Omen

Но Арсения там нет. На полу перед Димой лежит одинокая белая тапочка. — Блядь, куда он опять свалил, — Позов чешет затылок, поднимает осиротевшую тапку и оглядывается по сторонам. — Да небось на улицу пошёл кружочки свои снимать, — отмахивается Матвиенко, и его баранья голова смешно трясётся. — Ты ж знаешь, он их солит на зиму, чтобы потом херак и выложить в самый подходящий момент. — Заманал, — признаётся Дима и пристраивает тапку на обувницу в прихожей. Договорились же сделать общее фото, пока все красивые и в костюмах, и никто не заебался, не разломал инвентарь и не забыл свою маску в толчке. Ну и какого хрена он тогда свалил сейчас? Ладно Позов, он может пережить изображающие импланты стикеры на своём лице, а заказанная с ибея куртка и вовсе оказалась довольно удобной — но остальным с костюмами не так повезло, чтобы комфортно было в них всю ночь торчать. Серёжкинс пока держится и не снимает маску барана, которую упрямо называет своим костюмом, но Дрон и Зинченко, не сговариваясь нарядившиеся Джейсонами Вурхизами из фикспрайса, забили на свои маски сразу же. Андреев, вон, кажется, даже мачете уже потерял. — Ребят, кто-нибудь видел Арсения? — Дарина суетится больше всех. Оно и понятно, это её дом, её вечеринка, и с костюмами они со Стасом больше всего запарились. Даже если половина гостей не понимает, как они умудрились объединить Невесту Франкенштейна с Барби. А главное — зачем. Вроде как ради каламбура в слова ФранКЕНштейн, но оценил его только Горох. — Я ему набирал, — вздыхает Позов, — трубку не берёт. Опять на беззвучный поставил. — Да он с него не снимает, — ворчит Стас из кухни. — Я ему говорил уже про это, а он говорит, мол, а я чего, я же не опаздываю, как некоторые, зачем мне звонить? Вот за этим! Ох уж эта любовь Арсения к загадочности. Будь его воля, он бы даже никого в известность не ставил, что в Питер уезжает. Притворялся бы магическим существом, которое прыгает по пространственно-временному континууму и чудом оказывается в павильоне ровно в тот момент, когда там проходят съёмки. А в остальное время мир спасает и заведует магазином магических приблуд. Это в его стиле. Большая стеклянная дверь отъезжает в сторону, и Антон возвращается в дом, переобуваясь из дачных галош обратно в свои красивые, но, как он признавался в машине, пиздецки неудобные вампирские туфли. Позов лишний раз радуется, что выбрал себе костюм из игры, одновременно стильный и не требующий жертв. Не в том он возрасте, чтобы неудобную обувь носить. — В беседке нет, на качелях нет, в бане нет, — докладывает Антон, и Дима отмечает, что в отличие от большинства гостей, он выглядит не раздражённым, а взволнованным внезапной пропажей Арсения. — Вот козёл, а, — вздыхает Позов и, приняв из рук Стаса поднос с бокалами, возвращается в гостиную. Тут уже не так людно, как десять минут назад — пёстрые гости растеклись по загородному дому Шеминовых в поисках пропажи, и только вошедший следом Матвиенко спокойно плюхается на роскошный длинный диван. Он наконец-то сдаётся и стягивает с себя маску барана — под ней он лохматый и потный. — Это точно не ебанутый квест с загадками, которые нам нужно разгадать, чтобы найти Арсения? — уточняет Позов. — Он ничего такого не планировал, ты не замечал? Серёжа обречённо качает головой и выдвигает своё предположение: — Может, он наверх пошёл, спать? — Нет, это если бы мы тебя искали, — фыркает Дима и ставит поднос на журнальный столик. — Арс скорее… я не знаю, увидит красивое дерево, заберётся на него, чтобы сфоткаться, и ёбнется вниз. — Чё, думаешь, он прям во фраке полезет? — вздыхает Серёжа. — Настолько он ебобо? — А чё, скажешь, нет? — парирует Позов и получает в ответ только горестный вздох. Из коридора несётся топот немаленьких ножек, и в дверном проёме застывает бледная (спасибо магазину КупиГрим.Ру) и максимально несчастная фигура Шастуна. Она протяжно вздыхает и мнёт край чёрного плаща: — Блин, мужики, я не знаю, я чёт волноваться начинаю. И ведь не врёт — реально какой-то он нервный. Как будто первый раз этот Арсений пропадает без предупреждения, ей богу. Дима успокаивает как может: — Шаст, господи, да чего за него волноваться, я тебя умоляю. — Да ну мало ли… пожилой человек, может, упал, шейку бедра сломал, — Антон выдавливает из себя шутку (и Позов в ответ на неё дежурно улыбается), но тревога с его лица никуда не уходит. Дима даже пытается присмотреться к нему — может, дунул что-то неудачное, и теперь колотится на пустом месте? Да вроде, не похоже. Нервничает, как стандартный почти полностью трезвый Антон-волнушка. Далеко не любимый Димин гриб, но что поделать, если в коллективе только такие? Волнушка Антон, сморчок вонючий Серёжа и хитрая пиздливая лисичка Арс. Нахуя Дима назвался груздем и полез в кузов с этой компанией, он гадает уже десятый год. Серёжа Антонову волнительность не разделяет совсем: — Да не мельтеши, Шаст. Чё ты как этот самый. Мож он в магазин пошёл. Антон от предложения не мельтешить явно отказывается, потому что нерешительно топчется на месте ещё какое-то время, прежде чем присесть на спинку дивана и заворчать: — Какой магазин, блядь, в полдвенадцатого. Это же не коттеджный посёлок на Рублёвке, это, ну, обычная деревня. — Зато расположение удачное, — орёт с кухни Стас в третий, наверное, раз за вечер. Со второго этажа раздаётся стук каблуков и скрип дверей, Дарина кричит: — Его тут нет! — Ну и всё, давайте сфоткаемся без него, — Серёжа решительно поднимается с дивана. — Потом прифотошопим, если захочет. — Если найдётся, — мрачно поправляет Антон. Гостиная наполняется топотом и гулом голосов. Джейсоны Вурхизы, труп невесты вместе со скелетом из совсем другого фильма Бёртона, повар из ада, Капитан Америка и просто мафиози с