Не драконь

— Ну, как там твой красивый и тупой? — Дима помешивает чай печенькой. — Он не мой, вообще-то, и не тупой вовсе, — Антон плюхается на диван, откидываясь и запрокидывая голову. В тренерской теплее, чем на улице, и усталость становится ощутимой. Будто бы это Антон сейчас бегал, а не Зизи. Такая усталость у него бывает только тогда, когда он переживает за учеников на соревнованиях. Неужели Арс так его зацепил? — Ладно, не тупой, не твой и красивый. С коня не упал? — Упал. — Да ладно? — Да при посадке седло сползло, подпругу расстегнул, дебил, но это ладно. Кажется, я ключ нашел к нему. — О, ключик к сердцу Джульетты, — картинно прижал руку к сердцу Дима. — Да я серьезно. Он сегодня на прибавленной рыси сидел так, будто всю жизнь ездит. Помнишь, носатый такой ходил в том году, Сева? — Стас. — Точно, Стас. Ты говорил тогда, что он, пока мозг не отключит, всех заебет, включая коня. А когда расслабится — дело идет. — Еще бы я не помнил, мне эта кепка потом снилась, — он изобразил двумя руками, будто поправляет кепку на голове. — Да, да, — засмеялся Антон, пододвигаясь ближе к столу, — так вот, этот такой же. Чуть совсем в драму не ушел, но зацепился за мой образ, я там навыдумывал в духе «садовых шлангов»*, и это сработало, прикинь. У него такое было лицо! Ты бы видел это счастье. (*обучающие иллюстрации Сэнди Рабинович, основанные на образах — прим.) — Я и вижу, — Дима покосился на светящегося Антона. — Так самый прикол — я отвлекся на минуту, Окси чет позвала. Возвращаюсь — а он пешком отшагивает, шепчет ей там чего-то, чешет. Вкусняшки дает. Прикинь! Дима спрятал улыбку, прихлебывая чай. Антон оглядел стол в поисках пустой кружки и заметил вазу с яблоками, которую кто-то принес из беседки. — Опять эти яблоки! Откуда? *** Все дни до следующего занятия Арсений тренирует принцип "делай, а не думай" везде, где только может. Принимает контрастный душ быстрее, чем может подумать, что ему лень, включает незнакомые фильмы без долгих раздумий о том, понравится ему, или нет. На рабочих тренировках в театре его даже хвалит Захарьин, потому что на его занятиях по импровизации этот навык — просто мастхэв. Он старается больше ничего не загадывать, и держит в голове только две с половиной вещи, которые он успел запомнить. Первая — у него правда может получиться, он может стать всадником. Просто нужно себя отпустить, дать себе возможность делать, а не думать, чтобы снова не попасть в ловушку драматичной истерики. Вторая — это чувство полета. Он так хочет испытать его снова, потому что это вообще ни на что не похоже, ни на одном зип-лайне, мотоцикле или доске не было такого чистого и мощного восторга. Что-то очень важное происходит, когда они с конем выходят на какой-то одинаковый уровень, используют понятный друг другу язык. Арс смеется, что он — синий чувак из «Аватара», который пытается подружиться хоть с кем бы то ни было. Но, кроме шуток, он действительно этого хочет, первобытные инстинкты даже требуют этого, кажется. К тому же, будет большой удачей, если у него получится разобраться с этим чувством, потому что по сценарию у его киногероя тоже глубокий контакт с конем, почти мистический. Вещей, которые Арс запомнил, было две с половиной, и половину он старается думать очень осторожно, потому что это — про его симпатию к Антону, которая может рвануть в неподходящий момент. Арс старается внушить себе, что подумает об этом после окончания обучения. К тому же, совершенно не ясно, что там с Антоном и его личной жизнью, нет никакой информации вообще. У него все соцсети в фотках с соревнований и в прыгающих по полям лошадях. Фотки, кстати, очень классные. Арс старается внушить себе и их не смотреть тоже. Закрывая машину, он делает несколько глубоких вздохов, настраивая себя. «Все будет хорошо. Однажды же уже было». На конюшне сегодня много людей. Он проходит на плац и видит, как Оксана с Ирой скачут медленным галопом между барьерами друг за другом. Хорошо скачут, легко и плавно, лошади покачиваются, как на волнах, и дышат в