Кровь двоих

      Штормовой Предел предстал перед королевой во всей своей мрачной красе. Она хмуро глядела в окно кареты, как замок постепенно заполнял все поле зрения. Его одинокая башня, величаво возвышающаяся над остальными, словно кулак, грозила небесам. Мощный оборонительный вал опоясывал замок, готовый отражать натиск самых яростных волн. Непоколебимость этой твердыни, чьи стены выдержали испытание временем, штормами и войнами, не поддавалась сомнению. Королева вспомнила, что замок был возведен одним из Королей Штормов в знак протеста против богов, чьи тщетные попытки проникнуть внутрь не увенчались успехом. Все это было сделано ради защиты их бессмертной дочери. Если человеческое дерзновение могло бросить вызов божествам, то разве оно не способно сразиться и с драконами? С волнением королева следила за стремительным движением туч, словно бросавших ей вызов, испытывая ее веру. Примета грядущей катастрофы — огненный дождь, предвестник кровопролития — разразится прежде, чем они успеют подготовиться к битве. Отворачиваясь, она подумала, что ее дядя мог бы поступить так же, как и ее падчерица. Человеческая склонность к погоне за тем, что влечет за собой лишь разрушение и грех, представлялась ей трагедией, ведущей к невообразимым бедствиям. Но под ее руководством путь ее сына будет иным — путем спасения и добродетели, вдали от обмана и мести. Колебания кареты на неровной дороге отразились на лице королевы, когда она наблюдала за враждебными играми своих старших сыновей. —Посмотри, мама, Штормовой Предел! — восторженно воскликнул мальчик, тыкая пальцем в Эйгона и едва не задевая его глаз. Эйгон фыркнул и отпрянул. Алисента с трудом сдержала раздражение, видя, как Эймонд съежился, обиженно тронул губу и схватился за палец, будто обжегшись. —Мама, Эйгон меня ударил! —Нет, не ударил! —Да, ударил! — Алисента строго взглянула на няню. Та, стараясь сохранить спокойствие, избегала ее взгляда и пыталась разнять мальчиков, чтобы не допустить ссоры. Она прекрасно понимала, чем обернется ее неспособность их контролировать. А если дети разбудят сон младшего брата или потревожат размышления сестры, то будет совсем плохо. Взаимная враждебность Эйгона и Эймонда казалась королеве естественной мальчишеской игрой. Ей говорили, что маленькие мальчики должны быть шумными и беспечными, ведь так они проявляют качества сильной и независимой личности, которые пригодятся им во взрослой жизни. Эйгон всегда стремился к лидерству, был решителен и порой чересчур напорист в общении с братьями и сестрой, не желая подчиняться. Как старший, он пользовался особым статусом, требуя уважения. Алисента была уверена, что у нее есть время воспитать из него идеального правителя. В будущем Хелейна станет для него прекрасной женой, дополняя его характер своей спокойной натурой, на что зеленая королева возлагала большие надежды. Их союз и потомство обеспечат необходимую легитимность для продолжения семейной династии, хотя сама мысль о таких традициях вызывала у Алисенты отвращение. Эймонд же, в отличие от брата, был более мягким и спокойным. Он обожал мамины рассказы и молился вместе с ней, когда брат или сестра причиняли беспокойство. Ему приписывали лучшие успехи в обучении, чем Эйгону, несмотря на его юный возраст. Иногда Алисента задумывалась, как сложилась бы их жизнь, если бы Эймонд был старшим. Это упростило бы многое. Младший сын, Дейрон, был для нее самым драгоценным. Говорили, что он и самый красивый из всех детей. Несомненно, он станет верным слугой своим братьям и сестре. Возможно, ей удастся сблизить его с кузенами из дома Хайтауэров, чтобы наследие Хайтауэров не кануло в Лету. Она любила всех своих детей одинаково. Но это не означало, что королеве не хотелось тишины. Стоило ей посмотреть на своих непоседливых мальчиков, как Эймонд уже толкал свою воспитательницу, а Эйгон гладил яйцо, которое младший брат чуть не пнул ногой в спешке увидеть замок. Мальчик крепко держал свое новое драконье яйцо. Золотое, как и предыдущее, но с розовыми прожилками — символ доброй воли от Десницы, который нашел его, когда они уже не чаяли найти ни одного на Драконьем Камне. Лорд Корлис доложил, что те, кто не бежал с беглецами и их слугами, смотрели на них с недоверием. Они лишь заботились о комфорте тех, кто искал убежища на острове. Им удалось обыскать одну из пещер Драконьего Камня. Они считали, что это яйцо самой Сиракс из-за его окраски. Алисента не хотела иметь с ним ничего общего, но у Пламенной мечты было сухо во рту, как у Великого Травяного Моря, а все остальные яйца в Драконьей яме были холодны, как камень. Это был их единственный шанс на власть. —Не хочешь положить яйцо в очаг, дорогой? — ласково уговаривала она, не понимая, зачем Эгону держать его так близко. А вдруг оно вылупится в карете и на них нападет? Словно читая ее мысли, мальчик нахмурился: —Оно должно вылупиться, и оно вылупится только если будет рядом со мной. —Не помешает положить его обратно… —Для сестры оно вылупилось, почему для меня не вылупится? — Он покачал головой, крепко прижимая к себе яйцо. Ее сердце болело за сына, а также за оскорбление, которое этот призрак нанес его разуму. Несправедливо, не правда ли? Дракончик для девочки-младенца в колыбели, даже если ей не суждено наследовать ничего, кроме замка ее благородного мужа в далеком будущем. И все, что она может предъявить в качестве доказательства обладания такой ужасной силой, — это ее явное потворство своим прихотям и пренебрежение обязанностями. Летать на драконе, видеть чудеса за Узким морем и есть только пирожные. Она отгоняет ту часть себя, которая хочет летать с ней. Эта часть давно исчезла. Однако три яйца, добытые ее старшим сыном, не одарили ни одного из них крыльями. Так и должно быть. Сын, о котором король всегда мечтал. Сын, за которого он убил. Он носит корону Завоевателя, владеет его мечом и носит его имя. Все символы легитимности должны принадлежать ему. —Оно вылупится для тебя, мой мальчик, — неуверенно улыбается королева. —Его песня дракона будет короткой, мама, — внезапно говорит маленькая Хелейна, заставляя свою мать подскочить на сиденье от неожиданного прерывания. Алисента смотрит на свою маленькую дочь, а та лишь невозмутимо смотрит в ответ. У ее дочери утонченная красота: серебристые волосы спадают мягкими волнами вокруг румяных щечек, нежные лиловые глаза всегда смотрят куда-то вдаль или никуда. Она хрупкая и замкнутая, доходящая до истерики, когда к ней прикасаются. Они пытались заставить ее надеть зеленое платье, подаренное тетей леди Линнессой, но девочка отказывается и рыдает, когда служанки пытаются его подогнать. Вместо этого она носит простое розовое платье под белым воротничком. Ее дражайшая дочь всегда была самой странной. Алисента так и не смогла понять ее, даже когда пыталась всеми способами заслужить ее любовь. —Что… что ты сказала, дорогая? —Песнь его дракона будет короткой. Печальная, печальная история. Едва Алисента собралась ответить дочери, как братья снова затеяли ссору. —Перестань трогать мое яйцо! — вскричал Эйгон. —Зачем тебе три, если ни одно не вылупилось? — хмуро проворчал Эймонд. — Безъяйцевый Эйгон. —Твое тоже не вылупилось, глупец! —Сам ты глупец! —Прекратите оба! — рявкнула