простреленной башкой начинают стекаться к центру комнаты. Серёжа с реалистичным недовольным фырчанием натягивает на лицо голову барана. Пока Дарина пытается поставить телефон на тумбу под нужным углом, Позов осторожно дёргает Антона за край вампирского плаща и вполголоса интересуется: — Чего ты на самом деле так завёлся? Чё ему будет? Арсу. — Да ну знаешь, — шепчет Антон в ответ, — мало ли. Мож какая-то сумасшедшая фанатка. Ты же знаешь, у него есть сталкерши, которые прям под окнами его дома тусят. Чё им стоит сюда за нами поехать? КПП нет никакого, торчи тут сколько хочешь… Дима улыбается в камеру, а сам думает, что доля правды в этих словах есть. Сколько бы Шеминовы ни хвастались, что отхватили шикарный участок на берегу озера относительно недорого, минусы у этого места тоже есть. Парадигма жизни без уродливых заборов не очень-то вяжется с соседями более чем скромного достатка. Справа, вроде, нормальные ребята с небольшим бабушкиным домиком, который они потихоньку превращают во что-то приличное своими силами. А вот слева — какой-то заброшенный заросший бурьяном участок с полусгнившим уродливым домом — и тоже без забора нормального. Заходи кто хочет, следи за большим красивым домом рядом, можешь спиздить гриль. Или Арсения. — Поз, воротник включи! — подсказывает Стас, и Дима запоздало щёлкает выключателем, который заставляет светодиоды на внутренней части его киберворотника загореться синим. Чё-то он так ждал, когда эта куртка приедет, предвкушал, как они отправятся к Шеминовым, как он будет ходить как крутой перец из Киберпанка, а в результате всё развалилось — и Катя не смогла поехать, и Арсен вот начал выебоны свои, и настроение в результате совсем ни к чёрту. Ну охуенно. Когда костюмированная толпа рассасывается после фото, Дима с Антоном, не сговариваясь, ныряют на террасу. — Блин, сигареты в куртке оставил, — ворчит Шаст, и Позов показательно вынимает пачку из внутреннего кармана куртки, мол, нечего вампиром в следующий раз наряжаться, наряжайся в удобное. Отсюда, с террасы озарённого огнями дома, пустующий соседний участок кажется совсем тёмным. Свет долетает только до края, выхватывая чёткую полосу, где ровный газон переходит в жуткие заросли. И совсем уже в глубине, чёрное на чёрном, возвышается мрачной горой заброшенный дом. Антон выпускает из лёгких сизый дым и покачивается на носочках — явно в попытке себя успокоить. Надо бы перевести тему, а то Арсений умудряется быть центром внимания, даже когда он не в одном с ними помещении, но пока Позов силится найти новую тему для разговора, Антон продолжает себя накручивать: — И главное, даже в полицию не позвонишь, потому что шумиха начнётся… — Ну позвоним, но это если он не будет на связь выходить дольше, ну… дней двух. А так, да, хотелось бы без ментов обой… — Тш! Антон внезапно выпрямляется по струнке, как завидевший опасность сурикат, и принимается напряжённо щуриться, вглядываясь в темноту соседнего участка. — Чё там? — шепотом интересуется Дима. — Мне показалось, идёт кто-то, — так же тихо и напряжённо отзывается Шаст. — Да нет там н… — начинает Дима и сам себя обрывает, когда видит, что чернильный мрак впереди и правда шевелится. Сердце набирает темп, ожидая увидеть в кустах какого-нибудь зашедшего поссать алкаша или ищущего закладку нарколыгу, но сразу после того, как движение оформляется в человеческий силуэт, становится видно и странное белое пятно на месте лица, искривлённое и неживое. Позов вцепляется в ближайшее, что находят ладони: перила и руку Шаста, а тот продолжает стоять, задержав дыхание. Только когда Антон шумно выдыхает, сбрасывает с себя Димину руку и кричит: — Арс, блядь! Напугал! — Позов понимает, что белое пятно было не жуткой мордой чудовища, а маской Призрака Оперы. Вечно Поповицкому нужно выебнуться с костюмами, чтобы показать, что он не как все. Арсений подходит ближе, выходя наконец в пятно света, становятся видны детали фрака, узоры на жилетке и перепачканные чем-то перчатки. Идёт он как-то странно, медленно, переваливаясь с одной ноги на другую, руки безвольно болтаются вдоль туловища. Актёр ёбаный. — Очень смешно, Арс, — Дима старается вложить в свою реплику весь оставшийся в организме сарказм. — Ты чё, реально час в кустах прятался, чтобы эффектно выйти? Типа как зомби? — Мы тебя обыскались, — добавляет Антон, но в его голосе всё равно слышно не раздражение, а облегчение. Арсений не отвечает — просто продолжает своей уебанской походкой двигаться вперёд, преодолевает стену из сорняков и выбирается на нормальный газон. Одного лакированного ботинка на нём нет, нога в чёрном носке беззащитно волочится по влажной траве. Он, получается, не в тапках был? Тапок потерять проще. — Всё-всё, мы поняли, ты стрёмно вышел из темноты, напугал, напугал, — отмахивается Антон. Дима фыркает в ответ: — Это ж Арс, он пока свою пантомиму всем в доме не покажет, не остановится. Арсений ничего не говорит, но очевидно согласен. Единственный глаз, который не скрыт под маской, жутко выпучен и почти не моргает, руки качаются так, словно ими управляют только порывы ветра. Умеет же играть человек, когда захочет. Может, ему в хорроры? А то всё в свои сопливые мелодрамы и криминал лезет. А тут такой зомби пропадает. Дима вздыхает, хлопает Антона по плечу и ныряет обратно в дом: — Ребят, Арс нашёлся! Он на улице! Чё-то… чё-то жуткое показывает, типа номер подготовил. — Надо было номера готовить? — испуганно отзывается Горох. — А чё вы не сказали? Я не знал. — Да ничё не надо было, это он выёбывается, — отмахивается Позов и проходит в дом дальше, чтобы оповестить всех присутствующих, что пропажа отыскалась, и спасателей вызывать не нужно. Когда он возвращается на террасу, там уже кроме Антона торчат Заяц с Олесей и какой-то