***
Ничего нормального придумать не получается. Сону посмотрел, кажется, все видео на ютубе, в названии которых было сочетание фраз «костюм на Хэллоуин», «в последнюю минуту» и «из того, что есть дома», но ничего адекватного так и не нашел. Проблема еще и в том, что девяносто процентов запросов по теме в интернете полезны в основном только девушкам, а Ким не сильно горит желанием щеголять перед кучкой незнакомых людей в коротких шортах, корсете или плиссированной юбке. Варианты для парней были либо супер странными, либо ужасно скучными, либо слишком сложными для того, у кого в распоряжении есть лишь несколько часов и бюджет в десять тысяч вон. Максимум. Он уже даже был готов согласиться на в шутку брошенное Чонвоном предложение позвать его недобойфренда-школьника и нарядиться в трех слепых мышей из Шрека, но Рики, ожидаемо, никуда не отпустили. По этой же причине они с Яном не могут пойти как Скуби и Шэгги — Чонвон ушел утешать Нишимуру вкусной уличной едой. Прежде чем уйти, правда, Чонвон поддержал идею старших: — Это самый простой и логичный вариант. — Самый простой и логичный вариант — не идти, — парирует Сону. Ян, стоящий у зеркала около выхода и завязывающий шарф, специально оборачивается на сидящего на кровати Кима, чтобы тот мог видеть, как он закатывает глаза. — И что, просто закроешься в комнате и будешь в тысячный раз пересматривать «Труп Невесты»? — Что за тон? — Сону оскорбленно надувает щеки, — Замечательно же звучит. — И пока ты будешь здесь утираться соплями, твоего мужчину уведут у тебя из-под носа. — Иди, давай, к своему мужчине уже. — Не дави на больное, — Ян притворно вздыхает и картинно заламывает брови — Ну реально, Сону, сходи. Он уже почти сдается. Честно говоря, он сдался еще вчера. И сам не понимает, почему до последнего сопротивляется. Наверное, это все его вредная натура, нежелающая соглашаться и спорящая до победного. — Уже поздно, — Ким кивает на настольные часы, — все магазины закрыты. А твои кошачьи ушки на заколках вряд ли подойдут. Чонвон хмыкает и подходит к их общему шкафу, чтобы через пару секунд вытащить оттуда что-то большое и оранжевое и кинуть это в него. — Веселись. Дверь хлопает, и Сону переводит взгляд на любезно предложенное младшим решение. Это кигуруми с лисьей мордочкой на капюшоне, которое нуна подарила ему на прошлое Рождество. Он его даже и не носил особо — воспринимал этот подарок скорее как нечто забавное, нежели практичное. Сестра и сама, наверное, не рассчитывала, что его будут использовать по назначению. Остается чуть больше часа до начала, а Киму еще нужно добраться до квартиры Джея — а это полчаса на автобусе от их общежития. Либо так, либо никак. Ну, хотя бы бесплатно.***
Смотря на себя в зеркале в туалете Джея, Сону даже думает, что выглядит миленько. По крайней мере, вытянутые подводкой уголки глаз и три слоя румян на щеках и кончике носа прибавляют ему особенного шарма, а дергающиеся ушки при каждом повороте головы — очаровательности. Ничего экстраординарного, так на шесть из десяти. Сразить Сонхуна наповал не получится, но хотя бы можно будет поздороваться, не сильно смущаясь своего внешнего вида. Когда Сону, наконец, выходит, то Джеюн, доблестно вызвавшийся покараулить его, чтобы его чести ничего не угрожало, кривится: — Что это? Ким в след за Шимом опускает взгляд на свое кигуруми — неужели все-таки оставил пятна косметикой? Но белое брюшко оказывается чистым, поэтому остается только издать вопросительное мычание. — На тебе, — поясняет Джеюн, забавно морща лоб, — что это? — Костюм лиса, — Сону непонимающе разводит руками, — Разве ты не был вчера согласен с хеном? — Да, но… Ладно неважно. — Да что не так-то? — Ну знаешь, мы думали ты выберешь немного другую концепцию для наряда. Что-то более ну… — старший осекается, подбирая слова, — сексуальное? Боже, ну какие глупости. Ким понимает о каких образах идет речь, ему и такие картинки выпадали на Пинтересте, который он бесконечно листал в попытке найти что-нибудь стоящее: крошечные топы, чулки и куча синтетической рыжей шерсти (интересно, а они вообще в курсе, что лисы и других цветов бывают?). Он