Алисента, чувствуя, как напряжение передается младшему сыну, Дейрону, который начал хныкать. —Ни у кого из нас не будет крыльев, — печально вздохнула Хелейна, глядя в окно. — Так говорит синяя птичка. Но ее слова, похоже, никого не затронули. Принцы продолжили ссориться, не обращая внимания на дискомфорт, который причиняли брату и матери. Все восхищались ее сыном, и Алисента упивалась этим. Ее маленький король был очарователен в красно-зеленом дублете. Его серебристо-золотые волосы были милосердно зачесаны назад, когда он милостиво принимал подношения подданных на плюшевом кресле из красного дерева в центре шатра. Истинный наследник короны завоевателя, той самой, что кривовато блестела на его лбу. Алисента приказала кузнецам переделать корону, чтобы она подходила маленькой голове сына, так как она постоянно сползала ему на глаза, что ее очень беспокоило. Но кузнецы лишь покачали головами. Перековать валирийскую сталь было невозможно, без драконьего огня ее не переплавить. Они добавили подкладки внутрь короны, чтобы она сидела более удобно. Цвета ему к лицу, думала она с ликованием. Не считая упрямства, он был идеален. Королева гордо слушала, как лорды и леди Штормовых земель говорили, что он вылитый отец: с таким же отменным аппетитом и фиолетовыми глазами. Никто не ликовал громче, чем ее родня из дома Хайтауэр, которым удалось добраться до Штормовых земель, чтобы поддержать ее. Они с восторгом наблюдали за тем, как ее сын, размахивая руками, мчался к ним, крепко держа в объятиях драконье яйцо, с которым не хотел расставаться. —Слава королю Эйгону Второму! Визерис воскрес! — провозгласил герольд, к большому восторгу всех присутствующих в павильоне. Алисента поморщилась, но все же изобразила улыбку, отгоняя образ своего мужа, одинокого и находящегося в оцепенении, которого целитель Мелос медленно поил своим зельем, чтобы поддерживать его в таком состоянии. —Нет, я сделала то, что должна была, чтобы выжить, — шептала она себе под нос, когда мерзкое чувство вины начинало царапать ее изнутри. —Ты сделала это, сестра, — рядом с ней материализовался Гвейн. — Ты сделала то, чего не смог наш отец — приблизила нас к трону ближе, чем когда-либо. Старший брат при определенном освещении был копией их отца. Хотя у него могли быть светлые волосы матери, его острые черты лица и длинный орлиный нос, который всегда был задран вверх, словно он наслаждался тем, что мог смотреть на других свысока, напоминали Алисенте, что именно этого человека их отец считал образцом для подражания и взращивал в нем схожие черты. Сходство становилось еще более очевидным, когда она видела амбиции, сверкающие в этих пронзительных зеленых глазах, которые остановились на ее любимом сыне, всхлипывающем над подарками от лорда и леди Доррандонов. В своих золотых доспехах и плаще он выглядел идеальным рыцарем. —Это была воля богов, брат, — беззаботно ответила Алисента. — Я лишь сыграла свою роль их посланника и судьи. —Да, а также палача, — ответил Гвейн, но Алисента сделала вид, что не слышит его, приветствуя новых лордов, склоняющихся перед ней. —По крайней мере, Штормовые земли умеют принимать своего короля. —Конечно, — коротко ответила Алисента. Празднование в Королевской Гавани было, мягко говоря, неудачным. Хотя они пытались сделать его грандиозным, участие малых домов, незавершенный ремонт в Красном замке и сокращение населения, которое должно было ликовать на улицах, превратили его в унылое зрелище. Даже неудачная свадьба Рейниры по сравнению с ним казалась радостным событием. Не стоит забывать и о насмешках, которые сыпались на них по пути к септе. Штормовые земли встретили их влажной сыростью. Толстые серые стены замков и деревень были построены, чтобы выдерживать свирепые ветры и муссоны, а не для роскоши, как в Королевских землях. Запах был еще хуже: отвратительная смесь рыбьего масла и мочи. И все же, здесь их встречали приветливо. Ну, по крайней мере, большинство. —Есть новости от Золотых Плащей? — рассеянно спросила Алисента, глядя на толпу. Ничего необычного: мужчины пили и веселились, женщины сплетничали за веерами, члены Малого совета тихо беседовали, лорд Ларис украдкой поглядывал на нее. Но были и те, кто пристально следил за ней и ее сыном, с неопределенным выражением лиц. —Сир Фелл сообщает, что им удалось остановить всех, кто пытался бежать из города. На пристани был бунт, когда Золотые Плащи заставили людей вернуться домой, но он уверяет, что пострадавших было немного. —Хм. —И нам удалось завезти зерно, которого нам хватит на несколько месяцев. Конечно, это любезность лорда Талли. Экспорт леди Тирелл, к сожалению, задержан из-за непредвиденных обстоятельств. —Понятно. —Ни слова о Старках, что неудивительно. Видимо, они слишком заняты тем, что отмораживают себе причиндалы, чтобы… — Доклады на сегодня, лорд-командующий! — резко оборвала его Алисента. Хлесткий, как кнут, голос заставил Гвейна растеряться. Его рот остался открытым от удивления: сестра осмелилась перебить его! Он мог быть сыном своего отца, но ему не хватало ни его тонкости, ни такта. Наследник — ничто, в то время как она — королева Семи Королевств. Ее не волновало состояние замерзших мужских органов Старков, равно как и не особенно интересовало промедление леди Тирелл, или жалобы простолюдинов на то, что им приходится переселяться на бесплодную скалу, чтобы избежать ее гнева. Сделать с этим сейчас она ничего не могла. Пока что. Но одного за другим всех их заставят преклонить колени. Она об этом позаботится. Сейчас ей нужно было знать, что те, кто управляет Штормовыми землями и кто открыто заявил о своей поддержке ее сына, действительно их поддерживают. Ей нужно держаться за них, если она и ее семья хотят пережить этот шторм. Она должна стремиться не просто к большинству. Ей нужен полный контроль. Остальные последуют за ними потом. Не так ли? Почувствовав опасения сестры, Гвейн скривил губы в отвращении. Очевидно, он не привык, чтобы ему напоминали о его положении по сравнению с ее, но все же сгладил черты лица. — Леди Абигейл Фелл сегодня не присутствовала. Хотя сир Виллис написал, что это только потому, что его сестра больна и лежит в постели. На это Алисента вздохнула, надеясь, что это действительно так. Ей не хотелось бы сомневаться в лояльности одного из самых верных рыцарей из-за того, что его родня не разделяет его взглядов. Сер Виллис оказался гораздо более преданным им стражем, чем сир Харролд, который, несмотря на то, что настаивал на том, что его долг — защищать своего сюзерена до конца своих дней, показал, что он колеблется, и более нейтрален в том, что касается решений, принимаемых на Малом совете. Алисенту раздражало, что человек, который когда-то был единственным во дворе, кто пытался защитить принцессу от несправедливых шепотков, до сих пор стоит на страже у дверей ее отца, бывшего короля. Она предложила старому рыцарю уступить свой пост сиру Виллису, но сир Харролд был непоколебим. И как бы Алисента ни старалась, у нее нет никакого влияния на такого упрямого старика. Пока что сир Виллис — их… — Лорд Ронан Баклер и его сыновья также еще не преподнесли своих даров. Он держится в стороне. — Следи за этими двумя. Я хочу знать, на чьей они стороне, до конца недели. — Еще