думает, что от этого стал «лордом». Курам на смех! — активно жестикулировал эльф, всеми способами выражая свое недовольство. — Заткнись, — взгляд девушки потемнел. — Ты не знаешь, чего ему стоило… — Значит, я недооцениваю ваши страдания, бедные, несчастные аватары Богов. И никто из ваших даже не требует взорвать себя. Крея уловила намек. Только вот Гейл легко отделался, Мистра даже готова простить его за грандиозную ошибку, продиктованную тщеславием, а ведь боги не терпят тщеславия. Пожалуй, все, кроме владыки Бейна. За ошибку в стократ меньшую Баал растерзал бы даже родное дитя беспощадно. Как видно, это и произошло однажды. Бывшая глава культа не переставала удивляться тому, что сохранила свою шкуру и частично разум. Едва ли это заслуга Отца, скорее превратность судьбы. Своими соображениями она не желала делиться с разочарованным любовником, ответила только: — Не тебе ли знать о цене, которую платишь за силу, полученную от покровителя? Твоя ревность нелепа, Астарион. Наши забавы никогда не были чем-то серьезным. Захочу — буду трахаться с Нетерийским Мозгом, а тебя отправлю в соляной раствор. По кусочкам. — Ой, посмотрите, какие мы стали грозные. Напомнить, кто тебя, орущую и бьющуюся в истерике, успокаивал после очередного кошмара? — закатил он глаза, догадываясь, что угроза далека от исполнения. — Мы прекрасно проводили время. А главное, взаимовыгодно. Но мир не стоит на месте. Мне потребны новые союзники. И тебе. Потому что без них — нам всем конец, — от ее слов веяло ледяным холодом. — Нет уж, оставь лорда-замарашку себе, — фыркнул Астарион. — Я как-нибудь переживу отсутствие пинков под зад, когда ты во сне от кого-то улепетываешь. И что дальше, моя кровожадная подруга? Ты хотя бы собираешься помочь мне с ритуалом Касадора? — Разумеется, — хлопнула его по плечу Крея, твердо решив про себя — ритуалу не бывать. Когда отродье всеми четырьмя мускулистыми руками отрывало голову от тела повелителя вампиров, вопящего о пощаде, Астариона рядом не было. Ему пришлось смириться со своеволием предводительницы, тем более, простому кровопийце было нечего противопоставить той, что создана для убийств. Крея в компании гитьянки, шаритки и дроу перебила всех тварей в этих катакомбах. Заслужив благодарность гурцев, только усмехнулась. От помощи в грядущем отказываться не стала. А сейчас ей предстояло вернуться в «Эльфийскую песнь» и объяснить все, что возможно, обескураженным спутникам, тем, кто еще не знал о ее… особенной связи с Богом убийств. А также рассказать про союз с эрцгерцогом, развязывающий им руки. Но такой союз накладывал и определенные обязательства. Никаких больше взорванных автоматонов. — То есть, ты — буквально дитя Баала? — Гейла, как всегда, выдавал нездоровый ученый интерес. — Я читал… — Не совсем. Насколько я знаю, я — порождение не семени, но крови Отца. Единственная в своем роде, — устало улыбнувшись, ответила Крея. — Ц-ква! — ругнулась Лаэзель, хватаясь за рукоятку меча, но не решилась вытащить его из ножен. — Ты отвратила меня от Влаакит, которой я служила с тех пор, как вылупилась из яйца, а сама тащишь нас по пути, который нашептывает тебе этот так называемый Бог, желающий только утопить мир в крови?! — Разве Баал не предал тебя, дав волю Орин? — тихо спросила Шэдоухарт. А Джахейра знала. Старая воительница уже рассказала своей соратнице о том, что отродье Баала вольно выбрать свою судьбу. Но ведь Крея — особенная, она любимое дитя… Эльфийка размышляла, не лучше ли освободить несчастное создание от тяжкого бремени, защитить от собственной злостной сущности, удавив во сне? Но опытное сердце подсказывало, так поступают лишь мясники, в расправе милосердия мало. Должен был быть и иной способ спасти пропащую душу. Все эти разговоры только подливали масла в огонь. А еще Крее не давало покоя предупреждение Горташа о доппельгангере