— Любовь нежна? Она груба и зла. И колется, и жжется, как терновник. — А если так, будь тоже с ней жесток, Коли и жги, и будете вы квиты. Уильям Шекспир, «Ромео и Джульетта»
Спрятав щеки от вездесущей питерской прохлады в шарф, Антон разглядывал, как искрящиеся снежинки растворялись, падая на асфальт. Ему всего двадцать, и он витал в облаках, пока полусонный ветер трепал его по волосам — шапки он не любил. Мама бы пригрозила ему чем-нибудь (например, сковородкой), но что она ему теперь сделает — он в другом городе. Сегодня его ждало прослушивание в театр. Не то чтобы это была его самая заветная мечта — но вариантов работы во время учебы в театральном было немного. На улице — раннее утро. Настолько раннее, что все магазины были еще закрыты, а над площадью только-только начала пробиваться рассветная аура. Запертые двери магазинчиков, мимо которых проходил Антон, казались недружелюбными и холодными. Питер ему и так не нравился, было в этом городе нечто тоскливое, а ранним зимним утром и подавно. Здание театра встретило его не менее хмуро. Он стоял один-одинешенек посреди опустевших улиц. На его больших стенах не было видно ничего, кроме слабого отражения Шастуна, точно повисшего в темноте и летящего в пучинах космоса. Он потянул на себя тяжелые двери, словно сделанные из церковного мрамора, и вошел внутрь. Сонный охранник посмотрел на него мельком, мол, чего пришел так рано, и впустил внутрь, в долгожданную теплоту. Антон уже начал стягивать шарф, добираясь до гардероба, да так и застыл, глядя в спину такой же ранней пташки и на его чудной шарф с вязаными оленями. Шаст бы даже сказал, что шарф был дурацким, но на нем он смотрелся потрясающе. Мужчина вдруг оглянулся, словно почувствовал, что на него откровенно пялятся. В уголках его глаз возникли добродушные морщинки. И, о боги, Антон готов был поклясться, что взгляд его стал таким теплым и уютным, точно воскресный ужин. Вокруг них слабо мерцали новогодние гирлянды, и Антон старался ухватить этот теплый взгляд, поймать щекочущую рождественскую атмосферу этого необычного мгновения. В глазах напротив отражались танцующие искорки. Все еще не выходя из оцепенения, Антон первым потянул руку — чуть обмороженную от холода — к уже согревшейся ладони незнакомца, будто так надо. Тот потянул ее в ответ. Антон любил романтические истории о встречах двух родственных душ, но никогда и никому не признается в этом постыдном факте. И кажется, словно он сейчас испытает весь спектр эмоций — ведь сейчас мир окрасится в цвета, которые он до этого мгновения даже не мог себе представить, ведь правда же? Он возьмет его за руку и больше никогда не отпустит. Потому что не бывает любви с первого взгляда, если это не твоя родственная душа, ведь правда же? Незнакомец сжимает его ладонь — она такая теплая. Антона прошибает переливающийся поток мыслей и чувств, образов и эскизов, выхваченных сознанием, посреди которых совершенно неподвижно стоял Антон: с распахнутыми глазами и разочарованно опустившимися уголками губ, когда он понимает, что они застыли в этом мгновении на несколько долгих секунд, но… ничего не произошло. Совсем ничего. Серые глаза напротив не превратились во что-то прекрасное и удивительное, что описывали в книгах и стихах. — Это какая-то шутка? — вдруг спросил незнакомец, вмиг разомкнувший их контакт. — Простите, — поспешил ответить тот. — Я просто подумал, что… Но он не договорил. Лишь нахмурился и поспешил отвернуться, быстро отдал свое пальто пожилой гардеробщице и ушел восвояси, оставив Антона в полном недоумении. Он снова посмотрел на свою руку, словно надеялся увидеть там ответы на свои вопросы. Как глупо получилось. Но почему же он все еще осязал это касание, словно оно что-то да значило?❦❧❦
В длинном фойе, ведущем к репетиционному залу, в котором должно происходить прослушивание, было пусто. На самом деле, Антону было все равно, пройдет он или нет — это все же не последний театр Питера. Интересно, тот мужчина в гардеробе тоже пришел на прослушивание? Кандидатам заранее ничего не сказали — ни какой спектакль будут ставить, ни даже что конкретно нужно подготовить. Поэтому Антон задумал импровизировать. Какие-то отрывки он помнил еще с уроков по актерскому мастерству, так что он не переживал — что-нибудь да расскажет. Он сел на длинную скамью и откинулся на стену, закрывая глаза — жутко хотелось спать, а Антон был совой. Вставать рано утром было сродни мучениям, но опоздать куда-то было еще хуже, поэтому он вставал сильно заранее. И даже сегодня пришел примерно за час до начала прослушивания. Вскоре начали появляться и другие ребята, которые активно начинали репетировать: кто-то достал череп бедного Йорика и отыгрывал сцену из «Гамлета»; кто-то — из «Ромео и Джульетты». Какая-то девушка подошла к нему узнать, почему он не репетирует — Антон лишь пожал плечами и сказал что-то вроде «Постараюсь очаровать жюри своими красивыми глазами». Она посмеялась. — Меня Ира зовут, кстати. Девушка ему показалось дружелюбной и симпатичной, но какого-то повышенного интереса не вызывала. Впрочем, она скрасила время до начала отбора: они мило поболтали. Антон узнал, что она работает бариста в кофейне неподалеку, и решила, что хочет попробовать себя в театре, хотя бы на роль массовки. Внимание привлекало и то, что она носила длинные элегантные перчатки. В современном мире это считалось старомодным. Перчатки надевали только на работе, если ты часто контактируешь с людьми. Возможно, это мешало находить свою родственную душу, но зато помогало не создавать очередей. Как только прослушивание началось и все начали входить в зал, его осенило. За столом жюри сидел и перебирал какие-то бумажки тот самый мужчина из гардеробной. Тот снова почувствовал на себе любопытный взгляд (как он это делает?) и вздернул голову. Антон понял, что попал, хоть он и не сделал ничего постыдного — просто дотронулся до него всего час назад. Это ведь не возбраняется. Но он был уверен в том, что мужчина будет оценивать его необъективно. Неприятная растерянность обожгла грудь. Он продолжал убеждать себя в том, что это не последняя его попытка пробиться в театр, и что один отказ не сделает погоды. Пока жюри по очереди начали вызывать к себе ребят, Антон рассматривал их имена. Арсений Попов — так звали этого мужчину. По обе стороны от него сидели Павел Добровольский и Сергей Матвиенко. Он удивлялся, как они умудрялись придумывать настолько разные задания для участников, чтобы ни одно