из двух Джейсонов Вурхизов, судя по комплекции, тот, который Дрон. Все они напряжённо смотрят, как Арсений волочится по тёмной осенней траве, отказываясь выходить из своего дурацкого образа. Причём образ-то даже с костюмом не совпадает, причём тут зомби, или одержимый, или кого он изображает? — Ну ладно, Арс, мы всё поняли, — смеётся Макс. — Можешь ещё за диваном спрятаться и Дарину напугать. Дима собирается предложить ещё вариант выпрыгнуть на Стаса из тёмной кладовки (ему поднасрать Арсений никогда не откажется), но не успевает — в его руку вцепляются пальцы Антона. — С ним что-то не то, — шепчет Шастун обеспокоенно. — Он даже когда мы вдвоём остались, не бросил придуриваться. Понятно, волнушка волнуется, вот человеку делать нечего. Надо в него влить что-нибудь покрепче, чтобы расслабился хоть немного. — Да ну он же у нас актёр, небось по системе Станиславского вживается в роль, — отмахивается Дима. Рядом раздаётся голос доставшей телефон Олеси: — А повернись немного сюда, на камеру, я тебе потом перешлю, будешь на прослушивания рассылать видео. Классно же! Но Арсений на удивление игнорирует предложение и разворачивается, наоборот, от Олеси — к лестнице. Антон почему-то начинает пятиться, и его приходится придержать за спину. — Ну ты чё, реально, что ли, его боишься? — усмехается Дима. — Я тебе говорю, с ним что-то не так, он не в адеквате. Позов цокает языком и даже глаза немного закатывает: — Он это делает, потому что мы смотрим. Пошли в дом, сядем в фифу рубиться, он сразу заскучает и перестанет дурачиться. Антон с предложением, кажется, не согласен — вслух он этого не говорит, но на попытки Позова увести его в дом не реагирует, только отступает подальше, когда Арсений всё так же медленно и жутко поднимается по ступенькам на террасу. Дима приличия ради ждёт ещё пару секунд, не закончится ли это представление громогласным рыком и каким-нибудь скримером типа резкого прыжка, но Арсений продолжает ломать комедию (то есть, скорее, хоррор). На его лице застыла жуткая улыбка, он медленно двигает шеей, словно принюхивается или присматривается, получается как-то странно — как у механических динозавров в парках развлечений. Где-то в глубине души его хочется даже похвалить за такую проработанность и приверженность роли, но гораздо больший процент души Позова, в её менее глубоких слоях, просто раздражён. Арсений часто не чувствует, когда длительную шутку пора заканчивать — заебёт людей то кроксами своими, то надписями на стенах, то вот клоунадой этой. А уже и не смешно. Давно. Поэтому Дима сдаётся и возвращается в дом, выполняя свой собственный совет не кормить тролля вниманием. Ему хватает времени на то, чтобы дойти до гостиной, намешать себе белый русский и плюхнуться на диван напротив огромного телека. Но на этом покой заканчивается — в дом вваливается компания с террасы, и почему-то сразу становится шумно, суетно и тесно. К имевшим честь лицезреть представление Арсения прибавляются теперь и те, кто сидел всё это время в тепле, поднимается новая волна реакций. — Арс, это ты типа одержимый или чего? — Я не помню такую сцену в «Призраке Оперы»… — Будешь фоткаться так? — Дай только масочку поправлю… Ай, блядь! Он меня укусил! — Арс! — Какого хера?! — Не смешно! Дима ставит коктейль на стол и обеспокоенно оборачивается. Они могут, конечно, в пылу игры перегибать с силой ударов, но кусаться? Это что-то новенькое. В комнате разыгрывается картина эпохи возрождения, та самая, где много мифологических персонажей пиздятся в идеальной композиции: Дарина стоит, прижав к себе руку, Стас трясёт Арсения за плечи, Антон пытается оттащить Стаса подальше — то ли для его безопасности, то ли защищая Арсения. — Да я вам говорю, с ним что-то не так! Не трогайте вы его! — Шаст, отойди! — Не отойду! Дайте мне с ним наедине поговорить. — Чтобы он тебе ухо отгрыз? — Так ты веришь или нет, что он себя не контролирует? За этим диалогом следует какая-то возня, а потом Стас бурчит: — Вон в ванной поговорите, чё ты от меня ещё хочешь? Когда Антон хватает Арсения за локоть, его никто не кусает, но даже с сопровождением он двигается медленно и как-то рвано, словно суставы и мышцы не подчиняются ему до конца. — Пиздец странно, — резюмирует Гаус. Это ещё слабо сказано. Заяц нервно оглядывает собравшихся в гостиной: — А он, ну… Сидит на чём-то? Матвиенко уверенно мотает головой: — Я бы знал. В повисшей тишине слышен приглушённый голос из ванной, слов не разобрать, но по тембру можно понять: говорит только Антон. Даже если у этих двоих и была какая-то идея для пранка, он явно вышел из-под контроля. — Надо, ну… позвонить куда-то? — робко предлагает Горох, опуская свой окровавленный тесак на тумбочку у телевизора. — Я тебе позвоню! — рявкает Стас. — Никто никому ничего, все поняли? Его можно понять, он боится, что кто-то наберёт сто двенадцать, и уже через пару часов телеграм-каналы и сайты, которые вечно путают их фамилии, будут пестреть новостями о том, что Арсений Попов либо обдолбался чем-то, либо ёбнулся, либо обдолбался чем-то и ёбнулся. И так-то оно так, но делать же что-то надо? — У меня есть нарколог хороший, проверенный, — всё же решает осторожно предложить Позов и видит, как Стас напряжённо стискивает зубы. — Дим, давай так, мы пока сейчас п… Договорить он не успевает, потому что из ванной несётся грохот и звон. Дарина преодолевает гостиную со всей мебелью и гостями за один прыжок, кидается к двери санузла, но та открывается первой, и из санузла вываливается ошарашенный Шастун. Он ошалело оглядывается по сторонам и почему-то испуганно держится за собственную шею. Дарина взвизгивает, увидев тело на кафельном полу. — Он… Он начал меня душить, и я ёбнул его об шкафчик… — растерянно оправдывается Антон, делая