***
Игорь нашел его в саду: шубка темнела куньим и беличьим мехом на белоснежном полотне застывшего зимнего сада, его голова в пуховом платке мелькала среди припорошенных снегом деревьев и разросшихся ветвей шиповника. Игорь поспешил к нему, тяжелыми шагами вспугнув задремавших на ветвях синичек. — Вот ты где, голубка моя! — облегченно выдохнул он. — По всему терему тебя ищу! Серёжа поднял голову, за его спиной мелькнула пестрая тень — это дворовая кошка ловко проскользнула между кустами, не потревожив снежные шапки, метнулась к терему. — Мне после завтрака на воздух захотелось, — объяснил Серёжа. — Что-то срочное? Одну рукавицу он держал в руке, и покрасневшая от холода кожа его ладоней делала с Игорем какие-то странные вещи. Ноющий ком ворочался в животе, точно змея. Ему хотелось размять эти холодные пальцы, натянуть рукавицу обратно, а лучше увести омегу в тепло, на белые простыни, и не выпускать из рук никогда, чтобы никто и ничто, кроме Игоря, не могло коснуться его отныне и до конца их жизней. Игорь растерянно моргнул, вспомнив, что так и будет — нужно только немного терпения. Серёжа смотрел на него вопросительно, без опаски и подозрений. — Ты бледный какой-то, — с тревогой заметил Разумовский, — ты плохо спал? Или болит что? — Нет, я… К нам гость едет, утром почту привезли, сказали, видели его, ты не слышал? Я уже с ног сбился, слуги ленятся, угощать гостя нечем, в тереме пыль повсюду! — А кто едет? — встрепенулся Серёжа. — Вологодский князь Евгений, ты же помнишь его, голубка моя, он на прошлых именинах дядюшки был, с супругой. Он не писал, не предупредил о визите, не знает, что князя нашего нет в городе, потому мы сами должны его встретить. Накормить достойно, на охоту позвать. — Надолго он приедет? — кивнув, Серёжа надел рукавицу и плотнее запахнул шубу. — Вот пришло же ему в голову в такие холода путешествовать! — Нет, он проездом, дня на два. Мне и самому это всё поперек горла, Серёжа, — вздохнул Игорь. — Проследишь, чтобы в кухнях носом не клевали, и всё было готово к обеду? Я приказал барашка заколоть, уже должны были исполнить. — Хорошо. Так мы его к обеду ждем? — Серёжа обвел взглядом заснеженные садовые дорожки. — Вчера ведь такая метель была, может, он задержался в дороге? — Нет, он уже совсем недалеко, — Игорь помотал головой. — Я пойду распоряжусь, чтобы приготовили гостю спальню, а ты сперва пойди переоденься, голубка моя. Без князя и княгини мы с тобой должны встретить его наилучшим образом. Серёжа понятливо кивнул. Игорь не удержался: склонил голову немного вбок, оглядел омегу пристально, скользя взглядом по мягкой линии плеч, и сказал: — Надень-ка кафтан с серебряной вышивкой, тот длинный светло-голубой, он у тебя самый нарядный. И бусы мои не забудь. — Бусы дорогие, к чему кичиться ими перед супругой князя Евгения? — замотал головой Серёжа, но Игорь положил руку на его сцепленные ладони, легонько сжал, не дал договорить. — Надень бусы, голубка моя, — мягко повторил он. — Надень их.***
Отдав необходимые распоряжения, Серёжа вернулся в свою опочивальню, чтобы переодеться. Шаги его в опустевших коридорах звучали гулко и странно — словно из другого мира. Многие слуги уехали вместе с князем Фёдором и княгиней Еленой, а те, что остались, были заняты спешными приготовлениями к пиру. Во дворе звенели оружием Игоревы стрельцы. Умывшись, Серёжа облачился в тяжелый бархат, вышитый серебром, о котором просил Игорь, и замер с алыми бусами в руках. Круглые и переливающиеся, словно капли свежей крови, на светлой ткани они выглядели пугающе — как цепочка следов раненного зверя на снегу, как дорога, которой невозможно пройти обратно. Служанка, заплетающая волосы Серёже, тоже молчала. Обыкновенно говорливая и оживленная, она, будто бы переняв смятение Разумовского, не произнесла ни слова, пока расчесывала его и заплетала. Когда Серёжа обернулся, то увидел, что глаза ее полны слез, но от его волнения и вопросов она отмахнулась, бросив, что у нее умер жених. Серёжа не поверил: он знал Юлю и помнил, что за ней когда-то раньше ухаживал Игорь, а о