в лагере. Соблазн раздражала рыжая сиротка и ее глупый трусливый кот. Ей не место здесь. Тем более, что она, вероятно, и есть тот самый шпион Орин. Дождавшись, пока все отойдут ко сну, тифлина соскользнула со своей постели и… наткнулась на Скелеритаса. — Сгинь, я не нуждаюсь в твоей помощи, — зашипела девушка. — Прекрасная госпожа, я уже помог, — низко поклонился дворецкий. К подушкам, на которых спала девчонка, была проложена дорожка из костей, судя по калибру, кошачьих. Тифлина недовольно вздохнула. — Ты это уберешь. Ни к чему остальным знать о том, что мы сделаем. Она сказала «мы». Видно, давняя привычка таскать всюду своего прихвостня давала о себе знать. Если верить этому уродливому гоблину, они неразлучны уж много лет. Презрение удивительным образом сплеталось с глубокой привязанностью. Возможно, поэтому она не раздумывая поддавалась Соблазну, выслуживаясь перед Отцом. Хитроумный слуга вел свою хозяйку по проторенной дорожке, к величию, которого они, порождения тьмы, оба алкали. С почти материнской нежностью Крея полоснула кинжалом по шее ребенка. Через пару мгновений жертва потеряла сознание. Скучная смерть. Но тихая, как и требовалось. Тифлина все ждала, когда же маленькое тельце преобразится в безобразную бледно-серую тушу перевертыша, но этого не случилось. Истерически хохотнув, прикрыла рот руками, оглянулась по сторонам. Завернув ребенка в одеяло и окровавленные подушки, покинула таверну, нырнула в ближайший канализационный люк. Скинула тяжелую ношу на склизкие камни и, утерев пот со лба, зарычала так, что ее вопрос эхом пронесся по стенам в другие закутки этого гиблого места: — Скелеритас! Подлая тварь! Приди! — Да, прекрасная госпожа? Хорошая работа, Отец Вами доволен. Но неужели Вы стыдитесь своего наследия? — лукаво блестели маленькие глазки. — Ты знал, что она не доппельгангер, — лицо перекосило от злобы. — И ты промолчал. — Да, госпожа, но ведь так даже лучше, — хлопнул в ладоши демон. — Вы всегда любили пускать кровь невинным. Вы говорили, что так избавляете их от необходимости жить в одном мире с вами. Я нахожу эту концепцию уж слишком философской. Будто, убивая, вы их жалеете. Возможно, ваш покорный слуга слишком глуп, чтобы понять высокий замысел хозяйки. — Да, она мне не нравилась, но я могла просто прогнать девчонку, пусть бы шла на все четыре стороны. Ты внушил мне заведомо ложные мысли! — Или вы внушили себе? — дворецкий гаденько ухмылялся, обнажая острые зубки. — Катись обратно к Баалу или я утоплю тебя в этом дерьме! — прикрикнула Крея, прекрасно понимая, что он, скорее всего, прав, и Гнус покорно исчез. Сон как рукой сняло. Не было никакого желания возвращаться в теплую постель, чтобы ворочаться всю ночь в тщетной попытке избегнуть кошмаров, которые придут перед самым рассветом, когда тело не сможет сопротивляться. Заслышав подозрительный шорох в трубе неподалеку, Крея сотворила пламя на кончиках пальцев и подожгла сверток добротного белья, в который была завернута несчастная жертва, а затем спешно ретировалась из канализации. Смутные образы из прошлого роились в голове. Когда она была таким же ребенком, ее родителей расчленили. Она была уверена, что это связано с их работой, но теперь, взглянув на собственные окровавленные руки, подумала: «Баалисты. Искали меня? Пришел срок?» — вопросы крайне нежелательные в ее положении. Но избавиться от них она теперь не в силах. Ноги сами вели ее по улицам родных Врат, пока Крея не остановилась у роскошного особняка. Улыбнулась, догадавшись, куда попала. Часы только недавно пробили полночь. Парадный вход тифлина проигнорировала. Интуиция или, скорее, обрывки воспоминаний, подсказали ей обогнуть фасад сбоку и полезть в окно, располагавшееся на весьма и весьма значительной высоте от земли. Свалившись оттуда, можно разбиться насмерть. Цепляясь за камни когтями, Крея успешно