Очерки

— Нужно что-то менять! Всплеск издается впопыхах, пока тонкие пальцы зарываются в густые темные волосы, срывая небольшую резинку. Последняя с явным скрипом и выдергиванием нескольких волосяных луковиц сползает по объемной шевелюре, и я судорожно перекидываю пробор на левую сторону. — Ты всегда так делаешь, когда бесишься… — смешливо произносит человек в дверном проеме хореографического зала. — Фух… Плюхаюсь в уголок возле станка и несколько устало стягиваю через голову худи, отобранный мной же у вновь прибывшего. Иронично. — Забирай вещи и проваливай, — цитирую именитую песню и с недовольством оглядываю мужское тело. — Хочу и твои. Забираю и съебываю, — вторит экспрессивности Влад, и я замечаю, как на его щеках прорисовываются уже привычные ямочки. — Боже, ты за любое словесное безрассудство. Возможно, это странно, что я испытываю столь апатичные эмоции к своим же ощущениям. Как я могу избавляться от внимания человека, которого ранее считала центром своей частной жизни? Как подобное может приносить столь сильный диссонанс? — Ну, Кирюха, на чемпионат едешь? — усаживается рядом, и я демонстративно вздымаю ресницы. — Ты знаешь, что меня заводит твое недовольство, не будь стервой. — Заводит? Подмигивает, и я ощущаю, как уголки моих губ содрогаются. Только его непосредственность способна довести меня до истинного довольства и радости. — Что не так, любимая? — кладет голову на моё плечо, и я смиряюсь с ощущением, что вот сейчас нужно набраться смелости и оттолкнуть. Но не хочется. Это именно то, что было так необходимо. — Чего-то не хватает… — спокойно произношу, стараясь совладать с потоком мыслей. — Мне страшно, что я облажаюсь. Мысли, что вот сейчас что-то пойдет не так гложет настолько, что порой я боюсь пойти ну дополнительный круг для прыжков. Застываю на арене, как истукан, и пытаюсь осознать происходящее. — Как дома? Он знает. Конечно же, Влад Дикиджи всё знает. — Мать на развод падала, а я даже смелости не могу набраться, чтобы сказать об этом отцу. Он звонит, интересуется моей жизнью, а после я нажимаю на сброс, боясь проболтаться. — Херово, — грустно подводит итог, пальцами соприкасаясь с моей ладонью. — Кир, но это был очевидный итог. Сорри, но она не сможет мириться с его зависимостью от азартных игр. А отца твоего жалко, конечно, любит он её чертовски сильно, даже не знаю, как справится. Размышляет, неспешно сплетая наши пальцы воедино. Моё сердце замедляется, и я больно прикусываю слизистую щеки, надеясь, что сейчас пронесет, и друг не заметит кричащее украшение на худощавом безымянном. Но вместо этого, он резко поворачивает мою ладонь и грубовато соприкасается с драгоценным камнем. — Это что? — рычит Влад, мельтеша моей же кистью перед лицом. — Кира, ты меня слышишь? Это что?! — Не ори! — требую и рывком вынимаю конечностью из капкана прошлых эмоций. — Я обещала подумать. — Что? — Да, я должна была рассказать тебе. Но не было нужного момента. Этапы, тренировки, результаты. Сейчас сезон и последнее о чем стоит беспокоиться, это о моей личной жизни. Его глаза наполнены безумством. Примерно таким же, как после нашего общего эмоционального заявления о расхождении и дальнейшем построении отношении в качестве близких знакомых. Возможно, друзей. Как было до того, как признались в свои шестнадцать в любви, обрели друг друга в статусе «первых», а после не срослись с юношеским максимализмом, смешанным с пубертатом. — Кира, я не понимаю… Ты сейчас серьезно? — его объемные пористые волосы немного подлетают, и он вновь оглядывает мое тело взглядом пропитанным тоской. — Почему ты мне не сказала? Кто он? — Это так важно? — усмехаюсь. — Чего блять? — подскакивает с места и нервно сжимает кулаки. — Я не понимаю… Мы же… — Боже, неужели ты и правда считал, что то, что было у нас возродится, когда мы стали здравомыслящими людьми? С момента нашего окончательного расставания прошло два года. Мне жаль, что тогда нам не хватило смелости заявить друг другу, что то, что было, было ошибкой. Нет, не наши отношения, а изначальная наивность попробовать их. Мы были чертовски хорошими друзьями, а потом всё потеряли, когда решили поиграть во взрослых. — Классно поиграли. Я тебя любил. Любил? Да, определенно. Я замечала, как вспыхивает фитиль в его зрачках лишь от малейшего соприкосновения со мной. Видела, как он нервно щелкает суставчиками на руках после лицезрения моей расстроенной или же недовольной мордашки. В тех мелочах я действительно наблюдала любовь. Такую юную, непосредственную и теплую. А далее случилась сущность взросления. То, что называют «спадом розовых очков». То, что показало нам на разные пути выхода из подросткового лабиринта. — Ты же лжешь, да? — Лгу? Усмехаюсь и задумчиво пожимаю плечами. Было ли предложение? Да. Обещала ли я подумать? Несомненно. Значит ли это о моем истинном согласии? Нет. Думать, размышлять, анализировать. Всё это привилось ко мне в такт взросления. И вот бац, мне двадцать и я понимаю, что