бы ни за что в жизни не надел такое. И уж точно не появился бы в таком перед людьми, особенно, учитывая, что может легко наткнуться здесь на своего краша. — Серьезно, хен? Может, мне еще надо было анальную пробку в виде хвостика в себя засунуть? — Нет, но тебя хочется затискать до потери сознания, а у нас вроде как план по соблазнению Сонхуна намечался, — Джейк делает многозначительную паузу, — А в таком виде ты максимум сможешь соблазнить его внутреннего ребенка. Хочется, конечно, спросить: у кого это у «нас»? Сону на этот вечер запланировал сидеть где-нибудь в дальнем углу комнаты, потягивать бесплатный соджу и громко осуждать милующуюся парочку рядом, а в момент, когда кто-то из хенов окажется у другого на коленях, ретироваться как можно быстрее. И все. Ну ладно, еще пялиться на Пак Сонхуна. Но точно не более. Только вот, Шим Джеюн слушать не станет, поэтому Ким и не спорит: — Пошли уже. Все проходит ровно так, как Сону и задумывал: он сидит с бутылкой, которую ему вручили старшие, и никого не трогает, и (что самое главное) никто не трогает его, кроме разве что Хисына, который упирается в него плечом. И это оказывается жутко неинтересным времяпрепровождением. Если в День Всех Святых духи должны пугать до смерти, то его они сегодня замучают скукой. Все-таки не стоило соглашаться идти без Чонвона: быть третьим лишним — то еще удовольствие. Радует только приятная атмосфера: тусклый свет, минимальное количество украшений и негромкая музыка — все это тем не менее задает правильное настроение. Неподалеку от них группа девчонок в костюмах, напоминающих Сону Powerpuff Girls, устроила импровизированную фотосессию, из кухни слышны отголоски смеха, а Джей собрал вокруг себя пять человек на полу, включая и второго Пака, которые «готовы были проиграть ему в UNO». Наверное, где-нибудь в Америке Хэллоуин празднуют иначе, но Киму по-другому бы не понравилось. Было бы еще с кем поговорить. Здесь не так много людей, Сону не насчитал и двадцати, а из его знакомых, исключая Ли и Шима, только хозяин квартиры и Сонхун. Насколько он понял из слов Джеюна, на эту вечеринку пускают только «своих», и попасть можно только по приглашению, потому что Чонсон не любит шумные попойки. Еще бы, если бы у Сону была недвижимость на Каннаме, он туда вообще никого и никогда бы не пустил. Его практически безрезультатные попытки развлечь самого себя наблюдениями за другими прерываются сказанным прямо на ухо джеюновым: — Идешь? — А? — Все собираются играть в «Бутылочку». Ты идешь? Ким морщит нос — перспектива целоваться непонятно с кем его совсем не прельщает. Да, ему может повезти, и горлышко укажет на Сонхуна, но шансы слишком малы, чтобы так рисковать. Он бы согласился только, если бы они с Паком сели играть вдвоем. И желательно без посторонних глаз. — Не хочу. Джейку такому легкому и беззаботному, порхающему как бабочка от человека к человеку, порой сложно понять Сону с его заморочками. Сону не знает, каково это быть настолько открытым к миру, не понимает, как можно не растерять себя, позволив другому человеку подобраться настолько близко, а Шим не знает, как по-другому, и поэтому настаивает: — Пойдем. И даже тянет его за руку, но Ким вырывается и отрицательно машет головой, а потом припадает губами к бутылке, как бы намекая, что продолжать спорить не будет. — Ладно, — удивительно легко сдается старший, — но в следующей игре ты обязательно участвуешь. Хены уходят, вероятно приняв его молчание за согласие. Пусть думают, что хотят — он все равно собирается уехать отсюда в ближайшие двадцать минут, чтобы успеть в общагу и хоть как-то реанимировать этот вечер обсуждением сплетен с Яном, и доставая его расспросами о сегодняшнем свидании. Диван под ним прогибается, и Сону инстинктивно отодвигается: во-первых, теперь места достаточно, чтобы он мог это сделать; во-вторых, он не хочет лезть в чужое личное пространство; в-третьих, он не хочет, чтобы лезли в его. На периферии мелькает знакомый профиль, но он не особо придает этому значение, пока его новоиспеченный сосед не подает голос: — Привет. Сону непроизвольно поворачивается и давится