«
Как же бесит!..» — раз за разом проносится в голове. До неприятных мурашек, до боли от острых ногтей, впивающихся в кожу, до ночных истерик в подушку. С утра нужно маскировать мешки под глазами, надевать маску «мне-пофиг-на-всё» женщины, аки железная леди, и снова выполнять свои дела и то, что должна. То, что должна.
То, чего от нее ждут, чего требуют, чему она должна соответствовать. Взрослая женщина, состоявшаяся мать, бывшая учительница… Которая переспала перед увольнением с бывшим учеником, после чего впала в настоящую депрессию. И, кажется, полностью из нее так и не выбралась.
«
Скорее всего, тебя бесит не этот загадочный человек, а твой внутренний конфликт, твоя реакция на произошедшее. Я бы, конечно, порекомендовала тебе встретиться с ним и обсудить это, раз ты хочешь закрыть уже этот гештальт. Или не хочешь? Задай себе этот вопрос, Яся, и перестань уже терзать себя. Тебе есть ради кого жить» — вспоминаются слова Вали. Бывшей подруги, которая увела у нее Макара, и которой все равно позвонила, будучи выпившей, Яся. В порыве одиночества ли, или потому, что скучает за подругой? Хороший вопрос. В таком состоянии ума невозможно дать на него вразумительный ответ. Потому что… увела ли? Действительно ли Макар любил ее или хоть сколько-нибудь был влюблен, за время их короткого романа? Можно ли винить Валю за то, что именно она стала объектом его влюбленности?
Да. Ярослава злится. «Чем она лучше?» — спрашивала она себя столько раз за время изоляции в своей квартире, оборвав связи буквально со всеми. Убежала ото всех, но не смогла убежать от себя. Браво, Ярослава Олеговна. Осталась на том же месте, откуда всё началось. Но есть один нюанс…
Кажется, ей нравится вовсе не Королёв-старший.
Нет, нет, и ещё раз — нет. Такого не может быть. Просто не может быть. Вот что повторяла она себе раз за разом, после того, как напивалась, и звонила Елисею.
Он приезжал без раздумий. Это был просто секс по-пьяне, ей нужно было заткнуть эту зияющую дыру внутри себя, дыру от одиночества, от ощущения ненужности и какой-то ущербности на фоне подруг, что устроили себе личную жизнь. На время этих ласк и бережных движений со стороны юноши ей казалось, что её можно любить как женщину. Ею можно восхищаться. Именно это она видела в глазах Елисея, когда он смотрел на неё. Именно это она ощущала, когда парень покрывал всё её тело поцелуями, когда входил в неё и заставлял терять голову, двигаясь в ней, и затыкая её рот поцелуями. В чашке воды после процесса, в том, как он не убегал даже когда она могла перебрать и её тошнило, или всё накапливалось и хотелось кому-то высказаться.
«Я никому не нужна, понимаешь? Никому я не нужна» — раз за разом повторяла она в пьяной истерике. Она не знала — тошнило ли её от выпитого или от себя самой.
«А как же я, Ярослава Олеговна? Я разве никто?» — слышалось в ответ с горечью.
«А ты ещё ребенок, Елисей. Ты ещё ребёнок… Ты — мой ученик».
Но он всё ещё ребенок, хотя ему уже исполнилось 18. Он же ничего не смыслит в этом, правда? Это его первая влюбленность в учительницу. И ладно он, но куда она? Взрослый человек. Вся ответственность, весь позор, на её хрупкие плечи, которые и так не выдерживают.
Нет, она должна была сделать то, что сделала. Написать ему смс с текстом: «
Пожалуйста, не пиши и не звони мне больше. Так не может продолжаться. Ты — ребенок, ты мой ученик, а я твоя учительница. Бывшая, но это не имеет значения. То, что было между нами, пожалуйста, забудь. Это было огромной ошибкой с моей стороны. Надеюсь, ты найдешь себе хорошую девушку своего возраста. Воспринимай нашу ситуацию как опыт. И не старайся найти меня. Не приходи. Если ты меня уважаешь, пожалуйста. Умоляю тебя».
Отправлено. Пользователь заблокирован.
Везде.
Так что же она хотела, когда, забирая сына после уроков, застала его в коридоре на поцелуе с миловидной девушкой его возраста? Что это едва заметно стало разрастаться внутри, образуя желание убежать в первый попавшийся пустой класс и разрыдаться там, что есть мочи?