из них не повторялось и было каким-то особенным. Когда пришла его очередь, он уже был готов к отказу. — Представьтесь, — улыбнулся ему Арсений Попов, записывая что-то в блокноте. — А-антон, — он не знал, почему вдруг разволновался. Ему казалось, что он был абсолютно спокоен до поры до времени, пока не увидел его искреннюю подбадривающую улыбку. С чего бы ему так улыбаться? — А фамилия? — уточнил мужчина, не сводя с него глаз. — Шастун. Да, кажется, он попал. Общество не признавало отношения между не соулмейтами — даже осуждало. Но Арсения хотелось схватить за руку и увести к себе домой, приютить его, как кота. Потому что от него веяло уютом. Казалось, что, пока они смотрят друг на друга, мир вокруг замирал. Жюри по обе стороны от Арсения молча переглядывались. Матвиенко вывел его из ступора, и ему наконец дали задание: отыграть любую сцену из «Ромео и Джульетты» в стиле «Преступления и наказания». Импровизация — его конек, так что в голову Антона быстро пришла идея, как рассмешить жюри, а заодно и остальных нервничающих артистов. Отыграв Ромео Раскольникова, влюбившегося в Джульетту-процентщицу и решившего зарубить ее топором (потому что либо она достанется ему, либо никому — а то что он, тварь дрожащая?), и в итоге отрубив себе голову, Антон был безмерно рад видеть такие искренние улыбки на кислых минах. Его взяли на роль. Да, не главную, но ведь важнее участие, не правда ли? Арсений был хорошим режиссером, который старался поддерживать дружескую обстановку в коллективе. А Антон отыгрывал на сцене так, словно в последний раз, и только для него, зная, что тот будет смотреть. И ему это чертовски нравилось. Дима Позов — его новый театральный сослуживец, с усмешкой иногда спрашивал, а не соулмейты ли они. Антон лишь грустно усмехался и качал головой. Действительно, почему судьба так несправедлива?❦❧❦
Антон стоял у дверей театра. Снова было раннее утро — какое-то дежавю. Он потянулся к сигаретам и раскурил одну из них, рассматривая зажигалку, словно видел ее впервые. Интересно, какого она цвета? Антон даже не мог представить себе, что это такое. Да, он может различать тона — но, судя по рассказам, это было совершенно не то. Говорили, что красный — это теплый цвет, а синий — холодный, но все это не укладывалось в голове. Скоро Новый год, и Антону от этого осознания становилось одиноко и тревожно. Праздновать было не с кем: Димка уедет на праздники в свой родной город, а с однокурсниками Антон почти не общался. Это была одна из причин, почему он решил играть в театре — надеялся, что найдет здесь товарищей. Он рассматривал вдали новогодние вывески и открытки, что висели в киосках, и убеждал себя в том, что отпраздновать Новый год в одиночестве — не такая уж и плохая идея. Конечно, он мог бы пойти в какой-нибудь клуб или бар, но Антону больше нравился домашний уют: чтобы развешивать старые рождественские шарики на елку, кушать мандарины и поедать M&M's, и смотреть до утра новогодние фильмы. Он облокотился на мраморную балюстраду, погрузившись в свои раздумья, как вдруг, словно откликаясь на его неловкие мысли, кто-то поднялся по ступенькам и поравнялся с ним. — Курить вредно, — вкрадчиво произнес Арсений. — Да, знаю, это от нечего делать, — отозвался Антон, украдкой взглянув на мужчину. Тот был совершенно очарователен. И дурацкий шарф был ему к лицу — думалось Антону. Арс протянул руку, пока тот замер на месте и даже не думал успеть среагировать, и мягким движением отобрал у него сигарету. На мгновение их пальцы соприкоснулись, что вызвало глупую влюбленную улыбку у обоих. Антон не ожидал такого поворота событий, но Арс поднес сигарету к своим губам и сделал затяжку, а потом, пробубнив «ну и гадость» — потушил ее и выкинул в мусорное ведро. Он готов был приходить сюда каждое утро и курить только ради таких моментов. — Ты сегодня рано, — вновь улыбнулся Арс. — Не спалось что-то, — пожал плечами Антон, убрав руки в карман куртки и неловко переминаясь с ноги на ногу. — А ты всегда так рано приходишь? — Да, люблю такие моменты, знаешь, когда гуляешь, а вокруг — тишина, и все только готовятся к открытию, и из булочных пахнет свежей выпечкой. У нас до репетиции еще полчаса. Не хочешь прогуляться немного? — Хочу, — улыбнулся Антон. Они купили по дороге кофе и разговаривали обо всем подряд. Пожалуй, теперь их можно было назвать друзьями. Тогда Антону все начало казаться новым, словно Арс привносил какие-то особые краски в этот мир, делая его не просто черно-белым. Антон учился по-особому ощущать и делился этим с Арсением. Вот текстура дерева — такая теплая под ладонями, а утренние отсветы оставляли на коже легкий морозец. Рядом с Арсом казались милыми даже такие мелочи, как царапины на балюстрадах. Детское восхищение окружающими дивными чудесами со временем притупилось, и только когда восприятие оживилось благодаря их встрече, Антон осознавал, сколько прекрасных мелочей он упустил. Новый год они решили праздновать вместе: по приятному стечению обстоятельств, у Арсения тоже не было компании. Они накупили мандаринов, вина и специй для глинтвейна, всяких вкусняшек и шоколадный рулет. Рядом с Арсом он чувствовал домашний уют, и Антону очень не хотелось, чтобы эта новогодняя ночь заканчивалась. Они сидели на диване и лакали глинтвейн в мягкой атмосфере новогодней беседы. Чашка с напитком обжигала руки, и на вкус получившееся варево было приятно вяжущим; оно не было похоже на что-то осязаемое — скорее на жаркий ветер от походного костра, или на оставленный поцелуй на щеке. Полуночные камни глаз собеседника блистали под полуопущенными ресницами, и Антон понял, что залипает на него, как на огонек в лампе. Прочистив горло, он решил высказать все, что его волновало последний месяц: — Когда мы с тобой только встретились… я был уверен, что ты — моя родственная душа. В общем, мне очень хорошо с тобой. — Честно говоря, я тоже так подумал, — его голос стал чуть тише. — Но ведь это значит, что где-то ходит человек, с которым тебе будет еще лучше. Разве это не здорово? — Ты так думаешь? — Да. Я считаю, что мы с тобой можем стать хорошими друзьями. То есть, мы уже друзья — я надеюсь, — он усмехнулся. — И, если ты еще встретишь человека, с которым тебе будет даже лучше, чем со мной, я порадуюсь за тебя. Антон был уверен, что он не сможет найти такого человека, потому что с Арсом — слишком хорошо. Но он не стал спорить. Остаток вечера они провели, обсуждая фильмы, и включили какую-то новогоднюю