несколько шагов назад. Поднимаясь со своего места, Позов скрещивает пальцы: только бы шкафчик был не зеркальный, и сейчас не пришлось вытаскивать из головы Арсения осколки. С этим везёт: несмотря на отвалившуюся полку и усыпающие раковину и пол дорогие бутылочки с кремами, бардак в ванной минимален, а у валяющегося на полу Арсения прослеживается чёткий пульс. — Всё норм, живой, — резюмирует Позов, отпуская его запястье. Антон продолжает нависать, с ужасом в глазах рассматривая распластавшегося на кафеле Арсения, пока Дарина физически не отодвигает его, чтобы протиснуться к Диме. — Слушай, я не знаю, что с ним, но он уже на двух человек напал, — испуганно шепчет она. — Он явно опасен, Дим. Дим? Ты меня слышишь? Я думаю, его нужно, ну… зафиксировать как-то. — Связать, — переводит на человеческий Позов. — Связать, да, — сразу соглашается Дарина. — Ну неси тогда, чем связывать, твой дом же, — вздыхает Дима. Несмотря на то, что собравшиеся смотрят на эту сцену с ужасом и непониманием во взглядах, никто не возражает, не останавливает их и не перечит. Зинченко даже приносит из кухни удобный стул со спинкой и помогает водрузить на него обмякшее тело во фраке. — Вот такая есть! — Дарина почему-то спускается аж со второго этажа, хотя кладовку Дима точно видел на первом. Он ждёт увидеть синтетическую бельевую верёвку, скользкую и неприятную, которую невозможно будет нормально закрепить, но Дарина внезапно протягивает практически идеальную верёвку, похожую на джутовый канат. На концах качаются кокетливые кисточки. Стас краснеет и отводит взгляд. — Я, эм… Я не буду задавать вопросов, — теряется Дима. — Но давайте этим будет заниматься тот, у кого — ну вдруг так получилось! — есть опыт. Может, узлы морские кто умеет вязать, я не знаю. Дарина несколько мгновений колеблется, а потом протягивает руку и забирает верёвку обратно. Пока Гаус с Зинченко держат Арсения ровно, чтобы он не падал со стула, а она колдует что-то, что Дима отказывается признавать подозрительно похожим на шибари, Позов отводит Антона в сторону под предлогом осмотра шеи. Осматривать там нечего — красные следы рук, которые непременно станут синими, а затем жёлтыми. — Прописываю вам водолазки, — усмехается Дима. — Спасибо, доктор. Антон хоть и выдавливает из себя дежурную улыбку, выглядит не особо счастливым. Он выглядит так, будто Дима пошёл в магазин и попросил отрезать ему два метра тревоги. — О чём вы разговаривали? — спрашивает он, но сжимает руку на плече Шаста, чтобы дать тому понять, что уйти от ответа не получится. Но получается играть в дурачка. Антон хлопает глазами: — А? — В ванной, о чём вы говорили? — Н-ни о чём, он мне н-не отвечал, — мотает головой Шастун. И ведь не врёт даже, зараза. — Шаст, я вижу, что ты знаешь больше, чем говоришь. Он принял что-то? — Блядь, ты думаешь, я бы не сказал, если бы знал? — рычит Антон и пытается освободить руку. Но Дима не отпускает: — Ты же понимаешь, что на кону его здоровье? Жизнь? — П-почему, почему, почему все думают, что я знаю, что происходит? — голос Антона дрожит, он явно нервничает. — Ты со мной был, когда он пришёл, у меня ровно столько же информации, сколько у т-тебя, Поз. Принял что-то… я не знаю, но похоже на то. В этот, вон, стрёмный дом ушёл и там обдолбался. Тут он, кстати, прав — если что-то и случилось, то случилось это на соседнем участке. Дима готов поспорить, что, если они туда заглянут, то обнаружат на обшарпанном кухонном столе ровные дорожки белого порошка или подкопчённую ложку и самодельный жгут. Жалко в Винлайне нельзя на это деньги поставить. — Надо сходить туда проверить, — Дима наконец отпускает руку Антона. — В дом этот? — Ну, — кивает Позов и объявляет уже громче. — Ребят, мы пойдём сходим в этот дом на соседском участке, узнаем, чё там как и чё с Арсом случилось. Как-то он не спрашивая решил, что Антон пойдёт тоже — не зря же он выглядит таким озабоченным судьбой Арсения. — Ну пошли, — вздыхает Матвиенко с обречённостью человека, которого никто не звал, но он всё равно решил, что обязан там быть. — Щас, подождите, мы с вами! — Олеся выступает вперёд, уверенно зажимая в руке ладонь Зайца, для которого, судя по выражению лица, стало новостью, что они собираются куда-то идти. Позов кивает: — Го. Тащиться посреди ночи на чужой, пусть и заброшенный, участок, на самом деле, желания никакого. Но Арсения будет гораздо, гораздо проще привести в чувство, если они заранее узнают, чем он обдолбался. И зачем вообще? Это кризис среднего возраста так проявляется? Желание всегда быть энергичным и в идеальной форме? А затирал ещё, что это всё из-за бега и правильного питания. Пиздун. Остаётся, конечно, небольшая возможность, что наркотики тут ни при чём. Но что это тогда? Очень резкое бешенство? Психоз? А почему они начались именно после того, как Арсений побывал в стрёмном доме? Явно же там что-то стриггерило изменение его поведения. Сам дом, к слову, выглядит не то чтобы жутко, не по-хэллоуински. Обычный домик, бабушка умерла, а наследникам он не нужен, вот и простаивает, гниёт. — Нехорошая энергетика у этого места, — Олеся приподнимает подол платья, когда они входят в бурьян. — Зато металлургия и сельское хозяйство — закачаешься, — негромко язвит Антон. Если к семантике не придираться, Дима и сам отмечает, что атмосфера на участке какая-то гнетущая, но для себя он это объясняет темнотой и неприятными обстоятельствами. Поднимаясь по лестнице на скрипучее крыльцо, Позов думает только о том, как бы прогнившее от сырости дерево не сдалось прямо сейчас, под весом пяти пар ног. К счастью, им хватает ума подниматься по очереди. — О, дверь открыта, — радуется Заяц. — Так что это даже не взлом с проникновением, а… Ну, просто «с проникновением». — Звучит как