других женихах дочери кузнеца он никогда и не слышал. Разумовского кольнуло предположение, что Юля знает что-то про Олегов отряд, что, может быть, ее любимый тоже там, но как тогда она могла знать наверняка? Вестей от них не было уже почти месяц. Но эта догадка объясняла многое: Серёжа тоже ждал жениха с войны и тоже боялся за него, поэтому не стал допрашивать Юлю, отпустил ее домой и закончил прическу сам, подколов волосы вверх и обвязав серебристой лентой в тон кафтану. — Ты переоделся? — послышалось из-за двери нетерпеливое, Игорево. — Князь Евгений уже приехал. — Выхожу, — Серёжа поправил длинные рукава, коснулся кольца с зеленым янтарем и тут же почувствовал себя увереннее. Подарок Олега он носил, не снимая, но кольцо всё равно ощущалось, как их секрет. Маленькая тайна, недоступная взглядам чужаков, обещание, вплавленное в серебро и восточные узоры. — Давай, скорее, — не тратя время на разговоры, Игорь повел его вниз по лестнице и во двор. — Постой, я шубу забыл… — Тут три шага, князь Евгений уже в часовне, — Игорь, избегая его взгляда, потянул Серёжу за руку. — Странный он, — хмыкнул Разумовский, едва поспевая за чужим размашистым шагом. — Только приехал и сразу молиться побежал, нет бы чарочку с мороза выпить, вымыться… До часовни и вправду не пришлось долго идти, мороз успел лишь лизнуть холодным языком Серёжино лицо и руки, пробежать зябкими мурашками по спине. Но что-то было не так. Не было слышно ржания коней и чужих разговоров, а во дворе расхаживали лишь несколько стрельцов. Разве мог князь приехать без охраны? И терем был слишком тих и темен — совсем не так он выглядел, когда у них гостили знатные господа. Двери в часовню распахнули двое караульных. Серёжа неуверенно шагнул внутрь, Игорь за ним, и дневной свет за их спинами померк — двери снова закрылись. Внутри горели десятки свечей и терпко пахло ладаном, четверка плечистых стрельцов переминалась с ноги на ногу, ожидая кого-то, а у алтаря стоял священник в шитом золотом облачении. Князя Евгения в часовне не было. — Игорь, где наш гость? — Серёжа огляделся, кивнул головой на приготовленные у алтаря венцы, рушники, чаши и венчальные свечи. — У кого свадьба будет? Ответ стал понятен сразу же, еще до того, как он прозвучал, гулким эхом отразившись от стен. Игорь отступил на шаг, подал ему руку и сказал, ликующе улыбаясь: — У нас. Серёжа отшатнулся. Грудь сдавило, и вдохнуть получилось далеко не сразу: несколько мгновений он стоял, бессильно хватая ртом воздух, точно рыба, выброшенная на берег. А затем Серёжа бросился к выходу. Далеко убежать не вышло: у самых запертых дверей его схватил Игорь, тут же подлетела пара стрельцов, плечистых и сильных, как на подбор, на две головы его выше. — Успокойся, голубка моя, — тихо попросил Игорь, разжимая хватку. — Всё к этому шло, понимаешь? Серёжа не понимал. Он поднял крик, рванулся к дверям, а когда стрельцы схватили его под руки, начал отбиваться ногами. Сердце билось заполошно, он даже не мог полностью осознать, что происходит, только знал с пугающей очевидностью, что ему надо наружу, надо на воздух. Игорь, видать, не в себе, надышался ладаном, да и стрельцы тоже, лишь один он, Серёжа, понимает, что происходит какое-то безумие. — Отпустите! — взвизгнул Разумовский, со всей силы отдавив ногу одного из стрельцов каблуком сапожка. Тот болезненно поморщился, но хватки не разжал. — Немедленно отпустите, кто вам право дал…! — Не надо устраивать сцен, ты потом меня благодарить будешь. Ты не мог выбрать, ты запутался, но больше выбирать между мной и Олегом не надо, — Игорь ласково заправил выбившиеся волосы Серёже за ухо, — я сделаю тебя очень счастливым, голубка моя, обещаю. — Нет! — выкрикнул Серёжа, продолжая вырываться. — Не смей! Я никогда твоим не буду! — Не кричи, горюшко мое, — вдохнул Игорь, — в святом месте надо и вести себя соответствующе. Он направился к алтарю, махнул своим людям, и те, оторвав упирающегося Серёжу от пола, понесли его вслед за Игорем. Страх придавал омеге сил, но в голове стоял туман. Не было даже слёз — Серёже казалось, что