Собака бывает кусачей

– Я, бля, поверить не могу, шо весь офис про твоего ёбыря в курсе, а я нет, – ворчит Эд, почти гневно распихивая по полкам лаванду, мяту и мелиссу, попутно выкидывая залежавшиеся пакетики. Арсений улыбается ему в спину, обнимает чашку с какой-то ядрёной, но вкусной смесью крепче. Так вот откуда у него всё это добро. – Не зови его так, там всё гораздо серьёзнее. Антон в дверях кухни согласно лает, радостно виляя хвостом. Эд смотрит на ретривера как на предателя. – А ты ему не поддакивай. Нашёлся защитничек, – вопреки словам, он достаёт из шопера пакет свиных ушей и озаряет своей бесконечно красивой улыбкой всю кухню, когда счастливый Антон бодает его бедро. Эд садится за стол, начёсывая золотистые уши и холку, и поднимает взгляд на довольного жизнью Арсения. – Светишься так, аж тошно, – улыбается Эд. – Рассказывай давай. – Да ну что говорить. Ну, высокий, глаза зелёные… – Да внешку в рот ебал, Арс, – фыркает он, закатив глаза. – Про неё и так весь банк судачит. Особенно про рост, конечно. Слава всем богам не очередной дышащий тебе в пупок гном, – Антон тихонько тявкает и Эд машинально тянет ему угощение. – Ты мне давай подробно расскажи, хуль ты плавленный как сырок. – Ну, иногда и он дышит мне в пупок, и… – Не настолько подробно. Арсений улыбается в свою чашку; Антон тихо скулит, склонив голову на бок, а затем и вовсе устраивает морду у Эда на коленях. Тот терпеливо ждёт ответа. Несмотря на то, что выглядит и разговаривает как дважды отсидевший за убийство, в душе и сердце он безбожный романтик, притом не так уж глубоко всё это спрятано. Эд всегда взахлёб читает, смотрит и слушает про чужие истории любви, мечтая, что вот-вот и его коснётся это волшебство момента, столкнёт с единственной - или единственным, раз уж на то пошло. Но пока что единственное чудо, которое ему светит - это если коллега-разработчик Егор не понаделает в новом расширении багов столько, что главным желанием Эда будет его отцифровать и выебать килобитой. Арсений интерес друга понимает и в какой-то степени разделяет, но вдруг теряется, не зная, что сказать. – Это… сложно объяснить, на самом деле, – он закусывает губу, медленно опускаясь на свободный стул. – Антон, он… – Опа, тоже Тоха? – радостно лыбится Эд, звонко чмокнув ретривера между ушей. – Не ревнуешь, пёсель? – Я ревную, – бурчит Арсений; Антон встревоженно лает, но быстро успокаивается, увидев его улыбку. – Ты слушать будешь? – Та да, сама увага, – Эд снова переводит взгляд на Арсения. Антон, вывалив язык, с интересом слушает тоже, и Арсений, не привыкший мало того, что о чувствах говорить, а даже элементарно их испытывать, тушуется. Нет, правда, а как объяснить?.. – Я, наверное, могу сейчас навалить тебе тарелку чуши про бабочек в животе, а ты всё схаваешь за милую душу, – фыркает Арсений. Эд в ответ щерится обиженно. – И не пойми меня неправильно, они там есть, бабочки эти, их до хуя как много, но они где-то там, на периферии резвятся, редко вылетая вперёд, – он смотрит в окно, где во всю хлопьями сыпет снег: билеты до Омска заблаговременно взяты на тридцатое число - Арсений надеется, что рейс не отменят. – Антон - это… безопасность? Не в смысле, что он такой весь из себя суровый бьёт ёбла моим обидчикам, нет. Может, конечно, но нет. С ним я… не боюсь? Не боюсь показаться идиотом, не переживаю, что выгляжу как-то не так, не думаю тревожно, какой скандал может ждать меня дома после работы. Я каждый день, стабильно и неизменно засыпаю и просыпаюсь с человеком, который дарит мне исключительно покой, комфорт и нежность, – Арсений задумчиво крутит чашку в руке. – И хочется верить, что он получает от меня то же самое. Ты не представляешь, Эд, какое это волшебное чувство - осознанно решить заботиться о ком-то. Стараться облегчить жизнь - не стать этой жизнью, боже упаси, не быть её смыслом, это вообще хуйня полная. Просто… жить. Быть. Вместе. И наслаждаться этой жизнью тоже вместе, – он расстроено пожимает плечами, поджав губы. – Ты нашёл конечно, у кого про чувства спрашивать. То же самое, что у глухого спросить, как ему Бетховен. – Как родственная душа, – ржёт Эд и ободряюще сжимает его предплечье. – Та нормально всё, Арс. У тебя ж такое ваще впервые, жутко интересно, что ж там такое, раз ты настолько глубоко втюхался. – Это навряд ли простая влюблённость, – вздыхает Арсений, мягко улыбаясь притихшему псу. – Это, наверное, и есть настоящая любовь, да? Антон ему тоже улыбается привычно солнечно, щурит свои красивые глаза. – Я тоже тебя люблю, – хрипит после «псовости» он. Время во Вселенной замирает, пропускает удар сердца и запускается по новой. – Блядь?! – не своим голосом орёт Эд, шокировано отодвигаясь от Антона вместе со стулом. Тот опускает взгляд на свои голые колени, заламывает брови, шепчет что-то вроде: «А, ой. Неловко вышло», – и переводит растерянный взгляд на бледного как мел Арсения. – Это что за хуйня, ёб вашу мать! Арсений упирается локтями в стол, пряча лицо в ладонях. Антон обречённо вздыхает и осторожно поднимается на ноги, протягивая к Эду раскрытую ладонь. – Ты, главное, меня не бойся…