Чёрный георгин

      Если я считала, что церемония в храме — самая тяжелая часть, то глубоко заблуждалась. То, что называют бременем молодоженов, началось после — в резиденции господина Ёсинару. Гости подходили к нам неспешно и так же приносили поздравления. Благо, от меня ничего не требовалось — беседы вёл Кадзу. Однако со временем прямая спина тяготила вниз тяжелым поясом, ноги покрывались колючими судорогами, локти затекали от непрерывного держания напитка у краешков губ.       — Что же дочка не улыбается, а? — пожилой человек, сидевший всё это время рядом, вдруг оживился и чуть наклонился. — Будто силком тащили.       Поначалу я даже не сообразила, кто мог быть способен на такую вольность, пока тембр голоса и живые, совсем не старческие глаза, натолкнули на мысль.       — Сато…       — Куда же я денусь, дочка, — прервал он меня, пыжась как важная дворовая птица.       Впервые за вечер мои губы тронула улыбка.       — Ты прикрывай, прикрывай лицо, бесстыдница, — всё причитал переодетый Сатоши, выразительно кивая на сложенный на коленях веер.       — Сам же сказал, чего грустная, а теперь недоволен, — веером всё же прикрылась, хоть вышло это совсем не элегантно и чересчур шумно. Однако никто будто бы этого и не заметил.       — Так губами, милая, губами, вольности мужу будешь показывать,— поднимая чашечку с сакэ, мнимый отец сделал несколько глотков и как-то играючи посмотрел на Кадзу.       Тот вёл беседу с каким-то господином с наигранным интересом. Не знай я его, то подумала бы, что этот молодой мужчина действительно легок на слова и непринужден на любую беседу. Возможно, и роль, отведенную по отношению ко мне, он играл чересчур хорошо, и это вновь кольнуло. Кадзу есть Кадзу. Иное не дано.       Синоби вдруг резко развернулся в нашу с Сатоши сторону и чуть придвинулся ко мне, словно поправляя открытый край черной юкаты. На деле же — мягко, но настойчиво коснулся моего бедра.       — Дыши, не глупи, закончится скоро.       Я вопросительно склонила голову, не понимая, к чему была брошена эта фраза, а после увидела того, от кого тело покрылось мурашками. Шея отдалась тупой болью и если бы не твердая ладонь Кадзу, перехватившая мою руку, то я давно бы расчесала её, пытаясь смыть неприятные ощущения. Я хорошо помнила взгляд серых ласковых глаз, за которыми крылось нечто ужасное и вывернутое. И одному Богу известно, чем бы закончился для меня тот вечер — и закончился бы вообще, — если бы не Кадзу с Такао.       Вот и сейчас синоби не отпускал мою руку, которую сверху прикрыл нечаянно отброшенным краем одежды. Минуты поздравления от мучителя длились ужасно долго, ладони вспотели до неприличия, однако Кадзу едва ли ослабил хватку, а после сделал совершенно непонятный для меня теперь жест: мозолистый палец утешающе провел поверх ладошки, слегка царапая нежную кожу. Я вопросительно покосилась на своего «мужа», но ни лицом, ни чем-то иным он не выдал своего участия. Лишь когда поздравляющий вновь отдалился, скрывая в пестрой толпе недовольный взгляд, едва слышно бросил:       — Справилась, храбрая.       Зарделись щёки. Я знала, что никто и не услышал этого, однако стало вдруг жутко тесно и безумно жарко. Сатоши хитро прищурился, водя пальцами по искусственной бородке, а после чему-то кивнул. Кадзу тут же убрал руку. Тихий гомон прекратился. Все встали со своих мест и в почтении кивнули входящим. Пришлось встать и мне, чудом не застонав от заболевших мышц. Свадебное кимоно теперь казалось мне ещё тяжелее.       Но вошедшая императрица с супругом оттеснили эти мысли куда-то вдаль. Осталось лишь глупое детское восхищение: вошедшая пара была похожа на украшенные драгоценностями фигурки, а их движения отточены до совершенства. Узнать Мэй не составило труда, а вот высокого широкоплечего мужчину, шагающего рядом с ней я видела впервые.       — Благодарю за оказанную честь, — Кадзу склонился ещё ниже, в то время как я замерла, заметив несвойственное государственным деятелям выражение глаз: император — а это был именно он — всё же не сдержал доброй улыбки, зная наверняка, что никто не посмеет поднять головы. Затем с каким-то глубоким интересом посмотрел на меня и кивнул: не мне, а собственным мыслям. Ровно также, как и Сатоши минутами ранее.       Пара не стала садиться — судя по всему, по этикету было роскошью и то, что они посетили прием, — а вот их маленький сын был пойман в обрывочном движении. В карих глазах промелькнуло разочарование, когда Мэй строгой ладонью вернула сына на место. Мальчуган поджал губу и забавно дернул носом. Я же не сдержала улыбки.       — Мама, я тоже хотел на ней жениться.       Напряжение мгновенно возросло. Все ожидали реакции на такое совершенно несдержанное высказывание. Мэй качнула головой, звякнули украшения. Юркий хищный взгляд прошелся по замершему Кадзу, а после императрица потрепала мальчишку по щеке, бросив так тихо, чтобы услышали лишь несколько человек:       — Родится у них дочка, на ней и женишься.       