***
Мужчина утверждал, что спас ему жизнь. И что они встречались когда-то давно в прошлом. Тони не помнил, да и не хотел вспоминать. Единственное, что ему хотелось в данный момент, это удавиться. Но нет, сначала закинуться адовой дозой ЛСД, запить всё это Джек Дэниелсом, а потом удавиться. В таком порядке. В его груди торчал электромагнит, хитроумное устройство, созданное из хлама, которое должно было гарантировать, что шрапнель – осколок его собственной ракеты – не попадёт в его сердечный клапан. Должно быть, Тони выиграл джек-пот на получение самого неоднозначного шанса на выживание. Террористическая группа, которая их похитила, называлась «Десять колец», как поведал ему этот лысый мужчина, вся их пещера была утыкана камерами, словно террористы решили устроить реалити-шоу с ними в главных ролях. И у них было его оружие – чёртовы автоматы с эмблемой «Старк Индастрис», созданные для армии США, которые никогда не должны были попасть в неправильные руки. Его собственные разработки. Занимаясь приготовлением на вид мало съедобной каши, лысый незнакомец сказал ему улыбнуться в камеру, которая была нацелена на них из ближайшего угла. У Тони Старка имелась неотъемлемая способность к натянутым улыбкам перед фотообъективами, однако впервые она его подвела. – Как долго вы в плену? – решил поинтересоваться он, испытывая потребность говорить хоть что-либо, чтобы заглушить начавшиеся признаки приближающейся панической атаки. Мужчина напротив улыбнулся. Как он умудрялся оставаться в хорошем настроение в их нынешнем положении, Тони понять не мог. – Очень сложно вести подсчёт дням, когда не знаешь, зашло ли солнце или только поднялось, – пожал тот плечами (Инсен, он представился как Инсен, напомнил себе Тони обратиться в следующий раз к нему по имени). – Здесь в пещере нет способа различить день и ночь. – Я бы отчитывал неделю каждый раз, когда ваша борода становится длиннее на сантиметр, – криво усмехнулся он, вызвав странный настороженный взгляд от мужчины. Что, теперь ему не разрешалось шутить? – Умно, – кивнул головой Инсен. Тони решил мимоходом осмотреться. Место, где он очнулся, должно быть находилось под землей. Здесь царил адский холод и сырость, так что его сотрясал озноб с тех пор, как он пришёл в себя. Бывшая каменоломня? Достаточно надежная опорная конструкция вокруг – явно результат упорных трудов и немалого опыта. Это не давало ответов о том, где они находились территориально, и как скоро его должны были найти власти и Роуди. Его лучший друг должен был знать о том, что Тони похитили? Если сам не получил смертоносную дозу ракет производства «Старк Индастрис». – Сегодня я брился тринадцатый раз за то время, пока нахожусь в плену, – произнёс Инсен задумчиво, отвлекая Тони от осознавания собственного бедственного положения. – Должно быть, прошло около полутора года, – он отвёл взгляд, – целая вечность по ощущениям. – И зачем вы им нужны? Подрабатываете цирюльником у террористов? – спросил Тони, потирая рукой грудь. Электромагнит доставлял неудобство, края вокруг раны зудели и слегка чесались, ощущать инородное тело под собственной кожей казалось странным и противоестественным. Он чувствовал на языке неприятный металлический вкус, однако лысый мужчина утверждал, что внутреннего кровотечения у него быть не могло, доктор каких бы наук тот не был, у него не оставалась выбора, кроме как надеяться, что слова незнакомца окажутся правдой. Со стороны Инсена послышался смешок, знак одобрения прозвучавшей шутке Тони. – Очевидно, они увидели ценность в моей способности к языкам, – ответил он, поддерживая серьёзный тон. Тони отдал бы многое, чтобы в данный момент вести непринуждённые разговоры, отпуская шутки, но его положение казалось довольно бедственным, и сарказм, как и юмор, очевидно были всё же здесь неуместны. Это не позволяли забыть некоторые обстоятельства, как например то, что на их двери имелись решётки и она, весьма вероятно, была закрыта с той стороны. И что они находились в долбанной пещере. Однако он ничего не мог с собой поделать. Сарказм всегда являлся его главным оружием, к которому он прибегал, когда не знал, что следует сказать в определённый момент или чего от него ждут. – Не думал, что эти ребята набирают себе в штат лингвистов, – отпустил он слегка нервный смешок. Должно быть, что-то его выдало, но Инсен посмотрел на него совсем не весело, как предполагалось, а с видимым сожалением и спустя мгновение отвернулся, подавая ему баночку с