взбиралась вверх, лишь пару раз пальцы опасно соскользнули — но ей было плевать. Послушная ее разуму магия открывала закрытые окна. «Плохая охрана, мой лорд», — хмыкнула себе под нос тифлина и осмотрелась вокруг. На шум в коридоре выглянула служанка, и, замеченная, почему-то не крикнула, а поспешила скрыться в комнате. Недальновидно. Простое заклинание — и проблема решена. Девица пыталась забаррикадироваться, но не успела. — Как интересно, — елейным голосом заговорила Крея. — Рабыня так боится попасться хозяину в ночи, что предпочитает смерть от рук грабителя, — коготь тифлины подцепил подбородок юной полуэльфийки, дрожащей от страха. — Умоляю, отпустите, госпожа, — блеяла она, как овца, на загривке которой сомкнулись челюсти волка. Госпожа? Снова госпожа? Крея нахмурилась, где-то она это уже слышала. Окинула служанку более внимательным взглядом. Остановилась на глазах. Что-то в них было не то. Будто дымкой подернуты. — Какая прекрасная встреча, выродок. А теперь отведи меня к своему хозяину, и мы вместе обсудим то, что ты тут делал до моего визита, — Крея была рада возможности преподнести презент эрцгерцогу. — Лорд Горташ в своих покоях, я не имею права… — лопотала девица. — Имеешь, если хочешь жить, выродок, — уверенная в своем подозрении хищница не собиралась отпускать добычу. Горташ встретил их в черной, как сама ночь, рубашке из шелка с роскошным жабо на шее. Такие же черные брюки из тонкой воловьей кожи. Убийца замерла, невольно залюбовавшись. Астарион может говорить что угодно, но вкус у нее все-таки есть. — У тебя минута на то, чтобы объясниться, — игнорируя приволоченную за шиворот служанку, обратился он напрямую к своей знакомице. — Дверь за собой захлопни. Они вошли в довольно мрачные покои, где не было недостатка в золоте и разных безделицах. Всю западную стену занимал огромный книжный шкаф из дуба. «Наконец, у тебя вдоволь этого добра», — подумала Крея. Слабое освещение поддерживал огонек, висевший над письменным столом. Должно быть, его создатель корпел над бумагами, пренебрегая сном. Снятся ли ему кошмары? — Знаешь, что интересно? Я не нашла шпиона в своем лагере, зато нашла тут. Угадай, чьего? Ну-ка, выродок, рассказывай, и я дарую тебе прощение. Ты подчинялся моей сестрице по нужде и ошибался, не ведая того. Отец Баал оценит твою службу настоящей наследнице. На лице перевертыша мелькнуло сомнение, но, оценив ситуацию, он все же заговорил, уже изменившимся, низким шипящим голосом: — Госпожа Орин послала меня, чтобы следить, чтобы изводить тебя по ночам. Ты должен был медленно сходить с ума, лордишка, стать бесполезным, оглядываться на каждый шорох за спиной, — метиска неожиданно злобно зыркнула на Горташа, а Крея, уловив отражение этой злобы в глазах своего союзника, сомкнула пальцы на ткани платья сильнее, прижимая к спине заложницы кинжал. Одно неверное движение — он пройдет через плоть, как нож по маслу. — Значит, звуки, от которых я не мог заснуть и не мог так же найти их причину — работа не моего воображения, а малышки Орин? Потрясающе! Погляди-ка, твоя сестренка начинает действовать более тонко. Еще немного и она поймет, для чего нужна политика, — Горташа происходящее явно позабавило. — Госпожа! Прикажите убить его, — зашипел доппельгангер. — Дерзишь, дитя. Но я прощаю тебя. И Баал прощает, — Крея погрузила кинжал промеж лопаток лже-горничной и отточенным движением левой руки достала из ножен короткий меч, рубанувший по шее. Она обожала декапитацию. Просто обожала. Уродливое создание, упавшее на пол, совсем не походило на ту девицу, которой было только что. Голова закатилась под стол, пачкая кровью искусной работы ковер. Под туловищем тоже образовывалось целое озеро. Горташ присвистнул. — Уверена, что из… этого больше ничего нельзя было вытянуть? — Мне больше и не нужно. Наша встреча с Орин неизбежна, я не собираюсь