Утро, кофе, сигареты

-До сих пор татушки бьешь? Рыжий сидел на кровати и пускал дым изо рта колечками. Единственная отдаленная комната защищала сидевших в ней от звука хлипкой дверью, а за ней пульсировала музыка и тряслись полы от баса и топота. -Да, хочешь тебе еще что-нибудь набью? - Оел принимает из чужих пальцев раскуренную самокрутку и затягивается густым, плотным дымом. От одной тяжки тут же накрывает волной спокойствия. Конечности легчают, а голова очищается от мыслей, но остается в таком же трезвом сознании. У Оеланы были мысли накуриться, но не сейчас. Они с Рыжим просидели пять лет за одной партой, вместе таскались по детской комнате полиции за мелкие грабежи мелкими, вместе пили и курили впервые, а потом девушка тренировала бить свои первые татуировки на руках Рыжего. Потом выпуск, экзамены и вуз-разлучник. Они до сих пор списываются, но встречаются непозволительно редко. Как будто бы что-то хрупкое, что связывало этих двоих, треснуло, и сейчас каждый разговаривает уже с абсолютно другим человеком, хоть и знакомым с вида. Вопрос остается неотвеченным, он риторический. И так понятно, что Рыжий только за. -Вот зачем ты в уник этот ебланский пошла? Сейчас бы с тобой темки мутили, может, салон свой открыла бы. Косяк возвращается к владельцу. Оелана откидывается на кровать и смотрит, как медленно расплывается под фокусом глаз потолок. -Ты же знаешь, Рыж, меня мама заебала своим нытьем, ну я и пошла в эту шарагу. Я все равно ничего там особо не делаю. -Жду тебя через два года. Я отбарыжу к тому времени на нормальную сумму, а ты отучишься. Тоже научишь меня татуировки бить, салон откроем, помнишь, как мы мечтали лет в 16? Парень смотрит с улыбкой, сверкая карими глазами. За год на лице будто бы добавилось веснушек, а Рыжий похудел и вроде как повзрослел, хоть и не потерял прежний задор. И разговаривать дальше не хотелось, расспросы, как жизнь и что поменялось за время разлуки ни к чему не приведут. Сухие факты и копание в собственных мыслях не стоят даже секунды такого теплого молчания в прокуренной комнате. В такой же прокуренной комнате, но залитой светоидным светом и музыкой, танцует Светка. Ей много не надо: она по впискам в школьные годы находилась достаточно, чтобы заводить новые знакомства за стаканом водки достаточно быстро. Однако алкоголь быстро перестал привлекать после подарка Поцелуевой. Поэтому керамическая кружка отставлена, а девочка вместе с толпой таких же угашенных подростков курит косяк, жадно втягивая новые ощущения. Перед глазами плывет, хотя по ощущениям вместе со взглядом плывет все тело. Голова в дурмане, звуки слились в приятную пластилиновую массу, а на лице бездумная улыбка. В мыслях настолько пусто, будто бы мозг вообще не нужен. Он сейчас — атавизм, потому что, чтобы плыть в потоке и дергаться под ритмичный бас, умственные способности не нужны. Случайные касания с незнакомцами ощущаются разрядами тока, к которым Света льнет, чтобы прошибло до самых нервов снова. Но чужие руки упорно лезут к щекам и шее, голоса пробиваются сквозь завесу. -Света, светаа,- второй раз протяжнее, но так же бестолку. -Светик. Голубые глаза смотрят в ответ, впервые выдавая хоть какую-то осознанность, хотя голова с теплой рукой на шее так же беспорядочно качается из стороны в сторону. Похлопования по щекам приносят такой же нулевой результат, пока наконец-то Токарова снова не смотрит осознанно и останавливается. Напротив нее Оелана. Она смотрит не то, чтобы обеспокоенно, скорее завороженно, хоть и видно, что по стадии опьянения она явно не дотягивает до того, чтобы так залипать. Трава командует действовать раньше формирования мало-мальски осознанной мысли. И в этом порыве касание к чужим губам ощущается лучше, чем самый яркий и ебанутый оргазм в жизни. Искры расходятся по телу, когда Света сама кладет руку на шею Оел и целует ее резко и расслабленно без разрешения и лишних вопросов. Тут же утягивает и чувствует, как ей отвечают, как сплетаются губы, а пальцы зарываются в волосы на затылке. Этот запретных плод, который Оелана себе позволить не могла, запускает приятные волны тепла по всему телу. Музыка вокруг затихает. Они одни в центре комнаты, и хватает одного мимолетного взгляда, чтобы продолжить, чтобы не отрываться. Смена кадра, рука в руке, а они в спешке надевают обувь. Еще смена, и Оел жадно затягивается чапманом, чтобы не отпускать чувство опьянения, которое ускользает при выходе на свежий воздух. Это лучше травы, это забористее чистого спирта. Это молчаливый взгляд карих, почти черных, в лазурно-голубые. Быстрый поворот ключа, и Света снова целует, прижимая к стене в коридоре, и это так же блядски хорошо, даже когда обеих попустило. Куртки летят мимо вешалок, а ботинки простирают дорожку до ближайшей комнаты. Матрас прогибается под тяжестью двух тел, и Света садится сверху так буднично, будто сразу знала, что можно. Еще поцелуи, больше и больше, пока от желания не размывает мысли и границы. Руки беспорядочно шарят по телу, оглаживая плечи, ребра, талию, сжимают, когда поцелуи углубляются и сдерживать тихие стоны становится и сложно, и