шелестящими осколками. – Некоторые инструкции к ракетным установкам, которые у них есть, написаны на английском языке. – Моим ракетным установкам, – Тони не удержался от раздражённого подёргивания плечами. – Откуда у них моё оружие? – Сами посудите, – Инсен оставался невозмутимым, словно не понимал, с чего Тони быть раздражённым. Действительно, как будто в него не каждый будний день стреляют его же собственной ракетой. – То, что можно купить, попадает к тем, кто способен заплатить. Вы - продавец, а они - покупатели. Неудивительное дело. Тони готов был поспорить. Он поставлял оружие, это верно, но от его внимания бы не ускользнуло, что второй стороной, подписывающей договор, оказались бы террористы. Исключено. Оружие получало лишь правительство США, в этом он не сомневался, Роуди был тем, кто контролировал поставки, и Обадайя лично следил за оборотом документов. Эти сукины дети попросту несомненно украли его. Но эта мысль ровным счётом не приносила никакого облегчения. Каким бы способом «Десять колец» не приобрели автоматы и ракеты, они имели их в своём собственном пользовании, а значит применяли для своих террористических атак и вели борьбу с армией Афганистана и дополнительного подкрепления из штатов на равных условиях. Убивали, грабили, калечили и чинили беспорядки в угоду собственным кровавым целям, пользуясь тем, что он производил собственными руками. «Старк Индастрис» имела в творившемся беспределе косвенное значение, как и сам Тони, стоило признать. И это расстраивало. Чертовски сильно расстраивало. Тони даже сказал бы, ошеломляло. Из всех возможных перспектив нахождения в плену у террористов, он не видел никакого выхода, предусматривающего выживания. Получается, он просто дожидался здесь своей смерти? Не стоило беспокоиться о наличии шрапнели, когда его вскоре должны были казнить. Тони посмотрел в сторону, обращая внимание на мальчика, в данный момент забравшегося под стол с потрёпанной книгой поодаль от них. Того самого, которого он увидел, когда пришёл в себя. Ребёнок? Здесь в окружении террористов не полагалось находится кому-то столь юного возраста. Он в очередной раз ужаснулся этой мысли. После пробуждения Старка мальчик больше не решался так любопытно его разглядывать. Тони почти забыл о его наличии, потому что он был очень тихим. Малыш перехватил взгляд мужчины, и каштановая кудрявая макушка сразу же исчезла за обложкой, когда ребёнок стеснительно поднял её вверх, скрываясь от внимания Тони. Он не мог прочитать название книги, она была написана на иностранном языке, очевидно, на одном из восточно-иранских, но, если судить по картинкам, имела отношение к физике. По его меркам мальчик был слишком мал для такого чтения, ему на вид можно было дать не больше шести лет. Его плечики, обёрнутые в рваную рубашку, были совсем крошечными, а потёртые башмаки, надетые на ноги, могли уместиться на пол ладони Тони. – Откуда здесь ребёнок? – спросил он вопрос, который напрашивался у Тони с момента его пробуждения. – Ваш? Инсен бросил взгляд на мальчика, после чего покачал головой. – Нет, я увидел его в лагере незадолго до вашего появления. Террористы часто берут в заложники детей, женщин и стариков. Не нужно таких удивлённых взглядов, мистер Старк. Неужели, вы не смотрите телевизор? Статистика такова, что обычно такие заложники не возвращаются обратно живыми. Тони почувствовал, как у него свело живот, а грудь сдавило нехваткой воздуха. Наличие ребёнка в таком ужасном месте казалось неправильным... совсем неправильным. Эти невероятно огромные любопытные глаза никогда не должны видеть то, что довелось увидеть Тони на той дороге, и дети, как он считал, от подобных мест обязаны были находиться как можно дальше. Существовала сотня предположений, что могло случится с мальчиком, который оказался заложником террористов, и ни об одном Тони не хотелось думать в данный момент. Они ещё какое-то время с ребёнком играли в гляделки друг с другом, пока Тони не отвёл взгляд. Мальчик… казался нормальным, на первый взгляд. Возможно, слишком тихим, неопрятным и… маленьким. – И сколько ему, пять, шесть? – прорычал сквозь зубы он, после чего, заметив, что хрупкие плечи ребёнка вздрогнули, реагируя на повышенный тон разговора, постарался говорить чуть тише. Как давно он здесь? И… как много ему довелось уже увидеть? – Что за ублюдки эти чёртовые «Десять колец»! Инсен пожал плечами. – Насколько мне известно, у террористов нет сердца, – от слов лысого мужчины стало