комедию. Арсения разморило первым (что с него, с жаворонка, взять — подумалось ему с нежностью), и он уснул, облокотившись на высокого и мягкого Антона, который вовсе не был против — даже наоборот. Пока тот сладко дремал, Антон перебирал пальцами его мягкие послушные волосы, взъерошив их так, что Арс теперь казался потрепанным воробушком. Единственное, что омрачало его — мысль, что Арс все еще ждет свою родственную душу, и она где-то да ходит. Антон ощущал себя эгоистом. Ему хотелось бы послать судьбу куда-нибудь подальше — и просто наслаждаться обществом Арсения, хотелось прикасаться к нему, хотелось… целовать его. Для него эти желания были столь постыдными, что делиться ими с самим Арсением казалось неправильным. Да и Антона где-то ждут. Может быть, Арс прав, и, как только они встретят своих соулмейтов, все встанет на свои места? Эта глупая влюбленность пройдет, и они смогут быть хорошими друзьями, которые через десять лет еще посмеются над этой историей.❦❧❦
Антону двадцать один. Наступило лето, и спектакль, срежиссированный Арсением, собирал целые залы. Антон снова курил после выступления, но уже под ясным летним небом. Загримированная его кожа была белоснежной и блестела под лучами солнца, словно припорошенная тальком из толченого жемчуга. — Хэй, Эдвард Каллен, — Арс подскочил к нему, приобнимая за плечи. — Опять куришь? — Почему Эдвард Каллен? — Потому что блестишь тут, — от Арса пахло чем-то сладким: кокосовым мороженым и старыми книгами. — Это кожа убийцы, Арс. Тот как обычно выхватил из его рук сигарету и выкинул в мусорное ведро. Так он проявлял заботу. — Ты не поверишь, что сейчас произошло, — тот не мог сдержать улыбки. — И что же? Вместо ответа Арс просто пристально посмотрел ему в глаза, будто высматривал там что-то, и сказал: — Я не помню, как называется этот цвет, но твои глаза похожи на японский чай. Если бы Антон продолжал курить — он бы поперхнулся дымом. Объяснять два раза ему не надо — он и так все понял. Случилось то, чего он боялся больше всего. Арсений встретился со своей родственной душой. — И как? — в его голосе слышался надлом, но Антон старался не показывать, что его эта новость задела за живое. — Красиво, — улыбнулся Арсений, продолжая разглядывать его, словно скульптуру. — Я про твою родственную душу. — А… — Арс запнулся и задумался. — Это девушка, которая пришла на спектакль. Решила поблагодарить режиссера, то есть меня, — и подарила цветы. А они оказались такими… разноцветными, знаешь? Яркими. Это выглядит так необыкновенно. — Вау, — уныло проронил Антон, продолжая разглядывать серую балюстраду. — И где она сейчас? — Мы договорились встретиться через час. Мне просто не терпелось тебе все рассказать. Антону было не особо интересно, что ему еще расскажут об этой девушке, но Арс и не навязывал. На душе вдруг стало так погано, как еще никогда не было. — Ну ладно, я пойду тогда. — Тош, что-то не так? — от его волнительного «Тоша» что-то скручивались в солнечном сплетении. Антон понимал, насколько эти чувства неправильны, и сейчас осознавал это особенно остро. У Арса появилась родственная душа, и теперь претендовать на первое место в его сердце он не имеет права. — Нет, все в порядке. Кажется, тот понял, что Антон солгал, но останавливать не стал. А ему так хотелось бы, чтобы Арс сейчас взял его за руку, сказал, что эта встреча никак не повлияет на их взаимоотношения, но он этого не делал. Понимал, что повлияет. Иначе быть не могло.❦❧❦
Антону двадцать два, и он снова чувствует себя одиноким. Он продолжает играть в театре, а Арс продолжает режиссировать новые постановки, но теперь после репетиций он проводит время с Аленой. И, кажется, счастлив. Антон чувствует себя последней сволочью, потому что не может смириться с этим. Гнилостное чувство разъедает его внутренности, сжимает легкие, скручивает желудок, обвивает шею в невидимой удавке. С Арсом они проводят не так много времени — в основном только на репетициях. Иногда на праздники он зовет Антона в гости, а там Алена готовит ужин. Они все еще друзья, но уже не такие близкие, как раньше. Еще они обедают вместе в кофейне неподалеку, и это единственное время, что у них было наедине. Однажды Антон интересуется: — Арс, ты счастлив? Тот долго думает, кусает губы и теребит свой шарф. Кофе стыл на столе, пока он вглядывался пристально в щупальцы вздымающегося пара. — Наверное, можно сказать и так. — Наверное? — Мне хорошо с Аленой. Можно ли сказать, что я несчастен? Нет. — Опять ты говоришь своими размытыми фразами, — на губах Антона отразилась полуулыбка. — А ты был счастлив, когда Алены еще не было? — Антон, что ты хочешь услышать от меня? — тот потер виски. В груди кольнуло. — Был ли я счастлив с тобой? — Допустим. — Но не было никаких «нас». И никогда не было бы. — Но ты не ответил на вопрос. С Аленой лучше, чем со мной? Он боялся услышать ответ. — Антон… — Лучше, да? Просто не хочешь обижать меня? — Слушай, если бы на моем месте оказался ты — я был бы счастлив за тебя. То, что ты пытаешься заставить меня сравнивать тебя с Аленой, говорит только о твоем собственничестве. Это просто влюбленность, и я не хочу, чтобы она разрушила наши жизни. Я — не твоя родственная душа, смирись с этим и живи дальше. Арс с этими словами устремился прочь, оставив свой кофе недопитым, а Антон смотрел, как пар постепенно рассеивался, пока не пропал вовсе. Он сидел здесь час, второй. Пока он тут — эмоции не накрывают с головой. Антон знал, что, как только он вернется в свою пустую квартиру, он не сможет сдержаться. Арсений был старше его не только физически, но и морально. Он все понимал и мог трезво оценивать свои чувства. Но Антон слишком молод и слишком тонко чувствует. К нему подошла девушка. Бариста — догадался Антон по ее фартуку. В ее руках — дымящаяся чашка. — Извините, видела, что вы поссорились со своим другом и сидите тут уже давно, — она протянула ему чашку, в ее движениях чувствовалась неловкость. — За счет заведения. — Спасибо, — Антон слабо улыбнулся. Он все равно оставит на столе чаевые, которые более чем покроют стоимость этого кофе, но ему было приятно чужое внимание. — Вы кажетесь мне знакомым, — произнесла она и села напротив него, туда, где недавно сидел Арсений. — Точно! Мы же были на прослушивании в театре вместе. У вас внешность узнаваемая. Антон ее не помнил, но кивнул. — Вас, вроде как, взяли, — она неуверенно пожала плечами, будто извинялась. На ее бейдже было написано «Ирина». — Да, я сейчас служу