его крики просто не слышат, что он вдруг потерял голос, или все остальные оглохли, ведь не может бы так, чтобы благородного — силком да под венец, не спрашивая даже?! Но именно так и было. Держали стрельцы крепко, хоть с руками отрывай, смотрели равнодушно, будто телёнка тащили на заклание. — Вы как Олегу в глаза глядеть будете, ироды? — зашипел им Серёжа, пинаясь коленями и локтями. — А им не Олег жалованье платит, а я, — невозмутимо ответил Игорь. На лице его застыла маска терпения, доброжелательности, почти заботы, и от этого было только хуже. Если бы он злился, Серёжа, возможно, разгадал бы, за что. За что это с ним происходит, какая муха княжеского племянника укусила? И как ему выбраться из этого дурного сна, что заставит Игоря отступить? — А я порченый, порченый! — заорал Серёжа у самого алтаря, — я с Олегом был, я порченый! Нельзя меня под венец! — Врёшь, — побелевшими губами выдавил Игорь. С его лица пропала доброжелательность, но он быстро взял себя в руки, выпрямил плечи. — Не был. — А тебе откуда знать?! — отчаянно крикнул Серёжа. — Ты свечку не держал! Ты всегда ему завидовал, и сейчас хочешь через меня Олегу сделать больно. Я принадлежу ему, я был с ним, клянусь, мы… Игорь оборвал его нетерпеливым жестом, шагнул вплотную, приблизился к его лицу. Серёжа попытался боднуть, укусить, хоть как-то достать его, но один из стрельцов, заметив движение, дернул его за волосы назад. Игорь играючи провел пальцами от щеки Серёжи по шее до ворота кафтана, задержался там, поглаживая шов кончиками пальцев, голодным взглядом пожирая всё, что не было скрыто одеждой. — Я знаю, что не был, голубка моя, — вкрадчиво сказал он наконец, — я по запаху чувствую. Повязанный омега по-другому пахнет, помеченный — так вообще альфой воняет, а ты сладко так, нежно, невинно. Сиренью. Совсем как в ту весну, когда я впервые почувствовал твой запах. Я пропал с первого вдоха, Серёжа, и не было мне на земле покоя вдали от тебя. Игорь был прав. На полноценную близость они с Олегом не отважились, хотя очень хотели, и запах полыни и тысячелистника не задержался на нем дольше пары дней после их последней встречи. Серёжа сожалел об этом и тогда, но сейчас — втройне. Других весомых доказательств их связи он предоставить не мог. И отбиться не выйдет — вон, как крепко держат. — Батюшка, — Серёжа повис в руках стрельцов, стукнувшись коленями об пол, вскинул голову, ловя взгляд седеющего служителя, — заклинаю, батюшка, вступитесь, не дайте свершиться беззаконию! Нельзя венчать без согласия, не по-христиански это! Вразумите Игоря, Христом Богом прошу! — Непокорность — грех большой, сын мой, — ровным тоном, почти равнодушно сказал Серёже батюшка и осенил его крестным знамением. — Встаньте на колени и склоните головы, мы сейчас начнем. — Нет! Игорь, прошу, одумайся! Мы с Олегом твои друзья, ты не можешь так с нами поступить! Отказ священника на просьбу о помощи ранил Серёжу сильнее, чем он рассчитывал. Надежда, что это безумие прекратится, утекала сквозь пальцы обжигающим песком, в глазах пекло, ноги ослабели. Железная хватка цепких пальцев ощущалась кандалами на запястьях и плечах. Тяжелая рука надавила на затылок, вынуждая Серёжу склонить голову перед алтарем. Игорь опустился на колени совсем рядом. Серёжа чувствовал терпкий запах чабреца, перебивающий ладан и пчелиный воск свечей. Он не отобьётся. Не грубой силой уж точно, их трое на одного, не считая батюшки, которому щедро заплатили за молчание. — Я не хотел, чтобы это случилось так, — негромко сказал Игорь, крестясь. — Но ты стóишь того, чтобы сражаться за тебя, голубка моя. Ты стоишь гнева Господнего и кары людской, и я не могу от тебя отказаться. — Хорошо, — Серёжа перехватил его взгляд, извернувшись в чужой хватке. — Хорошо, сделаем, как ты хочешь, но давай сделаем всё правильно, Игорь, прошу. К алтарю меня должен вести названный отец, а не твои головорезы, ты и сам это знаешь. Я — омега знатного рода, и меня нельзя обвенчать наспех, за полчаса. Мне нужны заморские кружева и цветы, нужны гости, трубадуры и танцы. Давай дождемся