любовь — это не только про вспышки чего-то яркого в груди. Это про понимание, надежность, уважение и безграничную заботу о эмоциях друг друга. — Влад, давай дружить, — предложение из моих уст звучит подобно детсадовскому, зато честно и искренне. — Нам было же классно. Очень. — Да, мне было классно… — задумчиво произносит Дикиджи, а после совершает мелкую паузу. — Классно было целоваться с тобой в подъездах, кататься по Москве-реке, прыгать с тарзанки, танцевать на пешеходке, снимать видосы, а после ночами залипать на их монтировании. Классно было входить в тебя. Осознавать, что мы не просто первые друг для друга, а некий рубеж взросления. Нравилось, когда ты доводила меня до изнеможения, лишь кинув томный взгляд из-под густых ресниц. Мне это чертовски нравилось. Я любил тебя настоящую. Вне рамок спортивной карьеры, не так, как видели тебя большинство во время прокатов и исполнения ультра-си. На льду ты была далеким образом и только я знал, что все упражнения в зале ты выполняла с расслабленным ступнями, потому что натягивать было неприятно и неудобно. Каждый день в одиннадцать вечера включала интервью именитых спортсменов, наливала чай с двумя ложками сахара, хотя ты ненавидишь сладкий чай, но говорила, что это позволит взбодриться, ведь только ночью ты можешь жить жизнь. — Влад… — шепчу. — Не, Кир, я ещё не закончил! — грустно усмехается бывший возлюбленный и судорожно выдыхает. — Только я знал, что ты обожаешь есть только холодные десерты. Конфеты, пирожные, печенье — всё это, только холодным и только вилкой. Считала, что ложкой не просто неудобно, а неприятно. Нет такого удовольствия и меняется вкус. И это чертовски забавно! — Пожалуйста, хватит… — молю. Влажные дорожки от слез заполоняют нежную кожу щек, и я больно стираю их со своего лица. Кажется, что клетки способны помнить. Запах, ощущения, восприятия другого человека. И моё определенно помнит. — Ты ненавидишь, когда тебе навязывают свой плейлист на тренировках, поэтому катаешься лишь под то, что хочешь сама. Потайные наушники и плейлист из песен Фары и других. И только я знаю, что он не просто исполнитель, а давний знакомый, который всегда при соприкосновении интересов отправляет тебе поддерживающие сообщения, подарки и цветы. — Перестань! Упоминание личностей, с кем контакт не столь очевиден, наваливает копну воспоминаний. Наша первая незамысловатая стычка по этому поводу произошла после стука курьера на сборах. Огромный букет алых кустовых роз. Недоумение Влада-парня и милая записка: «спасибо, что поддерживаешь моё творчество в своих образах. вдохновляешь, надеюсь и я тебя тоже. Глеб.». Кажется, тогда мимо меня пронеслось несколько колких фраз, которые после затерялись в наших стонах. Тогда это было нормально. Пубертатный и постоянное желание обладать. Моментом и друг другом. — И теперь ты хочешь отдать всё это кому-то постороннему? — на выдохе произносит Влад, склоняясь предо мной. — А он этого достоин? — А ты? — вопрос вылетает прежде, чем я успеваю его обдумать. — Несомненно наша любовь достойна возрождения. В фигурке некогда жениться. Просто не хватает времени, возможностей и идей для реализации. Впрочем, как и в любом спорте. Именно поэтому все натягиваю на безымянные обручальные кольца лишь в период творческой паузы или же вовсе после ухода из него. — Ты знаешь, Кира, что в шестнадцать я мечтал надеть тебе кольцо на палец. — Всё, о чем ты говоришь в прошедшем времени? Тело интуитивно сообщает, что мы с тобой примерно в том же временном отрезке. — Это говорит лишь о том, что блять мы выросли. И тогда все было радужно-оргазмично и несколько по-детски. А сейчас я более адекватен и понимаю, что хочу не просто тебя, а отношения целиком. С обязательствами, совместной жизнью и пониманием, что завтра ничего не рухнет. Фундамент крепкий нужен. И он у нас есть, Кир. Мы-крутейшие друзья друг для друга, а что может быть лучше этого? Просто комбо вместе с любовью. — По акции, — усмехаюсь. — 1+1, всегда идём парой… — поддерживает ехидство. Губы собеседника властно наваливаются на мои, поджимая под себя чувственный эпителий. Эмоции противоборства гаснут внезапно, подобно химическому индикатору. Я знаю, что это зависимость, но сейчас я предпочту в ней утопать с последующим порицанием, чем оттолкну то тело, которое связало во мне плотный эскиз любви. И в первую очередь, к себе. Тощие кисти обнимают шею спортсмена, пока я ослабляю губы и побуждаю языку партнера проникнуть внутрь. Разряды пронизывают тело, когда Влад подзывает меня за бедра, прижимая вплотную к себе. Мягкие губы тонут в поцелуе, и я чуть сильнее обвиваю его ногами за торс, находя не просто поддержку, а истинное спасение от собственных разъедающих мыслей. — Я никому не отдам всё то, что принадлежит мне, — впопыхах и мельком. Пожимаю плечами, вновь наваливаясь на парня с поцелуем. Сожаление сменит наслаждение, но не сейчас. — Ага, всё… — шепчу в его губы. — Всё и тебя. Как бесконечность и +1.

***