подпись на открытке потерявшему девственность, — мрачно усмехается Антон и ныряет в тёмный провал двери. Судя по всему, он включил режим дурацких шуток в ответ на что угодно, такое бывает, когда он сильно переживает, но не хочет этого показывать. Дима тянется за телефоном, включает фонарик и ныряет следом. Подступающую тошноту он чувствует чуть ли не раньше, чем запах — мерзкий, сладковатый, совсем не как в меде, лишённый формалинового очарования запах гниения. Надежда, что в доме найдутся просто следы употребления, улетучивается вместе с желанием что-либо есть или пить. Когда-либо ещё в жизни. Позов протяжно выпускает из лёгких воздух, надеясь выгнать из ноздрей отвратительные местные ароматы, а мозг лихорадочно пытается найти объяснение происходящему. Может, бабушка умерла прямо здесь, её долго не находили и запах впитался в половицы? Но тогда он бы не был таким ярким, таким сбивающим с ног. Глаза находят объяснение раньше, чем с этим справляется мозг: в конце коридора обнаруживается помещение, которое когда-то было кухней, а в нём — стол, на котором высится гора из перьев и плоти. Кажется, когда-то это было двумя курицами, обезглавленными и оставленными здесь гнить. На удивление, вопроса, зачем это было сделано, не возникает — стены и пол буквально измазаны бурой куриной кровью, складывающейся в какие-то символы. Не похоже на алфавит ни одного известного Диме языка. — Какого хуя… — потрясённо шепчет Серёжа, и не согласиться с ним сложно. — Думаешь, он это сделал? — голос Максима нервно дрожит. — Не, это тут явно давно, — вмешивается Позов. — И он был бы весь в крови. — Местные сатанисты, небось, — неожиданно хладнокровно предполагает Олеся. — Дети любят такое. Да уж. Дима думал, дети любят кей-поп и Геншин, а они, оказывается, любят забираться в заброшенные дома и приносить в жертву птиц, чтобы начертить их кровью пентаграммы? Далёк же он от молодого поколения. Разглядывая незнакомые знаки на стенах, Позов краем глаза видит движение — как будто кто-то быстро что-то с пола поднимает и засовывает себе в карман. Поворачивается — и видит там Антона, который как ни в чём ни бывало рассматривает окровавленные интерьеры. Блядь, да ну не кажется Диме, не кажется, Шаст и правда странно себя ведёт, и правда что-то скрывает, но зачем ему что-то скрывать, если у них всех тут цель — помочь Арсению, и чтобы это никуда не утекло? Но прежде, чем Позов успевает открыть рот, Антон резко разворачивается и откашливается: — Я, кхм, пойду в ванной посмотрю, мож там чё есть. Его сутулящаяся фигура шагает по коридору, а в голове у Позова проносятся все варианты, что же он мог стащить и что явно намеревается теперь смыть в унитаз (если он тут есть, конечно). Пакетик с порошком? Шприц? Таблетки? Дверь ванной за Антоном не закрывается, но прикрывается достаточно, чтобы из кухни было не увидеть, что он там делает. Вот козёл. Дима размышляет, нужно ли ему сейчас пытаться ворваться и спасти улики, или лучше будет прижать Шаста наедине, где будет больше шансов, что он расколется. Но прежде, чем он успевает выбрать стратегию, его отвлекает восхищённый голос Макса: — Ебать, а это что ещё такое?! И сразу за ним Олесин: — Не трогай! Серьёзно говорю, не трогай руками! Это похоже на какой-то артефакт магический! Дима закатывает глаза и огибает кухонный стол, ожидая увидеть «магический артефакт» из Фикспрайса, но там, куда указывает Заяц, на полу в центре какого-то круга с символами стоит… рука. Сначала кажется, что она вырастает прямо из грязных половиц, но, присмотревшись, Дима понимает, что она на самом деле прикреплена к деревянной подставке. Её тонкая серая кожа напоминает истлевшую бумагу, а пальцы замерли нерешительно, словно в ожидании рукопожатия. — Ебать, у них тут чё, реально сатанисты? — чешет затылок Серёжа. — С сатанинскими ритуалами? А как Арс в это вписывается… — Ой, да какие сатанисты, — фыркает Позов. — Это небось та деревянная рука из Икеи, которой все факи в магазине делали, только кто-то натянул сверху перчатку и покрасил — вот тебе и декор на Хэллоуин. Признаться честно, подойдя к руке ближе, он уже и сам в свою версию не особо верит — сходу невозможно сказать, как именно сделана эта штука. Может статься, она когда-то принадлежала человеку (или его останкам), и тогда трогать её действительно не лучшая идея. Но даже если Арсений нашёл в заброшенном доме этот «сатанинский артефакт» и потрогал его, он же не мог заразиться чем-то мгновенно? Что тогда тут произошло? — Никто ничего не трогайте! — объявляет Олеся голосом агента ФБР. — Я сейчас фотки отправлю знакомой ведьме, она скажет, настоящая это вещь или нет. Ах да, в потрясающем мире Олеси есть ещё и вероятность, что на Арсения легло проклятие или сглаз, или порча, или как ещё это называют шарлатаны. Ну да, конечно. Недалеко от руки обнаруживается и потерянный Арсением лакированный ботинок, его Дима осторожно поднимает. И как он только мог слететь с ноги? Арсений нижний брейк тут танцевал? — Я нашёл его телефон! — внезапно объявляет Антон, открывая дверь ванной. Хм, звука смыва или вообще бегущей воды там не было, значит, не от наркотиков избавлялся? Получается, первым увидел телефон на кухне и почему-то решил взглянуть на него без свидетелей, прежде чем рассказать остальным? И как разблокировал, главное, пароль, что ли, Арсов знает? Потому что ну ни за что на свете невозможно поверить, что скрытный параноик Арсений Попов оставит любой из своих телефонов без защиты от посторонних глаз. Значит, глаза Антона не посторонние, и какие-то их общие секреты сейчас в ванной быстро затёрли. Что у них там может быть? Закрытый чат, где они обсирают коллег? Отосланные спьяну дикпики? Контакты дилеров? Что бы это ни было, Антона это явно заставляет