возвращения князя Фёдора? Он — мой названный отец, он мою судьбу в твои руки передаст у алтаря. Игорь усмехнулся и покачал головой. Конечно, он не согласится — обреченно понял Серёжа. Он не купится на вранье про красивую свадьбу. Он знает, что если Серёжа нажалуется Фёдору Ивановичу, князь прикажет племяннику отступить, не позволит насильно выдать своего воспитанника замуж. — Хитрый ты лис, — лукаво улыбнулся Игорь, и его слова не вязались с его веселостью, — но я зашел уже слишком далеко ради тебя, и я скорее убью нас обоих, чем отпущу тебя из рук еще хоть на час. Игорь отвернулся, склонился. Батюшка перекрестил их, избегая глядеть на стрельцов, держащих Серёжу. На лицо Разумовскому брызнула ледяная святая вода, и он вздрогнул от неожиданности. Несколько традиционных венчальных молитв нараспев смешались в монотонный гул. Горели свечи, тяжело сопел у Серёжи над ухом простуженный стрелец, пахнущий брагой и луком. Рука Игоря жгла его ладонь, словно раскаленная жаровня. «Обручается раб Божий Игорь рабу Божьему Сергею во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.» Слёзы застилали глаза Серёже, скатывались по щекам и горчили на губах.***
Без помощи стрельцов добраться из часовни до терема им бы не удалось. Едва обряд венчания кончился, притихший было Серёжа бросился на Игоревых людей с новой силой, он вырывался, кричал и беспорядочно бил их, куда придется. В то мгновение Игорь осознал, что вести новоиспеченного мужа в пиршественную залу, где собрались его друзья и стрельцы, просто нельзя. Он был уверен в той четверке, что помогала ему во время венчания, но за всех гостей поручиться не спешил. Кто-то мог заступиться за Серёжу, кто-то мог нажаловаться князю Фёдору. — Отведите его сразу в спальню и проследите, чтоб не сбежал, — распорядился он, когда двери терема захлопнулись за ними. — Я выпью чарочку и тоже приду. Подождите меня там, я быстро. Услышав приказ, Серёжа заорал дурниной, будто нарочно стараясь привлечь к себе как можно больше внимания. Игорь тихо выругался. Он хотел всё сделать по-другому. Да, внезапно и да, без особого желания со стороны Серёжи, но он не подозревал, что тот будет сражаться, как загнанный в смертельную ловушку зверь. Изрядно измотанные чужим сопротивлением стрельцы подхватили его с двух сторон, зажав рот, и потащили наверх. Игорь направился на звуки музыки в главную залу, где и без него было весело. Гостей собралось немного — меньше дюжины, но шумели они, как целый полк. Свежей дичи не было; Игорь не предусмотрел всего и раздавал указания насчет праздничного обеда в последний момент, но зато солений, копчений и баранины на столе было вдосталь. Рекой лилась хмельная брага, изрядно пьяные гости танцевали, стуча каблуками по скрипучим доскам пола. Музыканты тоже основательно напились и играли из рук вон плохо, но это его и спасло — за громкой музыкой и нестройным пением Серёжиных криков никто не услышал. Игорь произнес краткий тост про любовь, судьбу и новое начало, выпил и прихватил початую бутыль с собой. Под улюлюканье и скабрезные шутки он отправился к мужу; вопроса, почему сам Серёжа не показался гостям, к счастью, не возникло. Остановившись у двери в Серёжину спальню он прислушался — внутри была какая-то возня, раздался сдавленный крик и стук. — Ты не устал еще вертеться, голубка моя? — со вздохом спросил Игорь, заходя внутрь. Двое рослых, крепких стрельца едва с ним справлялись: Серёжа рвался из рук, кусался и шипел, как дикая кошка. Увидев Игоря, он замер, сверкая глазами, полными ярости, а затем сказал с пугающей четкостью, с холодом, от которого у Игоря по спине побежали мурашки. — Я не позволю тебе овладеть мной, Игорь. Я не буду тебе принадлежать. Тебе придется убить меня. Игорь снова тяжело вздохнул. Если бы Серёжа знал то, что знал он, то сразу бы стал более сговорчивым, но Игорь очень старался не испортить этот день, сделать всё в лучшем виде, создать воспоминания, что грели бы их обоих долгие годы. Сережа ему в этом совершенно не помогал. — Это всё непривычно и ново для тебя, я понимаю, — Игорь осторожно