воздухом. Вопреки его желанию не сводить взгляда с Сонхуна все время, проведенное здесь, получилось рассмотреть только его широкую спину, обтянутую пиджаком, и все также сводящий Кима с ума хвостик — старший вообще не попадал в его поле зрения. Теперь же, когда Пак сидит в метре от него, Сону видит две пряди, спадающие ему на лицо и обрамляющие его так красиво, что младший чувствует подступающий румянец. Он буквально заставляет себя отвернуться, опасаясь своей возможной реакции, и, радуясь тому, что широкий капюшон скрывает его наверняка розовые щеки, тихо отвечает: — Привет. — Классный костюм. Тебе подходит. Старшему, кажется, тоже неловко. Оно и понятно — они никогда не говорили друг другу больше четырех фраз, да и знакомыми их можно назвать лишь с натяжкой. — Спасибо. У тебя тоже. Ты…? Вопросительная интонация в голосе Сону заставляет Сонхуна вскинуть изрисованную фломастерами кисть в жесте, который, как подсказывают Киму его скудные знания в этой теме, означает «любовь». И, прежде чем младший успевает озвучить свою догадку, Пак добавляет: — Чон Чонгук. Ну из BTS. — Здорово, — Сону теребит отклеивающуюся от соджу этикетку, чтобы хоть как-то успокоиться. Пак отвечает едва слышным «ага», и следующие пять с половиной минут они просто молчат. Точнее пять минут и сорок три секунды — да, Сону считал, это единственное на чем он мог сосредоточиться, честно говоря. На пятой минуте сорок четвертой секунде Сонхун пытается продолжить их невероятно содержательный диалог: — Поч…кхм, — прочищает горло, — почему не играешь со всеми? — Да как-то не хочется. Ты? — Тоже. Снова повисает тишина, и чтобы не начать надумывать себе лишнего, Ким переводит взгляд на крутящего бутылку Хисына — они сидят достаточно далеко, но не настолько, чтобы тяжело было разобрать, кто есть кто. Он впивается в привлекающую внимание красную крышку, которая спустя еще пару-тройку оборотов указывает на Джея. Это вызывает крайне бурную реакцию: все визжат, подбадривая парней. В этот самый момент Сону понимает, что за три года дружбы с Ли он изучил его недостаточно. Он бы и подумать не мог, что хен и в самом деле перелезет через своего парня, чтобы при нем же начать целовать кого-то другого. С другой стороны, вроде подобная игра это и подразумевает, тем более Джеюн тоже довольно громко поддерживает происходящее. Пусть развлекаются, как им нравится. Какая Киму вообще должна быть разница? Хочется даже осудить самого себя за ханжество. Поцелуй, правда, затягивается — Сону уверен, что в ход уже пошли и языки. Руки Джея опасно покоятся на бедрах старшего, и, видимо, Джейк это тоже замечает, потому что тянет Хисына за водолазку на себя и пытается скорее закончить игру. Сону слышит, как хмыкает Сонхун, и не может не повторить за ним — все-таки его хены такие дураки. Молчание слишком давит, и Сону думает, что он должен быть тем, кто прервет его в этот раз — чтобы все было честно. Но не судьба — он и не успевает понять, как оказывается стянут с дивана, больно ударяясь задницей об пол. Шим, не жалея Кима, тащит его за рукав по ламинату до собранного из желающих кривого круга. Сону открывает рот, чтобы начать возмущаться, но старший сразу же кидает контраргумент на все его еще невысказанные претензии: — Ты обещал. Играем в «Семь минут в раю» — и повышает голос так, чтобы было слышно в другом конце комнаты, — Сонхуни, кстати, тоже участвует! Ким в очередной раз закатывает глаза. Вот почему не «Монополия», например, или «Твистер»? Что плохого в старой доброй классике? Создается впечатление, что Сону окружают какие-то пубертатные подростки. Делить с кем-то тесное пространство шкафа — не то, о чем он мечтал, проснувшись сегодня утром. И, если Киму не повезет быть выбранным судьбоносной красной крышечкой, то вряд ли его товарищем по несчастью станет кто-то из друзей, ну или хотя бы Сонхун: вероятность слишком маленькая. Он уже молится всем богам, прося их помочь ему избежать эту страшную участь, когда Чонсон возвращается к ним. Сону в первый раз обращает внимание на костюм Пака: простые синие джинсы и красная рубашка в клетку, если бы не две отчетливые точки на