— Здравствуйте, здравствуйте, Ярослава Олеговна, — оторвавшись от миловидной девочки, молвил Елисей. Как обычно, на устах усмешка. Но в глазах она отчетливо видит совсем другое… Глаза улыбаться не заставишь, в отличие от мышц рта. Она-то уж это точно знает. Не убирая руки с талии девушки, он продолжает смотреть на свою бывшую учительницу. — Какими такими судьбами?
— Чт… Что значит какими? — отвечает женщина, облизнув пересохшие от волнения губы. Меньше всего ей хотелось встретить здесь Его. Хотя пряталась она, по сути, ото всех. Но Елисея она хотела встретить куда меньше, чем даже Валю в объятиях Макара. В этой проклятой школе на каждом углу ее подстерегает прошлое, от которого всё это время женщина бежала.
Елисей внимательно проследил за этим ее жестом возле губ, продолжая ждать ответа на свой вопрос.
— Вообще-то здесь учится мой сын, — закончила наконец Ярослава, добавляя в свой тон максимум возмущения. Снова эта маска. Одна из многих, которую она не забывает, выходя из дома.
— А я думал меня пришли навестить, — продолжает Елисей, не скрывая издёвки. — Давно же вас не видно. И сына забирал кто-то другой всё это время.
— Мечтать не вредно, — горделиво задрав нос, отвечает Ярослава.
Девочка, стоящая рядом с Елисеем, очевидно стала себя чувствовать лишней при этом непонятном ей разговоре, и то и дело переводила непонимающий взгляд своих широко распахнутых глаз то на своего парня, то на женщину. Елисей тут же снова впился в губы девушки, резко притянув ту к себе, а Ярослава ощутила невыносимый ком, застрявший в горле.
— Ну, мне пора, — изрекла она, скорее всего, самой себе, потому что никто не удостоил ее своим ответом, продолжая лобызаться и всех на виду.
У неё на виду.
Сорвавшись с места, женщина едва ли не побежала прочь, так и не увидев того самого взгляда, полного обиды и тоски, обращенного ей вслед.
Сигнал машины то и дело разрывал перепонки, пока внутри нее ее владелица то неистово билась о руль своей головой, то отчаянно гасила его руками. Словно он был в чем-то виноват. Словно внешние вещи помогут решить внутренние проблемы. Словно, проорись в очередной раз, или поплачь навзрыд, ей сколько-нибудь полегчает. От начинающейся истерики Ярославу отвлек стук в окно переднего пассажирского сидения. Лучше бы она туда не поворачивалась.
Снова эта блядская насмешливая морда. «Ненавижу» — твердит и твердит себе она, глядя на то самое лицо. Как же хочется стереть эту усмешку, вот взять губку, и словно пройтись по доске, с особым остервенением.
«
А чего же ты хотела? Чтобы он плакал? Чтобы жить без тебя не мог?» — издевательски спрашивает внутренний критик.
Но всё же, не дождавшись ее разрешения, парень дёргает за ручку и открывает эту дверцу. Конечно же, Яся не заблокировала двери машины.
— Чего тебе надо? — бросает довольно грубо, успев быстрым движением махнуть подступившие слезинки из-под глаз.
— Вообще-то мне ничего, — всё так же насмешливо бросает Елисей, — а вот вашему Васе домой бы надо.
Наконец Ярослава замечает своего сына, стоящего ниже парня. Черт возьми, он забрал его с уроков и привел сюда. Заботливый, мать его за ногу. А вот она, дура эдакая, так и не дождалась своего ребенка в очередном порыве судорожно разрыдаться.
— Ты, быстро давай залезай, — срывается она на сыне. — А ты…ты…я тебе сказала не приближаться! И даже не думай подобраться через ребенка.
— Мам, но Елисей хороший! Он мой друг! — тут же возмутился мальчик, садясь к матери в автомобиль.
— Да, я хороший, — вторит ему Королев-младший, состроив грустную мину с дрожащими поджатыми грубами, словно вот-вот заплачет.
— Пошел ты нахер, — ядовито выплюнула Ярослава, после чего гаркнула на сына: — Дверь захлопни!