присел рядом, положил ладонь не на Серёжину коленку, но рядом, чтобы обозначить своё присутствие. — Я не собираюсь делать тебе больно, я не хочу тебе навредить, но ты тоже должен пойти мне навстречу. — Не хочешь, конечно, — зло выплюнул Серёжа, отбросив выбившиеся из косы прядки волос, лезущие в глаза. — На супружеском ложе тоже они меня держать будут? Потому что никак иначе я тебе не дамся. — Хочешь позора на весь город? — Игорь приподнял бровь. Он пока не злился, но предположение было странным в первую очередь для Серёжи. — Что скажут о таком омеге? — А что скажут о таком альфе, с которым никто не станет делить ложе добровольно? — парировал Серёжа. — Хорошо, я отошлю их, но если ты продолжишь биться в припадках и вести себя, как умалишенный, они вернутся. Останьтесь у дверей, чтобы у моего супруга не было соблазна сбежать. Игорь махнул стрельцам, и те вышли, посмеиваясь между собой. Обретя свободу, Серёжа отшатнулся от него, кубарем слетел с постели и сжался в углу, спиной к стене, выставил перед собой руки. — Ты безумен, — сказал он ослабевшим голосом, — ты был другом мне и Олегу, что на тебя нашло? — Ничего во мне не изменилось, голубка моя. Я любил тебя долгие годы, я желал тебя с того дня, как ты расцвел, — губ Игоря коснулась грустная улыбка. — Серёжа, за что ты со мной так жесток? — Я — жесток? — ошалело переспросил Разумовский. — А заломить руки и обвенчать насильно — это в порядке вещей у тебя? Подкупить батюшку, притащить меня сюда, как мешок муки — разве это похоже на любовь? Игорь ответил не сразу. Он смотрел на Серёжу, такого злого и бесконечно красивого в своей злости. Даже распухшие от слез глаза его не портили, даже искаженное яростью личико. Он был ожившей мечтой, его густые косы растрепались почти полностью, и рыжий огонь растекался по серебристой вышивке кафтана. Сапог на нем уже не было, и Игорь ощутил мимолетный укол ревности к своим людям — за то, что посмели раздевать его без приказа, за то, что коснулись его. — Послушай, Серёжа, поверь мне, — Игорь спустился на пол, пересел поближе к Разумовскому. — Я не прошу от тебя молчания и покорности, я полюбил тебя за то, какой ты на самом деле. И я смогу подарить тебе всё, чего ты захочешь. Любой твой каприз исполню. Только оказавшись рядом с Серёжей, Игорь почувствовал его запах — непривычно горький. В часовне запах Серёжи тоже был не такой, как обычно, но Олегом он точно не пах, так что Игорь не стал заострять на этом внимание. Теперь же эти странные ноты в его запахе усилились, сгустились. Это была всё еще сирень, но другая — терпкая, неприятная, от которой щипало в носу. Серёжа злился, боялся и противился Игоревой воле, и от этого его запах утратил прежнюю нежную сладость. Игорь даже не знал, что так бывает. — Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое, — глухо отозвался омега. — Игорь, чего ты добиваешься? Ты же знаешь, что я люблю Олега и не отдамся тебе никогда, тогда к чему это? Думаешь, тайное венчание что-то поменяло? — Для меня — да, — серьёзно ответил Игорь, — я теперь знаю, что ты мой перед Господом и людьми, осталось лишь втолковать это тебе. — Перед Господом и людьми? — фыркнул Серёжа, закатив глаза. — Ты думаешь, медовуха и пара серебряников, за которые ты купил молчание этого трусливого пьяницы делает нас законными супругами? Игорь, прекрати. Всё это — затянувшаяся несмешная шутка, я… Останови это безумие, и я даже не буду волновать Олега, когда он вернется. Батюшка проспится и всё забудет, стрельцы могут судачить, если хотят, а мы будем жить дальше. Мы дружим почти всю жизнь, Игорь, — добавил он мягко, — не порти это. — Хватит говорить об Олеге! — выпалил Игорь. То, с какой насмешкой Серёжа отозвался об их венчании взбесило его до крайности, — То и дело: Олег-Олег-Олег-Олег! — он сорвался на крик, и Серёжа отпрянул, стукнувшись затылком о стену. — Забудь его! Ты теперь мой! — Оттого, что ты повторишь это сто раз, я не стану твоим! — в тон ему выкрикнул Разумовский. — Ты уже мой! — Игорь схватил его за запястье, развернул руку, — И кольцо ты будешь