нехило нервничать, потому что рука, которой он протягивает ребятам Арсов телефон, вся мокрая от пота. — Я пробежался по галерее, по ходу, он сюда фоткаться пришёл. Тут не поспоришь — вот сотня фоток ещё с участка Стаса, но дом на фоне плохо видно, поэтому вот сотня фоток поближе, вот Арс на крыльцо забрался, снял маску, надел маску, все возможные выражения лица пробует. У него всегда так — одна удачная фотка в инсте или в телеге равняется сотне отбракованных, которые остаются навеки мёртвым грузом лежать в галерее. Так что на момент этих фотографий можно с уверенностью сказать, что Арсений ещё был собой, даже когда залезал на перила и кривлялся. Особенно когда залезал на перила и кривлялся. Дальше, судя по фотографиям, он обнаружил, что дверь не заперта, ввалился в дом и решил, что негоже пропадать сатанинскому антуражу в Хэллоуин. Тоже, в общем-то, типичный Арсений. — Он её потрогал! — взвизгивает Олеся и тычет ногтем в ряд фотографий, на которых Арсений позирует, пожимая ту самую жуткую руку в центре пентаграммы. — И что? — устало уточняет Матвиенко. — Думаешь, в него в этот момент демон вселился? — Или дух! — кивает Олеся. — Ну это же явно какой-то ритуал подготовлен. Не он его готовил, но он его завершил! — Ой, блин, — раздражённо отмахивается Серёжа. — Скажешь тоже. Между Олесиными бровями появляется хмурая складка: — Да вы заебали со своим скептицизмом, у вас даже когда под носом происходит что-то сверхъестественное, вы из принципа отказываетесь это видеть, хотя другие объяснения какие? — Фоткался, залез высоко, упал, башкой ударился, — пожимает плечами Серёжа. — Угу, м, да, потому что все люди с сотрясением перестают говорить и начинают на людей кидаться, конечно, — ворчит Олеся. — А видео там нет, только фото? — вклинивается Заяц, пытаясь перевести тему. — В галерее нет, — отзывается Антон. — Мож, в телеге кружки есть? В избранном телеграма и правда находится несколько кружков, на которых Арсений в знакомом костюме и обстановке. Игнорируя все, кроме последнего, Антон сразу запускает тот, который был отправлен тридцать четыре минуты назад. — …бывает такое, что нужна рука помощи? — Антон не сразу соображает добавить громкость, поэтому начало предложения Арсения съедается. — Даже если у вас самих золотые руки, иногда нужно же, чтобы кто-то пришёл на выРУЧКУ, да? Вы главное помните, что глаза боятся, а руки делают, хорошо? Не будем сидеть сложа руки! Да? По рукам? Этот невыносимый поток идиом завершается тем, что Арсений с улыбкой пожимает ту самую руку на подставке, но что-то в этом Диму напрягает. Полоса прогресса показывает, что это только середина видео. Стоит Арсу коснуться мерзких серых пальцев, как его глаза закатываются и он начинает трястись — сначала комично и явно придуриваясь, но уже буквально через пару секунд что-то меняется, и Дима больше не может себя убедить, что результат происходящего в кадре — гениальная актёрская игра Арсения. Его глаза закатываются, но остаются открытыми, так что видны только белки; на коже резко проступают выпуклые вены, а рот искажается в беззвучном крике. Телефон падает на пол, и оставшиеся секунды до конца записи показывает только потолок с трещинами, пока колонки транслируют потусторонние хрипы и звук, который Позов может сравнить только с треском ломающихся костей. Когда видео заканчивается, в кухне повисает тишина. Даже если это всё какой-то потрясающе иммерсивный аттракцион, сложный пранк со спецэффектами, как они умудрились наложить эффекты на видео в кружке? Такое разве бывает? Или это телеграм ненастоящий? Дима растерянно берёт телефон из рук Антона, выходит из избранного, находит диалог с собой и отправляет себе сообщение, старый добрый «фывапролдж». Собственный телефон в кармане жужжит — пришло. Настоящий. — Я же го… — начинает Олеся, но договорить не успевает, её перебивает Шастун: — Выйду покурю. Что-то мне нехорошо тут. Он бредёт к выходу, и Дима, убрав Арсов телефон к себе в киберкуртку, следует за ним без объяснений, оставляя троицу в доме спорить о реальности существования потустороннего. Только когда в лицо ударяет свежий воздух, Позов понимает, как же сильно воняло в доме. Несколько вдохов он не может перестать наслаждаться чистым воздухом, но потом Антон щёлкает зажигалкой и лишает его этой прерогативы. — Чёт я нихуя не понимаю, — признаётся Шастун, затягиваясь. — И я, — соглашается Дима и спускается с крыльца. — Но больше всего я не понимаю, как ты в этом замешан и что ты скрываешь. Антон хмурится, выпускает дым, затем ловит Димин взгляд: — В смысле? Как я замешан? — Я же вижу, что ты что-то знаешь и никому не говоришь, — настаивает Позов, размахивая ботинком. — Ещё в доме, в смысле, в нормальном, у Шеминовых, странно себя вёл, нервно. Потом телефон спиздил. — Я тебя не понимаю, Дим. Я нашёл телефон в ванной, — упрямится Шастун. — Да не мог ты его в ванной найти, если он у Арсения из рук упал в кухне! Антон хмурится, ищет, что ответить, но не может. Ещё немного, ещё совсем чуть-чуть дожать и он расколется, Дима это чувствует. Что бы он ни прятал, ему самому тяжело, его самого это достало, он бы и сам рад с кем-то поделиться, лишь бы не оставаться наедине со своими проблемами и решениями. И он вот-вот готов это сделать, готов признаться, судя по тому, как он смотрит в землю, и как забывает курить, и как набирает воздух в грудь… И тут раздаётся крик. Не от Антона, не из заброшенного дома — глухо и низко кричит кто-то в доме Шеминовых, где, судя по всему, продолжает разыгрываться представление с одержимостью. Антон вздрагивает, поднимает голову и, бросив сигарету, несётся вперёд. Позову приходится сначала убедиться, что сигарета больше не горит, и только после этого он бросается в высокий бурьян за Антоном. Даже