Когда кончается ночь

Он такой тёплый, с кожей гладкой, словно шёлк под пальцами. Хочется касаться его везде. Гладить. Ласкать. Обнимать и прижимать к себе. Спиной вжимать себе в грудь и ощущать как там, за рёбрами трепетно бьётся его сердце. От кромки волос на затылке, по оголённой шее спускаться поцелуями и считать губами выступающие позвонки. Хочу. А ладони всё блуждают по чужому телу. Мой Чэнь-Чэнь, такой покорный сейчас, немного заторможенный из-за овладевших им эмоций, не до конца проснувшийся. Чувственный и потому вздрагивает от особенно смелых прикосновений. Шумно вздыхает, когда цепляю грубыми подушечками пальцев сжавшиеся от возбуждения крохотные соски на его груди. Они у него маленькие и аккуратные, как две аппетитные ягодки. Когда я ворвался к нему в спальню, терзаемый тревогой, никто не мог предположить, во что выльется моё вторжение в чужие покои. Он встретил меня, распластавшись на простынях. Такой расслабленный, со следами дрёмы в затуманенном взгляде. Тёплый и уютный, не представляющий, как я успел перенервничать от его долгого отсутствия и непривычно позднего пробуждения. Солнечные зайчики ласкали его заспанное лицо, то и дело, заставляя смешно морщить нос и щурить глаза, пряча их за завесой густых ресниц. Замечаю краем глаза недвусмысленную выпуклость под одеялом и хочу подразнить его немного в отместку за потраченные нервы. Ляпнуть что-нибудь смущающее по поводу проснувшегося раньше хозяина организма. И на волне азарта срываю одеяло. Кто бы мог подумать, что он неодет. А он, мой Чэнь-Чэнь, абсолютно нагой. Во всей красе лежит такой восхитительный, желанный и аппетитный. Он, кажется, готов провалиться сквозь землю, но остаётся неподвижным, напуская на себя фальшивое равнодушие, только в медовом взгляде бушуют растерянность, возмущение и такое трогательное смущение. А я всё вылизываю его фигуру взглядом, стараясь запечатлеть в памяти всё, до чего не смею коснуться и пальцем. И вон он уже будто настроился возмутиться, прикрыться и выгнать меня из комнаты, как я под аккомпанемент опадающего на пол одеяла протягиваю руку и легонько касаюсь кончиками пальцев его лодыжки. Чэнь Лэн замирает кроликом под взглядом удава. Кажется, что даже не дышит и не сводит с меня широко распахнутых глаз. Лишь плавно подтягивает к себе колено, пытаясь спрятать своё восставшее достоинство, но даже не представляет, что эта поза делает его ещё соблазнительней. Тяну руку следом и невесомо касаюсь выступающих косточек на лодыжке. А стопы у него узкие и длинные, красивые, с ровными и аккуратными пальчиками. Никогда не обращал внимания, а теперь не могу оторвать взгляда. Хочется погладить и каждого пальчика коснуться губами. Но веду пальцами выше по голени, соскальзывая и несильно прихватывая крепкую икру. Выше, к сгибу колена. А он всё смотрит. И если и дышит, то через раз. И я взгляда от медового янтаря его глаз не отвожу. И молчим оба или это я за биением собственного сердца ни черта не слышу. Но ни криков, ни возмущений в мой адрес. Мой малыш ни брыкается, пытаясь сбросить мою руку, не лупит меня подушками, в избытке валяющимися на его пастели, ни призывает Юэ Фэнгэ, желая рубануть по моим нахальным пальцам. И я расцениваю это, как если не согласие, то любопытство узнать, что будет дальше. А дальше тыльной стороной пальцев оглаживаю его колено и замираю. Он несмело подтягивает вторую ногу и сводит колени вместе, но не плотно, а как бы приличия ради. Скулы его горят багрянцем, тело пробивает мелкая дрожь, а глаза влажно блестят. Восхитительный вид. Набираюсь смелости и, опираясь на матрас под собственным коленом, перебираюсь на кровать, размещаясь прямо перед моим Чэнь-Чэнем. Ловлю на себе удивлённый и совсем малость испуганный взгляд, но не хочу давать ему времени опомниться, снова касаюсь острого колена и веду ладонью вдоль бедра, до самой бедренной косточки. Чуть нажимаю на неё большим пальцем, а ладонью оглаживаю тонкую талию. И выше, по контуру свода рёбер, и снова вниз, кончиками пальцев до соблазнительной ямки пупка. А другая моя рука поглаживает лодыжку и икру его правой ноги. От каждого касания он так мило вздрагивает. И до сих пор мы не смеем разрывать зрительного контакта. Словно без него исчезнет и