носить моё, а не его! Снимай немедля! Серёжа в испуге сжал ладонь в кулак, не желая отдавать Олегово кольцо, но после непродолжительной борьбы серебряный перстенек с зеленым янтарем оказался у Игоря. Серёжа и пикнуть не успел: альфа вскочил, в три прыжка оказался у окна, распахнул ставни и выбросил кольцо в заснеженный сад. — Забудь его, слышишь? — рыкнул Игорь, оборачиваясь на обомлевшего Разумовского. — Я люблю тебя, но соперничества не стерплю. Надень теперь моё, обручальное, и не вздумай снимать. Коль снимешь — поставлю метку. Её ты снять уже не сможешь. — Ты что сделал? — в широко раскрытых глазах Серёжи плескался ужас, на побелевшем от ярости лице не было ни кровинки. — Немедленно верни моё кольцо! Как ты посмел?! Омега вскочил, смахивая злые слёзы, стиснул руки в кулаки. Игорь мысленно выругался. Он не сомневался в том, что одержит верх над Серёжей, он был гораздо крепче, шире в плечах и раза в два его сильнее, но он очень надеялся, что применять силу не придется. Их разговор с самого начала шел не так: Игорь не мог найти правильных слов и отвечал невпопад, а Серёжа, ослепленный своим помешательством на Олеге, и слышать его не хотел. — Ты, гнусное, бесчестное существо, — закричал Серёжа, замахиваясь на него, — ты обещал Олегу! Не помнишь? Ты ему слово давал! Сбросить с себя хрупкого, пусть и крайне разъярённого омегу оказалось до смешного простым. Игорь даже сам немного удивился. Он грубо оттолкнул Серёжу, но тот удержался на ногах, хоть и отступил на пару шагов. Господи, Игорь не хотел, чтобы всё было так. Он не хотел портить им свадьбу, не хотел расстраивать супруга в их первую ночь, но никаких других аргументов у него не осталось. Серёжа не слышал его, не желал понять. Их будто бы разделяла стена, и этой стеной был Олег. — Обещал я, помню, а кому обещал? — Игорь не собирался быть жестоким, но холодная насмешка в его голосе появилась сама собой, без его желания. — Хладному телу? Как привезут твоего ненаглядного, велю положить в твою горницу, сможешь смотреть на него, сколько влезет! На лице Серёжи отразилось непонимание, а потом — неверие, гнев и затаенный страх. — Ты лжешь! Олег не мог… — его голос упал до сдавленного шепота. — От них не было вестей, ты не можешь знать! — Вчера приезжал гонец, я соврал, сказал, что он письмо от князя Фёдора привез. Не хотел тебя волновать. Злая усмешка сползла с его лица. Игорь, при всей своей ревности и зависти, любил и ценил Олега, как друга. В детстве их все принимали за братьев — оба темноволосые, крепкие, скуластые и хулиганистые. Весть о потере друга не добавила ему радости, зато открыла путь к Серёже. Игорь сдерживался очень долго, но отъезд князя и княгини совпал с известием о смерти Олега, и бездействовать сейчас было бы неимоверной глупостью, а глупцом Игорь себя не считал. — Я тебе не верю! — подбородок у Серёжи задрожал, голос звучал тонко и жалобно. Он покачнулся, на ногах стоял нетвердо, будто вот-вот сползет на пол. — Не может такого быть. Нет, не может! — Гарнизон, где стоял отряд Олега, взяли в кольцо и сожгли дотла, никто не выжил, — жестко добавил Игорь. — Если его тело смогут найти и опознать среди пепелища, то привезут обратно, но я бы на это не рассчитывал. И я, милый мой Серёжа, теперь твой последний шанс на удачный брак. Весь город видел, как вы с Олегом зажимались по углам, и замуж тебя ни один высокородный альфа не взял бы. Чем быстрее ты это поймешь, тем лучше. Игорь шагнул к нему, протягивая руки. — Не трогай меня! — рвано вскрикнул Серёжа. — Ты лжец и убийца, это ты отправил его туда! Я не верю тебе, я знаю, что Олег жив, он не мог, он обещал… — Прекрати, — рыкнул Игорь, приблизившись к нему вплотную. Отступать омеге было некуда, позади них была постель. — Я уже устал от твоих истерик, ты как дите малое! Я стараюсь быть с тобой мягким, Серёжа, но ты назло мне делаешь всё, чтобы меня разозлить! — Руки убери! — Серёжа с силой отпихнул его, в синем взгляде бушевала весенняя гроза. — Если это окажется правдой, неужели ты решил, что я позволю тебе… — Но я больше не спрашиваю твоего