ещё больше не по себе, и Тони судорожно вздохнул, скрывая нервное подергивание пальцев. – Они использовали мальчика как прислуживающий персонал в палатках с едой, принеси-подай, ребёнок очень послушный. – Дети в его возрасте обычно не бывают послушными, – сказал он, хотя толком и не знал, как должны вести себя нормальные мальчишки околошкольных лет. Стоило между делом вспомнить, когда он в последний раз находился рядом с детьми и, упаси бог, имел неудовольствие с ними разговаривать. Наверное… эээ… никогда ? – Детям его возраста не угрожают дулом пистолета террористы, – произнёс Инсен с ошеломляющим хладнокровием, и Тони не смог ничего ему сказать, обескураживающе моргнув. – Я постарался взять мальчика под своё крыло, когда увидел его. Пока мне это позволили. Не знаю, надолго ли. У вас есть семья, мистер Старк? – Нет. – У меня есть. Тони так и не получил никакой информации о семье мужчины, потому что тот внезапно отвернулся от него спиной и замолчал, прерывая их разговор. Должно быть, он не желал делиться обстоятельствами личной жизни с миллиардером. Пусть они и были заперты здесь на неопределённый срок, всё это безобразие не могло быть поводом для близкой откровенности, да и надобности в ней не имелось. Жизнерадостность Инсена являлась лишь напускным маскарадом, безусловно. Полтора года в плену? Тони готов был бы сорваться от раздражения и страха на первого же попавшегося сокамерника, если бы его полтора года держали в пещере террористы. У лысого мужчины был неиссякаемый запас самообладания, чтобы оставаться таким спокойным и собраным. К тому же ребёнок... Тони не оглянулся на мальчика, но чувствовал, что тот наблюдал за ним исподтишка. Был ли Инсен единственной причиной, почему ребенка всё ещё не убили? Вероятно так. Что ж, у мужчины имелись яйца для такого рискованного альтруизма. Он сказал, что взял под своё крыло мальчика, каким-то образом выпросил эту привилегию у террористов, несмотря на собственное бедственное положение. Но как бы то ни было, у него вряд ли имелись позитивные представления об их общем будущем. В таком то месте растеряешь всякую веру в лучшее. Инсен и ребёнок просто дожидались здесь, когда их участь решат те отвратительные люди, которые посмели контролировать жизни и смерти других. Где бы не находилась семья хирурга, он скорей всего не верил, что способен вернутся к ним. Тони, вероятно, тоже никогда уже не смог бы вернуться в штаты. Это был его прощальный пируэт?Окончательные аккорды, завершающие исполнение? Всем спасибо, всем до свиданья! Именно так должна была закончиться его жизнь? А он даже ни разу не позволил себе поцеловаться с Пеппер. Пеппер... Пожалуй, он жалел о том, что так мало уделял ей внимание. Даже если у них бы ничего не получилось, видеть её шикарную улыбку было приятно. А сейчас... он поймал себя на мысли, что даже не помнит, как от неё пахло. Этот приторный аромат всегда будоражил его нюх, стоило ей появиться в дверях его матерской, то как он прикрывал глаза, когда она начинала отчитывать его за бесчисленные происшествия, представлял себе, что стоит наклониться ближе, и у самой шеи он почувствует запах её кожи... Должно быть, она была сейчас очень опечалена необходимостью поиска новой работы. Ведь его несомненно уже признали мёртвым для американских СМИ. Отрадно, что никто наверное так и не узнает, где оборвалась жизнь экцентричного знаменитого Тони Старка на самом деле. У него не было семьи, к которой он хотел бы вернуться. У него попросту не было ничего, за что можно было уцепиться, чтобы элементарно хотеть продолжать дышать. Ни одной чертовски важной вещи. Ради чего он всё это время существовал? Было ли в его жизнь хоть что-то, отдалённо напоминающее смысл? Именно так чувствовали себя люди на смертном одре? Оглядывались назад и понимали, что там, где они делали выбор, им следовало поступить наоборот, но время подходит к концу и остаётся лишь проглатывать отдающие привкусом горечи неизбежность и беспомощность. Всё, что понимал Тони, оглядываясь на свою собственную жизнь, это то, что она не могла так бездарно и бессмысленно оборваться, и оттого страх смерти ощущался ещё более зловещим. К чёрту террористов! Он хотел выжить. Он должен был хотя бы попытаться, разве нет?... ...