Час назад
— Ясмин. — Ммм? — делаю глоток вина. Очередная капля предательски остаётся на губах, отчего незамедлительно слизываю её языком, — что-то стряслось? — Ты. Стряслась ты, здесь, со своим острым языком и этойНесколько часов назад
— Зейн! Мхвм, — не успеваю увернуться от поцелуя, — что ты делаешь? — Убираю недоразумение с твоих губ. — Что, какое недоразумение? Я готовлюсь к приему в твоем, между прочим, бутике, а это называется макияж! Я потратила на него час своего времени! — Потрать еще пару минут на то, чтобы его убрать. Красный цвет меня отвлекает. Невольно закатываю глаза. Ну уж нет, сочетание чёрного платья и красной помады – нестареющая — в отличие от некоторых — классика. — Почему бы тебе не отвлечься на подбор, например, галстука, который бы сочетался с моим нарядом? Красный! Точно, тебе нужен красный галстук! — вновь наношу слой помады и резко направляюсь к выходу. — Потому что я давно определился со своим костюмом и, как видишь, уже собран и готов ехать. — Так и я тоже! Идём-идём, — хватаю за руку, тороплю, избегая очередных издёвок. Спустя несколько минут поездки чувствую аккуратное прикосновение к своему плечу. В глазах немой вопрос, а рука тем временем настойчивее движется выше. — Зейн… – шепчу, пока он спешно затягивает в поцелуй, на этот раз без возможности увильнуть. Удерживает за талию одной рукой и путается в волосах другой. Резко, тягуче, горячо. Не могу/не хочу отворачиваться, — что ты делаешь со мной… — Наслаждаюсь временем со своей женщиной, — вторит в ответ, переходя поцелуями на шею и плечи, — вечером мне придется усиленно делать вид, что меня совершенно не волнует твой внешний вид. Не волнуешь ты. — А как же… — снова захватывает губы, скользит языком по нижней, раскрывая рот. Я даже не предпринимаю попыток закончить сладкую пытку, потому что знаю: поцеловать его в следующий раз смогу нескоро. А отказывать себе в удовольствии я не привыкла. Тянусь руками к его шее, пропускаю волосы сквозь пальцы, завожу за ворот рубашки. Перемещаюсь от губ к щеке, скольжу до уха и дальше по шее, оставляя на коже алые разводы. — Шшш, остановись, — голос Зейна хриплый, возбужденный. Противореча сам себе поднимает мой подбородок выше, — я хочу убрать эту помаду, но не с помощью своей рубашки. Поднимаю взгляд, натыкаюсь на лисью ухмылку. — Ты хочешь сказать, что это всё, — очерчиваю пространство между нами, — было только из-за чёртовой помады? — Возможно, да. Возможно, нет. Вот, — он потянулся за салфетками, — мы почти приехали. Всё ещё настаиваю, чтобы ты смыла это недоразумение. — Ты!.. Да ты!.. Ты — самовлюбленный павлин, Зейн! Хочешь чтобы всё всегда было по-твоему! — я начинаю закипать. — Ты повторяешься, — прикладывает палец к моим губам, за что я его прикусываю, — ауч! Дикарка, — смеётся по-доброму, но легче мне не становится. Как только мы выходим у бутика, первым делом направляюсь в уборную. Как бы тебе не хотелось, господин Аль-Аббас, я отступать не намерена: помада снова на моих губах.Спустя час, на приеме
Очередной вздох. Рука Зейна ползет по спине, добирается до шеи с задней стороны. Пальцы зарываются в волосы, начинают аккуратно массировать, несильно оттягивая назад. Теперь моя очередь бесконтрольно дышать. Он отлично знает что этот жест способен вывести меня из равновесия в считанные секунды: маленькая игра обернулась против меня. — Не улавливаешь, правда? Ты думаешь что мне хочется уйти отсюда только из-за невероятных пируэтов Каролины? — в один момент рука с затылка перемещается на предплечье и аккуратно разворачивает на себя. На его губах, таких чертовски соблазнительных губах, играет угрожающая улыбка, — мы уходим. — То есть? Это же твой прием! — И? — Зейн! — Ясмин. — не замечаю как мы оказываемся у выхода, ожидая водителя. За окном машины вновь ночной город, только на этот раз меня не отвлекают. Зейн молчалив, хотя, я готова поклясться, пять минут назад он был похож на дикого зверя. — Что произошло? Почему ты так резко сорвался? — я ведь знаю причины всех его реакций, однако вовремя прикинуться дурочкой — признак мудрого человека. — Ясмин, прошу, прояви благоразумие — помолчи. Пока я не попрошу. — Но Зейн! — мы оба на грани. — Ясмин. Сейчас не время. В салоне снова повисла тишина. Я не решалась ее нарушать, Зейн же поставил