Свят мой грех

Александр встал с первыми петухами, когда тьма еще окутывала Линдерберг. Глухую тишину разбавляли звуки дыхания Кайсиса, и, как не странно, это заставило священника облегченно вздохнуть. Сняв свою длинную ночную рубаху, Александр старался как можно тише разобрать в темноте, куда он откинул свою рясу. После появления Кайсиса прошло уже около недели, и за это время священник и воин привыкли друг к другу и даже разделили пристройку, как место сна и отдыха. Добродушные жители деревни помогли собрать еще одну кровать, на которой последующую неделю залечивал свои раны и отдыхал Кайсис. Тихо, чтобы не разбудить раненого воина, он вышел из своей пристройки, и отправился на кухню. Ступая легкими шагами по старым деревянным полам, священник ощущал прохладу утреннего воздуха. Луна еще светила в небе, когда он достиг кухни. Веселые петушиные крики создавали ощущение таинственного времени, когда люди еще спали, а природа собиралась начинать свой новый день. Оказавшись на кухне, Александр ощутил прохладу, которая окутала все помещение. — Боже, как тут холодно, — постукивая губами отметил священник. Александр взял дрова, лежащие в углу кухни, и принялся топить печь. Священник аккуратно выложил дрова внутрь. Затем взял пару отдельных поленьев, легко поджег их от огня, и уверенным движением поместил горящие поленья внутрь. Легкое трескучее шуршание дров, затем пламя, разгоревшееся в печи, начало заполнять комнату теплом. Древесина вспыхнула, и оранжевые языки пламени освещали уголки кухни. Теперь холод уступил место приятной теплоте, и Александр почувствовал, как вдруг стало намного уютнее, чем было, когда он только вошел на кухню. Александр начал готовить завтрак, предвкушая тихий момент одиночества. Свеча на столе мерцала, освещая деревянные стены кухни. Звуки, которые он создавал — скрежет ножа по доске, легкий шум воды из кувшина, — стали частью этой утренней медитации. Он приготовил простой, но вкусный завтрак, полагаясь на свежее молоко от Эмили и небольшой запас продуктов, которые смог достать в деревне. Аромат еды заполнил кухню, пробудившуюся от зимнего сна. Когда все было готово, Александр налил себе чашку горячего чая и поднял ее к губам, наслаждаясь моментом покоя перед новым днем. Линдерберг еще спал, погруженный в свой мир, а священник готовился встретить рассвет и продолжить свое служение в этой тихой деревне среди снежных полей и древних лесов. *** Кайсис спал, но тьма его снов оказалась пронизана травмой прошлого. В его снах оживали образы сражения, грозные тени военных, метавшихся в бессмысленном хаосе. Пламя горящих лесов отбрасывало свет на мертвых и раненых, а вокруг витал тяжелый запах дыма и крови. Сердце Кайсиса билось с беспокойством, когда его сознание открывало память о том, как его, раненного и почти мертвого, бросили в одиночестве на поле брани. Все звуки битвы переплетались в кошмарном симфоническом вальсе, оставляя в его душе следы неизгладимых страхов и утрат. Но в темноте сна Кайсис ощущал, что что-то меняется. Силуэты бросивших его казалось солдат становились размытыми, как призрачные образы, а звуки стихали. Утро в Линдерберге всё также наступало мягким светом, проникающим сквозь деревянные стены церкви. Воин проснулся от легкого скрипа двери, открывшейся перед ним. Александр стоял у входа в его временное жилище, несмотря на свой кроткий характер, уже готовый встречать новый день. — Доброе утро, Кайсис, — приветствовал священник, улыбаясь, — Я приготовил завтрак. Вам следует восполнить ваши силы! — священник поставил на письменный стол сосуд для умывания и пару хлопковых полотенец, — Пока вы занимаетесь утренней рутиной, я быстренько загляну в церковь и вернусь. — Доброе утро, благодарю вас, — ответил сонный Кайсис, — К чему такая спешка? Что-то случилось? Если требуется моя помощь, то я помогу. — Нет-нет, что вы. Мне нужно совершить утреннюю молитву. Пока топил печь и готовил завтрак не рассчитал времени. Александр мягко улыбнулся сонному солдату. А после Кайсис видел, как за мужчиной закрылась дверь. Он снова остался в комнате совсем один. Воин медленно встал с кровати, еще ощущая тяжесть ночных кошмаров в своем теле. В комнате было все так же тихо и пусто, но эта тишина и пустота более не тревожили Кайсиса, а были для него тем самым блаженным спокойствием, которым он был обделен почти всю свою жизнь. Решив смыть с себя тень снов, он взял сосуд для умывания, наполненный теплой водой, приготовленной Александром для него. Сплескивая воду на свое обличье, Кайсис ощущал, как