Обиженный Вася, бросив печальный взгляд на Елисея, послушался таки маму и захлопнул перед ним дверцу. Тот лишь натянул на лицо свою дурацкую улыбку и помахал мальчику. А ей захотелось наехать ему на ногу.
Машина тут же тронулась с места.
Прочь отсюда. Прочь от школы. Прочь от него. Прочь от себя.
Надо бы попросить у Сапрыкина денег на какую-нибудь няню, чтобы являлась за сыном в школу вместо неё. Но она же хорошая мама? Да ведь?
Однако после начала депрессии она почти не видела сына. Даже родители мужа пытались отнять его у нее. Хороша мама. Ничего не скажешь. Какой-то коуч, подсунутый ей Наташей, по странному стечению обстоятельств, подругой Яси, сказал ей, что чтобы выйти из депрессии, ей нужно реализовать себя как мать. И как женщина.
«А чтобы реализоваться как женщине, нужен рядом мужик, смекаешь?» — тут же вспоминается разговор с Наташей на кухне. Да с чего они вообще решили, что ей обязательно нужен мужчина? Хватит. Сыта она по горло этими мужчинами. Справится и одна. Тем более, что никто из ее мужчин так никогда ее и не любил. Последняя ситуация с отцом Елисея расставила всё по своим местам. Подходящий и вполне адекватный мужчина. Она утешала себя, что он вообще не создан для отношений и не нуждается в них, пока не увидела, что он просто не хотел отношений с
ней. Это был фан. Для него, но не для неё. А в кого превратилась сама Яся после этого фана? В совратителя малолетки? В полную дуру?
«Ты ведёшь себя как конченная» — пронеслось в голове голосом Елисея.
— Заткнись, — сказала Ярослава вслух, сидя уже дома на диване.
— Мам? — услышала она рядом с собой.
— Сынок, прости. Это не тебе. Ты меня прости за сегодня… И не только. Я сама не своя что-то, — пододвинувшись ближе к ребенку, женщина обняла его и поцеловала в макушку. Сын с радостью обнял маму в ответ.
— Мам, я часто слышу, как ты плачешь. Это из-за папы, да? — искреннее сочувствие в голосе самого родного человека снова разъебывает её. И снова хочется рыдать.
— Нет, сынок, это не из-за папы… — вздохнув, отвечает Яся, продолжая поглаживать сына по спине.
— Тогда может из-за другого человека? Я его знаю? — от невинного вопроса, заставшего врасплох, земля словно стала уходить из-под ног.
— Это… Нет. И вообще, пора делать уроки, — и снова включается защитный механизм. Она не может слышать о нем. Как же хорошо было, пока она не видела его. Хотя, кого она обманывает? Разве что себя. Другим-то и дела нет, это всё только в её голове. Если бы только можно было снять её и прикрутить другую, новую, чистую от этих мыслей и воспоминаний. Кажется, куда больше Ярослава страдает из-за себя, нежели кого-то.
— Мам, а ты не видела мой рюкзак? — донёсся крик уже из коридора, заставив женщину очнуться от невеселых мыслей.
— В смысле? — брюнетка тут же вскочила с дивана, направляясь в коридор к сыну.
— Ты его в машине что ли забыл?! — она вышла к растерянному ребенку, и встала перед ним, уперев руки в боки.
— Я не помню… Помню только, что Елисей, когда меня вёл, нёс, его, кажется… — изрёк Ваня. А ее снова начало бомбить от имени того, кого нельзя называть. Вот уж точно.
— Что? — переспросила Ярослава, как тут же квартиру оглушил дверной звонок.
— Я открою! — спохватился сын и побежал к двери.
Сама не ожидая от себя, женщина спряталась за дверь. Ведь она привыкла избегать и Вали, и всех бывших коллег, и своего прошлого. Привыкла так сильно, что не смогла изменить этой дурацкой привычке.
— Елисей! — Ярослава тут же вздрагивает от этого имени. Не в силах пошевелиться, она продолжает стоять за дверью и слушать.
— Позови, пожалуйста, маму. Она дома? — доносится знакомый голос.
— Нет, нет, нет, — шапчет обречённо в пустоту.
— Да! А ты заходи! — кричит довольный ребенок, который не виноват ни в чем, но просто рад видеть своего взрослого друга. Но Яся злится на него, на себя и на весь мир.
