Сказки на ночь

— Кто испортил ожерелье?! — истошный крик Дейдары, словно взрыв, поднял на уши весь дом Цучикаге.       Куроцучи и Акацучи прекратили игру, повернувшись в сторону широкого коридора. Ооноки отвлёкся от чтения свитков и перевёл взгляд туда же. А Хан продолжил вырезать фигурку из дерева. Словно ничего не случилось. Дейдара влетел в зал, с шумом и грохотом, как оползень. Злой, растрёпанный и помятый. Будто не из комнаты в семейный зал прибежал, а миновал степь, обогнул гору и пересёк песчаные карьеры, и наконец прибыл в поместье. Мальчонка поднял руку с тёмной лентой, к которой были прикреплены синие и зелёные кристаллы. Разбитые. — Кто его сломал?! — взревел истерично, шмыгая носом.       Какое-то время присутствующие молчали. Только стругающий дерево нож всё шуршит. Младшие — Куроцучи и Акацучи — пожали плечами, недоумённо моргая. Дедушка фыркнул и покачал головой. Хан таки поднял взгляд. — А… Это я, — ответил спокойно и отложил ножик. — Ах, ты! — сразу ощетинился Дейдара, стремительно подходя к старшему «брату» — Как ты посмел… — Ну, ты же моё взорвал, — не обращая внимания на «мелочь», осмотрел созданную лошадку — Тем более тебе ещё рано, до брачного возраста не дорос. — Я хотел попробовать сделать, придурок! — зло ухмыльнулся, оскалился — И в отличье от тебя у меня есть шанс кого-то найти и жениться! — Хан поджал губы, едва заметно, и посмотрел на младшенького. — За такого низкорослого сопляка? — прищурил светло-карие глаза — Тебя Куроцучи пихает и бьёт — ты разваливаешься, как листик сухой. Что уж говорить про других девочек, — приподнял обожжённый уголок губ.       Дейдара подавился воздухом, не находясь, что ответить. Лицо его покраснело, надулось. Шумно выдохнув, наклонился к маленькому титану и выплюнул: — Зато я не дышу и не плююсь кипятком по поводу и без! Не представляю, как они с тобой жить будут! — Хан стушевался, но виду не подал. А малец продолжил: — И урод ты жуткий! Нос птичий, бровей нет, шрам на скуле и пол уха сожжено! Ещё волчий хвост твой и взгляд, как у убийцы! С таким не то что жить тяжело — просто говорить невыносимо! — старший сжал челюсть, зубы заскрипели.       Фигурку отложил. Сам нарочито спокойный, но напряжённый: пальцы подрагивают, желваки скачут, взгляд сердитый, ноздри раздуваются. И смотрит прямо, жутко. Будто ударить хочет. Но нельзя. Потому Хан вдыхает, отворачивается и выдыхает, с шипением выпуская пар. Дейдара гордо улыбнулся, тихонько хихикая. В этот раз довёл до кипения быстрее обычного. — Дейдара, — грозно позвал Ооноки, — отойди от Хана. Хватит нарываться, — мальчик фыркнул, развернулся на пятках и пошел к учителю. — Я просто хотел всё выяснить, — развел руками, подсаживаясь к младшим. Быстренько повернулся и показал язык сводному, тот цыкнул, отворачиваясь. — Он подросток. Для окружения джинчуурики это опасный возраст: неизвестно, что он может сделать, будучи злым, — запричитал дед. — Я не умею злиться, — поддел носком тапка камень и пнул. — Ты только кипишь, чайник, — бросил Дейдара, распуская волосы — И за ожерелье ответишь ещё, — Хан хихикнул. — Опять взорвёшь подушку или покрасишь комнату в розовый? Как в пять лет? Как жалко, что я больше не ночую в своей комнате. — Придумаю что-то получше, у меня же не чайник с копытами вместо мозга! — Да, у тебя там солома. Вон, торчит из головы, иногда выпадает, — указал на золотистые, спутанные волосы. — Зато мне есть чем похвастаться, тебе же больше половины сбрили и оставили несчастную полоску! — До инициации дорастёшь — самому всё выскоблят и нечем хвастаться будет, малявке такой… — Хватит! — рявкнул дедушка, стукнув кулаком по столу. И сломав — на эмоциях увеличил вес руки — Вы хуже горных баранов в брачный период! Оба тупые и злые! — по-старчески зарычал и скинул свитки — Быстро охладились и вернулись спать! Ваша общая сестра пожелала собраться, впервые за столько времени, а вы тут устроили галдёж!       