в лоб и по лбу

—у него сорок. может, скорую?—шидо тяжело вздыхает, глядя на старый ртутный градусник. горячее тело жалобно стонет под его руками, и он успокаивающе гладит бессознательного рина по голове. его волосы липнут к бледному лбу, на щеках выступает нездорово яркий румянец. рюсей понятия не имеет о том, что с ним делать—его железный иммунитет никогда не был подвержен такого рода испытаниям. рин почти плачет от жара и лихорадки, слепо цепляется за простыни и совершенно беспомощно лепечет что-то в никуда. на это невозможно смотреть, чувствительный шидо не может видеть, как он страдает—что угодно, только бы это прекратилось. потому что итоши откровенно плохо—потому что их мальчик совершенно забывает про самого себя в погоне за совершенством. их. —ещё чего,—зло шипит саэ.—ты собираешься потакать его лени? —саэ, я тебе сейчас врежу, —угрожающе шепчет шидо, стискивая руки в кулаках.—это по твоей милости рин сегодня не спал вообще. пришёл из вашего дурдома,—он морщится, упоминая школу рина. —я насилу уложил его в постель, сказал, что разбужу через полчаса. вынужденная ложь, да, рюсею стыдно, но иначе с этим упрямым ребёнком нельзя было бы совладать—рин в лепёшку расшибëтся, чтобы вместо длинной лекции про халатность услышать пару слов похвалы от намеренно отстранённого саэ. —и ты его обманул. ты знаешь, сколько ему задали на завтра?—саэ цокает языком и, сбиваясь в попытках попасть по клавишам, открывает на телефоне мэш. даже не его, рюсеевский, мэш, нет—в левом углу виднеется совсем не его имя. в разделе уведомлений бесконечное "добавлено: домашнее задание", но шидо чертовски плевать: выбросить бы все его учебники к чертям, отрубить бы его гиперопекающему братцу телефон, чтобы не досаждал—чтобы можно было уговорить рина на отдых. саэ официально худший старший брат. лучший, несравненный любовник, гений, миллиардер, плейбой, филантроп. кто угодно, только не заботливый взрослый; шидо знает, сколько оскорблений летит в сторону рина из-за жалких—шидо ебал систему образования в рот—оценок. шидо не может игнорировать конфликт итоши, потому что оба родные, оба любимые—и оба такие травмированные, что рюсею, самоотверженно собирающемуся построить карьеру психиатра, хочется разрыдаться прямо на месте. особенно когда саэ презрительно опускает взгляд на рина и тут же отворачивается. у рина белые губы, красные щëки и уши, беспорядочно трясущееся тело и мокрый от пота живот. он потерянно раскидывает руки на постели, оголяя бледные плечи, и шидо не может сдержать всхлипов; пальцы бегло обводят размытые очертания красных линий, ласково дотрагиваясь до них подушечками, и младший итоши съëживается, пытается собраться в комок из холода—и случайно стать таким же, как его брат. прямо как его брат, как саэ—как саэ, который тоже смотрит на беспорядочные порезы и качает головой. —ты, блять, собираешься, отправить его в школу?—наконец выдыхает шидо. —саэчка, ебанулся в своём мгу? саэчка недовольно хмурится, берëт в руки градусник и с видимым разочарованием откладывает его на тумбочку. огромные цифры на нём рушат будущее рина в моменте. будущее рина, и его, саэ, репутацию—гениальность наследственна. раз есть у саэ, должна быть и у рина—увы, ему не так повезло со здоровьем. в отличие от саэ, рин не смог закончить несколько классов экстерном. не смог позволить себе развиваться во всех сферах одновременно, потому что врачи строго запретили, потому что родители кудахтали со своей гиперопекой, отбирали у рина учебники и ноутбук и укладывали спать, как шестилетнего ребёнка, потому что рин давился кровью из носа и отчаянно вытаскивал салфетки из быстро опустевающей пачки. и потому что саэ не было рядом. некому было научить рина преодолевать жалкие просьбы о помощи от его организма—быстро подниматься после обмороков, стискивать зубы и учиться ночью, не обращать внимания на крошащиеся ногти, белую кожу и клоки выпадающих волос. здоровое тело—привилегия везунчиков. и лентяев. —если температура будет ниже—спокойно можно,—выдыхает.