там. Зимой будет новая постановка. Приходите. — О, я очень рада за вас! Помню, что вы играли Ромео, но как Раскольникова! Было очень смешно. — Да, было такое. Она сложила на столе руки, покрытые длинными перчатками. — У меня сейчас смена заканчивается. Вы не против, если я приглашу вас погулять? Антон был не против — в конце концов, ему требовалось отвлечься. Одиночество заставляет слишком много думать. Они прогуливались по набережной, поедая мороженое. Антон, конечно же, угостил эту милую девушку. — А ты в театр больше не хочешь? — Нет, не мое это, я думаю, — задумчиво отозвалась она. — Я бы попробовала себя в моделинге. Но и на какой-нибудь спектакль с удовольствием сходила бы. — А меня от театра уже подташнивает, — он не стал добавлять, что работает там только потому, что хочет видеть одного человека каждый день. — Можем сходить как-нибудь в любой другой? — неуверенно спросила она. Очевидно, что она хотела бы встретиться с Антоном еще раз. — Лучше в кино. — Ловлю на слове! — А почему ты постоянно носишь перчатки? Она задумчиво оглядела свои руки. — По привычке. Я была очень тактильной и, чтобы не смущать людей, решила, что буду носить. Думала, что так быстрее встречу своего соулмейта, если буду ко всем приставать, а оказалось, что люди только шарахаются от такого внимания, — она засмеялась. — А ты много колец носишь и браслетиков. Тебе идет. Она вдруг стянула с себя перчатки и положила в рюкзачок. — Надеюсь, не буду тебя смущать. Можно посмотреть? — она кивнула на перстень на левой руке. — Да, смотри, — Антон протянул руку, показывая кольцо. Оно было с турмалиновым камнем. Продавец сказал, что он очень красивый, переливающийся двумя благородными цветами, и Антон поверил ему на слово. — Симпатичное, — она протянула руку и дотронулась до камня, а затем, осмелев, взяла Антона за руку и ахнула. Это не было похоже на вспышку, как думал Антон раньше. Мир не превращается из черно-белого в цветастый и нарядный за мгновение, нет. Цвет зарождается постепенно. С каждым мгновением серость обретала оттенок, и мир становился все ярче и ярче. Каждый раз, когда ему казалось — куда еще цветнее — он продолжал набирать насыщенность. Антон сравнил бы это с распусканием бутона. Теперь он видел мир яснее, как будто кто-то смахнул с его очей паутину. И тут отшатнулся назад, прервав касание, как когда-то сделал Арсений. — Что-то не так? — спросила Ира, подняв на него свои глаза. Цветные глаза. Это первые глаза, которые он увидел, обретя оттеночное зрение. — Нет. Прости, увидимся позже, — он махнул ей на прощание и убежал. Как Арсений когда-то.❦❧❦
Антон снова чувствовал себя сволочью, только уже перед двумя людьми. Перед Ирой — что сбежал от нее, перед Арсом — что поссорился. Раньше он думал, что все проблемы уйдут, когда он встретит родственную душу, но их стало еще больше. Во-первых, он совершенно не привык к цветам, не знал их названия. Помнил со школы, что небо должно быть голубым, а трава — зеленой. Но на улице осень и трава выцвела, а небо дождливое. Он изучал мир заново, как ребенок. Разглядывал себя, свои глаза и руки. Разглядывал кольцо и турмалиновый камень — действительно красивый. Он искал в интернете, как выглядят цвета, и пытался запомнить названия. Он очень хотел узнать, какого цвета глаза у Арса. Они встретились уже на репетиции. Тот как обычно пришел раньше всех и сидел над сценарием, что-то поправлял там, шуршал цветными страницами, как из сахарной бумаги. Антон неуверенно подошел к нему. — Привет. Арсений поднял голову, и Антон застыл. Глаза его смотрели двумя яркими иллюминаторами цвета морской волны. — Привет, слушай, прости, что я тебе тогда наговорил, — он отвел взгляд в сторону. — Я бы хотел, чтобы мы остались хорошими друзьями, ладно? Он протянул свою ладонь, и Антон кивнул, коротко пожимая ее. Она была очень теплой, и это тепло разливалось по телу от его прикосновений. Он отдернул себя. Это было неправильно. Его наверняка ждала сегодня в кофейне Ира. Он же должен полюбить ее, ведь она — его соулмейт. «Друзья» — звучит хорошо, но Антон чувствовал, что этого недостаточно. У них с Арсом особая связь, не поддающаяся объяснению, и ему хотелось цепляться за это ощущение, что окрыляло его. — Кстати, мы с Аленой решили пожениться. И я бы хотел, чтобы ты пришел, — Арс улыбнулся, внимательные глаза разглядывали выражение лица Антона. Воздух вдруг сделался плотным, точно желе. На него нашло мимолетное головокружение, так что стол, за которым сидел Арс, чуть было не завертелся, словно игла поломанного компаса. В хрустальном клее окружающего воздуха стало нечем дышать. — Ты… серьезно? — Ты важный человек для меня, и я бы хотел, чтобы ты поддержал меня, это большой шаг для меня. — Не слишком ли вы мало знакомы, чтобы жениться? — Антон нахохлился, сложил руки на груди, точно обиженный ребенок. Клейкий воздух проникал в легкие, но прилив кислорода в мозг он не чувствовал. — Я подумал, зачем тянуть. Это все равно рано или поздно случилось бы. Мы же, в конце-концов, соулмейты. — И что, ты уже ей кольцо подарил? — Пока еще нет, — Арс пожал плечами. — Может быть, сходишь вместе со мной? — Выбирать вам кольца? — Антон ощущал, словно Арс издевался над ним, и всплеснул руками, заставив воздух цвета разбавленного чая покачнуться. — Я не заставляю тебя. Это было просто предложение — подумай над ним. Репетиция прошла хуже некуда. Антон постоянно путался в своих репликах, забывался и пропускал свои вступления. Это постепенно начинало раздражать всех в зале, но Арс вел себя более чем спокойно. В перерыве Димка выхватил Антона из толпы и за локоть повел поговорить в тихое место. — Что с тобой такое сегодня? Ты сам не свой. С Позовым они успели сблизиться за два года работы вместе. Наверное, теперь его тоже можно было назвать его другом. И он уже прекрасно знал о том, насколько Антон был влюблен в Арса. — С Поповым какие-то проблемы? — догадался тот. Антон коротко кивнул. — И что на этот раз? — Они с Аленой женятся. — Ну… это было ожидаемо. — И что мне делать, Дим? — Антон закрыл лицо руками, думая, что таким образом как-то абстрагируется от своих мыслей. — Что уж тут сделаешь? Это его выбор. — Я тоже свою встретил, — промямлил Антон. — Но… не знаю… все не так, как с Арсом. — Погоди. Ты свою родственную душу встретил? — дождавшись, пока тот кивнет, Дима продолжил: — Так это же отлично! Отвлечешься от Попова, а там, как говорится, стерпится — слюбится. Не бывает такого, чтобы тебя воротило от