незачем. Эти блядски красивые и длинные пальцы лезут под футболку, изучают и тянут вверх ненужную ткань. И только тогда, впервые словесная тишина разрушается. Оел тормозит, перехватывая запястья. Даже в темноте видны отблески от искрящихся голубых глаз, но Света ждет и слушает, хотя казалось, что в ее состоянии она вообще не отдает отчет своим действиям. Ей незачем показывать, что за часовую поездку до квартиры почти до конца отпустило. -Не снимай, - тихо и неуверенно, будто сейчас что-то может рухнуть и вся сказка закончится. Добавляет потом еще более неуверенно, просит, боясь спугнуть,- пожалуйста. Света улыбается в ответ. Тепло, не бешено, не обдолбанно. Гладит по щеке и убирает руку от футболки. Она не хочет говорить, что мечтала об этом достаточно давно, ей тоже страшно, что импульсивные действия в ответ не более, чем порыв опьянения. И вот обе трезвые смотрят друг на друга сходящим с ума от желания взглядом. -Хорошо, конечно. Я могу не снимать, а прикасаться под ней? В ответ кивок и снова поцелуй. На кухне, молча залипая в твиттер, сидит Поцелуева. Она вошла в квартиру раньше всех, но ни свет на кухне, ни достаточно громкое (она все еще не всегда готова заставать подругу в постели с кем-либо) заваривание чая не заставили девушек отвлечься. Только тогда Дашка, проклиная себя за интерес, приближается к спальне и видит этих двоих. Притворяться дурой можно до бесконечности, но на сердце становится хорошо, когда эти двое наконец-то перестали делать вид, что безразличны друг другу. Поэтому сейчас молчаливый скроллинг соц сетей скорее не уступка, а подарок. Эта вечеринка была хорошей, хоть и пошла у всех не по плану. Дашка было напрягается, когда слышит единственный короткий диалог. Почти год жизни вместе, но топлес она Оелану даже в бане не видела, когда они решили внезапно выбраться туда на выходных. Она не мать и не психолог, чтобы копаться в чужих комплексах, но для себя пометку сделала, что эта зона является чем-то неприкосновенным. И она рожу готова набить даже мелкой, если границы будут проигнорированы. Но с сердца отлегает, как только Поцелуева слышит ответ. На душе что-то тает. Видимо, люди могут что-то чувствовать друг к другу. Иногда даже взаимно. Яркие стоны заполняют квартиру, Даша заливает пакетик кипятком второй раз, подключает наушники и открывает ютуб. Поскольку диван находится в той же комнате, не спать ей придется еще долго. Реальность перетекает в грезы, и уже неясно, что было наяву, а что нет. Горячие прикосновения, заполняющие абсолютно везде, губы и руки на каждой клеточке тела и импульсы, пронизывающие насквозь, запускают дрожь. Но пробуждение, хоть и без похмелья, режет ярким светом в глаза и головной болью. Оел нехотя переворачивается на другой бок и ощущает рядом другого человека. Этого хватает, чтобы тут же проснуться. Хотя на самом деле пробуждает еще и звук падающего с кровати телефона и привычное «Ебаный рот, дайте поспать» с дивана. -Блять, Поцелуева. Теперь уже просыпаются все. Дашка от слишком громкого и неожиданного мата, а Света от осознания, что в комнате их не двое. Все почти одновременно подскакивают с места и в ахуе смотрят друг на друга. Токарова полностью голая, и слава богу, что одеяло прикрывает ноги и бедра. На ее фоне наполовину одетая (спасибо, одеяло) Оелана и Поцелуева в толстовке смотрятся праведницами. -Какого хуя ты тут? -Я вообще-то пришла раньше вас. Это ваши проблемы, что вы не заметили мою одежду и свет на кухне. Дашка потягивается и всем своим видом показывает, насколько же сильно ей сейчас не до этой ситуации. -Давай мы обсудим, насколько мне надо шуметь, когда вы со Светой придете снова посреди ночи, а я дождусь потом твоего «спасибо» за то, что я уйду готовить нам всем завтрак, а ты спокойно позадаешься вопросами, что вам теперь делать с вашими отношениями после ночного секса. Лады, заюш? И Поцелуева улыбается фирменной блядской улыбочкой и действительно уходит. Последней мыслью Оеланы было то, из чего припизднутая собралась готовить завтрак, когда в холодильнике мышь повесилась, но она и правда благодарна за это. Молчание затягивает и кажется, что оно продлится еще дольше, когда Оел все-таки решается посмотреть на Свету и видит ее обнаженной. Как будто бы более опытная и пережившая явно побольше Оелана должна первой начать диалог и выяснить, что дальше, но слова застревают в горле. Тут бы снова помогла Поцелуева с ее непробиваемой прямолинейностью. Однако, видимо, этим свойством обладают все мелкие или пришибленные. Света даже не краснеет, смотрит какое-то время в ответ, не стараясь прикрыться или начать все отрицать. Тут уже или переть до конца, или выпрыгнуть в окно, убежать и переехать в другую страну. Этаж не первый, поэтому второй вариант явно не кажется выполнимым. -Ты мне нравишься, - на выдохе. Румянец проступает из-под черных чернил татуировок, но сил ни ответить, ни отвести взгляда нет. Вот так, чтобы правда что-то чувствовать, а потом просыпаться голыми на утро никогда не было. Бегать от ментов, растить траву, пиздиться в подворотнях и сидеть в приемнике было, а такого — нет. -Ты мне тоже.