Подарок пустыни

      Тони не мог никогда себе вообразить, что окончит жизнь подобным образом бесславной, унылой и столь ранней смертью. Должно быть, ему следовало переживать о том, кто возьмёт на себя главенствующее правление над компанией отца, кто позаботится об активах и как смерть одного прямого наследника отразится на мнении их инвесторов? Стоило побеспокоиться, что станет с его домом в Малибу и о сохранности протоколов и данных, встроенных в Джарвиса. О самом Джарвисе. Отключат ли его, уничтожив одно из самых впечатляющих творений Тони или перепрограммируют? Его другие незавершённые проекты, отложенные в мастерской, сочтут тратой времени и выкинут в мусор? Но думать о таких вещах Тони начал не сразу.       Первой мыслью было всё же, что его навсегда так и запомнят, как торговца смертью. И если происходящее здесь в этой пещере, в богом забытом месте, когда-нибудь придадут огласке, прозвище приобретёт себе парочку кровавых эпитетов, вышедших из под пера коршунов-журналистов, и это даже будет оправдано. Он так и видел эти заголовки газет, оставленные жирным шрифтом на первых страницах самых топовых изданий. «Тони Старк собственными руками подарил бомбу террористам. Доказательства обнародованы». Что ж, бесславная смерть ему не грозит. Подобная новость не утихнет еще лет пять. Впрочем, Тони и так нажил себе немало известности благодаря постоянным пьяным выходкам и его не столь давнего наркотического прошлого, что имя и так запомнится для будущих поколений. Но только в каком ключе? И хотел ли он подобной славы? Задумывался ли когда-нибудь о наследии?       Именно об этом пытался напомнить ему Инсен. О наследии? О том, что нужно бороться до конца? Всё это было бесполезно. Они вскоре убили бы и Тони, и хирурга с ребёнком, и такое будущее казалось неизбежностью. Следовало его принять или попытаться решить участь самому. Ему и особо стараться не следовало: просто вынуть электромагнит из груди не составило бы труда.       Расфокусированным взглядом Тони смотрел в одну точку над пламенем, искры которого таяли в воздухе перед его лицом. Он был настолько погружён в себя, что едва не вздрогнул, когда кое-что тёплое прижалось к его к боку в тот момент. Тягость собственного положения, гнетущие мысли о прошлом, жалость к себе, название его компании на оружии террористов, как пощёчина делу всей его жизни - всё в одночасье настигло его оглушающим осознанием, и требовалось время и уединение, чтобы дать впечатлениям уложиться. Постигающий аспекты отчаяния, он совершенно забыл, что в пещере находился не в одиночочестве.       Жар от огня приятно согревал ему пальцы с зажатой в них миской отвратительной каши, приготовленной Инсеном. Тот делал её из каких-то остатков круп, приносимых террористами, и с совершенным отсутствием соли. Бог ты мой, Тони скучал по бургерам, как никогда раньше.       Посмотрев на того, кто нарушил его мнимое уединение, Тони заметил мальчика, присевшего на самый краешек лавочки рядом с ним, места едва хватало для них двоих, поэтому ребёнок постарался прижаться теснее, чтобы не упасть, и несмело уставился в чужую миску с кашей. Поборов странное чувство смущения, Тони бросил взгляд поверх лохматой макушки на Инсена, увлечённо записывающего что-то в свой блокнот в дальнем углу. Мужчина не окликнул ребёнка, даже не подал вид, что заинтересован происходящим, что давало понять: Старку следовало самому решать, как спросить малыша, что ему от него нужно.       У мальчика были густые кудри на голове, которые смешно торчали в разные стороны, что выглядело, Тони должен был признать, довольно-таки очень мило. Тот медленно болтал ногами, прожигая дыру в его миске с напряжённым вниманием, и Старк почему-то испытал всплеск неподходящей ситуации паники.       Он сидел слишком близко к ребёнку. Ребёнку. Это ребёнок. Дышащий, думающий живой человек, только маленький. Спокойно, Старк. Может быть, если игнорировать его, он уйдёт сам?       Собственная миска мальчика была пуста, на донышке в стоявшем справа от них ржавом сотейнике, как Тони помнил, тоже уже не было никаких остатков.       – Ты голоден? – спросил он, хотя тут же понял, насколько вопрос казался глупым. – Конечно, ты голоден.       Наверное, этих скудных запасов было совсем мало для растущего организма. Он не знал, как долго ребёнок находился у террористов, но вряд ли эти ублюдки должным образом его кормили.       Широко раскрытые глаза, в которых отразился оранжевый проблеск пламени, устремились на Тони. И это... обескураживало. Хотя в силу происхождения (спасибо Говарду) Тони и привык быть в центре всеобщего внимания, обычно людям хватало такта не смотреть на него в упор, но маленький человечек рядом с ним был совсем иного сорта.       