своего соула. — Меня не воротит. Просто с Арсом — как дома, а с ней — как будто вас поставили вместе играть Ромео и Джульетту, и это просто роль. Как будто я должен, обязан с ней жить вместе, целовать ее, обнимать ее и все такое. — Тяжелый случай… — А Арс? Думаешь, он ее правда любит? — Я не могу говорить за него, но, скорее всего, так и есть. Почему бы тебе самому не спросить об этом? — Пытался уже. Уходит от разговора. — Знаешь, что я тебе скажу? Если ты его любишь — то позволь ему самому выбирать. Если он решил, что будет свадьба, то позволь этому случиться. Не нужно устраивать скандалов и сцен — ты же не сопливая девчонка. Будет больно только первое время, потом — смиришься. — Он пригласил меня сходить с ним, выбрать кольца. Как будто издевается. — Может, ему просто важно твое мнение и твой вкус. Вы же не чужие друг другу люди. Тох, не расстраивайся так. Я тоже когда-то был влюблен в одну девчонку, когда был школьником. Но это прошло спустя три года, и вот, я Катю встретил. И счастлив, что не поддался тогда своим глупым гормонам. Это все временное, а дружба — на всю жизнь. Антон кивнул. На самом деле, в глубине души, ему хотелось испортить эту свадьбу — но он никогда не признается в таких мыслях даже себе, и, конечно, не сделает этого. Он бы не хотел, чтобы Арс разочаровался в нем. После репетиции они пошли вместе в ювелирный салон. Рассказывать об Ирине почему-то не хотелось — хотя тот сразу же побежал к нему, как только это случилось. Для Арса это было радостное известие, а вот для Антона… Ему было бы проще, если бы он все еще видел мир черно-белым. Теперь же Арс казался ему еще более красивым, чем до этого, и отпустить это чудо стало чуточку сложнее. В ювелирном они долго разглядывали кольца. И обычные золотые, и с различными камнями и узорами. Антон задержал свой взгляд на серебряном перстне с голубым камнем. Конечно, на свадебное оно не было похоже, и он даже не стал показывать его своему спутнику, однако столь пристальное внимание к этой вещице не укрылось от любопытного Арсения. — На что смотришь? — с улыбкой спросил тот, проследив за его взглядом. — Красивое. Это, кажется, топаз. — Да… этот камень похож на цвет твоих глаз. Арс вскинул голову как-то дергано и раскрыл рот от удивления. — Ч-что? — только и смог проронить он. — Ты… видишь цвета? Антон прикусил губу, чтобы не ляпнуть чего-нибудь еще, и попытался развернуться. — Тош… Тот схватил его под локоть, не давая сбежать. Глаза почему-то стали влажными. — Почему не сказал?.. — Потому что я уже не хочу видеть эти цвета. И да, то кольцо с фианитом — самое лучшее. До свадьбы они общались редко. Арс сказал лишь, что он может пригласить туда и свою избранницу. От последнего слова Антон стал похож на нахохлившуюся горгулью, что сидела на своем каменном насесте. Он действительно пригласил Иру, когда пересекся с ней еще раз. Кажется, она была рада и не очень обижалась на то, что Антон покинул ее. Разговаривать на эту тему они не стали. Алена напоминала Антону голубей с их беззаботным спокойствием, особенно когда она наклоняла голову, обнажая беззащитную шею, и ворковала со своим женихом. Ее свадебное платье было простым: белым и невзрачным, но гармонировало с палитрой ландшафта, где она дефилировала. Из уложенной прически выбилось несколько насыщенных каштановых волос, а завитые кудри ниспадали на розовые щеки и были похожи на кремовые трубочки. Она шла к алтарю с непоколебимостью орхидеи, выросшей среди сорняков. Прошедшее лето вырастило на ее плечах урожай веснушек, гармонирующих с пятнышками на лилиях, что она держала в руках. Они принесли клятву. Где-то в этот момент мотыльками метались в душе Антона последние надежды на то, что Арс передумает, но они сгорели сапфировыми вспышками, когда он поцеловал ее. Арсений во фраке смотрелся просто изумительно и немного готично: он весь сиял тем самым джентльменским лоском, от которого у Антона бешено заходилось сердце. Его кожа была гладко выбритой, темные волосы аккуратно уложены и подкручены, а безупречно белая накрахмаленная рубашка выглядывала из-под отворотов черного фрака. Арсений иногда поглядывал в его сторону, и взгляд его был нечитаемым. Они перебрасывались этими немыми взглядами весь вечер, не слушая сплетни гостей вокруг. Антон вышел покурить, отойдя в неприметный уголок, где его бы не достали. Но, конечно же, из его пальцев уже привычно вытаскивают сигарету и выкидывают, даже когда он еще не успел сделать затяжку. Арс всегда приходил вовремя. Иногда Антону казалось — тот знает, что он сейчас будет делать и куда пойдет. — Бросай это дело, — в его голосе слышалась строгость, но Антон все еще понимал, что это просто его забота. День прошел как-то незаметно, словно проплыл мимо него. Он задумчиво смотрел на обрывки лиловых перистых облаков, проплывающих по темно-синему небу, и думал. Арс такой красивый и стоит здесь, под покровом вечерней зари. От него пахнет кокосовым мороженым. Антону всегда казался выбор таких духов странным, но он так чертовски шел ему, что теперь он не может себе представить его без шлейфа кокосовой стружки. Они разглядывали друг друга. Арс тоже рассматривал его своими внимательными кобальтовыми глазами, в которых отражались черничные сумерки. «К черту» — подумал Антон и наклонился к нему, подхватывая губами его мягкие, податливые губы. Целоваться он не умеет, но это сейчас совершенно не важно. Целовать чужого жениха приятно, но неправильно. Антон втянул через нос вечерний сырой воздух, проживая такую приятную, но мучительную секундную близость. Его отталкивают чужие руки: резко, на границе с болью от сильных ладоней, сжимающих его плечи. — Ты что творишь? — Арс дышал так часто, словно пробежал марафон. На самом деле, как догадался Антон, тот даже забыл как дышать. — Арс… Тот схватился за голову, словно в его мыслях был рой пчел — или скорее шершней. Антон протянул к нему ладонь, но тот отшатнулся, сделав шаг назад. — Не подходи ко мне. — Арс? — истончившимся голосом спросил Антон. — Прости, я не подумал. — Не подумал? — рыкнул тот. — А надо было бы. — Кто бы говорил, — фыркнул он в ответ. — Обо мне-то ты и не думал все это время. — О чем ты говоришь? — Со своей свадьбой, со всем этим, — он обвел руками вокруг себя. Голос начал срываться. — Ты так и не подумал о том, что чувствую я. — Тебе нужно повзрослеть. Антон сорвался на истеричный смех. — Да? Наверное, мне нужно просто разлюбить тебя. Это причиняет одну лишь боль. Неужели ты не понимаешь, каково чувствовать, как твой любимый человек целует другую? Как приносит ей клятву? Зачем ты заставил меня смотреть на это? Зачем позвал выбирать кольцо для нее? — Потому что ты мой друг. — Друг, — повторил Антон, смакуя это слово, будто дегустирует вино на вкус. — И все? Я просто твой друг? Арс не ответил. — Скажи: ты любишь меня? — Что? Арс глядел на него снизу вверх, его ресницы трепетали, как возбужденные от огня мотыльки. — Ты меня любишь? — спросил Антон отчаянно. Он не хотел звучать жалко, но в его голосе сквозила вселенская тоска. Он боялся услышать ответ. А Арс молчал, обдумывал, и это молчание тяготило его. Антон нерешительно взял его ладонь в свою, но тот мягко отстранился и глухо произнес: — Нет, не люблю, — и его голос был холодным, как мраморное надгробие.❦❧❦