не обвинишь его в том, что он уходит от разговора — не когда они совершенного неадекватного (плевать, обдолбанного или одержимого) Арсения оставили, ну, не то чтобы без присмотра, но в компании не очень трезвых людей, которые вряд ли осознают всю опасность происходящего. Высокая трава бьёт по лицу, а свет в гостиной с огромными окнами жутко мигает — не так, будто кто-то задницей случайно прислонился к выключателю, а так, словно в сети перебои с напряжением. Ну ничего, в принципе, странного, тут же деревня, наверное, часто такое бывает. И никакой мистики в этом нет, да ведь? Да ведь? Димин скептицизм пока держится, но уже трещит по швам, когда Позов влетает в дом и лицезреет в гостиной Арсения — передвигающегося на мостике. В лучших традициях хорроров. Пять за проработанность. Нет, это всё ещё не за гранью, Арсений так умеет, он гибкий. Вот если бы Серёжа так выгнулся и начал на руках и ногах ходить пузом вверх, Дима бы мгновенно поверил в любую сверхъестественную поеботу. Но помимо Арсения картину дополняют и другие люди — Зинченко светит разбитым носом, Горох лишился окровавленного фартука и колпака, у Дрона под глазом наливается ещё красный, но потихоньку начинающий отдавать фиолетовым фингал. — Вы же его связали! — возмущается Антон. — Как он у вас освободился? — Он очнулся раньше, чем мы довязали, — раздражённо гундосит Зинченко. — Начал руками махать. — И ногами, — грустно добавляет Дрон, трогая глаз кончиками пальцев. Тот самый стул, который приносили с кухни, лежит на боку, сложившийся, словно карточный домик. Арсений смотрит, не мигая. Густая белёсая слюна стекает по его лицу на дорогие полы. — Ребят, надо вызывать неотложку, — тоскливо констатирует Позов и практически сразу встречает ту волну возмущения, которой ожидал. — Я те, блядь, вызову! — орёт Стас со второго этажа. Видимо, верит, что Арсений по лестнице на мостике не заберётся. — У них хотя бы транки есть, — всё-таки пытается отбиться Позов. — А так мы что с ним сделаем? Повинуясь непонятно какой отбитой мысли, Антон уверенно выходит в центр комнаты, прямо туда, где вокруг Арсения образовалась буферная зона, когда оставшиеся гости попрятались за мебелью. — Так, блядь, Арс, хватит, — ворчит он и наклоняется, обхватывая неестественно изогнувшееся туловище своими длинными руками. Непонятно совершенно, чем он руководствуется, потому что сил поднять Арсения на ноги у него не хватает, зато у Арсения прекрасно хватает сил повалить его на пол. Завязывается нелепая потасовка, похожая на греко-римскую борьбу на выпускном. Антон приглушённо матерится и пару раз вскрикивает. Арсений угрожающе рычит. — Так и что, — не выдерживает Позов. — Мне можно хотя бы знакомым врачам позвонить? Или как с трёхлеткой, будем пытаться вымотать его, пока силы не закончатся? — Ты не понимаешь, — воет Шеминов. — Это нас уничтожит! — Это уже происходит! — Дима указывает на возню на полу, к которой присоединяется пытающийся разнять длинных Горох. — И всё, что ты можешь сделать — это вызвать врачей или… — Не надо врачей! — голос Олеси под высокими потолками гремит громогласно. Она врывается в гостиную, держа в одной руке тот самый странный «артефакт», обёрнутый в подол платья, а в другой — телефон, в котором маячит лицо полной темноволосой женщины с ярким макияжем. — Покажи-ка получше! — командует женщина из динамиков, и Олеся послушно разворачивает телефон так, чтобы фронталка указывала на извивающегося на полу Арсения. — Ты что, ёбу дала? — почти на ультразвуке визжит Стас. — Это нельзя абы кому… — Это не абы кто, — топает ногой Олеся. — Это Эльвира, она ведьма! — Лучшая ясновидящая ЮЗАО! — подтверждает Эльвира. Дима знает только одну Эльвиру — с внушительным начёсом и ещё более внушительным декольте, и эта дама на неё слабо похожа. Разве что только макияжем. — Подноси артефакт! — командует Эльвира-из-фейстайма. Олеся осторожно приближается к шипящему клубку из мужиков на полу и вытягивает руку с рукой, как бы нелепо это ни звучало. Раздаётся такой пронзительный и продолжительный визг, что стёкла в оконных рамах дрожат. Дима осознаёт, кто являлся его источником, только когда видит, что оба Горох и Шаст валяются на полу, зажав уши. Хорошо, нужно признать, раньше он не слышал, чтобы Арсений брал такие ноты. Но это всё ещё не значит, что… — Он одержим! — с уверенностью заключает Эльвира. — Это дух внутри сопротивляется! — Как его выгнать? — кричит Олеся так, словно звонит не по фейстайму в Москву, а по межгороду в восьмидесятый год. — Руку дать обратно, да? — Да! — Эльвира звучит потрясающе уверенно для человека, который ну явно придумывает какой-то бред на ходу. — Нужно чтобы он закрыл, понимаешь, закрыл этот визит так же, как открыл. Попрощаться с духом нужно. Олеся пытается ткнуть «артефактом» куда-то в Арсения, но тот уворачивается, явно не собираясь следовать инструкциям. Его руку хватает Горох и, с трудом преодолевая сопротивление, тянет навстречу Олесе, прижимая скрюченные пальцы Арсения к серой руке. — Давай, давай сюда, — Артём, не раздумывая, выпрыгивает из-за дивана с остатками той самой бесполезной верёвки и скользит на коленках до эпицентра событий, где принимается приматывать руку искусственную к руке настоящей. Кажется, большинство присутствующих, даже если и не купились на версию с одержимостью, готовы как минимум сделать всё, чтобы её исключить. Арсений хрипит, Арсений булькает, Арсений воет — но не похоже, что он собирается в ближайшее время приходить в себя. — Что дальше? — кричит Олеся. Эльвира в её телефоне выглядит удивлённой: — Не сработало? — Не сработало! — почти хором кричат все задействованные лица, кто-то с использованием обсценной лексики, кто-то без. — Дух очень крепко держится! — принимается причитать Эльвира, и