Он заметил, что щёки мальчика казались слегка впалыми, бледность кожи ярко выделялась на фоне серости пещеры, и совсем невинный взгляд выражал едва заметный испуг, как будто Тони мог разозлиться на ребёнка за то, что тот хотел еды. Но было в этих огромных распахнутых глазах и то, что, стоило признать, характеризовалось мужчиной не иначе, как зрелость. У маленького шестилетнего ребёнка был взгляд взрослого.       Это причиняло почти настоящую боль.       Тони, не долго думая, протянул мальчику свою миску, и тот, поколебавшись всего мгновение, тотчас накинулся на неё, как будто ничего более вкусного никогда в жизни не ел. Само собой он подавился, и крошечное тельце сотряслось в беззвучном кашле.       – Помедленнее, приятель, – прошептал Тони, переборов желание отодвинуться.       Ему было некомфортно, что кто-то вторгался в его личное пространство, былая брезгливость никуда не девалась даже в подобных условиях. Особенно если этот «кто-то» был грязным ребёнком, не понимающим концепцию личных границ. Тони никогда не имел дело с детьми и, говоря откровенным языком, их немного побаивался. Дети в его понимании всегда были шумными, суетливыми, раздражительно приставучими, часто болели, не следили за слюноотделением и требовали повышенного внимания к себе. И ещё они были глупыми. Тони с ранних лет понимал этот мир лучше, чем его бесчисленные пустоголовые няни, и ненавидел своих сверстников, которые думали, что Авогадро - это овощ. Благо, он редко находился в окружении одногодок, но Тони помнил, что некоторые из них ковырялись в носу класса до пятого и являлись смехотворно ограниченными в умственных способностях.       Тони никогда бы добровольно не согласился терпеть общество ребёнка в замкнутом пространстве, это уж точно. Однако выбора у него не оставалось.       И к тому же... то был не простой ребёнок.       – Его зовут Питер. Он не говорит и боится громких звуков, предполагаю, это из-за пережитого стресса. Но Питер знает свой язык и умеет писать на нём несложные фразы. Я находил немало признаков того, что молодой человек довольно смышлёный ребёнок. Не подумайте, что раз тот ничего не произносит, то отстаёт в развитии. Это явно не так.       Недавние слова Инсена о мальчике крутились в его голове, пока он следил за ребёнком, который, доев кашу, сейчас возил ложкой по дну миски совсем скудные остатки.       Он действительно не произнёс ничего за то время, пока Тони был здесь, лишь кивал или тряс макушкой из стороны в сторону, выражая согласие или несогласие, когда Инсен обращался к нему на родном диалекте. Совершенно ни единого слова. Не то, чтобы Тони наблюдал. Нет. Ему совсем не было дела до ребёнка, который жестокой шуткой судьбы разделил его участь пленника, собственных проблем хватало с головой. Конечно, он не мог не ужасаться этому стечению обстоятельств, приведших малыша сюда, но в данный момент Старку было о чём поразмялись, помимо этого. Он только недавно избежал судьбы быть убитым своим же собственным оружием. Его зацикленность на себе была, можно сказать, оправданной.       Но даже будучи в прострации от повергнувших его в отчаяние событий, Тони то и дело ловил на себе испуганный, но выразительный взгляд карих глаз.       И он всё же заметил (не мог не заметить), что Питер для ребёнка своих лет был чересчур тихим, складывалось ощущение, что он намеренно пытался не создавать никаких посторонних звуков. И если бы Тони не наблюдал, как медленно поднимается и опускается его грудная клетка, можно было подумать, что ребёнок даже не решается дышать.        Это было немного неловко – сидеть так близко с кем-то в охваченном комнатой мрачном безмолвии – Тони не был привычен к тишине. Он любил окружать себя звуками, звучание рока из динамиков, болтовня с Джарвисом всегда успокаивали его.       Поэтому неудивительно, что вскоре он начал что-то бормотать себе под нос, отстранённо уставившись на языки пламени перед ними. Сначала о том, насколько он скучает по нормальной еде, восхваляя его любимый итальянский ресторанчик в Нью-Йорке, потом вспомнил о прибрежном запахе солнечного Малибу, сетуя на холод пещеры, даже заикнулся о Джарвисе, просто потому что, он не боялся этого признать, немного скучал по английскому акценту и наставническим фразочкам искусственного интеллекта. Инсен не обращал внимания на истеричный бред Тони, однако ребёнок не спускал с него внимательных любопытных глаз, не выказывая никакого намерения вернуться к своему излюбленному месту под столом к дожидающейся его книге.       – Ты не понимаешь, что я говорю, да? – горько усмехнулся он, в какой-то момент остановив себя на этой мысли. Малыш очень смешно наморщил лоб, когда Тони обратился к нему, не ожидая получить ответа, но выдержав некоторую паузу. – Я не знаю твой язык, ты не знаешь мой. И как нам быть?       Он слегка опустил голову, позволяя его глазам опуститься на уровень внимательных карих огонёчков мальчика, и тот, что удивительно, даже не отстранился от него. Малыш лишь недоумевающе моргнул, продолжая пялиться на Тони, как на что-то совершенно необычайное.       – Переводчик был бы сейчас очень кстати, – продолжил он отрешённо. – Ты знаешь, я встроил такой себе в телефон, достаточно было бы нажатий пары клавиш, чтобы перевести мои слова на твой язык. Это, полагаю, значительно упростило бы наше общение, малыш, – Тони подмигнул ребёнку, слегка усмехнувшись. – Я бегло говорю на арабском, но не на иранском. И...о, ещё я знаю немного итальянского. Моя... моя мама учила меня.       Даже несмотря на то, сколько времени прошло, говорить о Марии по-прежнему приносило ощутимую боль.       – Un bel po. Ciao giovane padawan*! – сказал он первое, что попало в голову.       На этих словах мальчик заметно оживился, он положил свою крошечную ручку на колено Тони и, беспардонно опершись на неё, вскочил, в результате чего они не столкнулись лбами друг с другом только благодаря своевременной реакции мужчины, который вовремя откинул голову назад.       – Эй, а это ты понял! – весело воскликнул он, не зная, что могло привести ребёнка в такое бурное волнение, но, казалось, тот теперь был очень воодушевлён, рассматривая мужчину перед собой ещё более внимательнее, чем раньше, цепляясь за его штанину цепкими пальчиками.              – Думаю, ему просто понравилось, как звучит итальянский, – бросил из угла Инсен, подняв на них взгляд. – Скорей всего, он никогда его не слышал.       – Не мешай нам, мастер делать нелепые предположения, – возразил Тони, закатив глаза. – Ты не видишь? У нас складывается коннект.       Мальчик внезапно отпустил его колено, и маленькие ножки шустро пересекли пещеру, скрывшись под столом.       – Или нет, – обескураженно пробормотал он.       Тони заинтересованно проследил взглядом в том направлении. Малыш, как было видно, создал под столом что-то вроде своего собственного особого пространства, водрузив свёрнутые старые одеяла в подобие кокона. Ребёнок торопливо схватил что-то и вернулся обратно к Старку, едва не растоптав тому ногу.       Скривившись от боли в стопе, Тони прошипел сквозь зубы ругательства, понимая, что мальчик всё равно их не поймёт, задвинул пострадавшую ногу под лавку подальше от чужих ботинок и уставился на эмблему «Звездных войн», смотревшую на него с передней части кармана рюкзака, который, как он догадался, принадлежал ребёнку.       Каштановые глаза мальчика выжидающе уставились на него.       – Так, приятель, я понял, что то, что я сказал раньше… что-то из этого тебе понравилось, но как все… – пробормотал он, не зная, что от него требовалось. После чего Тони осенило. – Звёздные войны?       Глаза малыша распахнулись явно в немом восторге, и он, прижав к себе рюкзачок, буквально завибрировал на месте.       – Слово падаван на всех языках звучит одинаково, не так ли? – догадался Тони, довольный собой.       В конце концов, языковой барьер не так то сложно было разрушить.       Тони не считал себя фанатом «Звездных войн», честно говоря, его знания об этой киновселенной можно было даже назвать скудными, но он смотрел фильмы, хоть и без особого удовольствия во времена учёбы в институте вместе с Роуди - тот мог говорить о саге бесконечно и не затыкаясь, чем неимоверно раздражал самого Старка. Однако восторг в глазах, который вызвало у малыша то, что он назвал его падаваном, стоил потраченных впустую пару часов за просмотром.       Он решил, что поспешил с выводами, когда ребёнок... Питер с важным и одновременно предвкушающим видом подал ему в руки потрёпанную книгу, на этот раз это был учебник по английскому, заметил Тони, мимоходом делая заключения о возрасте малыша, убеждаясь, что тот судя по всему уже посещал школу.       – Что теперь ты от меня хочешь? – в замешательстве нахмурился Старк, предпринимая попытку забрать врученный ему предмет, но Питер, покачав головой, протестующе пропыхтел, не позволив книге попасть в руки Тони. – Не понимаю, приятель.       