позволения, голубка моя, — Игорь схватил его за ворот кафтана, толкнул спиной на постель и быстро забрался сверху. — Отныне я твой супруг и должен исполнять свой супружеский долг. Серёжа рванулся от него, как от огня, затрещала ткань, натянулась, громко лопнула нить Серёжиных бус, а затем блестящие ягоды рябины, точно алые капельки, рассыпались по белому льну. Звонко и гулко простучали по полу, раскатываясь в разные стороны. Два года назад эти бусы ощутимо ударили Игорю по карману, но теперь ему было наплевать. — Я тебе новые куплю, любой каприз исполню, только не беги от меня, не мучай своей холодностью, — лихорадочно забормотал Игорь, прижимая Серёжу к постели своим телом. — Что Олег мог тебе дать? Рай в шалаше? А со мной ты будешь… — Не буду я с тобой! — Серёжа уперся ладонями в грудь Игорю. — Даже думать не смей! Ты лжешь, Олег обещал, что вернется ко мне! Игорь перехватил его запястья, с силой притиснул к постели. Руки у него дрожали от бессилия и отчаяния. Видит Бог, он хотел сделать всё по-другому. Серёжу хотелось ласкать и нежить, хотелось любить, а не заставлять силой, но он не давал Игорю и шанса! Слишком сильно вырывался, слишком больно пинался, еще и крики эти… За музыкой не слышны, но если кто коридорами будет ходить… — Ты делаешь хуже только себе! — Игорь наклонился к его лицу, красному от усилий. — Да послушай же ты меня! Да, наш брак начался не так, как тебе бы хотелось, но через год-другой мы об этом вспомним со смехом, обещаю. Ты всегда был частью моей семьи, голубка моя, и ты это знаешь. Тебе страшно сейчас, но представь, как старики обрадуются внучатым племянникам — нашим с тобой крошкам, представь… — Если ты думаешь, что я молча смирюсь с такой жизнью, — зашипел Серёжа, дергая крепко прижатыми руками, — то ты меня совершенно не знаешь. Глаза у него стали холодные и пустые, как два кусочка синего льда. — А если ты хоть попытаешься зачать во мне своего ублюдка, то я его выцарапаю из себя хоть ложкой, хоть ножом, понял?! Игоря точно ушатом воды окатило. Он даже не слышал звука пощечины, только почувствовал, как горит ладонь, а когда проморгался, увидел алый след на щеке обомлевшего Серёжи. Под ребрами кольнула вина: поднимать руку на омег в их доме было не принято, но существо, мгновение назад бившееся под ним, будто бы и не было Серёжей. Впечатление усиливал не только горький, душащий запах неправильной сирени, но и леденящий холод в голосе, и ненависть во взгляде, и злые слова об их нерожденных детях. Игорь ударил омегу еще раз, сам не понимая, зачем. По другой щеке. Снова по левой. Спальню наполнила блаженная тишина, возни больше не было. Серёжа перестал вырываться, и Игорь ощутил, как тело под ним замирает, точно по волшебству. Взгляд у Серёжи был странный — изумленно-пустой, не равнодушный и не напуганный, а что-то между. Игорь наклонился к его лицу, коротко поцеловал приоткрытые губы. В нос ударил запах горькой сирени. — Прости, — хрипло выговорил Игорь, развязывая пояс его кафтана. — Я не собирался тебя бить, честно. Не хотел, чтобы так получилось. Чтобы снять верхний слой одежды, пришлось перевернуть Серёжу на бок и вытянуть кафтан из-под него, оставив омегу только в длинной нижней рубашке. Сопротивления не было. Обрадованный, Игорь расположился сверху, опершись руками по обе стороны от Серёжиной головы, прочертил языком линию от уха до основания шеи. Горечь не давала в полной мере насладиться моментом, счастливый Серёжа пах иначе, но Игорь довольствовался тем, что имел. Теплое тело под ним не было расслабленным — только неподвижным, и чтобы развести деревянные от напряжения бедра в стороны, Игорю пришлось приложить силу. Тело его отозвалось на близость желанного омеги, в паху огненным жгутом скрутилось желание. Игорь так долго ждал этого, мечтал об этом дне и воображал его себе в мельчайших деталях, что не мог до конца поверить. Он задрал нижнюю рубашку, неловкими пальцами путаясь в слоях белой ткани, сглотнул, склонился к Серёжиному лицу. Щеки его омеги пылали, как в лихорадке, слезы застилали глаза. — Прости, — выдохнул