—больше дня я ему отлëживаться не дам. у него чёткая цель, до конца триместра неделя. у рина четвёрка по французскому, и, кажется, шидо этот французский ненавидит настолько, что запрещает друзьям шутить про наполеона с круассанами и изображать дурацкий акцент. потому что рин бьётся в истерике, пытаясь повторить за саэ длинные носовые "н", потому что саэ впечатывает его голову в стол и требует на месте повторить всë, что рин выучил вчера—и рин послушно повторяет, не запинаясь. послушно повторяет, не запинаясь, повторяет, не запинаясь, ещё раз повторяет, ещё раз не запинаясь—и приходит домой с тройкой за числительные. и шидо держит саэ за запястья, чтобы рину об голову не разбили чайник. саэ ненормальный. повëрнутый на успехах младшего брата и на собственной репутации. он уже достиг максимума. у него уже большое будущее. а рин, рин со своим дурацким дипломом победителя по одному предмету и призёра по второму—жалкое зрелище. муницип-регион-абсолют, и наконец-то вместо пощёчин рин получает свой долгожданный поцелуй. и подзатыльник за французский. саэ бьëт наотмашь, не глядя на виновато пялящегося в пол рина и не думая о том, что шидо скажет вечером. скажет много чего. подхватит под крепкие бëдра—почти такие же белые, как у братца—и потащит в коридор, в спальню или на кухню—куда получится. и там, вбиваясь в саэ до основания, будет ругать за наверняка до сих пор рыдающего рина. шидо не знает, что надо говорить, путается в словах и обладает кошмарно маленьким для его возраста словарным запасом, и саэ снова цокает языком, целует шидо куда-нибудь в шею и игнорирует всё, что ему говорят. он взрослый, он знает, как надо мотивировать рина, и это работает—рин больше не смеет ставить здоровье выше результатов. саэ не бессердечный, шидо знает—саэ присматривает за рином, говорит, когда ему нужно сделать перерыв, составляет его рацион питания и заботливо собирает ему ланчбоксы в школу. нет, он не избивает его, вопреки глупым подозрениям кого-то из лицея. его слабые пощёчины—символ презрения, а не стимул для обучения. саэ не опустится до того, чтобы всерьёз бить обессиленного младшего брата. но у рина всё ещё сорок, и саэ всё ещё листает домашние задания в мэше. —саэ. саэ медленно поворачивается, и осознание определённо протыкает его насквозь. его имя шепчет не шидо, готовый отчитывать его ещё пару дней без перерывов на еду и сон. не шидо—это рин судорожно дëргается на постели и всё так же бессознательно подаётся вперёд и снова натурально плачет, царапая кожу предплечий короткими ногтями. —бредит, —шепчет рюсей, заворожëнно наблюдая за движением искусанных губ. —я не могу без саэ,—рин задыхается и сумбурно мечется на постели.—блять, и если я, нгм-мх, всерос... заберёт шидо и уйдёт...—почти взвизгивает, подскакивая и тут же опускаясь. —обещал разбудить, встану через полчаса, если саэ увидит... рюсей всхлипывает, льнëт к притихшему рину и доверительно сжимает его руки в своих, еле сдерживаясь, чтобы не обнять его. рин всё ещё хаотично двигается, собирая складки на простыни, и тянется к чему-то. грубые прикосновения шидо почему-то успокаивают его, он почти перестаёт трястись, но всё ещё плачет и всё ещё шепчет что-то совершенно неразборчивое. кажется, саэ всё-таки сломал его, как фарфоровую куклу. измазал румянами и сажей—чтобы никто больше не захотел такую игрушку себе. кроме них рину никто не нужен. саэ надо всего лишь следить, чтобы окружающим был не нужен рин, потому что даже мысль о том, что рин свяжется не с тем человеком, заставляет горло мгновенно пересохнуть. рин, беспомощный и никому не интересный, рин, в офисной одежде или, ещё хуже, в каком-нибудь стрип-клубе, окружённый мужчинами, беспорядочно целующийся с кем попало в попытках заменить саэ—в глазах рябит от одной мысли, в грудной клетке что-то обрывается, и он тяжело вздыхает. —пиздец. че ты с ним сделал?—тихо спрашивает шидо, всё ещё сжимающий руки рина.