Дима ждёт, что следующей её репликой будет требование закинуть баблишко, чтобы она провела чистку и поводила свечкой над картами, или что они там делают, эти экстрасенсы. Но внезапно Эльвира не требует денег, а задумывается на несколько секунд, гремит чем-то за кадром и бубнит: — Нужно его вытащить. — Кого? — подпрыгивает Олеся. — Парнишку вашего, — Эльвира кивает, видимо, на Арсения. Тот ещё парнишка, конечно. Мужичишка уже. — В смысле, посадить куда-то? — пытается понять Олеся. — Нет-нет-нет, из глубины вытащить, из себя, он в себя ушёл. Понимаешь, его дух загнал глубоко, а нужно, чтобы он сам вас услышал и духа вытолкнул. — А как, блядь, это сделать, можно поподробнее? — кряхтит Горох, еле удерживающий Арсения прижатым к полу. — Извините. — Что-то, что-то, ну, родное для него, важное нужно. Что он любит! Семья, хобби, если собака есть, хорошо — животные помогают. Семья, блин… семья… семья! Дима сам не верит, что поддаётся этому групповому психозу, когда тянется в карман, где покоится телефон Арсения, достаёт его и пихает под нос Антону: — Разблокируй! Тот так поглощён попыткой удержать Арсову ногу, что даже не спорит и молча вводит пароль. Так, Арсений не настолько сентиментален, чтобы хранить фото детей прям где-то в отдельной папке, или ставить на заставку, но где-нибудь в диалоге с Алёной должна же найтись хотя бы завалящая фоточка Кьяры первого сентября? Бинго! Позов опускается на пол и почти подползает, чтобы поднести телефон к бледному искажённому гримасой лицу. — Арс, Арс, смотри! Дочка твоя! Узнаёшь? Кьяра! Арсений фыркает, широко раздувая ноздри, но никаких отеческих чувств на его лице не отображается. — Помнишь, как ты её купать боялся? Как на пони катал? Арс? Помнишь, у неё был такой смешной оранжевый комбинезон зимний, в котором она на апельсин похожа была? Кажется, ставка на любовь к ребёнку не сыграла — Арсений продолжает вырываться и утробно выть, игнорируя маячащий перед глазами телефон. — Может, он не видит? — предполагает Гаус. — Включите музыку, что он слушает? Я читал, есть исследование… Какое именно исследование он читал, находящимся в комнате узнать не суждено, потому что Арсений сбрасывает зазевавшегося Артёма с себя элегантным махом ноги. — Щас, щас! — оживляется Дрон. — У меня Продиджи есть в недавно прослушанных, щас поставлю! Пока он копошится с телефоном, Горох успевает попробовать другой подход. Он наклоняется к уху Арсения и бормочет: — А ещё в театр скоро, на репетиции, театр Эстрады, Островский, Гальцев, ты актёр, помнишь? Этот набор хэштегов, впрочем, кажется, тоже Арсения трогает слабо. Слюны разве что меньше становится — но возможно, это потому, что он давно не пил, и запасы жидкости в организме иссякают. — Во, нашёл! — Дрон торжествующе поднимает руку с телефоном вверх, и из динамиков несётся знакомая проверенная временем мелодия. — Серьёзно? — негромко ворчит Шастун. — Омен? — По-моему, идеально подходит к случаю, — пожимает плечами Зинченко, который, судя по всему, после инцидента с носом к Арсению ближе, чем на километр подходить не собирается. Несмотря на все подбадривающие крики и призывы идти на звук, ничего в лице Арсения не просветляется, и его хаотичные дёрганья даже не подстраиваются под ритм песни. Или это всё недостаточно мотивирует его всплывать на поверхность, или вся эта сверхъестественная херота — наглый пиздёж. И Дима, само собой, склоняется к последнему. Если бы Арсения можно было вернуть в сознание силой воли, они бы уже давно это сделали, не может же быть такого, чтобы никто в этой комнате не придумал… — Блядь, — выдыхает Антон как-то резко и невпопад, как будто сам с собой что-то обсуждал и пришёл к какому-то решению. Позов даже не успевает спросить, что именно «блядь», а Антон уже перекидывает ногу через Арсения, усаживается на него сверху, придавливая к полу всем своим весом, и наклоняется ниже. Очень странно наклоняется. Очень низко. И… Блядь. Глубоко вздохнув, Антон обхватывает лицо Арсения ладонями и прижимается к нему своим лицом. Если быть точнее — губами. Если быть точнее — целует. Все в гостиной мгновенно замолкают, кроме Кита Флинта и, собственно, Арсения. Как бы красиво поцелуй истинной любви ни работал в сказках, в реальности дела обстоят несколько иначе: Арсений продолжает дёргаться, рычать, сучить ногами. Антон не останавливается. Тогда Арсений, кажется, кусает его за губу, не игриво, не нежно, а с намерением сожрать чужое лицо. Кровь брызжет на острый белоснежный воротник, бежит ручьём вниз, заливая рубашку, и жилетку, и пол. Но Антон всё ещё не останавливается. Вот теперь вещи, конечно, встают на свои места. И эта его нервозность; и то, как он надеялся, что именно его Арс послушает; и нежелание, чтобы их переписку увидели посторонние. И пароль от телефона. Вот, чем это всё объяснялось. Оказывается, существовали вещи, в которые Дима хотел верить ещё меньше, чем в потустороннюю поеботу. Но вот они происходят прямо перед его глазами. Выглядит Шастун, конечно, чертовски органично, весь в крови и в вампирском костюме — если, конечно, не знать, что кровь на нём его собственная. Кровь заливает лицо Арсения, и Дима думает, не сделает ли это его ещё более неуправляемым. Но на удивление рычание замолкает, а руки и ноги Арсения перестают беспорядочно двигаться. Он кажется, даже двигает губами, когда Антон подаётся назад, разрывая поцелуй, как если бы он… отвечал? Теперь, когда песня доходит до конца, а следующая не начинается, в комнате повисает настоящая тишина. Антон тяжело дышит. Горох вытирает капли крови со своего подбородка и осторожно отпускает руку Арсения. Она остаётся лежать на полу. Кажется, решая одну проблему, они приобрели ещё сотню. Но одно можно сказать точно — Арсений больше не одержим.