что-нибудь? — Кроме того, что лорд Борос заныл о каком-то вандале, который пробирается в лагеря и обратно, разливая по ним масло и алкоголь, больше ничего. — Хорошо. Два дома с Простора — это выполнимо. —Наш отец гордился бы тобой, — говорит Гвейн, и живот Алисенты сжимается. Нет, отец критиковал бы все ее действия. Если бы вообще позволил ей что-либо делать. Много времени прошло, но королева постепенно очищала кровь от яда, которым ее отравил отец. Теперь у нее есть свой яд. Никто больше не будет ею управлять. —Улыбнись, сестра. Это же праздник, — напоминает Гвейн. —Красный шторм приближается, — бормочет маленькая Хелейна, укладываясь в постель с помощью служанок. Алисента стоит у двери, с легкой улыбкой наблюдая за тем, как дочь ворочается под одеялом. Однажды Хелейна научится скрывать дискомфорт от приторных прикосновений. Ей просто нужно привыкнуть, как и самой Алисенте в свое время. —«Штормы не красные, и один из них не омрачит особенный день твоего брата, моя дорогая голубка. Завтра будет объявлена помолвка Эймонда и леди Кассандры Баратеон. Ничто не омрачит день сына. Ни призрак, ни безумный пес, ни никчемный муж. Ничто не разрушит их правление. Алисента хмурится, глядя в окно на затянутое серыми тучами небо, которое держит их в вечном ожидании шторма. Кажется, на Просторах солнца не бывает. Но ее сыновья принесут его, шепчет подсознание, жутким эхом повторяя голос отца. Она хочет верить в это. —«Не сейчас, мама. Но он вернется, — хмуро говорит Хелейна, ее широко раскрытые глаза полны страха. —«Красный и золотой будут танцевать в небесах. Пальцы Алисенты чешутся, грохот грома напоминает ей о зверином рыке. Двое, чьи цвета упоминает Хелейна, мелькают перед глазами. Она вздрагивает от молнии, ударившей за окном. Но Хелейна остается невозмутимой. —Красное и золотое небо, мама. Вглядываясь в нежные лавандовые глаза дочери, Алисента не может отделаться от чувства, что смотрит не на свою Хелейну. Она сжимает кулаки, внезапно ей хочется… —Ваше величество, совет ожидает вас, — говорит служанка, еще больше пугая Алисенту. Ей не терпится уйти. Не обращая внимания на визг и крики сыновей, доносящиеся из соседних покоев, Алисента не зашла к ним, чтобы пожелать спокойной ночи. Хелейна, оставшись одна после ухода матери на совет, замолкает и начинает тихонько напевать себе под нос, как она часто делает, чтобы заглушить беспокойные мысли. Внезапно краем глаза она замечает мелькнувшую тень и впервые за весь день, проведенный на Просторах, улыбается. Вместо колыбельных нянюшки и стука дождя по крыше ей снится тень, сидящая на окне. Это маленькое существо дарит ей спокойствие и умиротворение, но утром, когда небо расчищается, от него не остается ни следа, даже синих и черных перьев, разлетевшихся по ветру. —Ваше величество, это начинание уже опустошило казну, — с беспокойством говорит Тиланд. — Если мы хотим продолжать, нам придется урезать расходы до размеров, которые мы можем себе позволить. Особенно учитывая ваши планы по приобретению дорнийских скорпионов для отражения атак принца. Алисента раздраженно барабанит пальцами по подлокотнику. —Как же кстати, что ваш брат владеет самой крупной шахтой в Вестеросе, лорд Тиланд, — язвительно говорит она. — Уверена, он не поскупится поделиться с нами своим золотом. Это было мягко сказано. Её отец как-то грубо заявил, что Ланнистеры, если бы могли, испражнялись бы золотом, лишь бы не копить его. Сир Тиланд остается невозмутимым, лишь приподняв светлую бровь. —И их запасы не бесконечны. Хотя, я вряд ли могу винить вас в отсутствии дальновидности, Ваше величество. —Ба! Теперь мы на моих землях, Ланнистер, — громогласно заявляет Борос. — «Если я говорю, что мы будем принимать короля и его семью со всей роскошью мира, то так и будет! Алисента видит, как Ланнистер в ярости стискивает зубы от того, что его грубо отстранили, но не испытывает к нему ни капли сочувствия. Она кивает в знак благодарности своему хозяину, прекрасно понимая, что имеет его поддержку, неважно за что, пока он остается верен своим традиционным ценностям. Лорд Борос не выглядит ни веселым, ни внушающим доверия, как и его крепость. (Ей говорили, что раньше он был олицетворением силы и жизненной энергии, но в это ей с трудом верится.) У него типичные для Баратеонов черные волосы гривой и бурные голубые глаза, но он изрядно оплыл и выглядит неопрятно из-за постоянного пьянства. Её брат как-то рассказывал, что в то время как его отец, покойный лорд Боремунд Баратеон, был готов преклонить колено перед своей племянницей, королевой, которой никогда не суждено было стать таковой, во время Совета 101 года, и даже не возражал преклонить колено еще раз перед другой принцессой, Лже-Наследницей, его сын не придерживается подобных взглядов. Взглядов, которые она полностью разделяет. Именно такая поддержка ей сейчас и нужна. Алисента и сама выглядела готовой ко сну: каштановые волосы, заплетенные в свободную косу, спадали через плечо, а длинные зеленые одежды с золотыми застежками ниспадали струящимися волнами, скрывая ее скромную фигуру. Она уже крепко спала бы, если бы не эта встреча, нарушившая ее привычный распорядок. —Это мой долг, — мысленно напомнила она себе. Девочка пока этого не поймет, но со временем осознает. Алисента об этом позаботится. —Это всего лишь то, чего заслуживает моя маленькая девочка, если она хочет стать женой принца, — ухмыльнулся лорд Богрос, его бородатое лицо растянулось в подобие улыбки, отражая тлеющие в глазах надежду и жажду. —Я благодарна вам за вашу преданность, лорд Богрос. Ваша щедрость будет вознаграждена, — прозвучал ее спокойный ответ, хотя его похотливые взгляды ей были отвратительны. —Да, моя дочь рада возможности выйти замуж за вашего сына, когда он достигнет совершеннолетия. Не так ли, Кассандра? —Конечно, мой господин отец, — натянуто улыбнулась Кассандра, но ее губы не дрогнули, а в глазах застыла пустота. —В любом случае, давно пора было породниться брачным союзом с побочной ветвью Таргариенов. Как там говорят в Доме Дракона? Кровь Дракона густа? — самодовольно хмыкнул он. — Ну, может, это и было сто лет назад, но мы, Баратеоны, все же имеем ту же кровь. —Да, через бастардизацию. Какую престижную родословную вы предлагаете, — лорд Джаспер отпил глоток вина, не скрывая презрения. —Тебе ли говорить, Хайтауэр, — фыркнул Богрос, облокотившись на стол. — В любом случае, это никогда не было проблемой для Шлюхи с Драконьего Камня, не так ли? —Хватит говорить о принцессе, — отмахнулась Алисента. Казалось, грохот снаружи становился все громче, словно бросая вызов ее словам. Она с надеждой посмотрела на сира Тиланда, воплощавшего само спокойствие, пока она продолжала уговаривать этого мелкого, но своенравного лорда исполнить свой долг. —Лорд Тиланд, если мы хотим защитить это королевство от Безумного Принца, мы должны искать компромиссы с нашими соседями, — возразила Алисента. —Я уверен, мы можем повысить налоги, чтобы противостоять разорению, — отмахнулся лорд Бракен. — Простолюдины все равно не могут сделать многого со своими грошами. Сомневаюсь, что они умеют считать. —Те самые простолюдины, которые заполонили порты от Западных земель до Простора? — уточнил Джаспер. — Те, кто бежит со своих земель, чтобы не