Игорь ему в губы, — прости меня, я никогда тебя больше не ударю, обещаю. Я только возьму, что моё по праву. — А потом? — тихо спросил Серёжа, губы его дрожали. — Ты утолишь свой голод, растопчешь мою душу, и что потом? — Потом я буду тебя любить, — Игорь добавил в свой голос побольше уверенности, но руки на Серёжиных запястьях разжались сами по себе. — И со временем ты тоже меня полюбишь. — Ты сделаешь несчастными нас обоих, — одними губами промолвил Серёжа. Игорь понимал, что всё идет не так, но отпустить его уже не мог. Даже мысль о том, чтобы остановиться, слезть с него, не чувствовать жар его бедер и нежность его кожи, вызывала боль. Оторваться от вожделенного тела хоть на миг — невозможно, поэтому раздеваться Игорь не стал, только развязал тесемки и приспустил штаны, застонав от облегчения. Возбуждение уже было слишком сильным, чтобы медлить. Игорь расположился поудобнее, вжавшись пахом между ног Серёжи, замер и тут же на себя разозлился. Чего думать-то? Нужно как корочку с ранки — сначала неприятно, а потом хорошо. — Игорь, не надо, — притихший после пощечин, Серёжа уперся ладонями ему в грудь, и Игорь чувствовал, как дрожали у него руки, — давай хоть течки подождем, не делай этого так… Ждать он больше не мог. Помогая себе рукой, Игорь толкнулся вперед так, как с мечом бросался на противника — напролом, отважно, вкладывая в удар всего себя. Серёжа под ним дико закричал, все его тело выгнулось дугой, но Игорь, изловчившись, притиснул его к себе и удержал, вогнал сразу до конца, обомлев от узости и жара. Ему тоже было больно: изнутри Игоря зажало, точно тисками, а ноги Серёжи свело судорогой. Отступать было уже поздно и глупо. Через боль — чужую и свою — Игорь начал толкаться; сначала медленно, насилу, потом быстрее и легче. Между ними текло что-то горячее, слишком много, чтобы это могло быть омежьей смазкой. Игорь не смотрел, не хотел видеть. — Сейчас будет легче, голубка моя, обещаю. В следующий раз я сделаю тебе очень-очень хорошо. Серёжа больше не кричал — он болезненно скулил и выл, отвернувшись лицом к стене, намертво зажав в кулаках сбившуюся простынь. Игорю хотелось видеть его глаза, хотелось осыпать красные щеки поцелуями, перекрывая следы пощечин, вымаливая себе прощение, но он не нашел в себе отваги. Вот он, только руку протяни, поверни голову к себе за подбородок, но Игорь боялся увидеть в синих глазах ненависть и свой приговор. Он двигался теперь быстро, жестко, так, как давно хотелось, как мечталось долгими одинокими ночами, проведенными в мыслях о Серёже. Голова шла кругом, туман вожделения застилал разум, а сердце билось, как никогда раньше. — Умница, потерпи еще чуть-чуть, я близко, — Игорь наклонился к беззащитной шее, лизнул там, где омегам ставят метку, и всё тело Серёжи прошило дрожью. — Не сегодня, не бойся, голубка моя. Метки сегодня не будет. Излившись, Игорь не нашел в себе сил слезть с новоиспеченного мужа. Он обмяк, обнимая всхлипывающего Серёжу руками и ногами, жадно приникнув к белой шее, купаясь в волнах чужого тепла и слушая, как в чужой груди заполошно стучало сердце. Он хотел сказать что-то еще, утешить, извиниться, но не мог найти слов. Серёжа тихо плакал, отвернувшись от него, а потом спросил едва различимым шепотом: — Ты наврал мне про Олега, скажи? — Нет, — Игорь мягко поцеловал его мочку уха и приподнял голову, — Ты как, очень больно? Я не хотел, чтобы всё было так… Серёжа прервал его, мотнув головой. Губы его сжались в тонкую линию, подбородок дрогнул. — Больнее, чем словами про Олега, ты мне не сделал и уже никогда не сделаешь, — холодно вымолвил он, не глядя на Игоря. — Теперь уходи — ты получил, что хотел. Его голос и его презрение ранили Игоря точно заостренное лезвие. Он выбрался из постели, кое-как привел себя в порядок. От красных пятен на простынях и Серёжиной сорочке его затошнило. В последней попытке хоть как-то продлить их близость, Игорь взял его холодную руку в свои ладони и надел Серёже на палец золотое обручальное кольцо. В ответ Серёжа всхлипнул надрывно и отвернулся к стене. Плечи его дрожали.