бегать за ней. Пускай боится. Ей не видать такой быстрой смерти. Перевертышу я пообещала. Хотя, возможно, он неправильно трактовал мое обещание. Иначе бы молчал, — Крея расслабилась, довольная спектаклем, в котором сыграла главную роль. Власть всегда ее завораживала, особенно — власть над жизнью и смертью. — О, этот холодный ум, эта сталь в голосе. Зачем же ты явилась на самом деле, моя бесценная союзница? — как видно, и зритель остался удовлетворен. — Ты не спал, — сказала она вместо ответа на вопрос, оценивающе глядя то на письменный стол, то на темные мешки под глазами мужчины. — Да, я кое-что перечитывал, — эрцгерцог подошел к столику и подцепил один лист из кипы. — Позволишь? — тифлина была заинтригована. — Я и не предполагал, что придется показывать их тебе, но держи, — Горташ протянул ей желанный пергамент. Автор письма довольно жестоко орудовал пером, выводя слова с нажимом и оставляя кое-где пятна, смазывающие крупные угловатые буквы с такими же угловатыми завитками, сползающие то вверх, то вниз. При всем этом почерк оставался читаемым, интуитивно понятным и даже, пожалуй, изящным в своем безобразии. Крея не касалась чернил с тех пор, как очнулась на наутилоиде, но она не могла ошибиться — это написано ее рукой. «Дорогой Энвер! Сегодня я каталась верхом на мясном големе Бальтазара. Этот жирный мертвяк пытался прогнать моих гноллов, но я пригрозила, что опущу его в чан с кислотой, если тронет собачек. Думаешь, я шучу? Кетерик, может, и дорожит своим ненаглядным некромантом, а я вот нет. Как там поживают лорды-смутьяны, у которых не хватает ума признать нового правителя? Не пора ли нанести им уже не дипломатический визит? Ты ведь знаешь, я мастерица на все руки. Кстати, о руках. Без тебя я схожу с ума в этих трижды проклятых Лунных Башнях. Унылый старикан только и делает, что размазывает по стенам свою тоску, разве что не стонет, как баньши. Я пытаюсь поднять себе настроение, играя с гоблинами, но что-то плохо получается. Мелкие мерзавцы ищут пятый угол, лишь бы скрыться с моих глаз. Когда-нибудь я вырежу улыбку на лице Торма, и мы выпьем за это. Не терпится вновь оказаться в твоих объятиях, мой маленький тиран. Навеки твоя, Крея» — Жаль, я забыла про свое обещание. Кетерик Торм так и умер со скорбной миной, — гортанно рассмеялась Крея, возвращая письмо обратно его полноправному хозяину. — Не стану больше читать. Интересно, где теперь ответные… — Рискну предположить, что Орин отапливает ими покои в храме, почивая на твоей постели, — хмыкнул Избранный. — Постели? Боюсь, батюшка настолько суров, что его детки довольствуются голым камнем! — они оба зашлись в хохоте, представив этакую аскетическую картину. — Голым? А как же кожа убитых врагов? — сквозь смех предложил Энвер. — И правда. Спасибо за идею, на свой камень я непременно натяну серую шкуру Орин, — девушка взяла в руки отрубленную голову доппельгангера, поборов, наконец, этот странный комедийный приступ, спросила задумчиво. — Они меня слушались, да? — Конечно. И твоя сестрица. Я думал, она настолько глупа и преданна, что ей не хватит духу даже косо взглянуть на твой трон. Должно быть, ей кто-то подсказал. — Отец всю жизнь испытывает меня. Знаешь, что я поняла после нашего прошлого… разговора? Осознание пришло ко мне вместе с обрывком памяти. Похоже, своим родителям я была не родная, но они, как могли, растили меня. А потом настала пора отдать меня в руки культа, и они отказались. Когда я открыла дверь… Не хотела верить, что это мама и папа. Ленты кишок змеились по дощатому полу, тут и там валялись куски других органов, порубленные на мелкие части. Когда шагнула за порог комнаты, то поняла, что наступила во что-то. Так вот, это были мозги. А на люстре висели глаза. Глаза на люстре! Сейчас мне все равно, я не удивилась бы такой картине. Но представь, что я чувствовала