—сказал, что я тоже его люблю за циферки в еср? саэ ничего не говорит—саэ разворачивается и выходит. рин затихает с уходом саэ, и шидо остаётся один возле постели странного температурного трупа. идти за саэ почему-то не хочется. заберëт-шидо-и-уйдëт отдаётся в голове; голос рина, его лихорадочные хрипы и секундный отчаянный взгляд, которого саэ наверняка не уловил—был слишком занят мыслями о дурацких результатах. обидно. обидно за обессиленного и оставленного рина, обидно за его старания, обидно за то, что саэ—его самый лучший саэ—так отвратительно себя ведёт. обидно за то, что шидо вряд ли многим лучше него. два месяца назад растекавшийся под ним аморфным пластом рин казался счастливым, довольным, по меньшей мере спокойным—потому что плакал, благодарил, постанывал, устало целовал шидо руки и просил разговаривать с ним во время секса. шидо слушался, рассыпался в каких-то грязных комплиментах, забывая про разницу в возрасте, нахваливал за каждое движение, каждый раз убеждался, что рин тоже кончил, участливо спрашивал о его состоянии и доносил до ванной. в отличие от саэ, рин не требовал от шидо тонны смазки, десятиминутной растяжки и, что радовало больше всего, защищённого секса. саэ не позволял даже потереться между бёдер, пока шидо не раскатывал по себе тонкую резину. рин не сказал ни слова, когда шидо заполнил его так, что его семя выливалось на простыни. рину было сложно оставлять засосы. саэ насмешливо говорил, что место шидо уже занято лезвиями от канцелярских ножей и точилок, и рин прятал глаза, подставляя свою худую шею. рин предлагал себя, шидо хвалил, всё по одному и тому же сценарию—почти пять месяцев пьянящего удовольствия, и "ты любишь меня, потому что я более доступный, чем саэ?"—как гром среди ясного неба. мучительное осознание, море рефлексии за несколько секунд, каждая его неаккуратная фраза в голове, пошлые шутки в сторону маленького рина, парочка его обмороков после секса—всё собирается воедино, и шидо уже быстро одевает рина, спешно извиняясь перед ним вторую сотню раз. и саэ, сидящий напротив их кровати, насмешливо хмыкает и встаёт со стула, даже не додрочив. шидо ставит крест на грубом сексе, сажает рина между своих бёдер и безропотно смотрит с ним его хорроры, закрывая глаза и позволяя смеяться над собой. шидо смотрит вокруг, видит саэ, лишённого представления, и прижимает расслабившегося рина к себе. шидо меняется за пару дней, потому что рин, захлëбываясь в слезах и чувства стыда, выкладывает ему всё—от его влюблённости в саэ до "ты сказал, это единственное, в чëм я лучше него". шидо отрицает, протестует по своему законному праву. он такого не говорил, он сказал не это—но рин не слушает. только цепляется руками за рюсеевские плечи и надрывно рыдает. шидо в момент перестраивает всё своё поведение, всеми силами старается облегчить жизнь рина и дать ему необходимую заботу. но у рина всё ещё сорок, и шидо всё ещё не может ничего с этим поделать. —его высочество изволили явиться,—язвит рюсей. у только что вернувшегося саэ в руках белая аптечка, и шидо на всякий случай закрывает рина собой. —саэчка, скажи, что ты пришёл не для того, чтобы читать ему нотации. я сейчас поставлю картошку, ты сиди тут. и не вздумай его разбудить. —никакой картошки,—строго отвечает саэ. —чего? —никакой картошки, я сказал. народная медицина тела рина не коснëтся. вжик молнии режет плотный воздух, шорох каких-то упаковок с таблетками на пару секунд успокаивает всех троих—саэ обеспокоенно косится на неравномерно вздымающуюся грудную клетку рина и вытягивает из аптечки шприц от детского нурофена—а потом, спустя пару секунд, и сам пузырёк. в воздухе пахнет чем-то сладким, саэ сосредоточенно набирает суспензию, подносит к губам рина и медленно давит на рукоятку поршня. чуть приподнимает его голову свободной рукой, чтобы было легче проглотить—рюсей даже улыбается. саэ снова такой, каким должен быть. каким он казался в самом начале, когда ещё не было рина, когда