сказки о заоблачных цветах и медовом солнце

      Усталость накатывает на него внезапно, безо всякой, казалось бы, причины. Давит на виски и стискивает горло невыплаканными слезами, заставляя глаза гореть невыносимо. Чимин поджимает губы, обнимает себя руками и старается хоть немного привести в порядок мысли, которые вдруг начинают метаться, словно птицы, запертые в клетке, бьющиеся о прутья и пытающиеся найти выход из ставшего таким тесным пространства. Чимин чувствует, как на него накатывает паника. Липкий страх ползёт по спине, заставляя неконтролируемо дрожать. Ему срочно нужно успокоиться, но как это сделать – он не знает. Или знает? Слепо, будто новорождённый котёнок, он шарит рукой по стене, пытаясь идти вперёд. Туда, куда зовёт ниточка тепла, связывающая его с чем-то (кем-то) бесконечно важным и нужным. Чимин надеется, что это поможет ему обрести хоть немного вдруг утерянного равновесия. Небольшой замок тих и почти пуст – Чимин не любит лишнюю суету, как не любит слишком много посторонних шумов. Несколько слуг неспешно выполняют свою работу в другом крыле, а немногочисленные ученики вовсе редко бывают в жилой части замка, довольствуясь учебными кабинетами и библиотекой, расположенными в подвалах. Они слишком заняты своими исследованиями в попытках получить хотя бы часть божественной сущности, но Чимина трогают редко в свободное от официальных занятий время. Чимин не считает себя богом. Он просто создание высшей материи, чем-то отличающийся от людей, которым призван помогать, а чем-то абсолютно схожий с ними. Например, в такие моменты он чувствует себя куда беспомощнее любого смертного, потому что просто не знает, как вести себя и брать под контроль эти внезапные приступы, заставляющие его задыхаться. Небольшая комната встречает его тепло горящим камином. Здесь уютно, а ощущение от связи укрепляется в несколько раз. И это, в самом деле, помогает. Он подходит к небольшой низкой тумбе, на которой стоит резной ларец, и опускается перед ней на колени. Обнимает ларец, утыкаясь в него лбом. Ровный и чёткий стук сердца слышно даже через толстые стенки маленького хранилища. Мерный, успокаивающий, позволяющий вспомнить, как правильно дышать. Чимин жмурится, настраиваясь на родной ритм. Дышит в такт, пальцами впиваясь в украшенные резьбой стенки. Сегодня ровно тысяча и четыре года, как Юнги с ним нет. Его смелый, сильный и суровый бог войны отправился в далёкие миры, где требовалось его внимание к разгоревшимся конфликтам. Их все требовалось решить, с ними всеми нужно было покончить, чтобы Вселенная снова обрела равновесие. Пусть шаткое и временное, но всё же. Это всегда было лучше, чем ничего. Юнги уходил от него нехотя, но понимая, что не может просто пренебречь своими обязанностями. Он гладил большими шершавыми ладонями щёки Чимина, целовал губы, шептал ласковые слова, полные любви. Он обещал вернуться. Он оставил своё сердце здесь. Чимин кусает губы, сдерживая слёзы. Всю тысячу лет он не плакал, убеждая себя в том, что десять веков – крупица для таких, как он и Юнги. Понятие времени для них совсем не такое же, как для хрупких смертных, живущих свою короткую яркую, как вспышка света, жизнь где-то совсем рядом, но одновременно так далеко. Юнги – бог войны. Он справедлив с невиновными и скор на расправу с предателями. Он привык к сражениям и тяжёлому оружию в руке. Он может быть щедр и добр, но чаще карает тех, кто посмел нарушить мир. И Чимин бы с огромным счастьем и радостью встал с ним плечом к плечу. Но Чимин – маленькое создание. Бог-хранитель домашнего очага – так называют его люди. Сам он себя никак не называет. Наверное, люди для него как младшие братья и сёстры, за которыми ему поручено ухаживать. И не то чтобы он не был доволен таким раскладом – наоборот. Наверное, именно потому что он любит их, ему хочется защищать их короткие прекрасные жизни наравне с Юнги. - Зачем ты оставляешь сердце мне? – спросил его однажды Чимин. - Потому что я хочу руководствоваться разумом, - ответил Юнги, застёгивая дорожный плащ. – Сердце иногда делает нас слишком мягкими там, где надо быть жёсткими и решительными. Я не имею права на слабости. Чимин понимал. - Я тоже оставил тебе своё. Не забудь вернуть, пожалуйста, - просит он шепотом в любимые губы, прежде чем отпустить. Юнги знает – Чимин уверен, – что его тут ждут. Что его возвращение будет значить новый свободный вздох для Чимина, который, стараясь быть сильным и стойким, не думает о прожитых в одиночестве днях, не считает годы, не думает о кажущейся бесконечной разлуке, выматывающей его до бессонных ночей. Он лишь представляет, как снова окажется в любимых руках, обнимет и прижмёт к себе крепко-крепко, оборвав порочный круг дурных мыслей, кошмаров и бесконечных страхов, исподволь подтачивающих и сводящих с ума. Сердце Юнги стучит гулко, тепло от него кутает Чимина в кокон, словно в мягкий плед, который согревает от любого холода и прогоняет всю хмарь, набежавшую на личный небосвод маленького божества. Чимин успокаивается, чувствует, что уже может найти в себе силы встать, покинуть комнатку, служащую хранилищем самого дорогого ему сердца, и вернуться к своим обязанностям. И он поднимается. Оборачивается, делает вдох и забывая выдохнуть. Юнги стоит перед ним, словно морок. Будто мираж, навеянный истосковавшимся подсознанием. Усталый, растрёпанный, в грязном доспехе и порванном плаще, в гари и чужой крови, он смотрит нежно и любяще, так что Чимин чувствует, как подкашиваются у него ноги. - Сердце моё… - говорит Юнги хриплым голосом. - Оно… оно в порядке, я берёг его, - шепчет Чимин. Юнги улыбается, тянет к нему руки. Чимин льнёт, не боясь испачкаться, тычется носом и дрожит, словно в лихорадке. - Это ты – моё сердце, - бормочет Юнги в его волосы. – Важнее тебя нет никого. Я так тосковал, Чимини. Как ты? Ответить Чимин не успевает – слёзы оказываются быстрее слов. Он плачет надрывно, долго, цепляясь за широкие плечи своего мужчины, надеясь, что ему простят эту маленькую слабость. Потому что он тоже слишком сильно, невозможно долго тосковал.