Они продолжили общение как обычные друзья и предпочитали не вспоминать свой первый и, судя по всему, последний поцелуй. Наверное, было бы проще, поговорив они в спокойной обстановке, но было слишком тяжело подобрать нужные слова. Антону пришлось жить с мыслью, что Арс не любил его. И, на удивление, это осознание помогло смириться быстрее, что они не подходят друг другу: хотя бы потому, что, будь это так, они были бы родственными душами. Антон лишь надеялся, что это когда-нибудь пройдет, и что он сможет полюбить Иру, как Арс — Алену. Осветленные волосы Иры напоминали белое золото, что струились водопадом обручальных колец, а глаза были уютного каштанового цвета. Она смотрелась неплохо в домашней обстановке и вкусно готовила, любила розовый джемпер цвета увядших роз и клубничное мороженое. Ира была хорошей и заботливой девушкой. Иногда он думал, что не достоин ее. С ней было приятно общаться на разные темы, но иногда казалось, что она не понимала его. А Арс понимал всегда, даже в те редкие моменты ссор — они все равно тянулись друг к другу. Было ощущение, что иногда даже разговаривать не нужно было, чтобы Арс понял его и простил за очередной порыв своей влюбленности. С ним было приятно и помолчать, и послушать его спокойное дыхание. Они работали слаженно, как одна команда, как единый механизм. Антон действительно ощущал себя повзрослевшим, когда в какой-то момент отпустил Арса. Ему было приятно видеть, что с его другом все хорошо, и что он счастлив. Его счастье рядом с другой женщиной уже не причиняло такой сильной боли. Антон понял, что такое любить по-настоящему, а не как в кино. Не бросаться в огонь, как влюбленный мотылек, а греть замерзшие руки у костра — так он описал бы это чувство. Улыбка Арса придавала ему сил жить дальше. Антон не надеялся на его поцелуи или хотя бы объятия. Важно, что Арс просто был рядом. Антону двадцать пять, когда им приходится расстаться на долгое время. В тот злосчастный день, после которого Антона накрыло окончательно, они сидели на набережной неподалеку от театра, отыграв последний спектакль. Небо было окрашено в бледно-серый, которым иногда наливаются грозовые тучи, и сквозь них можно было разглядеть слабую мишуру радуги. Ажурное кованое железо отделяло их от Невы и простиралось вдоль длинной террасы кремовых фасадов домов и магазинов. Арс до сих пор носил дурацкий шарф с оленями, только теперь Антон видел, что он бордового цвета, напоминающего плюшевые кресла в кинозале. — Я больше не смогу работать в театре, — произнес Арс. — Это была моя последняя постановка. — Почему? — Мы с Аленой переезжаем, — в его голосе слышалась встревоженность. — У нее обострилась астма. Климат в Питере не очень. От этих слов вдруг стало так больно, хотя Антону казалось, что хуже уже быть не может. После того злосчастного поцелуя ему казалось, что их дружба закончена, но они смогли отпустить ситуацию. Их определенно что-то тянуло друг к другу — некая невидимая сила, которая должна притягивать соулмейтов, но по какой-то неведомой причине связывала их. Они не могли друг без друга. — Вот как… — как-то отчаянно и беспомощно выдал Антон. — Можешь приезжать к нам хоть иногда, — Арс положил ладонь на его плечо. Она приятно согревала. Хотелось продлить этот момент еще на мгновение. — Я всегда буду рад тебя видеть. — Ты тоже не забывай обо мне, — Антон горько усмехнулся, словно они прощались на всю жизнь. Возможно, так оно и было: постепенно они перестанут слать друг другу сообщения, видеться, и со временем все погасло бы само собой. — Как тебя можно забыть, Тош… В его глазах отражались кобальтовые облака. И эта фраза была брошена так искренне, что Антон вновь ощутил себя двадцатилетним юнцом, у которого подкосились колени от первого брошенного взгляда Арса. Тот потрепал светлую макушку Антона с какой-то особенной трепетной нежностью. Он прикрыл глаза, наслаждаясь касанием, и поддался чуть вперед, под его теплую ладонь. — Ты как кот какой-то, — заметил Арс. Антон не видел, но слышал по голосу, что тот улыбается. — Не хочешь приютить меня? — Хочу, — вдруг ответил тот. В груди защемило. — Но Алена не поймет. Они засмеялись: легко, как будто между ними не было никаких неловкостей. Антон будет скучать по нему, ужасно скучать — но еще не понимал, насколько. Сейчас ему казалось, что его сердце настолько полно любви, что оно переживет любое расстояние. — Можно я закурю? — спросил Антон, потянувшись за сигаретами и уже представляя себе завитки дыма, похожие на кокосовые стружки. — Ты знаешь ответ. — Ну Арс! — Уеду, и снова начнешь пыхтеть, как паровоз. А я, между прочим, за твое здоровье переживаю. — Знаю. Просто сейчас как-то особенно хочется. Грустно, что тебе придется уехать, вот и тянет. — А ты не пробовал заменить сигареты на что-нибудь менее вредное? — Например? Поцелуями? — усмехнулся Антон. — Да, можно и ими, — Арс опустил голову, смутившись. — У вас с Ирой-то все хорошо? — Да. Но я почему-то подумал про поцелуи с тобой, — подумав, решил высказать свои мысли он. Может быть, он пожалеет, но сейчас он чувствовал необходимость сказать это. Арсений только слабо улыбнулся, спрятав взгляд за челкой. В повисшей тишине он обдумывал свой ответ, но Антон заговорил первым: — Иногда я вспоминаю тот поцелуй. Прости меня за него, — он выдохнул, словно с его плеч сняли тяжеленный груз. — Тебе, скорее всего, было неприятно. И я поступил некрасиво: ты же уже был женат. — Я оттолкнул тебя не потому, что мне стало противно, — ответил тот, и его голос был сливочной сладостью в ушах. — Но это было… — Неправильно, — закончил за него Антон, и тот кивнул. — Теперь я понимаю тебя. — Я рад, что ты это осознал. А