попасть под перекрестный огонь? —Они не покинут эти земли, — возразил Гвейн. — Не с тем, как мои Золотые Плащи патрулируют порты, и с новым комендантским часом, одобренным вашим королем. —Да, мы достигнем соглашения, — с железной решимостью заявил лорд Боррос. Его голос эхом разнесся под каменными сводами, а удар кулака по столу словно подвел черту под обсуждением. —Но если наше предприятие под эгидой Короны потерпит фиаско, мы всегда найдем поддержку на стороне. Алисенту заинтриговал взгляд лорда, устремленный на лорда Корлиса, хранившего молчание всю ночь. В его глазах таился неподдельный интерес, который нашел отражение и в мрачном, как грозовые тучи, взгляде ее Правой Руки. Гвейн нахмурился, не улавливая нарастающего напряжения между двумя вельможами. —Мы еще можем отправить гонцов в Долину… Сир Джаспер скептически приподнял бровь. —Аррены не станут играть на нашей стороне, учитывая связь их принцессы с… ними. Тиррелы под властью юной девы, поглощенной заботой о новорожденном сыне. А я сомневаюсь, что Старки вообще в курсе событий. —Север не забывает, — тихо проговорил Тиланд, чей голос звучал как заупокойная молитва. —Они, возможно, не слышали о новоявленном наследнике, но помнят, перед кем преклоняли колени. Упоминание о падчерице, этой проклятой девчонке, постоянно терзавшей ее мысли, заставило Алисенту сжаться. —Не тревожьтесь, моя королева, они заплатят за все, — попытался успокоить ее Гвейн, копируя заботливые жесты ее отца, что лишь раздуло огонь ее гнева. Почему он не мог оставаться на своем месте, этот бледный призрак прошлого? —Было бы разумно искать союзников в других местах, — предложил лорд Ларис, его слова сопровождала едва заметная улыбка, полная скрытых намеков. Это замечание заставило Алисенту ослабить хватку на подлокотниках трона. —Дорнийцы отвергли нас, верно? — размышлял вслух лорд Амос, поглаживая свою густую бороду. —Не на юге, а на востоке должны мы искать союзников. Где-то… ближе к тому месту, где принц и его наследники драконов залечивают свои раны, — таинственно проронил Ларис Стронг, вновь одарив всех присутствующих загадочной улыбкой. Эта мысль заставила Алисенту погрузиться в раздумья. Она прекрасно понимала намек лорда Харренхолла. Возможно, тот пергамент, украшенный печатью обнаженной женщины, танцующей с золотым шелком, и явившийся ей месяц назад из голубятни, действительно нес в себе скрытый смысл. Триархия писала… Она не могла себе признаться в этом. Они умоляли о поддержке истинного короля Вестероса, но только при условии помощи в устранении нависшей над ними угрозы — принца Деймона Таргариена, а также требовали крепость, чтобы обезопасить королевство от его враждебных действий. Алисента не могла скрыть своего негодования, едва сдерживая смех над их отчаянием и наглостью. Как они смели просить о поддержке, когда сами несли хаос и разрушения на Ступени? А их притязания на владение островами и вовсе казались абсурдными. Неужели они полагали, что она не способна читать между строк? —Нет, — твердо произнесла королева, окончательно приняв решение. Алисента резко развернулась направо. Впервые с начала собрания заговорил лорд Корлис. Его лицо исказилось темной гримасой. Он не был столь ярым критиком ее решений, как сир Тиланд, и не проявлял такой покорности просьбам, как сир Харольд, но его взгляды… Они были странными. Словно он оценивал, как она поведет себя при дворе, когда рядом не будет никого, кто мог бы ее поддержать. —Ты предлагаешь заискивать перед чужеземцами? Перед этими варварами, пиратами и торговцами, которые считают себя выше нас, лордов? — прошипел он, его ярость выплеснулась наружу. Морской Змей, возможно, не обладал драконьей кровью, в отличие от своей жены, но даже змеи известны тем, что кусают, когда чувствуют угрозу. —У принца было много врагов, большинство из них потеряли свое достоинство, свои дома, так же, как и вы, — продолжил Ларис. — Это было бы достойным предприятием, на случай, если дела с остальными альянсами, которые мы выстроили, пойдут… наперекосяк. —Нам не нужны никакие из этих морских сук, — лорд Корлис сильнее сжал кулак. — Они до сих пор устраивают беспорядки на Ступенях, а ты хочешь их за это наградить? —Разве союз с ними не будет самым логичным решением? — спросил наследник скалы Кастерли, по-прежнему беспристрастный. —Нам бы не пришлось приходить к такому выводу, если бы у вас был лучший контроль над вашей женой, лорд Корлис, — сказал Гвейн. И Алисента почувствовала, как ее подбородок вздернулся в знак вызова. В этом она могла согласиться со своим братом. С той ночи, которую барды окрестили «Ночью первой крови», принцесса держалась особняком. Это было напоминанием всем, что в ту ночь была пролита кровь, и была обещана кровь в качестве платы. Говорили, что Мелеис, Красную Королеву, можно увидеть омрачающей небо Дрифтмарка без всадника, а принцесса Рейнис продолжает выполнять свои обязанности как хозяйка дома своего мужа. Однако ее шпионы докладывают, что принцесса не смеет делить с лордом Корлисом ни ложе, ни трапезы, ни прогулки, как это было раньше. А судя по тому, как Морской Змей испепеляющим взглядом смотрит на ее брата, и потому далекому, почти тоскливому взгляду в его фиолетовых глазах при упоминании жены, похоже, он пострадал от этого напряжения гораздо больше, чем готов признать. Однако Алисента держалась за это, словно виноградная лоза за стебель. Ей отчаянно хотелось знать, что у неё есть власть хоть где-то, хоть над чем-то. Весь вечер — да и всю жизнь — её высмеивали, и она не собиралась больше быть посмешищем. —Милорд Десница, не знаете ли вы, где может быть ваша супруга? — спросила она, тихо оценивая, как его брови нахмурились в её сторону. —Я уже отправил ваши послания, Ваша Светлость. Она будет сражаться за нас. Хотя бы ради того, чтобы удержать Деймона от охоты на наших детей. Алисенте стало интересно, сколько времени понадобилось Морскому Змею, чтобы понять, что все его амбиции теперь тщетны, испытывает ли он хоть каплю смирения или все эти фырканья и угрюмость из-за того, что его, в очередной раз, превзошло драконье эго. Дождь, бушевавший с полудня, наконец-то стих, оставив после себя лишь мелкую морось. Она восприняла это как знак того, что боги услышали её молитвы. Эта мысль заставила её улыбнуться, сверкнув улыбкой, которая могла бы посрамить Деву своей показной безмятежностью. —Мы очень на это надеемся, милорд, — сказала Алисента. —Да что вы понимаете в женщинах, Ваша Светлость? — презрительно фыркнул лорд Уайлд. — Всё ещё скорбит по потере сына и дочери, которые даже долг перед вами не смогли исполнить и пополнить ваши ряды. Лорд Приливов ничего не сказал, но Алисента заметила, как вздулась жилка у него на виске. —Итак, — объявила Алисента, довольная, — если на этом всё… —Чёрт возьми, Баратеон! — застонал сир Бракен, указывая на сорванные ставни и оглушительный раскат грома, разорвавший спокойствие покоев. — Как мы, по-вашему, спать будем с таким штормом на улице? Алисента раздражённо поджала губы из-за прерывания. Но затем она заметила, как окаменел Лорд Штормового Предела, увидев то, что мог видеть только он один в темноте. —Это не шторм, — пробормотал он, в то же время как лорд Корлис тоже встал и посмотрел в окно. Однако, в