тогда, ребенком? — Ты никогда не рассказывала, — Горташ почесал пальцами подбородок, анализируя услышанное. — Удивляет? — Ничуть. Теперь я понимаю, почему ты в детстве была такой отчаянной, — он слабо, даже ласково улыбнулся. — Больше всего я боялась, что эти люди объявятся снова, но почему-то они не трогали меня. Видимо, миссия свершилась. Они избавили меня от ненужного груза и вверили воле Баала, — Крея дернула губой, ее обуревало неправильное чувство — ненависть к божеству, способному раздавить ее, как букашку. — А раньше ты не догадывалась, чьих рук это дело? — Не замечала того, что было перед носом. Долгие годы. Надо полагать, такая слепота тоже неспроста. Я бы размозжила эту мерзкую голову, не хочу еще больше пачкать все вокруг, — когти вошли в мягкую кожу, но Крея, избавившись от навязчивой мысли, отшвырнула частицу доппельгангера туда, где она преспокойно лежала до этого. — Уверен, горничная придет в восторг и, глядя на всю эту красоту на полу, решит, что я — садист и извращенец. — Заколдуй. Погоди, а ты разве не садист и извращенец? — Пф. По крайней мере, не в такой степени, как ты, дорогая. Тело все-таки за собой убери. — Что, уже прогоняешь? — обнажила клыки тифлина, едва ли это выражение лица могло соблазнить хоть кого-то еще. Да, они оба были садистами и извращенцами, в этом эрцгерцог, пожалуй, прав. — Отнюдь. У меня осталось вино, как раз хватит на пару бокалов. Но придется нам пить из одного. Ты ведь не хочешь больше тревожить слуг? Или снимешь им всем головы с плеч, дабы убедиться, что это не перевертыши? — Хватит с меня проверок. Сам проверяй. От вина не откажусь, — Крея уселась на край кровати, ожидая, пока хозяин наполнит бокал. Тифлина потянулась к вину, но Горташ, цокнув и качнув головой, сказал строго: — Ты на моей территории. По правилам — я угощаю, — девушка ощутила холодок стекла на губах, и вслед за ним приятную теплоту пряного напитка. Затем он отпил сам и вновь повторил свой жест. — Я умираю от жажды, а ты и без меня опорожнял эту бутылку, — завистливо глянула Крея на своего спутника, от которого и до этого разило выпитым. — Вот именно, ты крадешь то, что мое по праву, — не растерялся эрцгерцог. — А, так, значит. Знаешь, что мое по праву? Крея спрыгнула с постели, на краю которой они сидели вместе, распивая остатки вина, и на четвереньках подползла к охладевшему, но еще не окоченевшему телу. Вытащив из ножен любимый кинжал, вскрыла предплечье перевертыша и погрузилась лицом в открывшуюся борозду, шумно всасывая кровь. — Это отвратительно, — рассмеялся Горташ, происходящее ничуть его не шокировало. — За такое варварство тебя следовало бы наказать. — Злой хозяин. Не поит, потом наказывает, — закатила глаза убийца и рукой провела по лицу, кровь от этого только размазалась. — Ладно уж, я оставил для тебя последний глоток, — хитро улыбнулся эрцгерцог, но, когда она подошла, сам опустошил бокал. Крея поняла, что он держит остаток во рту, и жестким движением разомкнула его челюсти, усаживаясь на колени к мужчине. Проглатывая вино вперемежку со слюной, как ни странно, она ничуть не чувствовала себя униженной. Эти их безумные игры наверняка случались и раньше. Так что, доверяясь чутью и животным инстинктам, она, в свою очередь, окровавленными пальцами прошлась по щеке Энвера. Когда пальцы ее спустились ниже, он сам обхватил их губами. Избранная Баала и Избранный Бейна, двое сумасшедших, упивающихся друг друг другом — и эта парочка хотела управлять миром. Каковы родители, таковы и дети. Напряжение между ними нарастало, и эрцгерцог низким с хрипотцой голосом приказал: — Раздевайся. Призывно ухмыляясь, Крея неспешно принялась за застежки и, изгибаясь перед мужчиной, поглаживала себя по тем частям, что освобождала от одежды. Оставшись в одном лишь исподнем, жестом поманила его к себе, и вместе они рухнули на постель. Ей не было