в диалоге точку. По приезде домой он сразу утянул меня в нашу спальню, поставив перед зеркалом. Всё также молча, Зейн медленно обошел меня, встав позади. — Ты прекрасна, – поднимает мой подбородок, чтобы я видела себя в отражении, — твои родинки, большие глаза, нежные губы, — пальцем слегка проводит по нижней, оттягивая, — когда ты недовольно морщишь нос или улыбаешься. Рано утром и поздно ночью. С алой помадой и бокалом вина, капли которого ты так соблазнительно слизывала с губ. Пре-крас-на. Рядом с тобой я чувствую себя мальчишкой в пубертате. Его руки очерчивают линию подбородка, переходят к шее, несильно сдавливая её. Ниже, ниже, по ключицам, к ложбинке на груди. Я внимательно слежу за ним через зеркало, замечаю сексуальную ухмылку, которую он даже не скрывает. Второй рукой медленно расстёгивает змейку на платье, еле заметно касаясь лопаток. Меня уже давно не бросает в дрожь от его действий, а щеки не заливаются предательским румянцем от одной мысли о близости, но каждый чёртов раз тело в миг становится пластилиново-податливым. Зейн дразнит меня, но еще больше дразнит себя, действуя нарочито медленно. Я могла бы поднять белый флаг, наконец отступить, хотя бы дотронуться до него, однако руки всё также опущены вдоль тела. Глаза в глаза через зеркало, немое соревнование с учащённым сердцебиением. Платье скользит вниз и он не выдерживает: касается губами косточки плеча. Я всё ещё молчу, ведь знаю, что этот раунд остаётся за мной. — Дикарка, что свела меня с ума своим безрассудством, — руки на талии, бедрах, задевают пояс чулок, — непокорная, — губы на плечах и спине, — своенравная, — кажется, что он везде, в миг овладев всем телом, — дикарка, которую я смог приручить. Не выдерживаю, разворачиваюсь в его объятиях. Я возбуждена и терпеть дальше — пытка. — Приручил, говоришь? – шепчу прямо в ухо, прикусывая мочку. Слышу сдавленный рык/стон, прижимаюсь к Зейну всем телом. Правая нога плавно двигается по его бедру, а он подхватывает ее рукой, — если ты меня приручил, почему тогда так реагируешь? — губы двигаются ниже, оставляя красные следы на вороте белоснежной рубашки, — если ты меня приручил, позволил бы делать так? — опускаю руку к брюкам, сдавливая член сквозь ткань, — или так? — моя очередь касаться его тела. Опускаюсь поцелуями ниже, мажу губами по рубашке, даже не утруждая себя ее снятием. Секунда — и я стою на коленях. Глаза в глаза, пока расстёгиваю брюки и спускаю вместе с боксерами. Его руки уже на моем затылке, подталкивают в нетерпении. Очередная секунда, беру головку в рот и не выдержав прикрываю глаза, скрывая стон за движением головы. Язык скользит дальше, очерчивая выпуклые вены. Насаживаюсь на член нарочито медленно, хотя с каждым движением хватка на затылке становится сильнее. Отстраняюсь, от губ тянется невероятно пошлая ниточка слюны. Глаза наверх, шепчу: — Я на коленях и с членом во рту. Но мне всё ещё интересно: кто кого приручил, лю-би-мый? — хрипло смеётся в ответ, а сам снова насаживает меня по самую глотку, толкаясь бедрами. — Молча, Ясмин. Молча, — и я могла бы возразить, только бессмысленно. Зейн знает насколько сильно мне нравится удовлетворять его. Заглатываю, вытаскиваю, облизываю головку, снова толкаюсь. Волосы натягиваются, собственный стон проходится вибрацией по члену, отчего Зейн резко вздрагивает. Пара толчков, он выходит и мягко поднимет за плечо, снова разворачивая в сторону зеркала. — Нагнись, — слушаюсь. Зейн ведёт взглядом по моему телу, вторя ему руками, стягивая с бёдер трусики. Опускается на одно колено, скользит пальцами по складкам, сразу же глубоко погружая один. Языком повторяет путь и так несколько раз. Пальцы-язык-пальцы-язык, двигает в унисон, — насколько ты мокрая, Ясмин. — Для тебя, папочка, – не то что говорить, дышать практически невозможно. — Хм, Кадиру бы это не понравилось. — Ты хочешь об этом поговори-и-ть, а-ах! — не успеваю закончить: Зейн выпрямляется и входит максимально глубоко одним движением. Приходится цепляться руками за зеркальную раму, потому что я чувствую себя мягким, податливым кусочком глины — лепи что угодно. — Ясмин, молча, помнишь? — толчки глубокие, медленные, задевающие нужные точки, — смотри на себя. Не отрывай взгляд. И я смотрю. На приоткрытые губы, сквозь которые доносятся