холод уступает место теплу. Хлопковые полотенца, которыми он вытирал свое лицо, были приятно теплыми. Этот жест заботы, подчеркнутый теплом полотенец, расплавлял последние льдины напряжения в его душе. После он отправился на кухню. Только сегодня Кайсис понял, что те самые полотенца, которыми он каждый день вытирал свое лицо и тело, были ранее замечены им на печи. По всей видимости Александр держал эти полотенца там, заботливо готовя их для утреннего умывания. В этот момент благодарность и восхищение к Александру наполнили Кайсиса. В этих мелочах он увидел выражение не только заботы, но и искреннего стремления сделать его восстановление чуть более теплым и быстрым. Воин садится за стол и начинает есть, но его ум остается занятым сновидением. Тень прошлого тянется через его разум, напоминая о битве и предательстве. Вкус каждого куска пищи переплетается с образами сна, создавая сложный мозаичный рисунок воспоминаний. Не замечая, как на кухню входит Александр, Кайсис продолжает вглядываться в пустоту своих мыслей, где война и мир переплетаются словно тени на занавес судьбы. Александр, проницательно взирая на воина, молча занимает место за столом. В кухне витает тепло и аромат свежести, но тишину прерывает только скрип деревянной столовой посуды. Кайсис, углубленный в свои мысли, не сразу замечает священника. Спустя минуты молчания, Александр начинает разговор первым: — Кайсис, с вами все в порядке? Он вздрагивает. Его взгляд встречает голубые глаза Александра, и усталая улыбка появляется на лице воина. Однако в этой улыбке сквозит напряжение, словно он не освободился от тяжести и ран, которые покрывали не только его тело, но и душу. — Если вы не хотите об этом говорить, то я не стану расспрашивать. Но если, вам есть, что мне ответить, то я буду терпеливо ждать, — Александр опускает глаза на стол, он скрепил руки в замок, чувствуя небольшое напряжение. Для него, почти всю жизнь жившего в одиночестве, душевный контакт с ближним был сложен. Особенно тот контакт, касающийся самых глубоких и скрытых сторон чужой души. Кайсис заметил, как Александр напрягся. Но он был благодарен, что священник не лезет к нему в душу и терпеливо ждет, пока он сможет открыться. — Не принимайте моё молчание, как личное. Оно не значит, что я не доверяю вам или хочу что-то скрыть, — он отложил приборы и внимательно посмотрел в голубые глаза, которые всё так же прожигали стол, — Раны прошлого до сих пор кровоточат. Благодаря вам моё тело крепнет, но сам свою душу излечить я еще не в силах. Мне нужно время. Дослушав Кайсиса Александр наконец поднял глаза и их взгляды опять встретились. Они улыбнулись друг-другу и продолжили завтрак в тишине. И эта тишина звучала громче, чем любой из их разговор ранее. После завтрака, наполненного молчанием и натянутой улыбкой воина, Александр решает предложить Кайсису пройтись вокруг деревни. - Это будет полезно для вашего здоровья и жители деревни перестанут считать вас легендой. Их сборы продлились не долго и вскоре они покинули чертог церкви, отправляясь на прогулку. Вдоль улицы, где солнце игриво сверкало на крышах домов, они встретили Мистера Джонатона. Старик, сидевший на скамейке, был окутан волшебством прошлых времен. Его руки, опытные в мастерстве, были покрыты рубцами и шрамами, словно летопись его жизни. Он молча смотрел на птиц, попутно подкармливая их пшеном. — Добрый день, Мистер Джонатон, — приветствовал Александр, а воин кивнул в знак уважения. Старик поднял глаза и улыбнулся. — Добрый день, господин священник. Как ваше сердце, как ваша душа? — спросил старик, его голос звучал как песнь, проплывающая сквозь века. Отличительной особенностью этого пожилого мужчины была как раз эта фраза. Он никогда не спрашивал: «Как дела?». Он считал, что «дела» никогда не смогут описать то, что описывает состояние души и сердца. И эту его мудрость Александр всегда ценил и уважал больше всего прочего. — Спокойно, Мистер Джонато. Пока солнце светит, дети смеются и произносится слово Божье, как моё сердце и душа могут быть потревожены, — с улыбкой сказал священник, — Вы еще не знакомы, поэтому я представлю вас. Это Кайсис, он проживает в церкви и помогает мне по хозяйству, — представил священник, а воин поклонился, выражая свое уважение, - А это мистер Джонатон, наш мастер на все руки. — Добро пожаловать, молодой человек. Вижу, вашим рукам не чужды труд и битвы, — сказал старик, глядя на шрамы воина, — В нашей деревне рады любому, кто приходит с добром. И вам несказанно повезло попасть под опеку нашего Александра. Более