Картонки

Кипяток лился из носика чайника в две кружки. Первую заполняя почти до краёв, а во второй ещё оставалось свободное место, которое вскоре займёт молоко. *** Вчера, после полуночи, Ларри выводил на полях тетради Фишера узоры и линии, штриховал клетки и зарисовывал всякие мелочи, а хозяин комнаты изучающе наблюдал, параллельно настраивая гитару и вертя между пальцев колышки, вслушиваясь в ноты, издаваемые инструментом. Освещение создавал лишь горящий телевизор, роняя на лицо Ларри, сидящего напротив него, и на левое плечо Сала лучи света. Конечно, вымотанный пятничным днём мозг не горел желанием здраво мыслить и рассуждать, но Джонсон прочистил горло тихим кашлем, как только гитара Фишера заняла свою позицию на полу. — Чел, а ты думал когда-нибудь, — Фишер поднял голову на друга, что металлист зафиксировал боковым зрением. Теперь приглушённый свет захватывал и часть его протеза, — ну, что за нас уже всё определили? — Кромсали, явно негодуя, двинулся чуть ближе к Джонсону, полностью разворачиваясь в его сторону. -Ты это о чём? -Культ, это здание, призраки. По описанием Эш складывается ощущение, будто нам это предписано с самого начала, чувак, — Несколько напряженно попытался донести свою мысль Ларри, — будто мы для этого и появились, познакомились, чел. Чтобы до конца наших дней разгадывать эти чертовы загадки, пытаясь предотвратить что-то херовое. — «Оочень херовое, мужик, я чувствую, что это меня убивает» — оставил Ларри недосказанным и смерил взглядом задумывающегося над своими словами Сала. Даже под протезом, скрывающим любую эмоцию, Джонсон с точностью научился определять каждую смену настроения парня, считывая его то ли по малейшим движениям тела, то ли полагаясь на интуицию. И он ещё ни разу не промахнулся, потому полагал, что сейчас, вероятнее всего, Фишер несколько погрустнел. -Где-то у меня было ощущение, что я должен сделать что-то значимое, пожертвовать чем-то, — Задумчиво протянул Салли, пожимая плечами, — но, знаешь, я всегда думал, что это синдром главного героя или типо того. Будто с пробуждением я перелистываю страницу какой-то херовой книги, концовку которой я знаю, — он обнял колени, вновь поворачиваясь в Джонсону боком, дабы упереться спиной в изголовье кровати, — но не помню.. Ларри задумчивым взглядом, чисто технически, смотрел в стену. На деле же он глядел в пустоту, в ожидающее его никуда, желая раствориться в воздухе, смешаться с частицами пыли в нём. Ему бы только чувствовать, что Сал рядом, а значит — здесь ему безопасно. Вместе безопасно им обоим. «…твой плюс в том, что «Сила» способна дарить тепло и поддержку. В книге даже писали, что ты способен исцелять души и направлять их к свету, Салли, ты родился с такой энергией не просто так, ты же знаешь» — около пяти часов назад, закончив свой расклад и собирая колоду таро в маленький мешочек, подытожила Эшли. Как же чертовски сейчас Ларри был с ней согласен. -...но какое это имеет значение? — Риторический вопрос Фишера разбился о стены комнаты, — если за нас уже всё решено, значит наша задача — вытянуть из этого дерьма как можно больше хорошего, не думаешь? — ориентируясь на голос Джонсон понимал, что Фишер расплылся в улыбке. В грустной, отчаянной, но до чёртиков оптимистичной улыбке. И весь этот оптимизм был направлен исключительно на Джонсона, они оба прекрасно понимали это. *** «Используя свою силу для установления равновесия, 11 аркан дарит окружающим ощущение безопасности. Всегда остаётся на страже мира, укрепляет духовную силу людей и проявляет созидающую энергию. В результате раскрывая свою и чужую силу, даря заботу и комфорт для своих близких. Свои задачи и свой жизненный путь они делают осмысленным. У такого человека большие перспективы и амбиции, но они могут вгонять его в тупик, заставляя делать больше, чем позволяют их жизненные силы.» В горло Фишера залетают две пилюли антидепрессантов, название которых Ларри ещё не успел запомнить — их терапевт прописал с неделю назад, одна таблетка нейролептиков и половина «Атаракса». Джонсон любил их ночевки, безусловно, но самым приятным было видеть то, с каким спокойствием по утрам Фишер может ходить пред ним без протеза. -Чел, ты вообще спал? — отпивая из своей кружки остатки крепкого кофе поинтересовался металлист, проснувшийся около получаса назад. Уснул он на кресле-мешке, когда часы показывали около часа ночи, когда рядом с ним, сидя на кровати, Сал рубился в приставку. -Последние два часа — да, — глядя на кофейно-молочный цвет напитка в своей кружке, Сал потёр глаза, — Кошмары стали слишком реальными. Только вот, к чему это, я пока не понимаю, — голубые брови, выделяющиеся на фоне бледных шрамов, чуть нахмурились, а губы, поджатые вовнутрь, образовали тонкую полоску. На кухне витало такое несвойственное для друзей напряжение, от которого хотелось избавиться как можно скорее. Металлист всегда слишком сильно ощущал, когда в голове Сала снова начинала происходить полная неразбериха. Словно чувствуя то, как тяжелеет у Салли на душе с каждым днём всё острее и острее. И прекрасно знал, что Сал не успокоиться, пока в один из дней не почувствует уже физическую колющую боль в области сердца. -Да сколько мы уже пытались предугадать, один хер разбирались в моменте, — отмахнулся Ларри, — серьезно, Сал, в последнее время слишком много напрягов, остынь, — Взгляд Фишера не отлипал от кружки кофе, но почему-то именно после слов Джонсона думать над своими снами мгновенно перехотелось. Он был прав. Следующий час на кухне Фишера кружки кофе то пустели, то наполнялись бодрящим напитком вновь. Если Фишер сдался на третей кружке и налил себе апельсиновый сок, то Ларри спустя полтора часа заваривал себе четвёртую, но уже не скупясь на количество молока — если первые две кружки представляли собой горький эспрессо, то последняя представляла собой подобие латте с двойной порцией молока. Выпивал он её уже сидя на столешнице и обсуждая то, каким творческим порывом его обдало после месячного перерыва от рисования. А Сал думал о всем, о чём только можно было думать, но никак не о культе и снах.