то время как лорд Баратеон выглядел, словно олень, поражённый стрелой охотника, у Морского Змея дёрнулась губа, а плечи чуть заметно опустились. Буря взревела вновь, на этот раз громче и отчетливее. Члены совета кинулись к окнам: брат Алисенты, глупо выхватив меч, леди Кассандра — медленно отошла за колонну. Алисента же, помедлив, повернула голову. Судорожно сцепив пальцы, она поняла, что это не гром гремит снаружи. Вспышка света — и мимо ее глаз промелькнули красные чешуйки. Лорд Корлис хмыкнул. Неясность его слов терзала ее, как зуд под ногтями. —Похоже, моя жена все-таки решила почтить нас своим присутствием. Если Рейнира была петардой, Деймон Таргариен — огненным инферно, а Визерис — мерцающей свечой, то принцесса Рейнис была очагом. Это первое, что пришло на ум, когда Алисента увидела ее: величественную и элегантную, с серебристо-черными волосами, убранными в замысловатую прическу, чтобы противостоять ветрам, и в новой кожаной одежде. Черно-желтые цвета — цвета дома ее родственников, дома ее матери. Проходя по Круглому Залу, Рейнис излучала тепло, свет и комфорт, если то, что Алисента увидела в лорде Корлисе, было правдой. Мужчина был явно очарован своей женой, несмотря на явную дистанцию между ними в течение нескольких месяцев. Да и слепой не упустил бы взгляд лавандовых глаз Рейнис, обращенный к ее мужу, стоящему рядом с королевой. О несгибаемой стойкости этой женщины ходили легенды. Говорили, что она, подобно драконьему лорду, обладала невозмутимой уверенностью, а рядом с ней всегда был верный супруг. Он гордо и надменно стоял рядом, когда она облачалась в плащ Веларионов. Он держал ее за руку, когда с нее сорвали корону и надели на голову ее кузины. Он был за ее спиной, когда они видели, как их дети заключают выгодные королевские браки, на которые, как они считали, имели право. Они даже защищали друг друга, когда Безумный Принц разбил окно Тронного зала и произнес свое Обещание. Но однажды его не стало. Их отношения резко изменились после того, как сир Лейнор бесследно исчез, а Алисенте посоветовали взять Морского Змея в качестве правой руки для своего сына. Алисента размышляла: даже очаги могут вспыхнуть, если их потревожить. И они все еще могут гореть, если ты глупо решишь проверить их на прочность. Теперь, когда принцесса Рейнис, поднявшись после реверанса, встретилась с ней взглядом, Алисента не могла отделаться от ощущения, будто ее поглощает тот самый огонь, который пылал в лавандовых глазах принцессы. —Прошло так много времени с тех пор, как нам выпала честь насладиться вашим присутствием, принцесса! — воскликнула Алисента. —Извините, но у меня не было возможности интересоваться делами вашего короля, так как я была поглощена своими обязанностями на Драконьем Камне. Надеюсь, вы меня поймете, моя королева. Улыбка Алисенты стала натянутой. —Конечно. За словами принцессы, судя по всему, скрывалось то, что Дрифтмарк важнее слов мальчика-короля и его узурпаторши-матери. В животе у Алисенты все сжалось, когда те немногие, кого разбудил звук летающего вокруг замка дракона (большинство, вероятно, подумали, что настал их конец), начали перешептываться. И причина была очевидна. Лорд Корлис, возможно, и заявил о поддержке короля Эйгона II, но его жена не разделяет его позицию. Сердце, израненное предательством кузины, не позволяет ей целиком посвятить себя королю, который к тому же является ее родственником. Но если бы им удалось заполучить ее детей… Мысли Алисенты потемнели. Какая мать допустила бы убийство своих детей? —Я слышала, вы тоже с большой ответственностью подходите к своим обязанностям королевы-регентши, — легкомысленно замечает королева, которой никогда не суждено было стать таковой, — говорят, вам даже преподнесли новое яйцо. У короля Эйгона уже три яйца окаменели. Постигнет ли эта же участь и новое? —Это его право по рождению, принцесса, — королева откашлялась, — —Хранители драконов уверены, что оно вылупится. Он ведь Кровь Дракона. —А где же ваш сын, моя королева? Неужели он не здесь, чтобы приветствовать своего родственника, а не свою госпожу мать? Зеленая королева с трудом сдерживалась, чтобы не подбежать к женщине и не схватить ее за волосы. Она неловко пошевелилась, ее разочарование кипело под маской царственности. Алисента наблюдала за происходящим со смесью негодования и уязвленной гордости. Неужели за это боролась Рейнира? Этого она хотела добиться? Вот она: миротворица и советница, сдерживающая мужские амбиции. И она же борется с той, кто не смогла стать королевой и не уберегла свою приемную дочь от смерти. Почему она должна нести на себе всю тяжесть этого бремени? Почему они все просто не могут исполнить свой долг и склониться перед своим законным королем? —Я не правлю, как вы прекрасно знаете. Я всего лишь распорядительница королевской воли и мудрости, — ледяным тоном произнесла Алисента. Рейнис лишь криво усмехнулась: —Хм. —И за это можете быть признательны своему супругу, — прозвучало в ее устах с саркастической ноткой. Исчезнувшая улыбка леди и напряженная поза лорда Корлиса стали ей наградой за этот колкий выпад. —Его верность короне не знает границ, — продолжила Алисента, наслаждаясь тем, как ей удалось вбить клин между ними, разорвать их союз. Но принцесса, хоть и не всегда блистала искусством скрывать свои истинные чувства, в этот раз, возможно, превзошла саму Алисенту. —Законному наследнику короля Визериса, — провозгласила она и удалилась, не удосужившись испросить разрешения королевы. —Драконам плевать на мнение овец, — послышался ей шепот призрачного голоса. Он пронзил ее дрожью, ибо был слишком явственным, слишком реальным, чтобы списать на воспоминания, всплывающие в ее памяти. —Все будет хорошо. Они устоят, — пыталась она успокоить себя, но зудящее чувство под кожей расползалось все шире, и ей стало казаться, будто стены залов давят на нее, душат. —Где же ты? — Мысленно вопрошала она. Холодный каменный пол под ногами, гобелены, скользящие тенями по стенам, мерцающие свечи, отбрасывающие причудливые тени — все вокруг словно вторило ее тревоге. Внезапно порыв ветра из распахнувшегося окна заставил свечи качнуться, и одна из них погасла. Алисента вздрогнула, ей послышалось, будто кто-то хмыкнул в темноте. —Оставь меня в покое, — прошептала она, но эхо ее слов растворилось в ночной тиши. Ночь тянулась, и угасшие свечи стали ей единственным откликом. Она сдержала хриплый всхлип, а ветер из теней, преследующих ее, словно смеялся над ее бедами. Десница юного короля, восседая на бархатной платформе, хмуро наблюдал за разворачивающимся перед ним роскошным празднеством. Звон бокалов, веселый смех, разговоры, перетекающие от новобрачного принца Эймонда к леди Кассандре, восседающей во главе стола, словно издевались над серьезностью их положения. Невольно его взгляд скользнул к бушующему морю перед ними. Приближался новый шторм. И не тот, что обрушила бы Триархия, явись она по приглашению Королевы-регентши. Им всем следовало бы вернуться, чтобы укрыться, переждать гнев короля русалок и укрепить оборону. Но они здесь, чокаясь за свою погибель, не в силах оторваться от миража и увидеть бурю, надвигающуюся за ними, прямо на них. В душе Корлиса бушевал не менее сильный шторм. Сколько еще жизней