Чтобы выжить, оказалось, что ему всего лишь предстояло сотворить ракету Иерихон и вручить её в руки террористам. И когда он отказался, за этим последовала боль. Много боли. Снова. Он задыхался и умирал… кажется, умирал. По ощущениям электромагнит, встроенный в его грудь, несколько раз замыкало, он трещал и ударял его током каждый раз, когда его голову окунали в воду. Его зубы дрожали от бесконечных электрических импульсов, а тело изнывало от грубого обращения. Мыслями он как будто находился совсем не в этом ужасном месте. И временами казалось, что всё, что с ним происходило, было лишь результатом передозировки наркотиков, которыми он увлёкся на очередной сумасшедшей вечеринке по случаю какого-то никому ненужного праздника, наподобие Рождества. Хотя он любил Рождество, но, чёрт возьми, отмечать рождение Иисуса? Он же был давным-давно мёртв, объясните, какой в этом смысл? Тони не знал, что не позволяло ему отключиться полностью. Может быть, мучающие его террористы знали толк в пытках? Какой прок от жертвы, если она постоянно теряет сознание, и, вероятно, существовал какой-то особый способ «водных процедур», при котором они не давали ему утопиться полностью, при этом заставляя терпеть мучения от недостатка кислорода. Ледяная и колючая вода жалила его ещё незажившие раны и порезы на щеках, охлаждала лёгкие. Гипоксия имела ряд последствий, насколько он знал, особое влияние оказывала на нервную систему и сердце. Если Тони и не умер бы, то точно сошёл бы с ума. Пытки длились целую вечность. Кажется, его преследовали галлюцинации, или это были кадры его собственной жизни, транслируемые перед остановкой сердца, чтобы он взглянул на себя со стороны? Но, когда это закончилось, всё, о чём мог думать Тони, было лишь полное отсутствие понимания того, как ему выжить. Он всё же вернул себе способность улыбаться. Приторно ненастоящая фирменная белозубая улыбка Тони окрасила его бледное уставшее лицо в свете полуденного солнца пустыни, когда он пожимал руку террористу, согласившись создать для него ракету. Только и стоявший поодаль Инсен, и Тони, чьи руки всё ещё дрожали от пережитого кошмара, едва удерживая на весу жизненно важный теперь аккумулятор, прекрасно понимали, что даже после выполнения того, что от него требовалось, Старк был обречён умереть. Рукопожатие ознаменовало собой лишь его собственную расписку о смерти. Тридцать шесть – прекрасный возраст, чтобы умереть?Часть 1
30 октября 2023 г. в 10:07
Магнитофон был тем ещё старьем.
Брайан Джонсон ещё никогда не звучал так отвратительно из динамиков, уже давно вышедших из моды, которые и в подмётки не годились его усовершенствованной суперсовременной стереосистеме, установленной в доме в Малибу. Может, ему стоило направить финансирование на организацию досуга американских военных, оплатив им возможность слушать музыку из более новейших технических средств? Об этом определённо стоило задуматься. Ведь кто не любил музыку, она несомненно поднимала боевой дух, это именно то, чего не хватало для ведения успешной войны: чуточку отвлечения внимания и смещение фокуса, разве нет?
Безобразно нечистый звук, лёгкое дребезжание и раздражающие помехи – даже подпевать в такт року не возникало желания, несмотря на играющий в его венах алкоголь, который всегда подначивал его на такое. Он мог гарантировать то, что был пьян. Слегка. Имел право. И пусть милая женщина сержант – пилот! – определённо смеялась, он помнил, что в машине звучал смех, никто не осмелился забрать у него стакан с отменным виски (из его личной коллекции, направленной вместе с ним из штатов в эту увлекательную поездку), а значит он говорил что-то смешное, но не нелепое и не переходил определённую черту. Военные умели быть скучными. Но ребята в той машине знали толк в шутках, и, о, они были его фанатами, точно… этот юнец напротив несмело попросил разрешение с ним сфотографироваться на свой нелепый плёночный девайс. Серьезно, Тони как будто попал в прошлый век.
Не то, чтобы обычно он позволял играть себе роль развлекающей обезьянки, с которой разрешалось фоткаться, но был особый случай. Фото, должно быть, оказалось фееричным.
Он безусловно выглядел блестяще, впрочем как и всегда… Его костюм Gucci, покрытый пылью песков Афганской пустыни, тонкий материал пиджака в осколках от взорвавшейся ракеты, ужаленное в ранениях ошеломлённое от контузии лицо в нелепой гримасе и белоснежная рубашка с расплывающимися пятнами крови там, где под ненадежными слоями бронежилета находилось судорожно бьющееся сердце. Его сердце, куда рвался на всех парах пресловутый осколок собственной шрапнели. «Старк Индастрис» не производит фуфло! Да… несомненно невероятно фееричное зрелище…
Мысли путались.