Собравшись с силами, женщина выходит в коридор, злая, как фурия. Руки сжаты в кулаки, а губы решительно сомкнуты в неприветливом виде.
— Ты зачем пришел? — она становится, преграждая всякий путь парню.
— Так Васька портфель свой забыл. Я бы позвонил, но ты же сама знаешь, почему не могу, — юноша хмыкнул, после чего выдавил из себя защитную усмешку.
— Потому что не хочу тебя видеть, а тебе не понятно? — съязвила Ярослава, сложив руки на уровне груди.
— Потому что пользовалась мной, как резиновым вибратором, а потом выбросила за ненадобностью, — заявил парень, смело глядя ей прямо в глаза. И тут взрослой женщине, гораздо старше него, захотелось провалиться сквозь землю. Сбежать. Потому что он прав. Он, блять, прав. Но не она. И она всегда это знала в глубине своей души. — А, или ты бы предпочла, чтобы тебе рюкзак закинул мой папаша? Это же из-за него ты так убивалась, что хоть с младшим, но с Королевым? А? — Елисея продолжает нести против его воли.
Слишком много накопилось внутри. Слишком сильно разрывает, слишком много ресурса уходит на то, чтобы носить маску похуиста.
Через мгновение его голова поворачивается в сторону от громкой пощёчины.
— Оставь рюкзак и уходи, — ее голос звучит как сталь. А глаза остаются стеклянными. Словно она его даже не видит. Презирает.
Бросив на нее взгляд, полный презрения, юноша молча удаляется прочь, не забыв громко хлопнуть входной дверью. Как в чертовых драмах по телевизору.
— Мам… А что такое вибратор? — обращается к ней растерянный ребенок, так и стоящий посреди коридора.
Не ответив, она тяжело вздыхает, запрокинув голову из-за выступивших слёз.
***
Очередная ночь без сна. Турка с кофе валится из рук, а в трубке звучит голос Наташи — новой жены ее бывшего, к которой тот ушел, предварительно начав с ней изменять. Черт возьми, жизнь Ярославы действительно похожа на какое-то дешевое кино. На голимую постановку. На какую-то драму без хэппи энда.
— Слушай, может хватит себя уже изводить и просто нужно поговорить с ним? Ну, расставить все точки, высказаться, закрыть гештальт уже этот, в конце-концов?
— Да что вы все пристали ко мне с этими гештальтами?! Может не хочу я ничего закрывать! — опять это возмущение в голосе. Уже привычные нотки.
— Ну вот ты и попалась! Проговорилась! Знаешь, тут психолог, на которого я подписана, пишет как раз, что первое, что мы выдаём — это ответ нашего подсознания. Так что вот оно — ты не хочешь ничего заканчивать! Ты боишься, что всё действительно закончится между вами! — озарило Наташу, которая чуть ли не пищала уже в трубку.
— Да я сама не знаю чего я хочу! Не знаю, блин, и всё! — Ярослава хотела по привычке махнуть рукой в раздражении и досаде, но забыла, что в руке была турка. По итогу всё содержимое оказалось на полу. Ну вот, блять, всё рушится. — Всё, блять, вокруг рушится!
— Ты сама усложняешь, Ярик, — нежно молвила в трубку Наташа, словно разговаривала с дитем малым. — Тебе просто нужно взять и поговорить с ним. Ничего же страшного не произойдет, так?
— Ну не знаю… Я убью себя, или его… Мне так кажется, — вздыхает отчаянно брюнетка.
— Или вы просто перестанете играть в детский сад и будете вместе, — подсказала Наташа.
— Ой, всё… Ничего я не хочу, пока!
Палец нажимает на сброс, а с губ срывается раздраженный вздох.
— Ма, мы в школу едем? Или мне папе звонить? — доносится уже совсем рядом.
Ярослава взглянула на своего растерянного сына, который уже умылся и оделся сам. Если сейчас за ним приедет бывший, то грош ей цена, как матери. Уже больно смотреть на своего потухшего ребенка, который тянется даже к чужим людям. Вырастет вон с травмой отвержения. Ах, черт, опять эта психология.
— Да сынок, мы едем. Не надо папе, подожди минутку, мама сейчас, — Ярослава выдавливает из себя улыбку, и тут же получает ответную.