Мой лжеотец учтиво закивал, склоняясь ещё ниже. Я услышала, как проскрежетали зубы стоящего рядом синоби. Юный принц же просиял, глядя на моё растерянное лицо.       — Да будут духи благосклонны к вам, — низкий бархатистый голос поставил точку в нелепом разговоре. Император положил широкую ладонь на спину сына и развернул его. И всё бы ничего, если бы не странный жест указательным пальцем, адресованный явно Сатоши.       — Это… — начала я, но Мэй прервала, изящно махнув рукой.       — Говорят, у моего мужа была склонность к азартным играм, — ответила девушка, а Сатоши неожиданно крякнул в бороду, заходясь каким-то нечеловеческим кашлем. Я силой остановила себя, чтобы не похлопать его по спине. Мэй же продолжила: — Брак, закрепленный богами, благословит вас.       А после развернулась, поправляя чуть выехавшую золотую спицу в волосах, и тем самым невесомо коснулась пальцами мужской щеки. Кадзу даже не дёрнулся. Остальные же не рисковали поднять голов до того самого момента, пока главы государства не покинули скромный праздник.       Вопросы один за другим роились в моей голове. Не понимая границ между такого рода общением, я чувствовала, что их связывает кое-что большее, чем простое сотрудничество или же дружба. Знал об этом и Сатоши, который, увидев моё потерянное лицо, вдруг забормотал старческим голосом, подзывая стоявших позади служанок. Господин Ёсинару тоже всполошился и начал оглядываться по сторонам, словно кто-то мог распознать его обман.       — Что случилось? — прошептала я Кадзу, когда он вышел из-за стола и холодно посмотрел в мою сторону.       — Иди иди, мы ждать будем, — подначивал Сатоши, выпучив глаза в сторону ненастоящего мужа.       Кадзу шел чуть впереди, не давая мне поравняться с ним. За мной же неспешно шагали девушки, чья роль была мне непонятна, и от того пугала не меньше широко вышагивающего синоби. Куда мы идем? Для чего? И почему мы ни с кем не попрощались? Ещё церемония?       Мысли путались от алкоголя и не хотели собираться в кучу. Метались от игривых глаз Сатоши до грустной улыбки Мэй, а после уносили к трёххвостой лисице и такому же изящному наклону головы.       — Кицунэ, — догадалась я.       Кадзу неслышно закрыл двери комнаты, в которую мы пришли. Служанки остались ждать снаружи. Мужчина сбросил с плеч юкату и размял шею.       — Мэй — кицунэ, лиса, — я не сдвинулась с места, пораженная своим открытием.       Синоби же молча подошел ко мне и неспешными движениями стал разматывать пояс. Аромат бергамота смешался с чем-то цветочным, доносящимся от моей кожи, которая покрылась крошечными капельками пота, несмотря на то, что открытое окно приносило прохладу вечернего ветра.       — Ты в неё был влюблён? — спросила в пустоту.       — Был, догадливая, — раздалось за ухом.       Я невольно поёжилась от того, как резко слетело на пол ярко-красное кимоно. Дело шло к тому, к чему я была совершенно не готова. К тому, что не оговаривалось и чего не было в договоре.       — Кадзу, — шумно сглотнула, увидев в мужских руках лезвие ножа. Неосознанно всхлипнула, пытаясь унять дрожь.       В черных и злобных глазах мелькнуло отвращение. Узловатая ладонь легла поверх груди, смыкая края нижнего кимоно, вторая же юркнула под него. Я закрыла глаза. Раздался треск ткани. По ногам скользнули отрывки бинтов. Должно было стать легче дышать, но ком в горле ужасно мешал, а страх, поселившийся внутри, и вовсе заставил забыть, как это делается.       — Дыши, — напомнил Кадзу, а после развернул, придерживая за локти. Мягко повёл в сторону расстеленной кровати. У самого края убрал руки. — Ляг на спину и раздвинь ноги.       — Кадзу, — вновь шмыгнула носом. Некрасиво вытерла рукавом, задевая красную краску на губах, и молебно посмотрела на мужчину.       Ни один мускул на лице синоби не дрогнул. Он молча закатал рукав рубашки и ещё раз кивнул в сторону ложа. В его руке всё ещё покоился острый нож. Неприятная дрожь прошлась вдоль позвоночника и сковала колени.       — Раздвинь ноги, — глухо, бесстрастно.       Бежать было некуда. Да и разве убежишь от наёмного убийцы, нависающего над тобой хищной хваткой?       Единственное правильное решение — закрыть глаза. Возможно, всё будет быстро и не так уж и больно. Во всяком случае, лучше уж с Кадзу, чем с тем чудовищем в далеком дворе с наклонностями садиста.       — Не дёргайся.       Я услышала, как прошелестело лезвие — совсем рядом, ровно над животом. А после что-то горячее капнуло меж ног, протекая глубже и впитываясь хиёку. От неожиданности я вскочила и уставилась на уже стоявшего ко мне спиной Кадзу: мышцы, укрытые тонкой тканью, степенно перекатывались от отточенных движений — мужчина бинтовал собственное предплечье. Только сейчас я увидела, что на мне была его кровь.       — Зайдут служанки, обмоют. Сама ничего не трогай, — он накинул на себя одежду и у самого выхода, всё ещё не глядя на меня, бросил: — Если не получится тебя вернуть обратно, это поможет.