саэ был просто безупречным—без изъянов и недостатков. каким он казался, когда шидо бесцеремонно ворвался в его квартиру и остался там ночевать. когда шидо впервые встретил там отчаянного и покинутого рина, привëзшего саэ какое-то кабачки. вкусные, кстати—жаль, что после драки с рином шидо кусок в горло не лез. рюсей был уверен, что брат саэ ещё даже ходить не умеет, а потому, наткнувшись на кого-то в коридоре, немедленно полез ему в штаны, поражаясь тому, как саэ исхудал. потом разговоры на кухне, потом шидо без разрешения лезет под водолазку и находит шрамы, потом—потом шидо не помнит, как и почему саэ согласился на весь этот дурдом. и как он восхищённо смотрел на то, как саэ и рин целуются прямо у него на глазах. жалко—такие вещи хочется помнить, держать у себя в голове, потому что оба итоши бывают до жути упрямыми и холодными. ему так и не показали ничего, кроме поцелуев. зато он показал. —это детский, —замечает шидо, выходя из транса. —нет, это хорошее жаропонижающее,—отмахивается саэ. —оставь эту тушку мне и сходи подготовься к работам, пожалуйста. саэ аккуратно снимает стоящий на столе ноутбук с зарядки, садится на край кровати и помещает его к себе на колени—видимо, собирается работать прямо здесь. он печатает во все десять пальцев, быстро пишет очередной код—шидо давно убедился, что способности саэ в области информатики безграничны. пока он занят кодом, он, в целом-то, не представляет опасности для рина—саэ всегда с головой уходит в работу. —не буди его. пожалуйста, только посмотри на него, он убьётся,—рюсей щурится.—кинь мне его домашнее задание в тг. дай я его сделаю. —я похож на изверга?—старший итоши поднимает одну бровь. —иди учиться. рин тут. не поднимется из постели, пока не придёт в себя сам. левая рука саэ ложится на истерзанное бедро рина и чуть поглаживает его. шидо мнётся, тушуется—подготовка к самостоятельным не кажется важной, когда его маленькому возлюбленному так плохо—но с саэ спорить не смеет, потому что он ведёт себя как примерный брат. только так и надо, саэ, продолжай—или мы никогда не вытащим рина из этого ада тревоги. рюсей последний раз оглядывается на них, мысленно посылает обоим воздушный поцелуй и послушно уходит в свою комнату, чтобы подготовиться к какому-то дурацкому пробнику по обществознанию. трижды плевать на то, какой там режим в государстве n—у них вот дома явно тоталитарный. любые комплименты в сторону рина проходят строгую цензуру, критику и полное опровержение. государство—саэчусик, конечно же—лезет во все сферы общественной жизни, рин почти лишён общения со сверстниками из-за груза секретов, которые он должен хранить, а все иконы шидо почему-то переезжают в одно место и не отсвечивают на их кухне. саэ— категоричный атеист. финансы тоже на саэ, потому что шидо получает своё жалкое пособие раз в месяц и в основном тратит его на бензин для машины, а рин не успевает работать. только культурности в гении-саэ почему-то нет. по обществу такого не проходят. никаких вариантов ответа, шидо—сиди и думай сам. спаси итоши от самих себя или потеряй драгоценные баллы—драгоценные нетронутые части бледной кожи рина. саэ, определённо, пиздец. у рина действительно впавшие щëки. только что закончивший с первым кодом саэ поворачивается в его сторону, чтобы повторно измерить температуру—он не может не смотреть. рин тонкий, как тростинка, с большими, обычно замазанными синяками под глазами, с этим огромным количеством странных смазанных порезов на его теле—шидо говорил, что видел, как рин это делает. что-то внутри не даёт остановить рина, потому что он выглядит глубоко несчастным, нагруженным этой огромной ответственностью, потому что он постоянно в стрессе—а после этого дурацкого акта позора и ненависти к себе он как будто под кайфом. шидо даже купил алкотестер, чтобы проверять рина на трезвость. саэ только тяжело вздохнул. за стеной шумит рюсей, тихо чертыхающийся над учебниками. в комнате непривычно пусто без него—саэ слышит, как бешено бьётся сердце брата, как лихорадка снова одолевает его, и пробует повторить движения шидо—искренне ласково целует рина в лоб и гладит его по щекам. руки саэ на порядок меньше рюсеевских. рин, кажется, узнаёт его сквозь пелену жара и подставляется под ласку, не до конца осознавая, насколько прытко саэ переступает через свою гордость. —и не больно тебе?