время

      Время, на удивление, летит достаточно быстро. Нет, не незаметно, как принято говорить, а именно быстро. С того страшного инцидента, где Паша и Никита снова потеряли друзей и ничего не смогли сделать, прошло уже аж целых несколько лет. И это остаётся в их памяти, вот только если Никита уже давно в этим смирился, то Паша всё ещё пытается принять этот факт.       Квартира, которую они нашли, была небольшая, но уютная. Паша даже иногда скучал по тем вечеринкам, которые они с Лешей устраивал ещё тогда, в своей квартире, но это осталось далеко в прошлом и, к сожалению, повторить это уже не удастся.       — О чём задумался? — металлический шелест голоса прозвучал прямо над ухом, когда Вершинин готовил обед, в ответ вздрогнув — Никита ходил тихо, практически беззвучно, и порой это действительно пугало.       — Сколько соли мне нужно добавить, чтобы мне было не слишком солёно, а тебе — пресно, — его слова звучали практически честно, и Никита мог бы даже в это поверить, если бы не малейшие интонации, которые тот улавливал в голосе своей более молодой версии. Да, Никита за долгие годы научился даже в мельчайших изменениях голоса находить подтекст.       — Врёшь, — Никита констатирует факт спокойно, опираясь рукой о столешницу. — Тебе снова снился сегодня кошмар?       Паша молчит, он максимально не хочет поднимать эту тему, по крайней мере, не сейчас, но у Никиты взгляд тяжёлый, от него тяжело скрыться, и он не даёт тебе даже маленькой поблажки. От Никиты вообще тяжело скрыться, у него словно магия такая — он находит тебя везде, читает твои эмоции, словно ты книга открытая.       — Павел, я с тобой разговариваю, — голос Никиты становится намного твёрже, но Пашу это никак не пугает — он продолжает перемешивать овощи на сковороде.       — Я вроде всем своим видом показываю, что не хочу об этом говорить, — тяжело выдыхает Паша. — Снился и снился, что было, того не изменить.       Атмосфера висит тяжёлая, практически едкая. Они оба молчат, и Паша лишь берет соль, присыпая еду на сковороде, и больше не смотрит на Никиту.       Разговор закончен.

● ● ●

      Они молчат. На самом молчание в их совместной жизни было нормой — они очень часто понимали друг друга с полуслова, и длинные речи им были ни к чему. Вот только сейчас это было похоже на то, словно между ними образовывалась пропасть, и если Никита, прошедший через это, уже просто смирился и оставил эту боль на задворках своей души, Паша всё ещё переживал её довольно ярко: с кошмарами, воспоминаниями, и даже таблетки, что Никита приносил ему для улучшения состояния особо не помогали.       Или Вершинин просто их не пил.       — Сегодня довольно хороший день, чтобы куда-нибудь сходить, — Никита садиться рядом, наблюдая за младшей версией себя. Павел хмурит брови, при этом тяжело выдыхая, а после снова утыкается в книгу, словно давая понять, что никуда он идти не собирается. — Паша…       — Да что ты пристал ко мне? — огрызается парень, поворачиваясь корпусом к Никите. Взгляд Никиты спокоен, но в нём есть что-то, чего Вершинин понять не может. Тягучая тоска, которая не отпускает даже столько лет спустя, и Паше вдруг становится стыдно: он забыл, что Никита — это он сам, просто старше, просто прошедший больше: и путь, и страдания.       Молчание рассеивается постепенно, словно утренний туман. Вершинин закрывает книгу, откладывая её куда-то на прикроватный столик, и тянется к Нику, словно к единственной (как, оказывается, и есть) поддержке, а тот лишь укрывает его в своих объятиях, как маленького ребёнка, сажая к себе на колени.       — Как ты… смог вообще? Пережить это? — Паша почти шепчет, упирая куда-то Никите в грудь. — Это ведь... — на языке крутится такое жгучее «Больно», а Никита лишь прижимает его к себе крепче, гладит по взъерошенным волосам и вспоминает, как сам не мог долгое время пережить потерю друзей и неисполненный план.       — Уже… нормально, — он целует Пашу в висок, от чего тот постепенно начинает расслабляться. — Только сердце болит иногда, особенно когда вижу, как ты мучаешься, — он сажает его к себе на колени лицом к лицу, гладит по острым скулам, и даже улыбается. — Тяжесть осталась, раны сердечные так просто не заживают, даже прошёл год, два или даже пять, — опускает руки на Пашину талию, и тянет на себя, чтобы тот обнял его в ответ. — Когда больно, и кто-то есть рядом, что может помочь, не отказывайся от этой помощи.       И Вершинин обнимает, утыкаясь ему в плечо, а после, не сдерживаясь плачет, говоря всё, что внутри когтями по грудной клетке скребёт и разрушает, а Никита принимает эту боль.       Потому что, когда у него всё пошло не по плану — ему никто не помог. Поэтому если сейчас он может облегчить страдания Вершинина — он это сделает.