Зеркало

Куникудзуши дрожит. Сбивчиво дышит, поджимая губы, и хочет провалиться сквозь землю. Он с самого начала знал, что эта идея – абсолютный и точный провал. Знал, но всё равно сделал это и теперь вынужден дрожать, чувствуя чужое тяжёлое, горячее и возбуждённое дыхание в затылок. Ох, нет, если спросить у Куникудзуши жалеет ли он, то тот определённо скажет, что нет. Потому что видеть, как алые глаза ярко вспыхивают от возбуждения, начиная медленно темнеть, пока жадно осматривают своего парня – прекрасное зрелище. Которым Куникудзуши наслаждается сполна до момента, пока не оказывается сидящим напротив грёбанного напольного зеркала, с завязанными руками, да ещё и на бедре Казухи. Сокрушительный провал. Один-ноль в пользу чёртового Казухи, который даже пошевелиться не даёт, сжимая завязанные ладони над головой так крепко, что конечности затекать начинают. Вся кровь из них перетекает сначала к щекам, а после… – Ты прекрасен, – от низкого и вкрадчивого голоса Казухи по всему телу бьёт крупная дрожь. Это невыносимо. Куникудзуши жмурится и отворачивается от силуэта их собственных тел в отражении, потому что от того, как на него смотрит Казуха, становится дурно. Но Казухе, кажется, мало. Мало видеть своего парня в чёртовом платье горничной, мало ощущать всем своим телом дрожь от чужого, мало сбивчиво дышащего Куникудзуши, который прячется от любого взгляда и дрожит от каждого прикосновения к разгорячённому телу. Казуха хмыкает. – Так не пойдет, – шепчет на ухо, а после хватает ладонью подбородок Куникудзуши, поворачивая его лицо в прежнее положение. Тот всё ещё жмурится, отказываясь смотреть на происходящее, но не вырывается. – Милый, открой глаза, – мурлычет Казуха, прикусывая мочку уха. – Нет, – на выдохе отвечает Куникудзуши. Никогда и ни за что. Если он откроет глаза, то всё станет ещё хуже. Только для Куникудзуши, конечно же, ведь Казуху происходящее устраивает и пьянит. – Ты ведь начал это первым, – Куникудзуши каждой частичкой своего дрожащего тела, желающего разрядки, чувствует улыбку в чужих словах. И это бесит. Потому что всё должно было закончиться ещё в прихожей, где Казуха увидел его в этом совершенно случайно; всё должно было закончиться после того, как Куникудзуши скрылся за дверьми спальни, желая поскорее избавиться от этой проклятой одежды, потому что глубокого ступора на лице парня ему хватило с головой. Должно было, должно, но Казуха решил иначе, без стука войдя в спальню. Когда жилистые ладони схватили его за талию, застёгивая молнию платья обратно, Куникудзуши взвизгнул, цепляясь за руки парня. Ему было чертовски неловко, и Казуха этим наслаждался. Куникудзуши ведь по своему желанию нацепил на себя платье, подаренное когда-то в шутку. – Ничего я не начинал! – попытавшись уйти от прикосновений, Куникудзуши ерзаёт на месте и мгновенно жалеет об этом. Ещё одна волна мурашек прошибает всё его тело, оседая внизу живота. Он кусает губы, чтобы не обронить случайно ни одного лишнего звука. – Это ты подарил мне это грёбанное платье, и ты же- Ах! – Куникудзуши замолкает, поражённо открывая глаза и смотря в отражение, где виднеется довольная улыбка Казухи и его ладонь, проникшая несколькими пальцами под резинку чулка на ноге его парня. Невыносимо. – Прекрати! – Куникудзуши пытается сдвинуть ногу, чтобы уйти от приятного чёртового касания и переносит вес на другую ногу, моментально жалея об этом. Кусая губы, Куникудзуши плавится от того, как сильно Казуха сжимает его бедро, не давая сдвинуться, и как его вплотную прижатый к чужой ноге клитор пульсирует. Чрезвычайно сильно хочется одновременно и уйти от этих ощущений, и получить ещё больше. – Каз, – получается произнести совсем не так, как он хочет: слишком жалобно и умоляюще, дрожаще. – Да, малыш? – у Куникудзуши перед глазами темнеет. Вздрогнув всем телом от обращения Казухи, он сдаётся. Решает, что смысла больше сопротивляться нет. Не когда он возбуждён настолько, что на ткани брюк расплывается мокрый след. – Сделай… хоть что-то, – сдаётся и смотрит в алые глаза в отражении умоляюще, закусывая губу. Всё его тело пылает от желания почувствовать как можно больше прикосновений. Вся голова Куникудзуши забита мыслями о том, как сильно он хочет почувствовать Казуху внутри себя. – Хороший мальчик, – мурлычет Казуха, и Куникудзуши стонет, когда видит, как его рука медленно поднимается выше, скрываясь под белым подъюбником. Ладони над головой Куникудзуши Казуха наконец развязывает и отпускает. И не потому, что они давным-давно успели онеметь, вызывая дискомфорт, а потому что оголённых бёдер Куникудзуши хочется касаться двумя руками. Медленно водить, щекоча, пальцами по их внутренней стороне, сжимая и слушая тихий всхлип. – Казу-у, – несдержанно хнычет Куникудзуши от щекотных прикосновений к чувствительной коже. Откинувшись на грудь Казухи, он слегка ёрзает на его ноге, мыча себе под нос. Прикосновения Казухи, конечно, очень приятные, но Куникудзуши уже успел несколько раз известись от них, желая лишь одного. Того, что ему упорно не дают, играясь и наслаждаясь его уязвимостью и чувствительностью. – Нельзя, – повышает голос Казуха, убирая ладони с бёдер Куникудзуши, чтобы крепко сжать его талию и лишить возможности стимуляции. – Льзя, – огрызается, упорно пытаясь хотя бы немного пошевелиться. Тщетно. – Я уже не могу! – возмущённо вскрикивает, оборачиваясь на Казуху, чтобы лично посмотреть в наглые кленовые глаза, а не через отражение. – Не можешь? – Казуха щурится, по лисьи улыбаясь. Куникудзуши ловит секундный ступор от того, насколько красиво и пугающе это выглядит, задыхаясь от стона и возмущения в следующую секунду. Чёртов Казуха касается его груди, массируя пальцами сквозь тонкий слой ткани. Куникудзуши хочет лезть на стены от желания, чтобы это как можно скорее закончилось. – Ка-азу, – Куникудзуши мычит, сжимая ладонями предплечья Казухи и пытаясь убрать его руки от своей груди. Это слишком. Особенно, когда он сжимает соски и Куникудзуши громко стонет, вздрагивая. – Пожалуйста, – произносит на выдохе, сжимая ляжками его ногу. – Только если ты будешь хорошим мальчиком, – и опять этот лисий прищур, и опять Куникудзуши чувствует что-то неладное, но не может ничего сделать со своим желанием наконец-то кончить. – Малыш, ты же будешь хорошим мальчиком? – Буду, буду, только быстрее, – Куникудзуши нетерпеливо ёрзает и хватает ладони Казухи в свои, опуская их на свои бёдра. – Пожалуйста, – сипло просит, заглядывая в глаза. Казуха шумно выдыхает, сжимая его бёдра. – Ляг на пол грудью, – строго приказывает, и Куникудзуши даже не успевает подумать, беспрекословно подчиняясь и слезая с ноги Казухи. Упираться чувствительной и пульсирующей грудью в пол оказывается жутко неудобно. К тому же он продолжает стоять на коленях, оттопыривая перед Казухой задницу. И это чертовски смущает. Потому что Казуха смотрит. Очень долго и внимательно рассматривает бельё на Куникудзуши, которое уже успело промокнуть, и чулки, от которых тянутся держащие их ленты, скрывающиеся где-то под юбкой платья. Шумно выдохнув, Казуха наконец-то к нему прикасается: оглаживает ладонями задницу, мимолетно касаясь большими пальцами половых губ. Куникудзуши стонет и жмурится, в следующую секунду вздрагивая от лёгкого шлепка и раскрывая глаза. – Ты должен смотреть, иначе я остановлюсь, – Куникудзуши возмущённо закатывает глаза, а после опять вздрагивает от шлепка. Пытается смириться. – Какого чёрта, Казуха? Ты можешь просто меня- А-ах, – слова мгновенно вылетают из головы, когда пальцы Казухи вновь касаются половых губ, проводя по ним. – Чёрт с тобой. Казуха никак не реагирует на возмущения Куникудзуши, довольствуясь тем, что он не отводит взгляда и внимательно наблюдает за его действиями. Если быть честным, то Казухе не меньше Куникудзуши хочется кончить. Однако перспектива дразнить его оказалась такой… заманчивой. Казуха бросает мимолётный взгляд в зеркало на Куникудзуши, когда наклоняется ниже, оказываясь лицом перед его вагиной. Он видит, как ноги Куникудзуши дрожат, слегка разъезжаясь в стороны из-за надетых на них чулок, и улыбается. А потом касается языком скрытых за тканью половых губ, собирая проступившую влагу. Боже, он готов поклясться, что не пробовал ничего вкуснее. Отодвинув кружевную ткань в сторону, Казуха лижет ещё раз и ещё раз, вслушиваясь в то, как Куникудзуши стонет, чуть ли не сходя с ума от того, насколько же развратно это выглядит со стороны. Он… стоит на коленях, а Казуха вылизывает его, крепко держась за бёдра. Это, в очередной раз, слишком. Но недостаточно, чёрт возьми, слишком для того, чтобы кончить. – Казу! – вскрикивает Куникудзуши, когда юркий язык проникает во влагалище, стенки которого сжимаются вокруг него. Он закатывает глаза, и сжимает ладони в кулаки, пытаясь удержаться на месте. От языка внутри становится хорошо и