такт, звеня железом во рту. Ира в середине поля сокращает галоп, выписывая идеальный вольт направо, ее лошадь гнется, как ива, и выходит из вольта, не потеряв ни скорости, ни темпа. Арсений читал и смотрел всякое, он уже даже сам понимает, насколько это сложно и насколько это сейчас было сделано хорошо. — Ириш, ну никуда не годится, соберись! Еще раз! — твердо говорит бородатый невысокий человек в странной маленькой шапке. Ира хмурится и разворачивает лошадь. Арсений успевает заметить, как у нее дрожат губы, и негромко говорит, когда она проезжает мимо: — Ты лучшая, Ира! Она коротко бросает на него взгляд. Арс искренне желает, чтобы у нее все получилось, он, кажется сам был таким — упорным, но сомневающимся. Поэтому собирается поддерживать ее всегда. А то замучают же злые тренера девочку ни за что. Чуть поодаль еще одна спортсменка отшагивает коня со смешными тряпичными ушками на голове. Справа за импровизированной перегородкой из жердей и барьерных стоек на корде лениво шагает Мадам Зизи, катая совсем маленькую девочку. Та машет ручкой маме, стоящей за ограждением, и мама фотографирует ее без конца, умиляясь. Наверное, Арс пришел слишком рано, и Зизи нужно подождать. Интересно, нормально ли лошадям работать два занятия подряд? — Арсений! — зовет его бородач в шапке, — Антон вас в манеже ждет, вы сегодня там. А то щас тут будет такой Геленджик, не протолкнешься. Дойдете? — Да, понял. Спасибо! — Пожалуйста, — усмехается тренер, и поворачивается к девчонкам, — ну что, поехали, гёрлс! Окси, связка брусья- чухонец, Ириш, давай одну крестовину ездой направо пока, а то настроение у Буцефала какое-то сегодня интересное. Арсений мысленно желает удачи им всем, включая толстенького Буцефала. По пути к манежу он встречает еще троих всадников. Да уж, действительно, при такой плотности населения на плацу было бы тревожно. Внутри манежа светло и горит электричество, хотя там с двух сторон есть большие окна по длинным стенкам. Сейчас они прикрыты римскими шторами наглухо, и такая трата лишней электроэнергии кажется странной — солнце так шпарит, что вполне бы могло освещать весь манеж. Арс впервые здесь, и, несмотря на скромность интерьера, это место ощущается каким-то волшебным. Сразу бросается в глаза светло-бежевый грунт, совсем не похожий на песок или ту странную грязь в углу плаца, в которую он упал. Идеально ровная поверхность, деревянные сплошные бортики под легким наклоном наружу, высоченные потолки. Стоит спокойная и умиротворяющая тишина, только откуда-то сверху слышится голубиное курлыканье и щебет, кажется, воробьев. Птицам здесь, похоже, живется вполне вольготно — по конюшням они тоже летают без конца. С торца манежа расположены деревянные трибуны в четыре ряда, по дальней стенке — огромные зеркала во всю длину. Одинокий флаг с эмблемой клуба тщательно прибит каждым уголком посередине длинной стены. Арс знает, зачем — лошади очень пугливы, и даже такие меры предосторожности имеют место быть. Антон стоит у бортика, подтягивая подпруги у Канюка. Значит, все-таки Канюк. — Привет, — неожиданно для себя легко здоровается Арс. — Добрый день, Арсений, — Антон улыбается добродушно, — готовы к встрече со старым другом? — Кажется, да. Разминка проходит спокойно. Даже чувство липкого страха, которое всегда сидело где-то между ребер, сегодня почему-то молчит. — Здесь красиво, — Арсений оглядывает пространство, медленно шагая вокруг тренера, — а почему окна закрыты? — Чтобы лошади не пугались. Свет дает яркие пятна на грунте, и на контрасте с тенью у коней паника начинается. Ведь в тени живут страшные конееды! — он делает жуткое лицо и жмакает воздух пальцами. Арс хихикает. — Флаг тоже поэтому закреплен? — Совершенно верно. Манеж, несмотря на атмосферу, повышенное место опасности, лошади боятся своих отражений в зеркалах, боятся кошек, голубей, просто углов. — Углов? — Ага. Она может в понедельник подорваться в углу от громкого звука с улицы, а потом всю неделю бояться этого угла, думая, что дело именно в нем. Так что не расслабляйте