будет потеряно из-за этой извращенной фантасмагории мести? —«Она погубит королевство. А ты по-прежнему исполняешь ее приказы. Морской Змей не отводит взгляда от празднества, как бы ни жаждал этого. С самого рождения его учили, что море — это его жизнь, его первая любовь. Но лишь пылкая юная принцесса, чья душа, подобная бушующему водовороту, вторит водовороту в его сердце, открыла ему, что такое настоящая любовь. Вкус трона. —Жена, — холодно приветствует он. Рядом с ним возникает облаченная в черное и золото фигура. — Я не думал, что ты явишься так быстро. Рейнис горько усмехается. —Похоже, никто не ждал моего появления. Корлис вздрагивает, и дыхание его перехватывает при виде жены. Облаченная в одно из золотых одеяний своей матери, идеально подчеркивающее ее красоту, она блистала в свете софитов. Длинное черное пальто с рукавами, струящимися до самого пола, дополняло образ, а бронзовые застежки на груди придавали ему завершенность. Из тончайшего шелка, сверкающее в свете свечей, с глубоким вырезом, подчеркивающим стройную фигуру, и искусно вышитыми узорами, это платье было настоящим произведением искусства. Вместо сложной прически ее серебристо-черные волосы скрывал черный капюшон в тон одежде, украшенный золотой отделкой. Он вспомнил, что так обычно одевались здешние женщины из Штормовых земель, чтобы защитить волосы от ветра. Но никогда еще его жена не выглядела так великолепно. —Тебе рождено было носить корону, моя драгоценность. Я бы ценил тебя за все, что ты могла бы мне дать. Вместе они могли бы править миром. А теперь посмотри, в каком состоянии их дом. Его жена наблюдала, как юный принц Эймонд с энтузиазмом разрезает пирог и радостно визжит, когда из него вылетают белые голуби, а его двенадцатилетняя невеста хлопает в ладоши под бдительным взглядом королевы. —Так вот где ты был? Какие великие амбиции впитал твой череп в этот раз? Все богатства, которые может предложить Старомест? Спасение Семерых? Он фыркнул. Кто позволил их сыну бежать, вместо того чтобы выполнить свой долг перед домом и сражаться за пропавшую принцессу, его жену? Кто решил покинуть их ложе и вместо этого проводить ночи в покоях дочери, молясь о ее безопасном возвращении? Кто, увидев черную прядь волос на голове внука и его хрупкое здоровье, отвернулся от единственного козыря, который у них был, чтобы вернуть корону, которая должна была принадлежать им? —Сохранение наших домов, Рейнис, — напомнил он, — Как всегда было. Как я обещал тебе, когда ты вышла за меня замуж. Пока мы стояли вместе… Возможно, ты забыла. —«Нет, не забыла. Никогда, — прошипела она в ответ, бушующее пламя и поднимающиеся приливы, что текли в их жилах, столкнулись. Боги, именно это он и обожал в ней. —Что ты здесь делаешь, моя драгоценность? — прошептал Корлис, томясь желанием обнять ее и одновременно встряхнуть. Именем «Морской Змей» его прозвали не зря. В этой зловонной клоаке, где интриги плетутся на каждом шагу, он — лишь одна из многих змей, готовых вонзить свои зубы. Вдалеке он видит, как королева беседует с братом и Шепчущим, не сводя с него украдкой взгляда. Рейнис, искусно обученная придворным козням самим Белым Принцем, некогда видевшим в своей дочери наследницу, также ловит эти косые, якобы незаметные взгляды. Она отворачивается, глядя на скалы внизу. —Интересно, думает он, —вспоминает ли она о нашей дочери? Считает ли она пучину моря милостью, а не пламя — карой за грехи? Ему, в отличие от нее, плевать, кто отец ее сына. Он осознавал, что отцовство — это риск, учитывая… аппетиты сына. Но это не имело бы значения в их споре с Рейнис. История не помнит крови, она помнит имена. Возможно, Рейнире не суждено было править, и ее имя со временем канет в Лету, но внук — носитель фамилии Веларион — на Железном троне… Он бы стал правителем. Ему было суждено жить. Теперь у него ничего нет. Даже валирийское наследие дочери не стало весомым аргументом для Разбойного Принца. И вот к чему они пришли — вынуждены убирать за Зеленой Королевой, разгребая последствия ее деяний. — Рейнис, зачем ты здесь? — снова спрашивает он. Она не сразу отвечает. — Сначала я хотела остановить твое безумие. Но, похоже, тебя уже не остановить, — говорит она, кивком указывая на его нагрудный знак. —Пустой титул, —думает он. —Королевские уши в цепких лапах Клубоного и ее никчемного брата. Но он принял этот знак, понимая, что его конец неизбежен. Деймон Таргариен беспощаден, он жесток, особенно к тем, кто сильно обидел его Семью. Как ты мог пренебречь Лейной, дочерью своей кузины! Он кипел от гнева, представляя, как принц опозорил брак его сына, открыто демонстрируя свою преданность жене. И все это, хотя он сам был виноват! Деймон жаждал мести. Это стало последней каплей. Его терпению пришел конец. Он больше никогда не будет полагаться на драконов, за исключением тех, что уже под его контролем. Он сам поднимет волны. Веларионы выйдут из этой битвы героями. Разве сигнальные огни не гаснут легко под натиском волн Короля Мерлинга? —Королева даровала мне больше благ, чем у бывшего короля. Больше средств, чтобы защитить наших детей. Если ему придется работать с сучкой, подозреваемой в убийстве его внука, то ладно. Сын за сына, моя королева. Обещаю вам. Жена молча изучала его, словно он был чужим. В ее прищуренных глазах читалось недоверие. О чем она думала? Это не предвещало ничего хорошего. Но ему было все равно. —Ты увидишь, моя любовь, — проговорил он. — Все, что я делаю, я делаю ради нас. Рейнис молча протянула ему письмо. —Что это? — Он берет его, разворачивает пергамент и не ожидает его содержимого. Простая дата. F & B Двадцать второй день пятого месяца следующего года. Корлис сжал бумагу в кулаке. Он разрывает предзнаменование, представляя, как пальцы, писавшие эти символы, ломаются один за другим. Не думал ли ты, негодяй, что можешь меня напугать? Своими предсказаниями, будто морские волны их не смоют? Их союз был фальшью. Никогда не был настоящим. Ему предначертано было пасть на Ступенях, уступив власть племяннице и их ребенку. Без него корона достанется им. —«Это первое предупреждение, Корлис, — Рейнис безошибочно предсказывает реакцию мужа. Вопросы рвутся наружу, требуя ответов. —Ты можешь это остановить, мой дорогой. Муж, за которого я выходила, был сильнее, — говорит она. —Что ты скрываешь? — наконец спрашивает он, глядя на жену. Была ли ее печаль лишь маской для лжи? Прикрытием тайной переписки с кузиной, мольбой о пощаде? Какие секреты она таит? Какие еще предательства остались невидимы для него? Но до того, как она успевает ответить, сквозь павильон раздается крик. Эймонд не понимает, почему его брат не любит делиться. Мать учит их следовать наставлениям мейстеров, изучать священные тексты, жить по их «ценностям». Семь заповедей — почитать родителей, не воровать, не лгать, всегда молиться… И множество других унылых правил. Но он все равно их соблюдает, чтобы быть хорошим, чтобы мама была счастлива. Эйгон не радует мать. Она видит его, но не так, как должна. Иногда кажется, что она его боится. Например, когда Эйгон устраивает истерику, она озирается, словно ожидает проклятия. Все их уже проклинают. При каждом выходе из Красного замка требуется куча золотых плащей и стражников, чтобы оградить их от летящей грязи. Он просто хочет, чтобы они ушли! Не их вина, что старшая сестра их отвергла. Не вина мамы, что отец оставил ее одну со всеми заботами! Если кто и виноват, так это дядя Деймон. Он слышал истории. Может быть, если бы он был добрее, отец выполнил бы его просьбы, и сестра была бы жива. Но он не стал, потому что он плохой человек. А он хочет быть хорошим мальчиком. Поэтому он делает уроки, читает и молится, чтобы доказать всем, что он может быть хорошим. Но разве быть хорошим не значит получать все желаемое? Няня дает ему сладости за «пожалуйста» и «спасибо». Его брат никогда так не делает. Но был один урок, который ему по душе: —Делись своими подарками с братьями. Мама говорит, что Эйгон не может делить Хелейну с ним, потому что она должна быть женой его брата, и это будет плохо. К тому же, у него тоже будет жена, хотя леди Кассандра ему не нравится. Он этого тоже не понимает. У первого Эйгона было две королевы, почему у его сестры не может быть двух мужей? Почему у него не может быть двух жен? Мама не обрадовалась его вопросу. Она заставила его прочесть на коленях двадцать отрывков из книги, и ему было очень больно! Он не понимает, что сделал не так. Он просто хотел спросить. Глядя, как Эйгон ласкает свое яйцо, словно котенка, или, как Хелейна, жуков, которых она находит на земле, Эймонда охватывает странное неприятное чувство всякий раз, когда он видит сверкающий шар в руках брата, а не в своих. Несправедливость! Почему у Эйгона все, а у него ничего? Три яйца против одного — это же нечестно! Два его яйца остыли, превратившись в бесполезные камни, а ему не дали ничего взамен. Он не хочет довольствоваться жалкой крошкой! Он хочет летать сквозь облака, рычать вместе со своим драконом, кормить его коровами, овцами, львами, жуками Хелейны и даже пони Эйгона! Он жаждет этого, но его брат эгоистично держит все при себе. Почему они не могут поделиться? Неужели Эйгону не хватает щедрости, чтобы дать ему хотя бы часть? Эта несправедливость жжет его сердце. Он полон решимости добиться своего, ведь он не меньше своего брата заслуживает иметь дракона. —Яйцо! — восторженно кричит он. Его брат поднимает взгляд, не подозревая, что будет дальше, когда Эймонд хихикает и тянется к яйцу. —Отдай! Отдай сейчас же! Пожалуйста! — визжит маленький Эймонд, пытаясь дотянуться до яйца брата, которое находится слишком высоко. —Не отдам, маленький бесёнок, оно моё! — рычит Эйгон, отталкивая лицо мальчика от своей драгоценной ноши, словно дракончик, защищающий свою добычу. —Сегодня моя очередь, мама сказала! Я вел себя хорошо! Дай мне потрогать! — фыркает его младший брат, бросая пригоршню пирога в дублет Эйгона. Все только смеются, не беспокоясь стычкой между двумя братьями. Это не в первый раз, когда они видят такое соперничество при дворе. Но щеки мальчика-короля вспыхивают, глаза расширяются от окружающего его смеха. Эйгон кипит от злости и резко дергает, заставляя брата упасть вперед. —Ты… ты жадная лживая задница! — кричит он, — Сын… —Эйгон! В павильоне воцарилась гробовая тишина. Королева Алисента, в сопровождении Лариса и своего брата, решительным шагом направилась к главному столу, где король и его брат все еще сжимали яйцо и испуганно смотрели на свою мать. —Мама… — нижняя губа бедного короля задрожала, когда он попытался вернуть яйцо, но безуспешно. Он знал, что мать не слишком его любит. Он не учился так быстро, как брат, и слишком легко сдавался, когда дядя Гвейн побеждал его во дворе. Но юный король думал, что, по крайней мере, с короной на голове, мать все равно будет любить его за это. Мать сжигала его брата взглядом, ее гордая осанка не оставляла сомнений в ее поддержке. Но один взгляд в ее ледяные глаза, и он понял, что ошибся. —Я узнаю у твоих септ, где ты этому научился! — процедила она сквозь зубы, а затем раздраженно указала на мальчика, который пытался украсть его яйцо, — И отдай эту штуку своему брату, проявите друг к другу добрую волю. Немедленно. Маленькое сердце Эйгона разбилось. —Но мама… —Эйгон. —Он поцарапает его, и оно не вылупится! — запротестовал он. На этот раз Эйгон так резко дернул яйцо, что Эймонд выпустил его. И плюхнулся лицом прямо в свой пирог. Слезы на лице маленького сына, насмешки толпы над детской ссорой, собственная неспособность утихомирить своих детей — все это омрачило разум Алисенты. А дерзкий взгляд Эйгона, его фиолетовые глаза, сияющие вызовом, подталкивали ее к решительным действиям. Должна ли она преследовать меня глазами моего сына? Что должно произойти, чтобы ты осталась в своей проклятой могиле? Грубая рука Гвейна легла ей на плечо. —Сестра, может быть, пора прекратить этот пир… Все ее тело напряглось, когда брат попытался оттащить ее. Королева окинула взглядом зал. Вопли детей, разлитая на столе еда и растущее раздражение на лице лорда Борроса, наблюдавшего, как его дочь краснеет от смущения, делали атмосферу невыносимой. Единственной, кого это не коснулось, была ее дочь. Она беззаботно махала птицам, сидящим под сводами палатки, не обращая внимания на осуждающие взгляды фиолетовых глаз Веларионов. Алисента чувствовала себя раздавленной. Все ее тщательные планы, заговоры отца, все, над чем она так усердно работала, рушились на глазах. Нет. Нет, они не могут. Они не должны показать слабость сейчас. Она оттолкнула брата и положила руки на стол. Мальчик, которого она короновала, съежился под ее взглядом. —Эйгон, ты немедленно прекращаешь плакать, отдаешь яйцо своему брату и ведешь себя подобающе королю. Сейчас же. Услышав, как мать встала на его сторону, Эймонд радостно протянул пухлые пальчики к яйцу. Но ее сын только покачал головой и крепче обхватил драконье яйцо. —Ты король, а не младенец! Это недостойно твоего звания! — процедила она сквозь зубы, стараясь заставить мальчика отдать яйцо и прекратить этот фарс. Хотя бы для того, чтобы избавить ее от этого позорного пира. Алисента игнорирует, как глаза Эйгона наполняются слезами, когда она в этот раз пытается вырвать чертову штуку из рук сына. Яйцо было горячим, но Алисента стиснула зубы и стерпела боль. —Эйгон, нет! —Эйгон, верни яйцо… —Нет! Его голос пронзил воздух. Мальчик, чье лицо в моменты гнева напоминало ее собственное, был охвачен яростью. Это было так нехарактерно для ее обожаемого, балованного малыша, что она на мгновение потерялась и не ощутила, как яйцо в ее руках стало обжигающим. Затем произошло нечто неожиданное. Как будто гнев ее сына передался камню, который она держала, заставив ее вскрикнуть и бросить яйцо на пол. Оно треснуло, выпустив струю дыма и превратившись в кучу осколков. В павильоне наступила тишина. Только щебетание Хелейны наполняло пространство. И тогда… Звук трещины. Эйгон, забыв о слезах, с захватом смотрел на останки яйца. На мгновение Алисенту охватила паника, опасаясь, что из-за детской капризности она разрушила последнее свидетельство их величия. Но взгляд ее упал на место, где было яйцо, и она замерла, прикрыв рот руками от изумления. Вспоминая о жгучем ощущении в ладонях, она почувствовала боль. —Алисента… Она не слышала зов своего брата, не ощущала жжения в пальцах. Алисента могла только с восхищением смотреть, как из разбитой скорлупы начинает появляться новая жизнь, а резкий крик прорезал тишину. Когда первые кусочки скорлупы отпали, открывая взгляду блестящие чешуйки, все присутствующие замерли. Глаза всех были прикованы к только что рожденному дракону, который впервые раскрыл глаза, вглядываясь в лицо своего нового повелителя. Золотистый и великолепный, в точности как она себе и представляла. — О, милый! Он восхитителен! — воскликнула Алисента, разглаживая юбки, чтобы поцеловать ошеломленного сына в щеку. По залу прокатились первые хлопки, а затем всеобщее ликование вылилось в бурные овации. Она нежно коснулась виска сына, когда дракончик в ответ на всеобщее внимание вновь пискнул и забавно замахал своей золотисто-розовой пастью, словно щенок хвостом. Облегчение, благословение и гордость наполнили ее сердце. Боги не отвернулись от нее. Ее дети — истинные драконы. Без сомнения, настоящие. Эймонд, как и все остальные, смотрел на происходящее с восхищением, но материнская интуиция подсказывала Алисенте, что он был далеко не рад. То же самое можно было сказать и о Веларионах, которые пребывали в состоянии изумления. Ведь только что вылупился дракон, чью кровь они не разделяли — дракон, которого они считали ниже себя. Неужели это означает, что ее кровь чище их, раз у одного из ее детей вылупилось такое чудесное создание? О, боги благоволят ей! Маленькое золотое чудо, чьи чешуйки сияли ярче, чем у драконихи Рейниры. Он казался слабым и хрупким, и его шипение в ответ на шум вокруг немного тревожило, но эта тревога ничто по сравнению с радостью от того, что ее сын получил то, что по праву ему принадлежит. — Дамы и господа! Позвольте представить вам великого дракона короля! Да здравствует король Эйгон! — провозгласил Гвейн, и толпа подхватила его слова, отвлекая Эйгона от любования своим новым питомцем. — Давай, Эйгон, милый, — ласково произнесла она, подталкивая мальчика к дракончику, — он твой, дорогой. Только твой. Эйгон сделал шаг вперед, а затем еще один. Маленькое существо замолчало, когда мальчик протянул руку. Он уже умеет его контролировать! О, какое это было благословение. Это не отнять у нее. Легкое потягивание за платье привлекло ее внимание. Это была Хелейна, чьи широко раскрытые глаза выражали тревогу. — Золотой окрасит небо в красный, мама, — прошептала Хелейна, дрожа, — песнь Золотого будет короткой. Алисента решила, что девочке просто холодно, и махнула рукой, призывая няню, чтобы та отвела ее и принесла более теплую шаль. Погода здесь действительно оставляла желать лучшего. Никаких красных небес не будет. Но внезапно в воздухе раздался шум. Стая птиц, выпущенная из мясного пирога, начала нервно перекликаться. И в тот момент раздался гомон. Алисента не могла понять, было ли это вызвано тем, что инстинкт дракончика уловил окружающую опасность, внезапным вмешательством птиц или же его собственной природой — но он начал издавать зловещую мелодию. Дракон внезапно атаковал, острые когти и сверкающие зубы вонзились в ближайшую цель. Из ее горла одновременно с криком сына вырвался истошный вопль. — Эйгон! Взлетев в воздух, дракон изверг потоки пламени, оставляя за собой ее сына, истекающего кровью на земле, мокрого от слез, мочи и крови. Паника, словно степной пожар, охватила людей. В панике они разбегались во все стороны, их испуганные вопли смешивались с гневным ревом чудовища, рвавшего шатры, поджигавшего птиц и декорации в попытке уйти. Столы были перевернуты, флаги пали на землю, воздух наполнился резким запахом дыма и ужаса. — Мама! — всхлипывал маленький Эйгон в ее объятиях, сжимая порванные рукава, пока Алисента плакала над ним, стараясь остановить кровь. Боги, эти шрамы останутся с ним на всю жизнь. И все из-за его собственного зверя! Почему? Как могло это создание напасть на своего владельца? Не узнало ли его? Разве не было достаточно времени для того, чтобы они сблизились? Или выбор яйца был ошибочен? Визерис никогда не упоминал о нападениях драконов на их наездников! Даже Караксес был ужасен, но Безумный Принц справлялся с ним достаточно уверенно. Не существовало записей о том, что Рейнира когда-либо страдала от нападений, когда Сиракс впервые появилась! Нет. Это не могло быть так! Её сын заслуживает дракона! Эймонд также плакал, спрятавшись в объятиях няни и закрыв уши. Эйгон бледнел на глазах. Её уши звенели от детских криков, а глаза искрились гневом, глядя на своего сына и ящера, восседавшего на центральной колонне, шипя и рыча на охранников, пытавшихся усмирить чудовище. В тот момент ей было все равно, считались ли эти существа святыми для Валирийцев. Это были безбожные твари, выпущенные из преисподней, чтобы разрушить все. Они не заслуживали жизни в этом мире. — Убейте этого демона! — кричала она, — Удержите его подальше от моего сына! Пламя ширилось, пожирая все вокруг. Нужно было срочно убираться, пока не стало слишком поздно. Охранники уже окружили их, но Алисенте повезло — она увидела, как стрела ее брата пронзила дракона. Его беспокойный крик прервался, когда вторая стрела вонзилась ему в горло. И так же быстро, как он появился, дракон пал. С темным удовлетворением Алисента думала о другом павшем драконе, его тело валялось у основания трона, обдумывая, как приятно видеть, что одно из препятствий на пути к безопасности и наследию ее семьи было устранено. Возможно, это был единственный способ защиты своей семьи. Теперь твои крылья больше никогда не будут терроризировать наше небо. Хелейна равнодушно смотрит вдаль, пока Эйгон рыдает над растоптанным дракончиком. Она стоит в стороне от людей, пытающихся потушить огонь. Ей все равно, что они думают. Ее брату сейчас нужно больше внимания, чем ей. Она тихонько поет себе под нос, балансируя на краю утеса с распростертыми руками. —Золотая песня оборвалась. Это печально. Санфайр мог бы быть прекрасен. Хотя, может быть, так даже лучше, подумала она. Солнце может сжечь алое и мятное. Оно может поглотить звезду. Звезда не может исчезнуть. Хелейна хмурится, голова снова начинает болеть. Поэтому она садится, заглушая крики позади себя. Вдали, у подножия утеса, она видит фигуру, наблюдающую за ними сверху. Он сидит верхом на боевом коне, его капюшон поднят, но Хелейна знает, кто это. Она уже видела его безликое лицо за своими закрытыми веками. Поэтому она машет рукой. Мужчина не машет в ответ и только уезжает. Хелейна тихонько поет, наблюдая, как остальные голуби улетают от хаоса, а ее подруга синекрылая птица ведет остальных белых голубей подальше от разрастающегося огня, охватившего павильон. Она надеется, что им будет безопаснее, куда бы они ни отправились. Гораздо безопаснее, чем здесь. Она потянулась руками к небу. Сверление в животе вернулось, и она нахмурилась. Все как в ее снах. Никто ее не слушает. Она пыталась предупредить маму, но та никогда не слушает, правда? Небо больше не было серым. Оно никогда больше не будет серым. Огонь и дым смешались и закружились, позволяя цветам окрасить небо в желтый и красный. —Небо будет красным в последний расцвет весны, — громко говорит она, надеясь, что кто-нибудь прислушается к ее предупреждениям. Но все слишком заняты тушением пожара. Не услышав ответа, она пожимает плечами и берет маленькую божью коровку, которая начала ползти по ее рукаву. В любом случае никто никогда не слушает маленьких драконов.