шее и перекинутая через плечо гитара, образ вообще можно было бы назвать повседневным. Что-то знакомое, но вспомнить конкретного персонажа у Кима не получается. В руках Чонсон держит с круглую стеклянную вазу, наполненную сложенными листочками: — Сейчас я вытащу имена тех, кого мы закроем в гардеробной. Интересная, конечно, интерпретация Голодных Игр у них намечается. Джей шарит кистью, прежде чем выбрать одну, а потом и вторую бумажку. А Сону искренне не понимает, зачем было так заморачиваться ради такой ерунды? — Сонхун и… — возможно в этот момент Ким понимает, почему Китнисс вызвалась волонтером, — Сону. Удача оказалась на его стороне. Ну или нет. Это как посмотреть.***
Когда защелка на двери гардеробной Джея поворачивается последний раз, Сону начинает анализировать ситуацию, чтобы не позволить тревожному таракану в своей голове оккупировать все мысли. Итак, плюсы: они не в тесном шкафу, в котором было бы нечем дышать и пришлось бы краснеть от постоянного физического контакта (и дико потеть — он в кигуруми, вообще-то); здесь есть свет, который, на самом деле, сначала хотели выключить, но Ким с боем отбил его. Минусы: они не в тесном шкафу, поэтому нет ни одного предлога, по которому они бы могли якобы случайно столкнуться коленками или переплести ноги; ему придется провести семь минут наедине с человеком, к которому он испытывает особенно трепетные чувства. Игнорировать друг друга — глупо, они же вроде как вели разговор до того, как их бесцеремонно прервали. Этот факт, кстати, усложняет положение еще больше: теперь даже не займешь друг друга дежурными вопросами — их они исчерпали еще на диване. Можно, наверное, включить, какое-нибудь видео и вместе посмотреть, но Киму как-то неудобно предлагать. А еще это же надо будет рядом сидеть: одно дело, когда вынужденная мера, совсем другое, когда есть угол, в который можно забиться — Сону выбирает не выходить из зоны комфорта, если есть возможность. — Ну что, будем целоваться, лисенок? Внезапное предложение Сонхуна заставляет Сону расширить глаза в неожиданности, но старший читает его эмоции по-своему и спешит исправиться: — Да шучу я, не пугайся ты так. — Хах, — Сону выдавливает из себя подобие смешка, — смешно. Очень смешно — он сейчас прям тут и расплачется. Но макияж как-то жалко, да и придется объясняться, поэтому Ким откладывает это до момента, когда вернется в свою кровать, и готовится к очередному сеансу «нам нечего обсуждать, поэтому давай просто пялиться в стенку». Но Сонхун его снова удивляет: — Сону, скажи, только честно. Я что-то сделал не так? И что ему ответить? Пошел на поводу у Шим Джеюна? Пришел сегодня сюда? Влюбил меня в себя? Родился? Вариантов много, но Сону выбирает наиболее нейтральный: — О чем ты, хен? — В гостиной ты даже не смотрел на меня, сейчас — жмешься к двери, лишь бы не подходить ближе. Очевидно, что тебе некомфортно со мной. Я чем-то обидел тебя? Сонхун звучит искренне. Так, будто его действительно волнует, что там о нем думает донсэн его близкого друга. Так, будто подобное поведение Сону по-настоящему расстраивает его. — Нет, хен, я просто, — Сону останавливается, пытаясь одновременно передать свои чувства наиболее точно и не сказать слишком много, — стесняюсь. — Стесняешься? Почему? — Ну хен, не делай вид, что не знаешь, какой эффект производишь на людей. — Я серьезно не понимаю, что ты имеешь в виду. Ким фыркает на эту напускную скромность и, наконец, опускается рядом с Паком, повторяя его позу и опираясь на полку — Сонхун хочет, чтобы он ему доверял, а Сону не сложно потерпеть потеющие ладони ради Пака. — Ты же Пак Сонхун — этим все и сказано, но вскинутые брови старшего требуют объяснений — идеальный парень с идеальным лицом. Ты слишком хорош, иногда это даже пугает. Пугает, как же. Его сердце заходится сейчас в бешеном ритме явно не от страха, но Сонхуну знать об этом не обязательно. — Считаешь меня идеальным? И улыбается во все тридцать два, показывая ямочки — Киму приходится отвернуться, чтобы не выдать себя с потрохами. — Это все, что ты услышал? Его притворно-возмущенный тон веселит старшего, но за непродолжительным