булочки, Арсений! Они оба ухмыляются, и Арсу становится как-то щекотно под ребрами. «Сначала учеба, потом флирт. Соберись!» — говорит внутренний голос. — Ну, давайте в рысь, — голос Антона здесь, в манеже звучит как будто бы ближе и тише, как-то вкрадчивее, — помните про тюбик с пастой? Подбираем немного повод — и поехали! Арсений кивает, сосредотачиваясь, сегодня он точно должен совладать с конем. Ничего, он просто не уйдет отсюда, пока тот его не поймет, и, сколько бы времени не потребовалось, рысью они побегут. Арс выдыхает, как будто собирается пить водку или прыгать с водопада, и с твердой решимостью заебать коня, но поехать, дает команду. Канюк моментально поднимается в рысь и трусит по стенке. — Вот так просто? — Да, — смеется Антон, — это хорошая лошадь и хороший посыл, а вместе— успех! Давайте так и попробуем сегодня — легко и изящно. Легко в итоге не получается, Арсений путается в руках, повод провисает периодически, и на поворотах Канюк теряет скорость, закапываясь. — Давайте еще раз покажу, какое должно быть натяжение, — Антон встает у головы и снова смотрит снизу, — вот я тяну повод на себя, будто конь его забирает, а вы отдавайте, вот так, да, мягкий локоть, собранные пальцы, прямая кисть. Давайте, подвигаем вот так, тяни-толкай, резиночка… Антон тянет повод, Арс следует за ним рукой, поддерживая почти невесомое натяжение, будто кончиками пальцев касается. Голос успокаивает, хвалит, и вся тревожность растворяется — остается только вес рук Антона на другом конце повода, его голос и его глаза, внимательно смотрящие прямо куда-то внутрь. Этот человек снова его читает, как открытую книгу, Арс чувствует это, но ничего не говорит. Они продолжают занятие. Конь вроде бы даже нормально поворачивает, правда, вольты все еще похожи на овалы. Антон называет их огурцами и веселится, что властелином колец Арсу пока не быть. — Я больше люблю авторское кино, хотя иногда и Марвел посмотреть могу, — важничает Арсений. — О, Марвел — обожаю, я просто фанат, я могу в любой выходной устроить просто марафон Марвел, — у Антона сегодня явно хорошее настроение, — вы бы туда отлично вписались бы, кстати. У Арса глаза лезут на лоб, это что, намек на приглашение? «Никакого флирта, мне все это кажется». — Ой, в смысле в киновселенную вписались бы. Камень с души немного падает, хотя какой-то части внутри становится обидно, что это все-таки не флирт. — Почему? — Да просто, ну, — Антон пожимает плечами, — это типа большие фильмы, наверное, любому актеру было бы прикольно оказаться там. — А. Ага, — Арс тоже растерян, — да, спасибо, я... Сочту это за комплимент. Антон мягко улыбается. — Тогда покажите мне супергеройскую рысь! Подбираем повод, ииииии поехали! Арс совершенно спокойно поднимает уже, кажется, успевшего задремать Канюка в рысь и едет, радуясь внутри. Действительно получается! Через несколько кругов Антон одобрительно кивает: — Вы быстро схватываете, Арсений. С такими хорошими данными работать одно удовольствие, смотрите как сегодня все хорошо. — Вы меня захвалите, Антон, — на самом деле ему, конечно, приятно. — Давайте немного пошагаем, а потом по длинной стенке попробуем сделать прибавленную рысь. Канюша, конечно, не рысак, как Зизи, но тоже может. — Канюша? — спрашивает Арс, переходя в шаг — а сокращенно Нюша? — Ну нужно же как-то ласково называть, — смущается Антон. — Интересно, что бы многоуважаемый Канюк батькович сказал бы на такое вероломное сокращение его благородного имени, — наиграно строго говорит Арс. На самом деле, он и правда серьезно к этому относится, имена и их короткие формы — принципиальная для него вещь. Антон задумывается на пару секунд. — Нибелунгович! — Что? — Канюк Нибелунгович, я вот сейчас понял, у него отец Нибелунг, звучит прикольно. — А мать? — А мать Калуга. — Мать моя, Калуга! — громогласно заявляет Арсений. Они смеются оба, Арс замечает, как смешно Антон морщит нос и хлопает в ладоши, и это кажется таким милым и классным, будто бы ты находишься где-то в волшебном совершенно месте. В закатном