это наваждение. Мажу по впалому животу пальцами, как кистью, цепляя то пупок, то тонкую дорожку светлых волос, что тянется от пупка ниже. И вот уже вторая рука на его колене, медленно отводит в сторону. В глазах напротив плещется немая паника. Он, кажется, хочет что-то сказать, а я только прикладываю к его губам палец и качаю головой. Своими же губами нежно касаюсь его колена, и всё больше отводя его в сторону, спускаюсь невесомыми поцелуями по внутренней стороне бедра. И обратно. Тоже самое проделываю на другой ноге. Чувствую, как его от каждого касания, под кожей напрягаются мышцы, словно он хочет снова свести колени вместе, но я держу их крепко. Чэнь Лэн пытается отстранить меня, а я ловлю его руку за запястье и, выпрямившись, нависаю над ним, прижав его руку над его же головой. Какой же он красивый! Румяный, взволнованный и совершенно точно возбуждённый. Глаза сияют двумя звёздами и подёрнуты влажной поволокой. Искусанные от волнения алые влажные губы. Склоняюсь ниже и замираю в паре цуней, ощущая его горячее дыхание, жду. И он закрывает глаза, расслабив, размыкает губы. Что это, если не приглашение? И разве я могу отказаться? Легонько касаюсь мягких губ, словно на пробу. Раз, второй. Прижимаюсь к нежной коже чуть смелее, и Чэнь Лэн неуверенно сминает мои губы в ответ. Он весь дрожит и меня самого уже колотит от сдерживаемой страсти. Такой горячий, мягкий — подо мной, отвечает на мои поцелуи, что становятся с каждым мгновением всё жарче и напористей. Он сам тянется ко мне, давит на затылок, льнёт грудью ко мне, сжимает коленями мои бёдра. Толкаюсь в приоткрытые губы языком и слышу тихий стон в ответ. Кажется, ещё немного и у меня сорвёт последние цепи, что ещё держат моё желание в узде. А свободной рукой блуждаю по его телу. Ласкаю бока и бёдро, твёрдые мышцы живота и выступающие очертания рёбер. Нарочно не касаюсь сокровенного места, не спускаюсь к паху, дразню и его и себя. Пальцы то выписывают невесомые узоры по телу, то со страстью сжимают упругую плоть, расписывая белую кожу розовеющими отметинами. Поцелуй глубокий, жадный и влажный, затягивает в омут жаркого желания. Вылизываю его рот изнутри, сплетаясь с горячим языком, задыхаясь, от чего в короткие перерывы дышим оба чаще и глубже. А когда я снова прерываю поцелуй и отстраняюсь, улавливаю обиженный всхлип, от которого на лице у меня расползается лукавая улыбка. Какой же мой Чэнь-Чэнь честный в своих эмоциях. Даже если бы он сейчас велел прекратить, я бы не поверил ему. Дорожкой поцелуев осыпаю острые скулы, припадаю к пульсирующей венке на шее, что бьётся в такт его колотящемуся сердцу. Языком очерчиваю выступающие ключицы. Крепкая грудь его под моими губами вздымается от каждого судорожного вздоха. Ниже, обводя кончиком языка пупок по окружности, вызывая россыпь мурашек на белой коже. И так же языком вдоль дорожки волосков, пока мне в подбородок не упрётся горячая влажная головка, только тут он вдруг вздрагивает и порывается оттолкнуть меня, но лишь успевает скользнуть пальцами по волосам, а пока я отвлёкся на это движение, он вдруг ускользает от меня и, повернувшись на бок, почти прижимает колени к груди, закрываясь. Наивный, думает, что для меня не осталось мест на его теле, которые я бы ещё мог ласкать. Усмехнувшись, я лёг позади него и крепко обнял, утыкаясь носом в волосы на затылке, втягивая их чудный аромат и нежась в прохладе гладких прядей. Кажется, это действие взбудоражило его даже больше, чем все предыдущие ласки. А он такой тёплый! И кожа гладкая, как шёлк под пальцами. И хочется касаться его везде. Гладить. Ласкать. Обнимать и прижимать к себе. Спиной вжимать себе в грудь и ощущать как там, за рёбрами бьётся его сердце. От кромки волос на затылке, по оголённой шее спускаться поцелуями и считать губами выступающие позвонки. Хочу. — Хочу тебя, — шепчу ему на самое ушко и тут же прикусываю порозовевшую мочку. С губ Чэнь Лэна срывается неконтролируемый стон. О небеса, сколько же у него чувствительных точек. Хочу найти их все. — Мой милый Чэнь-Чэнь, какой же ты восхитительный, — мой шёпот перемежается с лёгкими поцелуями за ушком, в шею, позвонок под самым затылком. — Х…хватит… Так делать. — Голос тихий и дрожащий, срывается на почти