В какой-то момент мальчик умудрился задеть его острым уголком учебника, и Тони нахмурился, всё же вытянув руку вперёд, помогая Питеру удержать книгу в своих крошечных пальчиках и одновременно держа её подальше от себя. Честно говоря, он был не в том состоянии, чтобы развлекать ребёнка. Он? Тони Старк? Не в этой жизни! И уже жалел, что вообще заговорил при мальчике, поспособствовав его увлечённому интересу к мужчине.       Увидев, что его действия не находят отклика, маленький ребёнок нахмурил лоб, показавшись при этом таким расстроенным, и попытался снова, поднимая книгу и указывая крошечным пальчиком на что-то с обратной стороны обложки. Питер не произнёс ни слова и даже не попытался распахнуть упрямо сжатые губы, но взгляд, которым он окинул Старка, являлся красноречивее любых фраз. Он явно настойчиво что-то от него хотел. Тони предпочёл бы, чтобы тот изъяснялся словами, но лёгкого пути у них не имелось.       Явно слишком тяжёлая для возможностей ребёнка книга перекочевала на колени Старка, другой рукой он придержал норовившее упасть с плеч покрывало и присмотрелся, одновременно переборов отвращение. Страницы учебника оказались очень пыльными. Так, подожди-те ка.       Там было что-то написано.       По всей вероятности, учебники подписывались.       Это же было очевидно. Как он не заметил сразу? На книге были пропечатаны буквы, (что примечательно, на английском языке) в самом верхнем углу внутренней страницы обложки:        P E T E R.       Малыш хотел, чтобы он знал, как его зовут.       Это заставило его приподнять бровь в лёгком удивлении. Стало быть, раз он был посвящён в таинства Звёздных войн, Питер решил, что Тони достоин знать его имя.       Внезапно вспыхнувший интерес к ребёнку затмил собой преследующее его ранее раздражение.       – Значит, ты фанат Звёздных войн и тебя зовут Питер, – сказал он, прищурившись.       Мальчик при звуке его имени оживился и восторженно промычал, приближая своё лицо к лицу Тони вновь чересчур близко. Дети совершенно не принимали во внимание существование личного пространства.       Тони уже знал, как зовут ребёнка, но между ними ещё не было официального представления друг другу, и поэтому Старк посчитал нужным сообщить своё имя в ответ, завершая их знакомство.       – Я Тони.       После чего он небрежно улыбнулся Питеру в своей излюбленной манере, заставив ребёнка смущённо опустить глаза. Тони испытывал в тот момент что-то странное. Что-то в районе его груди давало о себе знать, но не болью от присутствия электромагнитного излучения... это было что-то более абстрактное.       На этот раз улыбка далась ему не так вымученно, может быть, потому что она была искренней, а, может, потому что, улыбаясь, Тони не испытывал былого страха и отчаяния, которые находили место в его мыслях столь недавно. В задумчивости он непроизвольно провёл ладонью по своему подбородку и заправил волосы назад, будто смахивал с себя остатки неуверенности и удручённости, как делал после особо затяжных похмелий по утрам.       Разговор с ребёнком... подобие разговора каким-то образом отвлекало от всего того дерьма, во что превратились их жизни в данный момент.       И тут малыш, подняв на него свои широко распахнутые глаза, несмело и как-то неуверенно улыбнулся сам, застенчиво прижимая свою книгу к груди.       За то недолгое время, пока Тони находился в пещере, он ни разу не видел, чтобы ребёнок улыбался. И через мгновение маленькое личико уже вовсю светилось от солнечной улыбки.       – Тебя так моё имя рассмешило? – начиная улыбаться сам поневоле, спросил Тони. – Что такое?       Питер фыркнул, прищуриваясь глазами, в которых сквозили весёлые смешинки.       – Что? – не понимая ничего, вновь поинтересовался Старк, обернувшись к Инсену за помощью.       И лысый мужчина, засмеявшись, посоветовал ему посмотреть в зеркало.       – Полагаю, Питер находит это очень смешным, – сказал Инсен, когда Тони рассмотрел своё лицо в отражении, сплошь покрытое чёрной сажей, которая, как стало ясно после небольшого осмотра, окрасила и его пальцы тоже. Вероятно, он вымазался от страниц учебника, подсунутого ребёнком.       Он ополоснул себя позже, в ледяной воде, поморщившись от вспыхнувших болью ссадин на щеках, но приятное чувство, поселившееся в груди, не желало его покидать, и Тони только тогда понял, что именно оно значило.       Находясь здесь, в недружелюбной атмосфере пещеры, за железными решётками плена, он впервые ощутил что-то похоже на спокойствие. И не разговаривающий мальчик с глазами лани, отсутствием пониманий личных границ и очаровательной улыбкой был тому причиной.