когда Арс уехал, он понял, что не может подняться с постели. Первое время из этого состояния его пыталась вытащить Ира, потом Димка, потом психиатр. Только на антидепрессантах ему становилось чуть лучше, хотя поганое чувство, словно жизнь проплывает мимо, не проходило. Они много переписывались, созванивались, но ему не хватало рядом родного тепла. Тот писал, что Алене становилось лучше, но переезжать обратно в Питер они не могли, иначе болезнь снова обострится. Так он и существовал. Он чувствовал себя потерянным для этого мира. Словно над его головой, как в старых мультиках, по пятам летела серая тучка. И от нее не отмахнуться, не укрыться под зонтиком. Он мог лежать днями напролет, ничего не делая, и даже мыслей никаких не было. Желудок иногда скручивало от голода, но он терпел, потому что больше всего на свете ему не хотелось подниматься. Так проходила его депрессия длинною в несколько лет. Ира не знала, чем еще она могла помочь. А признаться ей в том, что послужило причиной такого состояния, Антон не мог. Она не поняла бы. Как можно променять свою родственную душу на какого-то Арсения? Антон, конечно, смирился с этим. Человек оказался существом, которое удивительным образом приспособляется к чему угодно. Арс все еще занимал важное место в сердце Антона, но выть от несправедливости уже не осталось сил. Осталась только любовь, что слабо горела где-то в глубине души. Антон старательно укрывал ее от назойливой тучки, что пыталась потушить ее. Он сам не знал, как до сих пор в его груди еще теплится любовь к лучшему другу, которого он не видел уже более года. Стены успевшего стать родным театра постоянно напоминали о нем, а истрепанные бордовые занавески казались ему бархатным вином, из которого они варили глинтвейн на каждый Новый год. Ему было жаль, что Арс не увидит его в главной роли — а она ему досталась впервые за годы службы. Они встретились только через два года после прощания. Для них обоих время расставания пролетело незаметно, будто в тумане, и Антон почувствовал, что может дышать, только когда он встретился с такими родными топазовыми глазами. Они разговаривали много, почти всю ночь, и не могли наговориться. Да, они общались по интернету, но слышать голос любимого человека вживую было несопоставимо. — Алена беременна, — вдруг отозвался Арсений, делая глоток пива. — Ч-что? — Антон все понял, но все еще не мог поверить в происходящее. Может, Арс просто пьян и сморозил что-то по глупости? — Уже месяц. Прости, что не сказал тебе, — тот спрятал лицо в ладонях. — Все думал, как. Антону почему-то стало тошно. Мысль, что они спали вместе, да еще и без защиты, почему-то заставила его чувствовать болезненность в животе, словно его пырнули туда заточкой. Конечно, он предполагал такой сценарий, но каждый раз предпочитал не думать дальше предположений. Конечно, они в браке и имеют на это полное право, а вот мысли Антона были совершенно иррациональными. Они с Ирой даже целовались редко. Антон даже прикинул, что он просто асексуален, да и антидепрессанты сильно подавляли и без того слабое либидо. С ней он чувствовал себя сожителями, которые пытались строить из себя влюбленных. Точнее, пытался строить из себя только он, в то время как Ира всегда смотрела на него преданными глазами. Антон думал, что так же смотрел на Арса раньше, и ему становилось тошно от своей двуличности. Он врал своей девушке в глаза, что любит, а сам понимал, что его сердце всегда принадлежало одному-единственному человеку, который никогда не разделил бы с ним это чувство. — Понятно… — только и смог он выдавить из себя. Захотелось уйти, закрыться от мира и от всего остального. Хотелось навсегда забыть о своей любви к Арсению, но он не мог. И это заставляло чувствовать такое отчаяние, что даже выть не хватало сил. — Тош… — Арс покрутил баночку в руках. — Я должен кое в чем признаться тебе. — Валяй, — нервы затрещали, как попкорн. — Я соврал тебе, тогда, на свадьбе. — В чем? — В том, что не люблю тебя. Антон издал смешок, больше похожий на болезненное стонание. — И что мне теперь делать с этой информацией, Арс? — выпалил Антон, вставая с дивана и вышагивая из одного угла комнаты в другой. — Не знаю. Я просто чувствовал, что должен был сказать тебе. — И что это поменяет? Ты уедешь завтра обратно к своей женушке, скоро у вас появится ребенок, а что делать мне? Притворяться, что я люблю Иру? Сделать ей предложение? Трахнуть ее, чтобы она тоже залетела? И жить счастливо, завести собаку и построить дом у озера? Что мне делать, Арс, скажи? — Успокойся, Тош, — Арс поднялся вслед за ним, перехватил его запястья, приложил одно из них к своим губам и вкрадчиво продолжил: — Ты всегда слишком эмоционально реагируешь. — А ты из раза в раз разбиваешь мне сердце. — Знаю, — виновато прошептал тот. — Прости меня. — Так что мне делать? Ты думал, что мне станет легче, знай я, что ты на самом деле любил меня все это время? — Думаю, нет. Я понимаю, как тебе больно, — Арс говорил серьезно, сжимал сильнее его запястье. — Не уверен, что ты действительно понимаешь. — Мне тоже больно. Представляешь, каково это — несколько лет врать себе, врать своей жене, что любишь ее? Я думал, что эти чувства к тебе пройдут, как только я встречу ее, но этого не произошло. Я подумал, ну, может, пройдут, когда я женюсь на ней? Может, пройдут, когда я отвергну твои чувства? Может, пройдут, когда мы уедем вместе с ней? Но они не проходили. Я все еще люблю тебя, и осознание того, насколько эти чувства к тебе неправильны, делают мне больно каждый день. А я не могу без тебя. Мне тебя очень не хватает. — И мне, Арс…❦❧❦