—риторически интересуется саэ. —шидо на тебя всю банку золотой звезды намазал. должно быть, горишь и снаружи, и внутри. рин почти реагирует. трепетно шепчет тихое "тут". будь тут, останься тут, спи тут, работай тут, трогай тут—и ещё тысяча просьб в одном слове, рожденном в горячем бреду. саэ неожиданно для самого себя повинуется, придвигается ближе, рассматривает точëные черты лица и пальцами расчëсывает спутавшиеся и порядочно отросшие тёмные волосы, пока рин судорожно глотает воздух после очередного приступа жара. саэ не может предугадать, когда именно он очнётся, но очень хочет, чтобы это произошло не сейчас. чтобы рин не увидел, как внимательно саэ изучает его кошмарно сухие губы. шарится по карманам, да, даже находит свою старую гигиеничку с облепихой и мёдом и всё так же втихую наносит, на всякий случай захватывая кожу вокруг губ и расцарапанный подбородок. рина выпускают из ментального угла, в котором он стоит почти всё время—его внутренний ребёнок почти всегда готов кинуться саэ на шею, но взрослый рин, внешний рин, опускает голову и виновато сдерживается, прижимая руки к бëдрам. саэ почему-то временно готов отпустить ему пару мизерных прегрешений. вроде четвёрок по французскому, например. тройки, пожалуй, он отпускать не готов. и всё же рин удивительно родной. родной до промозглых вечеров в палатке в лесу в сентябре, до разведения костра, до чёрного чая без сахара, заботливо принесённого далеко за полночь, до их детских поцелуев в щëки и общих ëлочных игрушек, до одной плитки мятного шоколада на двоих и до совместных просмотров фильмов ужасов тёмными осенними вечерами. шидо в комплекте. бесплатное приложение к журналу "огонёк". у рина всё ещё сорок, но саэ уже шепчет ему какие-то дурацкие и бессмысленные фразы их матери. станет легче, рин. ∆∆∆ полпятого. восторг. у шидо во рту сухо, в квартире до ужаса тихо, у него под головой сборник егэ, на экране компьютера показаны результаты его последней попытки на сайте фипи, где-то в стороне валяется его рюкзак с кипой несделанной домашки—а саэ ведь проверит утром. разочаровывать и расстраивать его не хочется—ещё больше не хочется, чтобы он обвинил во всём этом рина. бесформенное тело медленно поднимается с купленного саэ геймерского кресла и плетётся в сторону кухни. выпить таблетку-вернуться-доделать уроки. собраться в школу и изобразить высшую степень готовности к новому учебному дню. ступни шидо еле-еле въезжают в огромные пушистые тапки, хорошо смазанные петли двери не подводят, и рюсей бесшумно продвигается вперёд. квартира большая, он тащится из дальнего её уголка, еле сдерживаясь, чтобы не заглянуть в комнату, где сейчас спит рин. саэ не простит, и шидо заталкивает минутную слабость на задворки сознания. кафельный пол в прихожей, тёмные разводы от его ботинок, огромная входная дверь—шидо мажет взглядом по ручке кухонной двери и кладёт на неё тяжёлую ладонь. шидо забывает, как дышать. на сером стуле, заказанном из испании, сидит всё такой же раскрасневшийся рин. саэ держит его за виски, не позволяя отвести взгляд от экрана ноутбука—он напряжённо что-то печатает, еле попадая по клавишам. с него градом льётся пот, рин натурально задыхается, будучи не в силах возразить старшему брату. возле ноутбука лежит груда тетрадей и распечаток, уже исписанных каллиграфическим почерком; ëбаный саэ снова холоден, как айсберг в северно-ледовитом океане. шидо окунают туда с головой: у рина кошмарно дрожат плечи, он пытается взглянуть в глаза рюсею, плавящемуся от напряжения в комнате, но не может ослушаться властного саэ. —запятую пропустил.