смехом следует серьезный тон: — Не знаю, почему от меня исходит такая аура. Я не хочу никого пугать, особенно тебя. — Почему особенно меня? — А ты разве не знаешь? — Пак потирает шею, — Ты мне нравишься, вроде как. Нет, не вроде как. Очень нравишься. Я думал, Джейк тебе рассказывал. Решил, что ты нервничаешь в моем присутствии, потому что боишься обидеть, отшив. Уши Сону подводят его — иначе объяснить эту слуховую галлюцинацию невозможно. Наверное, не стоило брать алкоголь из чьих-то рук, а то мало ли что туда подсыпали. А, возможно, это тот тип нереально-реалистичного сна, после которого наверняка может развиться депрессия. Сону крепко зажмуривается и сжимает руки в кулаки, впиваясь ногтями в кожу: сейчас он проснется, рядом храпит Чонвон, а за окном глубокая ночь. Но распахнув глаза, он натыкается лишь на свои скрытые оранжевым коленки и кучу аккуратно сложенной одежды — все же не сон. Значит ли это…? Да нет. Не может быть, чтобы Сону так повезло, и его влюбленность оказалась взаимной. С другой стороны, зачем Сонхуну его обманывать и при этом выглядеть таким смущенным? Неужели все это время Джеюн передавал слова Пака, а не просто дразнил своего младшенького? Сону сбрасывает капюшон, который служил ему своеобразным щитом, и рискует: сначала на пробу обвивает мизинцем мизинец старшего, а потом, когда его не отталкивают, решается: — Честно говоря, хен, — как бы ни старался, получается только шепотом, — я нервничаю, потому что ты тоже мне очень нравишься. — Серьезно? Короткий кивок, и Сонхун накрывает его губы своими. Сону уже давно ни с кем не целовался и забыл каким приятным может быть этот процесс — фейерверки, конечно, перед глазами не взрываются, но покалывание в кончиках пальцев определенно чувствуется. Страшно представить, что с ним произойдет, когда Сонхун поцелует его по-французски — хочется надеется, что все-таки когда, а не если. Впрочем, возможность понять это возникает сильно раньше, чем Сону рассчитывал: как только он раскрывает губы чуть шире, чтобы вдохнуть побольше воздуха и отстраниться (стоит обсудить произошедшее, а потом можно и продолжить), Сонхун проскальзывает в его рот языком. И это…вау. У Пака либо прирожденный талант, либо очень много опыта — за Сонхуном не тянется след грязных слухов и сплетен (Сону бы знал), поэтому младший склоняется к первому варианту. Он исследует рот Сону, прежде чем начать посасывать его язык. Киму в миг становится ужасно жарко — и теплый костюм здесь совсем ни при чем –, отчего все его попытки успеть за темпом старшего превращаются в то, что Сону просто сидит и капает слюной, буквально. В какой-то моменты пальцы Сонхуна начинают теребить застежки на кигуруми — абсолютно очевидный намек, но он все-равно отстраняется, чтобы попросить разрешения: — Можно? Сону отвечает тем, что сам высвобождает пуговицы из петель. Пак следит за каждым движением, терзая зубами припухшую нижнюю губу, и младший понимает, что Сонхуну не терпится увидеть то, что скрывается под флисом. Поэтому он позволяет ему узнать это самостоятельно. — Ты вжился в роль, — шепчет Сонхун, проникая ладонями под полы, — настоящая хитрая лисица. Скулы старшего мягко окрашены розовым, глаза блестят, а выбившиеся из хвоста волосы делают его особенно сексуальным. Если бы можно было возбудиться еще больше, Сону бы определено это сделал. Он почти вскрикивает, когда Сонхун проходится по соскам, но сдерживается, ограничиваясь громким всхлипом. Интересно, о чем он подумал, когда дотронулся не до ткани, которую, вероятно, ожидал почувствовать, а до мягкой кожи? Дернулся ли его член также, как дернулся член младшего просто от мысли об этом? Сону всхлипывает еще раз, Сонхун ловит этот звук ртом. Пальцы скользят ниже: медленными царапающими прикосновениями старший проводит по ребрам. Ким непроизвольно втягивает живот, когда крупные ладони Пака почти смыкаются на его талии. Сону в действительности не сильно меньше Сонхуна, но это простое действие создает впечатление такого ощутимого контраста, что младший стонет прямо в поцелуй. Ласковые поглаживания продолжают распалять, Сону зарывается в волосы