Он снова уехал, а депрессия Антона обострилась. На этот раз не помогали даже антидепрессанты. Более того, Антон начал понимать, что иногда его способность видеть цвета исчезала. Сначала это были кратковременные периоды, которые увеличивались со временем, пока цветное зрение не пропало окончательно и не возвращалось уже более полугода. Ходить по врачам не было ни сил, ни желания. Однажды Ира не выдержала: — Антон, почему любить тебя так больно? — всхлипывая, произнесла она, и он осознал, насколько эта фраза описывает почти всю его жизнь с того момента, когда в ней появился Арс. — Почему все остальные живут счастливо со своим соулмейтом, а у меня какая-то кромешная безысходность… — Прости, — только мог ответить Антон. А что еще он мог сказать ей? — Тебе достался отвратительный соулмейт. При слабом свете в воздухе блестели пылинки, за которыми внимательно наблюдал Антон. В углу по-кладбищенски тикали часы, разбавляя тягостное молчание. — Я вижу, как ты смотрел на Арсения. Всегда. На меня ты никогда так не смотришь. — Прости, — повторил он, понимая, что, кажется, это конец. Он не говорил ей, что больше не видит цветов, но Ира догадалась. — Что между вами? — вопрос звучал, как зловещий бас органа в тишине собора. — Ничего, — и Антон даже не врал. — Мы друзья. И даже почти не видимся больше. — Боже, как мне надоело это бесконечное вранье. Перед глазами плыло, преобладающие черные цвета завихрялись в воронки, темные круговороты и миазмы. — Я не могу больше жить с тобой. Прости, Антон. Он не знал, радоваться ли их расставанию или плакать. Позже он узнал, что она тоже потеряла свое цветное зрение, когда они уже прощались. «Это невозможно» — подумал Антон, перерыв весь интернет в поиске информации, но так и не найдя возможного объяснения этому феномену. Неужели ни один человек за столько тысячелетий не сталкивался с такой же проблемой?❦❧❦
Антону двадцать девять, когда он решает наконец переехать из тоскливого Питера в шумную Москву, желая начать жизнь с чистого листа и отвлечься от беспокойных мыслей. Антон бросил курить, потому что рано или поздно докурился бы до рака легких, и полюбил утренние прогулки. Москва оставалась для него такой же безликой по утрам, как и Питер, с ее дремлющими киосками и билетными кассами театров, оклеенных плакатами грядущих спектаклей и концертов. Сонные дворники задумчиво орудовали метлами, только разбрасывая пожелтевшие листья по дороге. Дни его протекали так, словно они были старой колодой совершенно одинаковых карт. Однажды, когда он уже шел засыпать, он получил сообщение от Арса: «Я перестал видеть цвета» Сначала он не понял, что ответить на это. «Привет, я с этой проблемой живу уже около года»? — жаловаться на свою жизнь Антон себя отучил, так что просто поинтересовался, давно ли. «Последние полгода начал замечать, что-то не то, и сейчас оно пропало совсем. Врачи говорят, что я полностью здоров» Они снова общаются всю ночь, чувствуя резкую потребность в общении друг с другом. В последнее время у Арса была тяжелая отцовская жизнь, и они общались редко. Антон вскользь упомянул, что они с Ирой расстались, но не стал говорить, по какой причине, а Арс не спрашивал. Иногда, когда они с Аленой ссорились, тот снова писал, и Антон старался поддерживать его. Арс писал, как тяжело ему дается семейная жизнь, особенно после того, как Алена тоже начала терять свое цветное зрение. Скандалы и ссоры стали почти что постоянным гостем в их доме. Однажды он написал, что она подала на развод, и он подписал заявление. Арс прошел через бюрократический ад: разводы между соулмейтами были редкостью. И лишь на свое тридцатилетие Антон услышал звонок в дверь. Никого приглашать на свой день рождения он не собирался, но почему-то догадался, что это был Арс. Тот стоял с маленьким чемоданом за спиной и небольшим рюкзаком, и Антон без вопросов впустил его в свою скромную обитель. За пару лет, что они не виделись, Арс не сильно изменился, только стал выглядеть более помято этой жизнью и давно не брился, но остался таким же красивым, как и десять лет назад, когда они только познакомились. Антону было тяжело признавать, что он до сих пор любил его так сильно, что иногда забывал, как дышать. — Прости, что не предупредил. — Я всегда рад тебя видеть, — Антон слабо улыбнулся. — Что бы ни случилось. Арс благодарно кивнул. Они пили чай на кухне и ели печенье, и впервые за многие годы Антон чувствовал себя дома. Не в физическом смысле, а в эмоциональном. Он не находил себе места ни в Питере, ни в Москве, будто был потерянным человеком, лишним в этом огромном мире. И лишь рядом с Арсом он чувствовал тот домашний уют, о котором мечтал всю жизнь. Они сидели рядом, оба побитые жизнью, но наконец-то освободившиеся от тех оков, что сковывали их последние десять лет. Антон думал о том, как быстро пролетела их юность, и это вызывало тоску. — Знаешь, я долго думал над тем, что происходило между нами, — от его голоса было тяжело оторваться. Тот был одновременно уютным в своей простоте, казавшейся такой родной и до боли знакомой, и фруктово-сладким от полутонов с намеком на искрящуюся, как сахарная посыпка, нежность. — Я долго шел к тому, чтобы признать, что хочу быть только с тобой. Мне всю жизнь казалось, что связь соулмейтов — это святое. Что все пути ведут именно к нему, что вы будете жить душа в душу, и все такое. Может быть, это было неправильно, но сейчас, когда я снова не вижу цветов, это кажется единственным правильным решением. Антош… Можно я поцелую тебя? Антон улыбается, влюбленно смотрит на него и кивает, словно только этого и ждал всю жизнь. Арс приближается медленно и дышит тяжело, не прерывая зрительного контакта, от которого Антона каждый раз прошибает. Он касается его губ как в первый раз. Они такие же мягкие и податливые, как в воспоминаниях, и Антон ощущает, насколько идеально их губы смыкаются вместе, точно две части пазла вдруг сошлись. Антон обхватывает его нижнюю губу, чуть оттягивая, делая поцелуй тягучим и медленным, и наслаждаясь возможностью просто чувствовать их. Он ощущает чужое теплое дыхание, что оставляет легкую испаринку на его коже — и это чертовски возбуждает. В поцелуй включается язык, и Антон проводит им по его нижней губе, ловя себя на том, как Арс начал прерывисто дышать от такого простого движения. Его рот раскрывается сильнее, и язык проскальзывает внутрь, сталкиваясь сначала с ровной кромкой зубов, а затем — с языком Арса, что был таким горячим, что обжег, словно Антон попробовал свежесваренный кофе. Они переплетаются, точно изучая друг друга, обмениваются дыханием и слюной. Между их губ натягивается тоненькая серебристая ниточка слюны, и они вновь льнут друг к другу, переплетая языки, сминая губы, иногда сталкиваясь зубами, но их это не волнует. Все движения ощущаются правильными. Антон чуть отстраняется, потому что нужно продышаться, и смотрит в голубые глаза напротив, в которых танцуют сапфировые искорки. — Я снова вижу цвета, Тош, — шепчет Арс, и Антон кивает. — Я тоже. — Ты… — он не договаривает, а Антон снова кивает, губы мазнули щеку напротив. — Почему не рассказал, что тоже перестал их видеть? — Даже не знаю. Не хотел жаловаться тебе. — Дурак ты, Тош, — и Арс вдруг улыбается сначала легко-легко, а потом улыбка становится шире, и он начинает смеяться. — Ты чего? — А ты не понял? