С завтрашнего дня

Конец. Это конец. Осознание этого наваливалось на Никиту слишком поздно. Наступил конец проекта. Конец его жизни в семье Путинцевых. Конец шума, извечной беготни, непривычной обстановки и холода за окном. Конец самым элементарным желаниям и требованиям от жизни вроде желания покоя и уединения. Конец постоянным глупым бытовым заданиям, и этим извращениям в тарелках на обеденном столе. Конец… Никита должен радоваться концу. Скоро он будет дома, вернётся к своему обычному расписанию, подумает, как поступить в институт в следующем году. Скоро все будет так, как раньше. И песни, и друзья, и гулянки — все вернётся на свои места! Разве что отношения с родителями Никита постарается исправить, а ещё всё-таки придётся отпустить идею двадцатимиллионной поездки в Японию. И… неужели это все, что должно остаться в его жизни после четырех дней у этой семьи? За четыре дня Никита научился уступать своим жизненным принципам из-за того, что иначе в этом доме останется голодным, и последние приемы пищи всё-таки совершал так же, как вся семья. Вот только в горло сейчас ни лезло ни куска, как бы Лесняк ни ковырялся в тарелке и пытался вызвать у самого себя желание поесть. Это из-за нервов. Завтра все кончится. Завтра он перестанет так тревожиться и думать обо всякой чертовщине, завтра он… У Никиты тряслись руки. Это бесполезно, думать о том, как же завтра будет лучше. Завтра он будет скучать через минуту после выхода из подъезда, да что там, он не успеет вышагнуть за порог квартиры, а уже ужасно соскучится! Будет скучать по заботливой Ирине, по творческому и слегка философу Владимиру, по взбалмошным Варе с Мишей, тихой Маше и маленькому Стёпе, которого он почему-то считал старше, чем есть на самом деле, по невзлюбившему его коту, по… По Илье. Илье с колким языком, тяжёлым, пронизывающим взглядом, с искренней любовью к детям и желанием помочь всем своим. По такому воспитанному, правильному Илье, про которого точно можно сказать «сын маминой подруги». Илье, из-за которого сердце постоянно начинало стучать быстрее. Завтра все изменится. Да, Никита обменялся с Ильёй контактами и все ещё сможет периодически писать ему, общаться, но это всё будет не то. Он не сможет уже привычно хлопнуть его по спине или предплечью, не сможет заглянуть в ледяные выразительные глаза, не сможет быть рядом и перестать думать об Илье хоть на секунду. Завтра настанет конец. Его личный конец, отдельный от участия в проекте. * * * Тревожные мысли не переставали жрать даже когда Никита уже лежал на диване и смотрел в потолок, охваченный мраком. В квартире непривычно тихо — все уже легли спать. Иногда дети встают попить воды и босыми шагами прорезают ночную тишину, из родительской спальни едва слышно доносится храп главы семейства. На четвертый день всё это перестало быть чуждым. Может быть, Никита даже хотел бы остаться на подольше, но своим присутствием явно доставлял бы дискомфорт. Как минимум Илье, которого бессовестно выпнул из комнаты. А доставлять дискомфорт Илье он хотел меньше всего. Впору было бы уже закрыть глаза и спать, но Никита словно чего-то ждал. Сердце стучало так же бешено, как в присутствии Ильи, словно он стоял в углу комнаты и ни на секунду не сводил взгляд. Наверное, из-за этого и было тревожно — темные углы могли скрывать что угодно! Но Никита обходил их уже несколько раз. Никакого Ильи или любого другого монстра там не было и не могло быть. Наконец Никита сдался, повернулся на бок лицом к стене и укрылся одеялом с головой, пытаясь спастись от душевного холода. В этот момент в комнате детей металлически скрипнула раскладушка и сердце Никиты вновь налилось самой ничтожной, но надеждой. Вдруг Илья захочет зайти к нему и в последний раз поговорить наедине? По душам… Но пришлось зажмуриться и едва заметно дёрнуть головой, выкидывая глупые фантазии. Да не захочет Илья с ним говорить! Тем более в неизвестно какой час ночи. Он по-любому просто встал отлить, а Никита тут уже опять посчитал, что весь мир крутится вокруг него одного. Какая же глупость… Внезапно послышалось что-то ещё. Раскрылась дверь и шаги из коридора тихонько проследовали во временную комнату Никиты. — Ты спишь? — послышался тихий шёпот, который Никита не спутает ни с чем. Это голос Ильи! Он правда зашёл к нему, ещё и не молча что-то взять, а… поговорить? Он правда собрался поговорить?! Иначе почему бы спросил это? Никита обернулся к нему настолько безразлично, насколько только мог. Нельзя выдавать своего восторга и детской радости, что о нём вспомнили сейчас. — Нет ещё. Илья закрыл за собой дверь и прошел глубже в комнату, тихо опускаясь на диван рядом с Никитой. — Как настроение? Такой обычный вопрос, сказанный полушепотом. Но в полной темноте, когда вся семья спит, а вы оба дай боже оказались одеты в футболку вместо пижамы, всё ощущается иначе. — Я завтра уезжаю домой. — Да ну нахрен. А я и не знал, — в привычной манере отозвался Илья, ментально буквально укусив Лесняка за бок или сразу за жопу. Повисло молчание. Никита не знал, было ли оно неловким, потому что просто смотрел на Илью. Растрепанного, помятого Илью, который сейчас должен спать и видеть седьмой сон, но почему-то… — Ты чего пришёл? — Скучать я по тебе буду, вот чё, — шикнул Илья, как бы огрызаясь, но при этом признавая чистую правду. Об этом говорили забегавшие после реплики глаза и нервно закушенная нижняя губа; Последнее было едва-едва, но всё-таки различимо в темноте, к которой уже немного привыкли глаза. — Попрощаться хотел. Лично. А то завтра опять вся эта херня и показуха со съемками, лыбу давить придется как обдолбанному. Никита широко улыбнулся. Да-да, именно так же, как завтра придется улыбаться на съемках. Вот только сейчас эта улыбка была искренней и полной тихого умиления. Он подсел ближе к Илье, прикасаясь плечом к его плечу. Теперь молчание окончательно перестало быть неловким. Сейчас в этом мире они были только вдвоём, вдвоём о чем-то думали и молчали, перебирая взглядом предметы в комнате. — Ты хороший, — наконец шепнул Илья, повернув к нему голову. — Выебистый местами, но хороший. — Ещё бы, — довольно хмыкнул Никита и взглянул на него в ответ. — У тебя были сомне-?.. Договорить он не успел. Илья потянулся к нему и осторожно коснулся губ, смазанно, потому что заткнулся Лесняк не сразу. Вот только затем он сам подался ближе, разворачиваясь к Илье корпусом и доверяя всего себя. Лишь бы продолжал целовать, заставляя сердце трепетать ещё сильнее, чем до этого. — Ил… — Никита панически вдохнул, когда поцелуй кончился, из-за чего половина имени Путинцева утонула в глотке воздуха. Что он скажет? Разве это не хороший момент, чтобы признаться в своих чувствах? — Нет, блин, Тина, — фыркнул Илья, смотря в его глаза. Такие же голубые, но похожие больше на теплый океан, который всё равно полностью не прогревается ни зимой, ни летом. Некоторое время прошло в молчании и немом контакте глаза в глаза, который почему-то держать было сложнее, чем обычно. — Наверное, мне пора идти, — в конце концов заявил Илья, порываясь встать с дивана, но Никита схватил его за руку. — Нет. Подожди… останься ещё хоть на минуту. Отказывать Лесняку оказалось слишком сложно. Илья вздохнул и лег на диван, вытягиваясь во весь рост и залипая в потолок. Точно такую же позицию занял Никита, хотя провел в ней всё время до этого, начиная с минуты, когда дети наконец улеглись спать. — И что мы будем делать? — Снимать штаны и бегать, Никит. Что я ещё могу тебе предложить? Никита болезненно усмехнулся. То ли его задела очередная колкость, то ли вновь всё омрачила безвыходность ситуации. Снова в Новосибирск Никита не сможет приехать в ближайшее время, потому что, чёрт возьми, он не может придумать повода. Путинцевым будет не до него, а других вариантов, что можно делать в сибирской столице, мало, и каждый противоречит принципам Лесняка. — Придумаем что-нибудь, не ссы, — вновь начал Илья, потрепав Никиту по ноге. Такое обычное действие почему-то показалось очень интимным в этой ситуации и сделало напряжение только выше. — Хочешь продолжить? — на свой страх и риск предложил Никита, повернувшись к Илье и отвечая на вопросительный взгляд: — Ну… что мы начали. — А мы начинали? Лесняк пожал плечами, но Илья все равно беззвучно засмеялся и перекатился со своего прежнего положения на положение над Никитой. Пришлось даже упереться руками рядом с его головой не то для равновесия, не то для чисто эстетической картины. Никита задрал голову, открывая ласкам чувствительную шею, на которой почему-то так соблазнительно смотрятся массивные цепи. Ответа от Ильи долго ждать не пришлось, этим действием Никита словно бросил команду «фас, Бобик», и Бобик послушно кинулся. Долгие поцелуи оставляли засосы, которые завтра будет очень сложно объяснить, если вдруг спросят — хотя не должны, это же не их дело! — пока руки бродили по почти что оголённым телам. Никите до этого не доводилось трогать кого-то в такой животной страсти, при этом так медленно, готовясь к долгому расставанию и перед ним готовясь насладиться временным соседом по полной. — Илья… Никита судорожно шептал его имя, надеясь насладиться им на несколько лет вперед, даже если они найдут предлог встретиться через пару месяцев или ещё когда-то. Момент сводил с ума. Они делают это прямо под носом у родителей Ильи, прямо через стену от его младших братьев и сестер, они рискуют каждую секунду… И это заводит ещё сильнее. Никита спустил руку вниз, освобождая свой член от оков очередной дорогой ткани. Пальцы сразу же обхватили его, совершая несколько быстрых и спешных движений вверх-вниз чтобы утолить жажду удовольствия хоть как-то. — Опять ты, грёбаный эгоист, только о себе думаешь, — выругался Илья, идентично ему приспуская трусы и прижимаясь своим стояком к его. Никита быстро понял, что делать, и обхватил рукой уже оба члена, хотя и выходило слегка проблематично. — А у меня больше. — А я тебе хер по самые гланды затолкаю, если продолжишь бубнеть, — прошипел тот, чувствуя, как по всему телу расходятся импульсы удовольствия. Держать рот закрытым удавалось едва-едва. Хотелось шептать бесконечные комплименты, твердить о любви и о том, как не хочется отпускать. Но нужно вести себя молча, поэтому парни и проводили сладкие минуты в долгом, мокром поцелуе. Завтра всего этого уже не будет. Не будет жара чужого тела, нежных пальцев поверх обоих стволов, не будет чужого сбитого дыхания и каждая секунда уже не будет такой рискованной. Завтра Никита уедет, и больше Илья не проведет взглядом по обтянутому водолазкой телу и не подъебнет его обладателя. Завтра их снова разделят три тысячи восемьсот километров по прямой. А сегодня они почти единовременно кончают, изливаясь на живот Никиты, и всё на несколько секунд перестает быть таким значимым. Затем Илья вытирает их сперму углом одеяла и ложится рядом с Лесняком, обнимая за талию и утыкаясь лицом в крепкую грудь. С завтрашнего дня этого момента уже никогда не настанет. Поэтому они оба пытаются выжать из оставшихся минут максимум.