Едва сын выходит из кухни, как она тут же хватает тряпку, но бросает ее на пол. Вытрет потом. Да и есть кое-что получше кофе…
***
После бокальчика вина и глаза-то светятся, даже потухшие. В машине играет радио, Васька напевает какую-то модную песню, а Ярослава, сидя за рулём, то и дело посматривает на свое отражение в зеркале. Сегодня она наконец достала из шкафа свое любимое черное платье, что выгодно обтягивает её потрясную фигуру, распустила волосы и даже немного подкрасилась. А, нет, кажется, там был больше, чем один бокал. Но это неважно. Важно то, что она наконец готова. Как там его? Гештальт? Будет им всем гештальт.
Подготовиться перед выходом, как следует, всё же не вышло, потому что едва Ярослава припарковалась, как тут же заметила Елисея в компании той самой девушки и одноклассников.
— Фак, — прошептала Яся, откинувшись на сиденье.
Наверное, далеко не лучшая идея выяснять отношения при всех, ещё и при школоте. Да блять. Ну что ж, хорошо. Три, два…
Елисея, облизывающего свою подружку безо всяких эмоций, просто на каком-то автопилоте, отвлек громкий неприличный свист одного из одноклассников. Остранив от себя свою вроде бы как девушку, он посмотрел в сторону, куда и все остальные. Чего-чего, но её, в таком виде, он точно увидеть не ожидал. Вокруг всё тут же будто бы замерло, а внутри стало подниматься, бурлить, странное чувство. Нет, это адская смесь боли, ревности, и гнева. Коктейль «разбитое сердце» заказывали?
Безумно захотелось им всем втащить. За то, что пялятся сейчас на неё. За то, что мысленно делают с ней. Как и каждый чертов раз, когда она вела у них уроки, и эти штрихи обсуждали как бы её хотели и в каких позах. Один из одноклассников как-то признался, что дрочил на неё, за что получил в морду от Королёва-младшего. А ведь тогда она даже не знала, почему ей пришлось вызывать его отца в школу.
— Привет, ребята, — вот она. Совсем близко. Он снова натягивает на лицо эту издевательски фальшивую улыбочку и прищуривает глаза. Рука быстро находит девичье тело и прижимает к себе.
— Яросла-ва Олеговна, — тянет он, не переставая усмехаться, — ну я же говорю, точно соскучились!
Внутри женщины тут же стала разрастаться тревога. Все смотрят. А вдруг он что-то им рассказал? А что, если кто-то из ребят напишет заявление директору? Что, если ее найдут и посадят? Если мамочки начнут писать в пабликах «берегите своих детей от неё»?
В голове тут же стали появляться абсурдные, невообразимые картины развития событий. Ноги неожиданно подкосились. Ещё немного, и она бы упала, но…
— Ярослава Олеговна, вы как? — его руки на талии словно обожгли кожу. Ни капли насмешки в голосе. Только лишь беспокойство. И этот взгляд, от которого щимет в сердце.
— Я… Я не знаю. Мне будто нечем дышать, — честно ответила она, не в силах отвести взгляд.
— Народ, идите без меня, я отведу ее в медпункт, — тут же обратился Елисей к своей компании, что наблюдала за этим зрелищем, включая девушку.
— Я с вами! Ну, помогу, — уже чуть тише сказала Юля.
— Я сам справлюсь, окей? — грубо, но он и не старался выбирать тон. Ведь ему плевать на её чувства.
Она убежала первой. Остальные двинулись вслед за Юлей, оставляя после звонка их наедине. Этого она и хотела, но и больше всего боялась одновременно.
— Королёв, отпусти меня, — придя в себя уже в здании школы, Ярослава попробовала вырваться из хватки, но Елисей лишь крепче держал её, при этом его взгляд упёрся ей прямо в обтянутую грудь. Парень сглотнул.
— Я закричу, понял? — прошипела Ярослава, пытаясь таки упрямо оттолкнуть его от себя.
— А я заткну тебе рот. Ты знаешь, как я умею, — точно издевается. — Воу, воу, ты что, снова возбудилась?
Блять. Блять. Будь проклята эта кожа со своей реакцией на его прикосновения. Хочется провалиться сквозь землю прямо тут. Без суда и следствия.