доброго и честного человека вы не разыщите за версту. — Благодарю вас, господин Джонатон. Ваши слова являются истинной, в которой я не единожды убеждался, пока был здесь. Если бы не господин Александр и жители деревни я бы давно оказался в объятиях Господа, — Кайсис бросил благодарный взгляд на Александра. Тот в свою очередь одарил его своей самой искренней улыбкой. — Ну, господин Джонатон, мы отправимся обратно. Прогулка для здоровья Кайсиса полезна, но наши холода могут его ослабить. Заходите в церковь, без вас на проповедях всегда чувствуется пустота. — Обязательно, господин Александр. Буду с нетерпением ждать сегодняшнюю проповедь, — старик поднялся со скамейки и ушел восвояси. — Как же сильно он постарел, — прошептал под нос Кайсис. Александр посмотрел удивленно на воина: — Вы знали мистера Джонатона? — Не скажу, чтобы знал его лично. Но в королевском дворце пару раз его видел, когда был совсем мал. Его свечи были самым прекрасным, что осталось у меня в воспоминаниях о дворце, — Кайсис грустно улыбнулся. Они отправились обратно в место, которое воин неосознанно стал называть домом. По возвращению в пристройку, Александр приглашает Кайсиса в церковь. — Как на счет посещения моей проповеди? В такие дни жители обычно не приходят, но я все равно провожу ее. Думаю, чтобы залечить душевные раны помощь Бога не помешает. Кайсис соглашается. Хоть он никогда и не верил в Бога, то, как горели глаза священника в момент разговора о нем вселяют в него надежду, что что-то может измениться. И он хватается за эту возможность, как за последнюю соломинку. Вошедший в церковь Кайсис ощущал, как воздух наполняется духом веков, где каждая вещь пронизана молитвами. Святая тишина церкви окутала его, словно уютное покрывало, защищающее от суеты мира. Церковь встретила его высокими столбами, на которые падал свет от окон, создавая ощущение покоя и умиротворения. Старинные скамейки, расставленные вдоль стен, казались сидящими свидетелями вековой истории. Золотые лучи свечей танцевали в воздухе, освещая иконы, излучая тепло и спокойствие. Святая вода в сосудах блистала, словно зеркало времени, в котором отражались души верующих. Кайсис почувствовал, как его сердце замирает под величественностью этого места. Взгляд его упал на изображение Иисуса, и он понял, что каждый следующий шаг в этой церкви будет носить отпечаток встречи с вечностью. Александр предложил воину место у окна и Кайсис охотно согласился. Последний раз он был на проповеди будучи озорным юнцом, только собиравшимся отправляться на войну. Тогда он еще не знал тяжесть оков, которые ему предстояли в будущем. Постепенно в церковь стекался народ. Справа от него сидела доярка Эмили, напротив мистер Джонатон. В углу собрались все дети семейства Брукли. На скамейках, ближе всех расположенных к алтарю, сидели сторожевые — Никола, Банди, Крос и Кеннес вместе со своими женами. Ступив перед алтарем, Александр поднял руки, словно желая донести свои слова до каждой души, собравшейся в церкви. — Верующие, сегодня я хочу поделиться с вами не только словами из Священного Писания, но и собственным опытом встречи с Божьей милостью. Мы все несем в себе шрамы и раны, но именно в этом, в наших слабостях, Бог обнаруживает свою силу. Голос священника звучал чисто и ясно, наполняя каждый уголок церкви. Он продолжал, глядя в глаза прихожанам, словно проникая в самые глубины их душ. По телу Кайсиса пробежала дрожь. Он впервые видел проповедь Александра. И он не узнал того кроткого и слабого мужчину, которым тот был все это время. Ибо сейчас перед ним он совсем другой. Его взгляд был смелее, чем взгляд любого воина, которого встречал на своем пути Кайсис. — Мы все прошли свои сражения, каждый из нас носит свой тяжкий крест. Но в этом кресте заключено наше спасение. Помните, что даже в самый темный час, когда кажется, что свет исчез, он всегда проникает в самые темные уголки. Священник взглянул на воина Кайсиса, словно зная, что в его сердце таится много тяжести. — Несмотря на ваши шрамы, Бог видит в вас своих детей. Пусть эти стены будут для вас убежищем, а наши молитвы — исцелением, — все это время Александр смотрел в глаза Кайсиса. И он принял эту часть проповеди, как личное послание ему. Он настолько проникся, что глаза стали влажными. Он потянулся рукой к лицу, чтобы смахнуть скупую мужскую слезу. Проповедь Александра проникла в сердца прихожан, словно светлое послание, наполненное надеждой и любовью. Кайсис, слушая его слова, почувствовал, как будто в его душе начинает проясняться.