на каждом слове. Он слабо пытается отстраниться, но как оказалось, только для того, чтобы повернуть голову и найти своими губами мои. Мой малыш сам меня целует, нежно проведя своим горячим язычком по моим губам, толкается им между ними и сам углубляет поцелуй, всё больше распаляя меня и лишая последних остатков самообладания. И цепи срывает! Решаюсь быть смелее. Огладив грудь и живот, ныряю ниже, к паху и накрываю ладонью его стоящий колом и истекающий соками член, вырвав из его горла протяжный стон, что сладкой росой оседает на моих губах. Не переставая целовать и блуждать второй рукой по груди, лаская и аккуратно пощипывая соски, вожу по скользкому от природной смазки стволу, по всей длине от основания к головке и обратно, чуть сжимая у основания. А мой нежный Чэнь-Чэнь и сам начинает мягко толкаться мне в кулак, теряет последние остатки связи с реальностью. Стонет в губы, рукой шарит по моему бедру, пытаясь нырнуть под длинную полу ханьфу, вжимается острыми лопатками мне в грудь. Кажется, ещё немного и дойдёт до пика возбуждения. А я сам почти рычу от того, как болезненно сводит в моём собственном паху, особенно, когда мой ненаглядный трётся о мой стояк своими обнажёнными ягодицами. В плену желания и возбуждения, он, кажется, совсем растерял все инстинкты самосохранения. Такой открытый и беззащитный. Такой — мой! Как же я его хочу! — Чэнь-Чэнь, малыш мой, любовь моя, хочу тебя. — С этими словами больно впиваюсь зубами ему в плечо у основания шеи и слышу болезненный вздох, а затем тут же зализываю отпечаток от укуса, от чего табун мурашек разбегается по его спине и груди, а из горла вырывается мурлыкающий стон, такой нежный и томный. — Фэн-сюн! Я сейчас… Мммхх… Не даю ему и слова сказать, запечатав губы поцелуем, и убирая руку с его возбуждённого и готового излиться члена, чем вызываю полный возмущения всхлип. В одно движение поднимаюсь и подминаю его под себя, чтобы продолжить то, чего меня лишили в самом начале. Прикусив по очереди каждый сосок и оставив несколько багровых пятен на груди, животе и у самой бедренной косточки, развожу его колени и закидываю одну ногу себе на плечо, не забыв подарить с дюжину поцелуев изящной щиколотке, стопе и каждому пальчику. А затем, склонившись между его ног, не церемонясь более, широким движением провожу языком по его крепкой пульсирующей плоти, оставляя на головке звонкий поцелуй. Слышу удивлённый и восторженный вздох, утонувший в сладостном возгласе. Вылизываю его член, как самое редкое и дорогое лакомство, а мой ненаглядный весь дрожит и извивается в моих руках. Дышит так громко и томно, стонет и уже сам подаётся бёдрами навстречу моим губам. — Син…нцзюэ… Ахххх… Мммххх… Тонкие пальцы цепляются за волосы, пытаясь оттеснить мою голову, но я лишь крепче впиваюсь ладонями в его бёдра, оставляя красные отпечатки. Заглатываю почти до основания, обвожу головку и каждую венку языком, слизываю терпкие солоноватые капли. Чувствую, как горячая плоть под моими губами ещё больше напрягается, пульсирует, готовая излиться семенем. — Остановись! Я же… — В голосе мольба, а сам от возбуждения зарывается в мои растрёпанные волосы и сам же не даёт отстраниться, даже если бы я хотел. Всё его тело, до того мягкое, как податливая глина в моих руках, вмиг напрягается от прокатившейся по мышцам судороги, выгибается в пояснице, задыхается от сбившегося дыхания. Хватается руками за простынь, сминает тонкую ткань. Уже не контролирует свой голос, что стонами страсти отражается от стен комнаты. Открываю глаза и поднимаю взгляд, чтобы увидеть его лицо во время бурного оргазма. А вижу лишь серый потолок, расчерченный тенями от кроватного полога и подсвеченный рассветными лучами. Вот уже третий день мне сниться этот сон. И каждый раз, когда кончается ночь, кончается и сон, на одном и том же моменте. Три дня прошло с того неловкого утра, и теперь мне нет покоя. Даже в пору моей зелёной юности я не был столь подвержен весенним сновидениям, а теперь вот каждое утро мне приходится подолгу приводить себя в порядок, чтобы хотя бы суметь показаться на глаза Чэнь Лэну и ученикам. Не хочу быть ему другом, хочу любить его всем сердцем, душой и телом, и когда-нибудь увидеть окончание этого сна, но наяву.