— Тебе никто не разрешал переходить на ты, — Ясе таки удалось высвободиться. Елисею показалось, что в ее темных, как шоколад, глазах, промелькнул огонь, так она злилась. И так это его снова начинает заводить.
— А, понял, у
вас какой-то фетиш на это? О, Госпожа, — не прекращает издеваться.
— Может хватит уже надо мной измываться? — да, она не выдержала.
— Серьезно? Это кто это сейчас сказал про издевательства? Это
Вы мне сейчас про них говорите? — он наклонился ближе, оттопырив пальцем ушную раковину.
— Послушай, ты ничего не понимаешь вообще, всё очень сложно, — какие глупые оправдания. Она сама это понимает. Но отступать уже поздно. Сейчас или никогда.
— А, ну да, блять, конечно! Это же у вас во взрослом мире всё сложно, а я, ребенок, ни черта не понимаю, да? Только почему-то как трахаться, так я уже взрослый, а?! Двойные стандарты, Ярослава Олеговна? — ядовито выплёвывает парень, подобно тому, как она привыкла с ним говорить, едва он коснется триггерной темы.
Снова пощёчина.
— Как банально, — звучит голос, полный разочарования.
— Не подходи больше. Прошу тебя, — взмолилась Яся, заискивающе глядя ему в глаза. Она ищет там поддержки. Ищет понимания, ищет его «ладно». Но не находит. Там находится только боль. И ее отражение.
— Вы уверены? — спрашивает Королёв, став полностью серьезным. Сейчас не до шуток, и не до масок. Сейчас хочется орать, что есть сил, и разнести тут всё нахер. А потом стереть себя в пепел и раствориться прямо здесь, в воздухе, которого начало не хватать.
Вместо ответа парень получает внезапное столкновение губами. Женские руки обвивают его шею, а язык Елисея упрямо проникает в рот Яси, пока руки шарят по талии. Неистово целоваться в школьном коридоре, пусть и во время урока, когда везде пусто, один черт рискованно, но сейчас весь мир сузился только до них обоих. Сейчас не до других, не до каких-то страхов или мыслей. И так бы было и дальше, если бы не тихое аханье, а за ним голос.
— Елисей? Ярослава Олеговна? — в круглых глазах Юли, спешившей на помощь к медпункту, выступили горькие слезы.
***
— Юля! Юля, да подожди! Ну подожди, пожалуйста! — ещё немного, и ноги запутаются, но Ярослава упорно продолжает догонять Матрёшкину, что стремительно бежала впереди, по внутренним ощущениям Яси, к директору. Да, Ярослава не работает здесь уже как четыре месяца, но это не помешает создать ей репутацию педофилки, и увидеть Макара на пороге. А там недалеко и до полиции. И до того, что Ваську и вовсе отнимут. Проще сдохнуть здесь на месте.
Ярославе такие удается схватить девушку за рукав, останавливая ту среди школьного двора.
— Вам самой-то не стыдно? Вам нормально? Вы же. вы же старая! Да вы ему в мать годитесь! — рыдая от невыносимой боли стала кричать Юля.
— Мне очень жаль. Прости. Простите. Я бы хотела отмотать время назад, чтобы этого не случилось, — с горечью в голосе ответила Яся, находясь на грани таких же рыданий. — Это была чудовищная ошибка. Я сейчас уйду, а ты просто сделай вид, что этого не было, ладно? Просто никому не говори, пожалуйста, — из глаз таки брызнули слезы. Яся продолжала держать девушку за руку, умоляюще заглядывая ей в глаза.
Юля словно нарочно тянула перед ответом, но таки удостоила им, изменившись в лице, и холодно глядя на бывшую учительницу.
— Хорошо. Но при одном условии: вы больше не приближаетесь к Елисею, — отчеканила она совсем не милым голосом, как прежде. — Дайте ему жить нормально. Вы уже действительно слишком стара для него.
— Хорошо, — наконец, вздохнув и проглотив ком в горле, отвечает Яся. — Хорошо, — уже на автомате повторяет она, наблюдая за тем, как на устах Юли появляется победная улыбка.
— До свидания, Ярослава Олеговна, — натянуто улыбаясь, сказала Матрешкина, после чего, развернувшись, пошла к зданию школы.
Повернувшись спиной к школе, Ярослава замерла на месте и дернулась так, словно ее ударили ножом в спину. По щекам потекли горячие слёзы.