пошлые стоны, на раскрасневшиеся щеки и влажные дорожки волос. Главное, что вижу — блестящие глаза, затуманенные вожделением. — Тебе нравится то что ты видишь? — замедляется ещё больше, спускаясь ближе к уху, целует лопатки. — Да. Безумно. — Ты осознаёшь причину моих реакций? — смотрю на него: такой же дикий взгляд, полный томного обожания, сбитое дыхание, растрёпанная прическа. — Да… папочка. На правую ягодицу приходится несильный удар. От неожиданности дёргаюсь, почти впечатываясь щекой в зеркало. Толчки становятся быстрее, шлепки мокрых тел заполняют пространство. Мои стоны смешиваются с его, вздохи становятся всё более хриплыми. Кажется, на комнату опустилась пустынная духота. — Возмутительно невоспитанная девчонка, — снова шлепок уже с левой стороны. Зейн наматывает кудри на кулак, заставляя приблизиться к нему, сдвигает обоих к зеркалу, так что теперь я точно упираюсь в него щекой. Угол проникновения становится невыносимо чувствительным, — уже не такая смелая как пару часов назад, да? — шлепок, стон, шлепок, шлепок, шлепок, вскрик, – лучшая музыка для меня, — приближается к лицу так близко, прикусывает нежную кожу на шее, языком скользит по плечу и вниз по позвоночнику. Правая рука обхватывает мою, заставляет двинуться ниже, кружа пальцами у клитора. Снова сдвигаемся назад, пока Зейн свободной рукой поворачивает меня за подбородок прямо к отражению. — Ласкай себя. И помни про взгляд. Повинуюсь, чувствуя скорую разрядку. Его руки снова и снова везде, голова кружится, напряжение внизу живота отдает болью. Концентрируюсь на себе и уже через мгновение чувствую долгожданную дрожь по всему телу. Не хочу отпускать это ощущение, продолжая движения рукой и двигаясь Зейну на встречу. — Как же. Ты. Сумасшедше. Прек-рас-на. — по слову на каждый толчок. Мне мало. Выпутываюсь из хватки, тяну к кровати, буквально роняя на неё нас обоих. Подползаю ближе к лицу, утягивая в чувственный поцелуй. Тела живут своей жизнью, ноги-руки путаются друг с другом, скольжу грудью по его груди, не понимая, как на нем всё ещё может оставаться одежда. Избавиться от нее — дело тридцати секунд, чтобы затем вновь прильнуть к губам, прикусить практически до крови, под довольно-недовольное шипение. Отстраняюсь и резко меняю положение, усаживаясь на лицо Зейна. — Поработай, папочка, — дважды повторять не нужно. Двигаю бедрами, пока пальцы размазывают смазку по влагалищу и вслед за ними подключается язык. Соображать в таком положении чертовски сложно, но я пытаюсь. Наклоняюсь, обхватываю член двумя руками, пока язык исследует всю длину ствола. Двигаюсь рвано, смазано, потому что язык Зейна вычерчивает одному ему известные символы на клиторе. Мы стонем практически в унисон и от этих звуков ведет хлеще недельного недосыпа. Беру себя в руки, чтобы красиво завершить начатое: рот полностью обхватывает член, руки двигаются в синхроне. Слюни смешиваются со слезами от столь упорных действий, горячими дорожками стекая на яйца, пока я полностью отдаюсь Зейну и его удовольствию. Он в свою очередь останавливается, глухо стонет, слегка подрагивая подо мной. Набираю запредельный темп, уделяя особенное внимание головке. Его рука на затылке, толчок до упора, пока член не упрется в горло — и вот долгожданный оргазм. Зейн стонет, не стесняясь издаваемых звуков, а я молча млею от того что со мной он такой. Уже хочу слезть, но жадные руки лишь сильнее припечатывают бедра к его голове. Ойкнув тут же срываюсь на вскрик от двух прохладных пальцев внутри и горячего языка снаружи. Бешеная скорость движений, его язык везде, руки скользят по влажному телу. Мне хватает пары минут, чтобы снова взорваться маленьким фейерверком из дрожи, стонов и смазки. Обессилено скатываюсь с тела Зейна, прижимаясь к влажной груди всем телом, пока он бережно обнимает за плечи. Прилив нежности заставляет зацеловать всю его шею и часть щеки, пока мы вдвоем переводим дыхание. — Госпожа Ясмин, у вас остались ещё вопросы? — Нет, Господин Зейн. Уже три года у меня нет никаких вопросов к своему мужу. Которого я, между прочим, люблю. — Маленькая дикарка, — гладит щеку, отчего невольно жмурюсь и льну к нему как котенок, — я тоже люблю тебя, Ясмин. — Пойдём в душ? — Второй раунд? — хищная ухмылка вновь распыляет огонь внутри. — Второй раунд.