приятно, Куникудзуши чувствует, как узел в животе нарастает всё сильнее, предвещая скорую разрядку. Казуха прижимается ещё ближе, ещё сильнее вылизывает его и наслаждается. Наслаждается тем, с какой отдачей Куникудзуши откликается на каждое движение, наслаждается его вкусом и обилием выделяемой смазки, наслаждается, чёрт возьми, видом стоящего на коленях Куникудзуши в грёбанном платье горничной и белых чулках. От мыслей, мелькающих в голове, ещё сильнее сносит крышу, но Казуха вовремя останавливается. Отстраняется прежде, чем Куникудзуши успевает кончить, а потому вслушивается в то, как он протяжно стонет и хнычет, оглядываясь на него. – Какого чёрта! Я же был хорошим мальчиком, я ведь не отвёл взгляд, я- Куникудзуши замолкает, когда Казуха вместо ответа расстёгивает ширинку, высвобождая стоящий член, на который он смотрит слишком долго и пристально, мысленно находясь явно не в этом моменте. Затёкшие от неудобного положения руки нисколько не тревожат Куникудзуши, он с предвкушением наблюдает за тем, как Казуха медленно раскатывает презерватив по члену, глядя через отражение в аметистовые глаза. Он точно также сильно хочет оказаться внутри, и Куникудзуши нетерпеливо двигает бёдрами, когда Казуха подносит член ко входу во влагалище. Казуха входит медленно, боясь сделать больно, и Куникудзуши плавится от ощущения того, как его стенки сжимаются вокруг члена. Чувство долгожданной заполненности дурманит, и Куникудзуши из последних сил старается продолжать смотреть на их силуэты в отражении зеркала, потому что сказанная ранее угроза по щелчку пальцев может стать реальной. А этого Куникудзуши точно не выдержит. Куникудзуши самостоятельно чуть насаживается на член, когда привыкает к ощущениям, и довольную улыбку Казухи в отражении чертовски сильно хочется стереть и сцеловать. Потому что достал уже, двигайся, чёрт возьми. Казуха каким-то образом улавливает недовольное настроение Куникудзуши, делая первый и несильный толчок. Куникудзуши хватает даже этого, чтобы простонать намного громче, чем от языка, и словить первые звёздочки перед глазами. Перевозбуждение сказывается слишком сильно не только на нём, Казухе кажется, что он может кончить только от того, с какой силой Куникудзуши сжимает его, чуть ли не давая нормально двигаться. Крепко схватившись за талию, Казуха медленно выходит из него, после резко входя внутрь. Куникудзуши вновь громко стонет, расплываясь лужицей по полу. Он кусает губы, смотря на отражение в зеркале, и возбуждается ещё сильнее, хотя, казалось бы, куда ещё. Куникудзуши и так напряжён до предела, а стекающая по ногам смазка ужасно громко хлюпает от нового глубокого толчка. Когда Казуха вгоняет член внутрь до упора, до пошлого шлепка о разгорячённую кожу, Куникудзуши вскрикивает и ловит еще более яркие звездочки перед глазами. Сжимает член внутри себя настолько сильно, что Казуха при следующих толчках и сам то рычит, то стонет, пытаясь набрать более быстрый темп. Куникудзуши с удовольствием помогает ему, двигая бёдрами и дрожа от того, насколько это, чёрт возьми, приятно. Разъезжающиеся и дрожащие коленки удерживаются на месте только благодаря крепкой хватке Казухи, который с каждым новым толчком чувствует, что не он один приближается к разрядке. Куникудзуши стонет громко. Намного громче, чем обычно, отзывается, и чуть ли не дерёт глотку, пытаясь наконец-то кончить. Ему приятно до закатывающихся глаз, до сорванного голоса и до синяков на коленках. Он самостоятельно через раз насаживается на член, загоняя его внутрь себя настолько глубоко, что слёзы в уголках глаз проступают. Вскрикнув, Куникудзуши кончает с именем Казухи на губах, и ловит наслаждение от того, как в него входят ещё несколько раз, делая ещё приятнее и головокружительнее прежде, чем тоже кончить. Закончив, Казуха отпускает талию Куникудзуши и коленки последнего наконец-то обессиленно разъезжаются в стороны. Плюхнувшись полностью на пол, он пытается отдышаться. Всё его тело продолжает бить крупная дрожь даже через несколько минут после оргазма, и Куникудзуши обещает себе, что в следующий раз так страдать будет уже Казуха. Потому что это невыносимо. И, почувствовав, как Казуха нежно целует его в поясницу, Куникудзуши задумывается о том, как сам Казуха будет выглядеть в платье горничной, сидящим между его разведённых ног. Судорожно сглотнув, Куникудзуши клянется себе, что он просто обязан воплотить эту картину в реальности.