Тони был слишком молод, чтобы умереть.
Тридцать шесть – прекрасный возраст. Возраст, позволяющий ему пока не беспокоится о циррозе, артрите, остеохондрозе и ещё о с десятках других гнусных болячках, которые норовили дать о себе знать у людей, которым переваливало за пятьдесят. Нет, правда, по стандартной терминологии, когда наступает тот самый пресловутый преклонный возраст? Пятьдесят? Сорок? Раньше? В любом случае у него до этого была ещё вся жизнь. Жизнь, которую он, говоря некрасочным языком, спускал на девочек, развлечение, машины и выпивку, не отказывая себе ни в чём и никогда, не задумываясь о том, что будет после. В конце концов он был Тони Старком, миллиардером, плейбоем и филантропом. Мог себе позволить.
Подайте на него в суд.
Впрочем, рискуете проиграть.
Находясь только в самом рассвете своих сил и возможностей, Тони не был готов получить красную карточку и уйти с поля.
Смерть не стояла под запятую рядом со всеми этими увлекательными вещами, даже не близко, он не ждал её, лёжа в постели в обнимку с красавицей с обложки Playboy, попивая виски, не махал рукой, подбирая на дороге, когда разгонялся до превышающей нормативы скорости на одном из своих Ламборджини, уверенный, что всё это сойдёт ему с рук. Он был слишком молод. Кто-нибудь его слышал!? Переиграйте. Перемотайте. Остановите плёнку. Сделайте хоть что-нибудь… Кто-нибудь… Он не мог умереть…
Со всей своей способностью моментально осознавать одновременно несколько вещей, анализируя большой поток информации, даже будучи, должно быть, под определённой долей каких-то наркотических средств, Тони мог уверенно заявить, открыв глаза, ослеплённые какой-то яркой вспышкой на периферии, которая не давала возможности рассмотреть что-то поодаль: он был всё ещё чертовски предельно точно жив в тот момент.
Об этом свидетельствовала боль. Не просто боль, а БОЛЬ.
В какой-то момент это даже заставило его пожалеть о том, что смерть передумала забирать его в своё гнетущее мрачное место. Больно было повсюду. Казалось, всё его тело проткнули миллиардами тончайших игл, воткнув в каждую мышцу его изнывающих от агонии конечностей и изрешетив его грудь, как предназначенную для отработки оружия мишень. Большая часть обжигающей пытки исходила от места, рядом с сердцем, как стало ясно после. Повторно открыв глаза, уже более менее адаптирующиеся к раздражающему свету, он осознал, что лежал на жёстком подобие матраса, чьи пружины протыкали его спину, имитируя осколки от ракеты, и что он смотрел в чьи-то выразительные карие глаза.
Прямо перед Тони, уставившись на него, сидел ребёнок. Беспорядочный вихрь каштановых кудрей обрамлял его маленькое личико, в ярком свете прожекторной лампы был заметен слой грязи и копоти на щеках и лбу, и Тони мог рассмотреть затерявшиеся в длинных ресницах мальчика крупицы песка, потому что тот прижимался к его собственному лицу нос к носу, игнорируя понятия личного пространства, и внимательно следил за пробуждением мужчины.
Мучительный стон вырвался из его горла, когда он попробовал вздохнуть, и ребенок, наблюдающий за ним, обладатель любопытных карих глаз, вздрогнул, тотчас отпрянув. Стало понятно, что Тони мешала дышать воткнутая в его ноздри какая-то длинная трубка, и он с отвращением поспешил от неё избавиться, медленно приходя в себя от пережитого шока и пытаясь осознать, где он, собственно говоря, очутился, и что за чушь происходила вокруг. Его руки слегка дрожали и не слушались, попробовав дотянуться до стоявшей справа от него кружки с водой, Тони потерпел сокрушительное фиаско. И тогда он увидел незнакомого лысого мужчину средних лет, спокойно сбривающего собственную щетину с помощью мутного маленького зеркала, после чего страх и волнение, подавленные его дезориентированным состоянием, дали о себе знать.
Он вскинулся вперёд, но не смог сдвинуться с места, и грудь обожгло болью ещё сильнее, чем раньше. Бросив взгляд вниз, с трудом подняв голову, Тони заметил провода, тянувшиеся от странного приспособления (аккумулятора, всплыло в голове узнавание) к нему под слой бесконечных бинтов, обёрнутых вокруг его торса.
И только тогда осознание и память услужливо подсказали ему, что то, что он жив, очевидно… это была единственная приятная новость.