тяжело под весом эрцгерцога, ей не мешало трение ткани о голую кожу. Она охотно задохнулась бы в этих объятиях, боль не значила ничего по сравнению со страстью, обуявшей их. Горташ чувствовал — это нечто совершенно новое. Однажды оба они сломались, но надлом в его подруге был куда трагичнее. Влияние Баала так осязаемо, что и он порой соприкасался с его проявлением, безжалостной ипостасью, извращавшей всякий шаг, всякое слово на свой лад. Это пораженное чумой зерно проросло так, что стало частью ее характера, а теперь… Будто его изъяли. Разъяренный Соблазн, так она звала порождение проклятой крови, при всякой удобной возможности рвался наружу, полностью вытесняя все остальное. С одной стороны, раньше Крея была более жестокой, и порой приходилось задумываться — а не ему ли суждено стать следующей жертвой на без того обильно политом кровью алтаре? С другой — подавленный Соблазн представлял огромную опасность. Неконтролируемый, отторгнутый, желающий получить как можно больше, как можно скорее. Черный балдахин как бы скрывал их от окружающего мира, от кипы неразобранных документов, от растерзанного трупа — от всех забот, ставших вдруг такими неважными, такими глупыми и мелочными. И почему они так долго ждали, как слепые, потерявшиеся котята пытаясь наощупь найти путь друг к другу? Шелк приятно холодил разгоряченное тело, а голова тифлины расположилась на мягкой пуховой подушке. Когти цеплялись за богато расшитые простыни. Металл касался тонкой кожи на груди, маняще сверкал на кисти нетерийский камень, подобный огромному, переливающемуся множеством граней аметисту. И все же, Крея не могла рассслабиться, боясь утратить контроль над собой. Ее подобные луне глаза светились умоляюще. И, когда мужчина уже губами прильнул к ее лону, от чего по телу разлилась мучительная истома, а бедра конвульсивно вздрогнули, она вдруг потянула его за волосы к себе, прошептала: — Я боюсь… — из ее уст это признание звучало так чуждо, никто бы и не понял, чего боится отродье Баала, но бейнит прекрасно знал, увы, не понаслышке. — Не посмеет. Пока я ему нужен. — Пока, — глухо повторила девушка, страх ушел, уступив место привычной тоске… и ее тоже скорее хотелось позабыть. — Прошу, возьми меня. Я хочу… Хочу почувствовать, как было раньше. — Сейчас ты совсем другая, властительница моего сердца. Прекраснее, чем когда-либо, — он всегда умел говорить красиво, вливать в ее уши и тягучий мед, и сладкий яд. — Лжец, — рассмеялась девушка, и смех тотчас сменился стоном от резкого вторжения. Она разгорячилась, как адская печь, и поначалу ей даже стало холодно. Немного времени потребовалось, чтобы освоиться. Забавно, ведь, начисто утратив память, нашла себе похожего, только еще и неживого. В любовных игрищах Астариона всегда было что-то неестественное, напускное, как у бордельной шлюхи. Крея же хотела почувствовать себя просто женщиной, обычной, настоящей. Не убийцей, не героиней, не жертвой и не охотницей. Этой ночью они должны были притвориться, что нет никаких Богов, великих планов, заговоров и могучих врагов. Ее руки блуждали по влажной от пота спине мужчины, царапая, почти намертво вцепляясь в моменты напряжения. Он только морщился и через секунду ободряюще улыбался, замечая беспокойство в глазах тифлины. Все хорошо. Сейчас все хорошо. То ли эти слова звучали в голове, то ли наяву. Крея вдруг почувствовала, что апогей уже близок, и, оттолкнув от себя эрцгерцога, оседлала его сверху, двигаясь так, как желало ее тело. Она и не ждала, но миг блаженства застал их в одно время. — Похоже… нам суждено быть вместе, — заключила тифлина, восстанавливая сбившееся дыхание. — А я в этом никогда и не сомневался. Мы всегда возвращаемся друг к другу, не так ли? — поглаживая девицу по голове, прошептал Горташ, и от одних этих слов по сизой, усеянной костяными гребнями спине пробежали мурашки.