Сонхуна, откидывая болтающуюся и давно уже невыполняющую свою функцию резинку, и легонько тянет. Старший удовлетворенно мычит, и Сону дергает сильнее. Сонхун в отместку дергает зубами его губу до крови, тут же зализывая место укуса, а потом делится солоноватым вкусом с младшим. Сону становится невыносимо жарко, из-за чего он ведет плечами, пытаясь скинуть и так сползающее теплое кигуруми, но его останавливают: — Не снимай, — низкий шепот опаляет ухо, почти отвлекая от заползающей в белье руки, — лисенок. Внезапно на нос падает что-то мягкое, на секунду, пока он не тряхнул головой, лишая его зрения — Сонхун накинул на него капюшон. Это немного дезориентировало его, поэтому большой палец, мазнувший по головке члена, ощущается особенно остро. Так, что Сону вскрикивает. — Тише, малыш. Ты же не хочешь, чтобы нас услышали? Это немного отрезвляет. Сону и забыл, где и зачем они находятся. Что они совсем не одни. Весь его мир сузился до одной маленькой комнаты и до Пак Сонхуна, который без зазрения совести мучает его легкими поглаживаниями. Боже, а что, если кто-то зайдет? Такая перспектива должна пугать, но живот младшего тянет еще больше. — Или все-таки хочешь? Реакция его организма не ускользает от взгляда старшего. Сону знает, что его лицо и до этого было покрыто красными пятнами, но жар щек ощущается особенно явно. Стыд смешивается с наслаждением, когда Сонхун начинает активно водить рукой по всей длине. — Н…ах…н-нет. — Не обманывай меня, лисенок, — Сонхун совсем его не жалеет. — Ты так дергаешься, что можешь кончить и без моей помощи. Так и есть. Он уверен, что хриплого вкрадчивого шепота старшего достаточно, чтобы довести его до разрядки. Но губы на его ключицах и настойчивые касания значительно облегчают и усложняют процесс одновременно. — Будь хорошим мальчиком и не выдавай нас. Если Пак хотел таким образом заставить его замолчать, то выбрал заранее проигрышную тактику — Сону звучно стонет и вскидывает бедра. Он всегда считал себя достаточно консервативным в этом плане и не замечал за собой стремление к чему-то извращенному или изощренному. Его предпочтения в сексе можно было сократить до короткого и очень простого «люблю, когда приятно, не люблю, когда неприятно». Но Сонхун, похоже, открывает в нем новые еще неизвестные ему самому грани. Старший недовольно цокает и проталкивает ему в рот пальцы — хорошо, хоть не те, которые изрисованы маркером. Сону послушно принимается сосать, облизывая и покусывая фаланги. Сонхун на это не отвлекается и продолжает доставлять ему удовольствие, теперь растирая выделяющееся семя по уретре. Сону непроизвольно двигает бедрами все быстрее и быстрее, нагоняя приближающийся оргазм. Он жмурится, когда сладкая патока растекается по телу, и, кажется, оставляет следы зубов на костяшках старшего. Ему так хорошо, что аж плохо: веки тут же тяжелеют, и Ким обмякает у Сонхуна на плече. Еще и трусы теперь мокрые. Пак его ни о чем не просит, но Сону, отчаянно стараясь преодолевать накатывающую сонливость, подносит ладонь к паху старшего. Давит — на что получает задушенный вздох, и лениво трет член через плотную джинсу. Губами мажет по немного взмокшей шее, а носом трется о челюсть — все на что хватает сил. Сонхун издает только приглушенные жалобные звуки, пока не содрогается всем телом, переходя в тихий скулеж. Пару вздохов в унисон — и Сону возвращается в реальность. До него вдруг внезапно доходит, что семь минут, отведенные им, уже определенно точно прошли, а это значит, что за ними приходили и, возможно, пытались достучаться, а они тут…Блять. — Что не так? — Сонхун сразу замечает резкую перемену в его настроении. — Мы здесь так долго торчим, — Сону прячет лицо в ладони и издает фальшивое хныканье, — все уже наверняка догадались, чем мы тут занимались. — Не переживай, они на это и рассчитывали. — В смысле? — Я подслушал их с Джеем разговор. — Пак пожимает плечами, — Никакой жеребьевки не было, все бумажки были пустыми. Сону подрывается с места, чтобы тут же подлететь к запертой двери и начать долбить в нее кулаком. «Шим Джеюн, тебе такая пизда» — думает про себя Сонхун, довольно ухмыляясь.