Мальчики послушно встали — Дейдара махнул волосами и забубнил, Хан просто цокнул — и разошлись. Младший в один коридор, старший — в другой. Ооноки недовольно поморщил красный нос, двигая усами. Собрался уходить, но вдруг Куроцучи схватилась за полы его халата. — Чего? — та подняла голову, заглянула в глаза. — Дедуль, а с чего появилась традиция дарить выбранным девушкам ожерелья? — Цучикаге громко хмыкнул и одёрнул халат. — Тебе не зачем знать. Это давняя история, — ответил грубо и отвернулся. — Ну, дед, ну интересно же, — запричитала девочка, заваливаясь на бок. — Нечего, ложись спать. Быстро! — Ну, расскажи, — грубо потребовала внучка, подбегая и хватаясь за пояс дедушки. — Нет! — рявкнул он — Я тебе человек Ветра или Огня, что ли? Сказки рассказывать! Ещё чего! — Но, дедушка, нам же больше никто об этом не расскажет, — присоединился Акацучи, сонно раскачиваясь из стороны в сторону, как неваляшка — Расскажите хоть Вы. Пожалуйста. — Расскажи, дед! — Куроцучи повисла на конце крепкой ленты, потянула Ооноки назад. — Нет и всё тут! — Расскажи! Расскажи! Расскажи! Расскажи! Расскажи! — противно заскрипела девчонка. — Куроцучи, перестань! — Расскажите… — Акацучи, не вторь ей! — Дед, они не уймутся, — в зал вошёл Хан — А что это за ожерелье с розовым кварцем в стеклянном шкафу? — самая младшая вновь воодушевилась и подпрыгнула. — Ты делал брачное ожерелье ещё кому-то, кроме бабушки? — пропищала она — Кому? Зачем? И с чего? — Не ваше дело, надоедливые орлята! — выдернул ленту из детских ручонок и взмахнул полами, аки крыльями — Быстро спрятали клювы и легли спать! — Куро вспыхнула и надулась, словно пузырёк лавы. — Нет! — ответила твёрдо и топнула ножкой — Не сдвинусь с места, пока не расскажешь всё! — Ну, дед, — Акацучи перестал умолять и начал веселиться. Взаимодействие деда и любимой внучки всегда казалось обитателям поместья смешным — Расскажите. — Дед, они не угомонятся же и спать тебе не дадут, — поддержал Хан, садясь чуть поодаль — Рассказывай давай, уже всем интересно. — И ты туда же?! — Кто туда же? — ворвался Дейдара — Из-за чего шум? — Ребята вытягивают из деда сказку и историю из молодости, — мальчонка воодушевился, не обращая внимания на нелюбимого джинчуурики. Подбежал, встал рядом с «сестрой» и тоже запричитал. — Правда? Интересно! А почему рассказывать не хочешь? А, дед? Тебе стыдно? Неловко? Это что-то странное? Или эдакое? Что не так? Когда это было?.. — у Ооноки вскипела голова от вопросов ученика. Ещё и внучка продолжает ныть и дружок с ней в унисон говорит: — Ну дедушка! Расскажите, пожалуйста! Мы же не уснём теперь! — Тебе сложно что ли, дедушка? Ну расскажи! — Ну, дедушка, давай! — Давай дед… — Замолчите! — заорал старик, отскакивая от толпы детей.       Встал на тумбу, осматривая внуков и сердито шевеля челюстью. Будто жуя что-то. — Историй значит хотите? — рявкнул мужчина, сжимая руки в кулаки. Младшенькие дружно кивнули — Тогда устраивайтесь и готовьтесь, — прошипел, краснея от злости.       Куроцучи с разбегу плюхнулась на подушки, рядом с другом, победно ухмыльнувшись. Тот довольно лёг на бок, подтянув одеяло. Дейдара, хихикая, взял самую большую подушку и сел посередине. Хан пожал плечами и уместился позади младших, оперившись на руки. Случайно пихнул Дейдару коленом, тот оскалился и показал язык «братцу». Джинчуурики закатил глаза, вздыхая, отодвинулся. Куро шикнула на них и повернулась к деду. Шиноби сурово осмотрел внучат. А те наконец затихли и замерли, в предвкушении. Их семья редко собиралась вместе. Ещё реже — взрослые проводили время с детьми. Если исключить «ритуальные» встречи и тренировки. Дед вспорхнул и уселся на кресло, перед ними. — Традиция создания брачного ожерелья существует с незапамятных времён. Когда мы ещё не знали о чакре. А всё началось с одной легенды…       …Тогда Титаны ещё держали небеса на вершинах гор. Даймё и их рода не явились на свет. Общество четко делилось на классы. В наших краях их звали так: самые знатные — Самоцветы, близкие к ним, почитаемые — Руды, работающие на них в разных сферах, от строительства и телохранительства — Камни, занимающиеся полевыми, неблагодарными, работами — Земля, и самые низшие — Грязь. Чаще всего Самоцветы и Руды держались в отдалении других. Видели их раз в сто лет. До одного дня.       Однажды группа Камней-шахтёров и кузнецов обнаружила загадочную пещеру. Во время поиска металлов — стали, золота, серебра — они пробили одну гору. В которой были спрятаны огромные туннели, усеянные множеством кристаллов. Горы сияющего, полупрозрачного кварца, различных цветов и размеров. Синих, розовых, с дымкой внутри, пузырями и без, треснувшие и целые, мелкие, словно травинки, и громадные — с четыре метра в высоту — будто дуб в густом лесу. Удивительно, что пещера сама не треснула ранее от такого многообразия. Пусть ремесленники и искали другое, они всё равно стали исследовать загадочную пещеру. Пробуя раскапывать минерал. Но в ответ на их действия гора неистовствовала. Начинались землетрясения, обвалы, оползни, резкие порывы ветра, грозы. Почва под ногами раскалывалась, расходилась в разные стороны, словно звериная пасть. Желала поймать и проглотить чужеземцев, пришедших приручать дикую землю. Но те упрямо остались. Создали поселение, сосредоточенное на исследовании и добыче неизвестного кварца. Гора позднее словно смирилась, перестала препятствовать рискованной добыче камней. Она стала «говорить» с ремесленниками: многие во время раскопок слышали голоса, что-то неразборчиво шепчущие. Но предпочитали не обращать на это внимания. Однако один юный кузнец решился пойти на голос, устав от неизвестности.       Вечером, под конец рабочего дня, он пошёл вглубь пещеры. Бродил долго, плутал да плутал. Встречал развилки — поворачивал вслепую. Прислушивался — голосов всё не было. Но этот Камень был достаточно твёрд, чтобы упрямо продолжить путь. Пусть и без ориентиров.       Долгое время ничего не происходило. Так он и блуждал по кристальным лабиринтам. Пока вдруг не начал таки слышать голос. Девичий. Звонкий, чистый, словно горный хрусталь, он эхом отражался от сияющих стен лабиринта. Распространяясь по всей пещерной системе. Воодушевившись, наш герой навострил уши. И побежал на голос. — Ну и? Что случилось? Что? — Умолкни, взрывной… — Сейчас ты умолкнешь, кипячёный! — Тс-с-с, ну не перебивайте… — Клювы захлопнули! Вот неугомонные орлята… Кхм!       …Теперь он слышал не невнятный шёпот, состоящий из множества речей. А чёткие слова, их тон и манеру. Знакомые, известные с детства. Это была колыбельная, которую знали все жители Земляного Государства: Далеко-далеко, в короне горной, Существует сад, цветов и зелени полный, Не боится он ни землетрясений, ни лавин, ни оползней, Там орлы над главою не порхают, Змея не шипит, пума лап не поднимет, а бараны рог не навострят, Каждый зверь друг другу рад…       Поражённый мужчина запнулся. Но не упал. Замедлился и подошёл поближе. Выглянул из-за угла. И потерял дар речи. У пещерного водопада, на каменном выступе стояла девушка. Черноволосая, кареглазая, бледная, тонкотелая. Тот самый Самоцвет. В благородных багровых одеждах. — «Прекрасная» — подумал он. И оступился, толкнув внушительных размеров камень. Тот покатился, зазвенел и выдал непрошенного гостя… — И? — И они разбежались…       Детки дружно захлопали глазами, недоумевая. Дед вздохнул. — Она испугалась, увидев грязного шахтёра размеров с гранитный валун. Он же не нашёлся что сделать и сбежал в панике, — Хан фыркнул. — Тоже мне упрямый Камень. — Действительно, — важно поддержала старшего Куроцучи, — испугался хрупкой девчонки, что руки даже в глине не пачкала! — скрестила маленькие ручонки на груди, задрав нос. Акацучи с Дейдарой закивали. — Хм, — дедушка усмехнулся, — клюёте, не изучив добычу, — детки встрепенулись — Пока не узнаете всё — судить не можете…       …Камни славятся своей задумчивостью, как и титаны. Герой не был исключением: он долго размышлял над произошедшим. Ночами не спал, анализировал новые, вдруг возникшие чувства. Стал сам на себя не похож. Побелел, чуть похудел, осторожничать начал, рвение к работе перестал проявлять. Чем самому себе осточертел. И решился на повторное посещение пещеры. Не помня дороги.       Шахтёр вновь прислушался. Побрёл на голоса. Искал знакомые повороты, отчаянно вспоминая хоть какие-то отличительные черты заветного маршрута. Розовые кристаллы, что бутоном торчат посреди коридора. Большой зелёный булыжник в углу. Полупрозрачные синие стены, гладкие настолько, что в них можно увидеть своё отражение… Что-то он обнаружил, что-то нет. Кажется, духи повели его по новому маршруту. Более долгому и тихому — только далёкие шепотки и слышно.       Так ему казалось, пока он не услышал шум воды. И не увидел знакомый широкий проход. Шахтёр тут же сорвался вперёд. Влетел, остановился и встретился взглядом с уже знакомой девой-Самоцветом. Что статуэткой замерла в углу.       Смотрели они друг на друга долго. И так увлечённо. Не удивительно, ведь ранее один не видел никого похожего на другого. Камень вновь ощутил то незнакомое чувство, чистое, тонкое и прекрасное. Как кристалл.       В какой-то момент они отмерли. Пошли навстречу. И заговорили. Шахтёр не заметил, что время и прежние дела вдруг утратили значение, а голоса духов пропали. Словно мира за пределами пещеры не стало. — А потом? — Они с трудом расстались, вернулись по домам. — Что? Пф, всё так просто закончилось… — Эх… Нет…       …На следующий день они вернулись в «свою» пещеру и вновь провели вместе ночь. Изо дня в день их тянуло друг другу незримым магнитом. Так они сближались: острые углы стачивались, частички Самоцвета и Камня сливались воедино, создавая в недрах пещеры новую породу. Очень крепкую, словно гранит. Однажды парень понял, что за необычное чувство он обретал, видясь с девой-Самоцветом, и терял, расставаясь с ней — любовь. Которую он не знал, как выразить, в отличье от девы: она часто приносила возлюбленному книги, рубахи с ручными вышивками и иные артефакты из своего «мира». Он не смог придумать ничего лучше самодельных украшений. Затем, по счастливому совпадению, ему и его коллегам удалось добыть редкий сияющий кварц, выросший в этой пещере. И вдруг Камню пришла идея сотворить из множества маленьких кристаллов ожерелье. Слишком тонкая для его рук работа, но он отчаянно желал её выполнить. Он собирался подарить украшение на одной из грядущих встреч.       Так бы они и виделись тайно, без ведома окружающих. Если бы отец девы не решил сосватать дочку сыну хорошего друга. Но неожиданно для всех его сокровище ответило резким отказом. Мужчина возмутился и решил выяснить причину. Отправил слугу следить за ней и затаился в доме, ожидая. Ждал он три дня и три ночи, без сна и еды. Пока слуга не вернулся и не сообщил о тайной жизни дочери. Очевидно, мужчина-Самоцвет разгневался. — Как она могла ослушаться меня? Как она могла отправиться в ту пещеру? Как она могла связаться со столь низким человеком?       Он принял её поступок за предательство и решил жестоко наказать. Послал свою стражу в поселение шахтёров. Несчастный не знал за что его схватили и вывезли в неизвестные территории. Пока не попал на ковёр к мужчине-Самоцвету. Местному Феодалу, по чьему приказу и начали стройку шахт. Камня осудили, — по сути, незаконно, — приговорили к смертной казни и посадили в тюрьму, до назначенной даты.       Узнав от отца сею новость, дева тут же упала наземь от шока и страха. Проснувшись, она не прикоснулась к еде и питью. Стала чахнуть. Трескаться на части, если выражаться на языке Земли. Увидев состояние дочки, мужчина сжалился и позволил ей напоследок увидеться с заключённым. Словами не передать, как были счастливы влюблённые. Хотя оба понимали — они обречены. Под конец, шахтёр вынул из тайника законченное ожерелье и подарил в знак вечной любви и верности. Потерянная дева приняла подарок, её увели.       На следующий день Камня казнили. Вся прислуга, служащие и помощники господина были там, как и его друзья и жених дочери. А Самоцвет не пришла: она падала в обморок от одной мысли об участи возлюбленного, неясно, что бы с ней приключилось, увидь она это вживую. Отец не стал её вести туда насильно. Слишком это было жестоко. Вплоть до свадьбы несчастная просидела в комнате. Затем же попросила служанок сопроводить госпожу на последней прогулке по родовому саду. С дозволения отца, конечно же. Никто ничего не заподозрил. Пока юная дева не пропала в кустах пионов. Она сбежала у всех на виду. Об инциденте немедленно сообщили хозяину и тот сразу организовал поиски. Искали в том числе и у кристальной пещеры. Саму пещеру стали обыскивать слишком поздно: незнающие её особенностей солдаты быстро терялись и путь обратно находили с трудом. Но отец раз за разом отправлял слуг и охранников изучать бесконечные лабиринты загадочного лабиринта. Безрезультатно.       Все сдались и покинули пещеру. Но иногда, случайно попавшие туда путники до сих пор слышат нежное пение в сопровождении стука кирки. Хотя Камней-шахтёров, с одной стороны, и любопытных Самоцветов, с другой, давно нет… — Так и появилась традиция — «брачное ожерелье», знак любви до гроба. А зелёный и синий цвета стали священными, духовными цветами… — …Это как-то… глупо.? — первой подала голос Куроцучи. — Странно, — задумчиво поддержал её Хан — Все эти легенды про любовь странные… — И из-за этих несчастных я захотел сделать ожерелье, — Дейдара презрительно фыркнул — Пф, столько трёпа и из-за них? Тут даже нет искусства… — Чтоб вы понимали, дурашливые козлята, — грубо отчеканил дедушка. Четвёрка дружно дёрнулась, переводя недоумённые взгляды на Цучикаге — Вы ещё слишком малы, чтобы понять героев, — фыркнул и отвернулся — Я тоже долго считал эту легенду глупостью, пока не приехал в Страну Огня. — Акацучи воодушевился, Куроцучи засияла. — Да ладно, дед?! Ты и так влюблялся? — Ооноки в ответ хмыкнул. — Это было давно. Я был совсем юн и даже иногда застенчив, ещё учился у Второго. Во время дипломатической миссии, я просто блуждал по улицам, бросал презрительные взгляды на снующих туда-сюда, как мурави, людей Огня и мечтал о возвращении в Ива. Пока не столкнулся с одной женщиной… — в старческом голосе промелькнула нежность — Сильно старше меня, высокая, статная, с прямыми тонкими чертами. Такая же, как многие люди Огня, но имеющая свои отличительные черты: розовые волосы и голубые, блестящие, как гранённый аквамарин, глаза. Традиционная одежда, необычная причёска со множеством маленьких украшений, делали её образ ещё более… благородным. — Хм, звучит, как произведение искусства, — вставил Дейдара — А ты говорил с ней? — Да, но очень мало. После столкновения я словно утратил дар речи и долго не мог выдавить из себя и звука. А она, усмехалась и пыталась меня разговорить. То и дело смеялась с моих застенчивых реакций… Всё что я успел, так это спросить нравится ли ей розовый кварц. — А, — Хан кивнул самому себе, — вот кому предназначалось то ожерелье. — Да. Но перед возвращением, я узнал, что она замужем. Поэтому оно и незаконченное. — И ты его не выкинул? — поинтересовался Хан — Зная твой нрав, дедушка… — Ооноки нахмурился и резко развернулся, взмахнув полами халата. — Конечно, нет! Это часть моей истории и моё потраченное время! Как я могу так просто выкинуть его?! Если я захочу от него избавиться, то своими руками разобью на атомы! — выпалил старик воодушевлённо.       Детки замолчали. Дедушка выдохнул, расслабляя плечи. — Когда встретите кого-то, кто своим присутствием затмит весь остальной мир, тогда поймёте, орлята. Сейчас вам рано думать об этом, — сморщил нос — А теперь живо в общую комнату и спать! — рявкнул. — Кто последний — тот протухшее яйцо! — крикнул Акацучи и выбежал первым. — Жулик! — за ним вскочил Дейдара. — Нечестно! Хан, неси меня! — Куроцучи запрыгнула на спину кузену. — С какого валуна? — Ну я же ма-а-аленькая, — прижалась щекой к выбритому затылку.       Маленький Джинчуурики вздохнул. Подхватил ноги сестры и побежал. Цучикаге проводил всех внуков суровым взглядом, как бы подгоняя их. Затем же, сердито бубня под нос, отправился в свои покои.