солнце под медовыми водопадами, на цветочном лугу в окружении белых гор, что-то вот такое сразу рисуется. «Какой хороший день» — легкомысленно думает Арс. Начинается рысь, он постепенно разгоняет коня все быстрее и быстрее, внимательно слушая тренера, все-таки скорость ощущается ярче и стремительнее, и даже немного страшновато становится. Антон быстрым шагом ходит внутри манежа, наклонив голову и следя за каждым его движением. Арс буквально чувствует этот взгляд на себе, но гонит прочь все лишние мысли — он смотрит только потому, что обучает его, только поэтому. Никаких лишних иллюзий. Канюк летит размашистой рысью, упруго пружиня спиной, снова даря ощущение плавности и какой-то пластелиновости даже. Воображение рисует вместо манежных стен просторы высокогорья, альпийский луг и свежий ветер прямо в лицо. Арс уже будто чувствует на губах привкус этого мёда, как вдруг раздается удар. Все происходит быстрее, чем он успевает понять, что что-то вообще происходит. Из-за деревянного бортика манежа резко взлетает зазевавшийся голубь, шумно хлопая крыльями и, кажется даже что-то вереща. Голуби не умеют верещать, но в сознании Арса голубь орал не хуже чайки. Или это орал сам Арс? Канюк громко хрипит и дергается из-под Арса вбок, как та самая бешеная табуретка, про которую совсем недавно говорил Антон. Конь просто уходит из-под ног, и время растягивается, глаза будто начинают фиксировать миллион кадров в секунду. Руки инстинктивно сжимают повод до предела, будто бы это может помочь. Арса подкидывает над седлом, по ощущениям, он весь оказывается в воздухе, и это жутко страшно— не иметь ни одной опоры, ни на седло, ни на стремена, ни даже икрами о бок лошади. «Если бы про это снимали кино, здесь был бы нужен слоумо», — совершенно некстати думает Арс. Тем временем Канюк, продолжая движение, натягивает повод, и Арса тянет этим поводом, как воздушный шарик за веревочку. Оксана называет это "флажок". Что ж, Арс теперь, похоже, флажок. Конь хаотично скачет вперед, и он чудом не падает, просто подскакивая на седле и дергая ногами-руками. Пока все это происходит, он даже успевает смириться с будущим неизбежным падением, и, наверное, с переломами, и бог знает еще с чем. Может быть, Антон принесет ему апельсины в больницу? Вдруг слышится твердый окрик Антона, он резко возникает рядом с конем и хватается за уздечку. От такой быстрой остановки Арс по инерции заваливается вперед, уперевшись руками в гриву. Пахом он въезжает в переднюю луку седла, и, ох черт, это очень больно. Он роняет голову на сложенные ладони на лошадиной шее и тихонько воет себе под нос. Больно, сука! — Арсений! Живой? — Антон кладет ладонь ему на бедро и держит, пытаясь заглянуть в спрятанное лицо, — эй, как вы? Что болит? Спина? Защемило? Вас снимать или нет? Арсений! Он легонько сжимает Арсово бедро, это отвлекает от боли, которая пока позволяет только кивнуть, не разгибаясь. Арс просто дышит, пока она не начинает проходить. — Ударился, но вроде цел, — он очень медленно распрямляется и двигает плечами, — да, в порядке. Сейчас пройдет. Антон быстро бросает взгляд Арсу между ног и кивает, сострадательно морщась. — Понял. Это больно, да. Если хотите, можете слезть, но я бы пока не советовал, потом все равно залезать придется. Но если травма, — он выделяет это слово, — требует, то я вас сниму. — Да не, норм, — трет, почему-то глаза Арс, хотя с ними-то все в порядке. — Испугались? Все эмоции как обычно накатывают с опозданием, и только теперь страх липкими щупальцами пробирается Арсу под кожу. Что это было? Как он удержался вообще? А если бы он упал? А что если конь рванет снова? Руки начинают мелко дрожать, спазм расходится по животу, кажется, Арса просто сейчас вырвет. Канюк тоже еще не успокоился, переминаясь с ноги на ногу, он без конца теребит трензель* и отфыркивается. (*трензель — железка во рту у коня — прим.) — Тихо, тихо, Арсений, дышите, пожалуйста, со мной. Вдоооооох, выыыыыдох. Опять этот пристальный взгляд прямо в глаза, которому уже даже не хочется сопротивляться или тем более удивляться. Арсений дышит, чувствуя тепло руки на бедре, которую тот так и не убрал. Вглядываясь в каждый угол ближайшей стены по очереди, Арс «продышивает» их, отмечая, что это правый нижний, это правый верхний, а левый верхний темнее, а левый нижний ближе, и снова, по вдоху и выдоху на каждый угол. Способ прогнать паническую атаку он помнит, как отче наш — спасибо психологу, не зря ходил. Но с Антоном получается почему-то даже быстрее, чем обычно — через пару минут он окончательно приходит в себя. — Уф. Теперь я в порядке, спасибо, — тихо говорит Арс. — Почему он рванул? — Там птица вылетела. Вы молодец, удержались, я хоть и тормознул его, но у вас был шанс отстегнуться. Тогда бы несли тортик, кстати. — Тортик? — Да, — отмахивается Антон, — не важно. Вы как себя чувствуете? Нам нужно пошагать буквально кружок, это очень важно для борьбы со страхом. А то потом будете вдвоем с Канюком этого угла бояться, надо его спокойно пройти еще раз. Осилите? Руку Антон убирает, и вместе с ней исчезает поддержка и тепло, это одиночество отзывается тоской где-то внутри. «Не выдумывай», — строго говорит внутренний голос. Они подходят к тому месту, где подорвал Канюк, и Арс понимает, зачем нужен этот ритуал, внутри само собой все сжимается, и конь под ним тоже начинает шумно дышать и таращиться на стену, откуда взлетела птица. Антон вполоборота бросает взгляд на Арса. — Ваша нервозность передается коню и усиливает его страх. Это сложно, но постарайтесь расслабиться. Наверное, вы, актеры, это умеете, даже когда сложно? Арсений кивает и прикрывает глаза, отправляясь вниманием в ощущение тела, как делают йоги. Глубокий вдох сажает его глубже в седло, спина будто становится очень тяжелой, тазовые косточки давят вниз с удвоенной силой, ноги стекают по седлу расплавленным чугуном. Арсу хочется идти очень медленно своими четырьмя ногами, а лучше вообще остановиться прямо сейчас. Канюк в ту же секунду встает на все четыре ноги, мягко погасив импульс. — Нифига себе, — удивленный тон Антона выводит его из оцепенения, — вы сделали остановку корпусом, да? — Я не знаю, просто расслабился и ээээээ «стёк» по седлу? — хлопает глазами Арс. — Это оно и есть, — Антон улыбается, двигая коня дальше вперед неспешным шагом, — у вас скрытые таланты, Арсений, я смотрю. — Это все вы, — смущенно бормочет тот, — Я в прошлый раз много гуглил про птичек в кулаках и прочие образы, нашел много сюра, конечно, но, похоже, мне именно этот язык понятен. Может, я немного того? — И того, и этого! И можно без хлеба, — смеющиеся морщинки собираются в уголках Антоновых глаз. Это что такое происходит, опять флирт? Адреналин еще бегает по венам, заставляя хотеть движения. Волны какого-то тревожного возбуждения гуляют по спине и ногам, необходимо форсировать события, любые и в любую сторону. Арс не удерживается. — Можно и без хлеба, — опускает он голос вниз и тяжело смотрит на мельком обернувшегося Антона. «Блять, это перебор», — проносится в голове. Сейчас он все вообще испортит, и прощай тренировки, прощай роль, прощай... Канюк? Нежность к коню затапливает тоже, все перемешивается и Арсу кажется, что у него кружится голова. Они как раз подходят к выходу из манежа. Антон снова беспокоится, все ли в порядке и даже порывается помочь Арсению слезть. Тот справляется сам, и, медленно шагая к выходу, ощущает, что завтра у него будет болеть буквально все — кажется, он перевложился, пытаясь удержаться на этом родео. В дверях его останавливает возгласом Антон. — Арсений! А вы можете в следующий раз прийти в понедельник? Просто с субботы перенести. Удобно? — Ну да, — немного подумав, отвечает он. — Отлично! И дней вам на восстановление как раз побольше получится, а то сегодня был мощный день. Дома Арсений вырубается почти сразу, наблюдая всплывающие в полузабытьи мощные дни, мощных коней, сильные руки Антона и его большие ладони, и Канюк-Нюша в балетной пачке и летучих сапожках Гермеса, которые не могут его поднять. И тортик. Что вообще значит этот гребаный тортик?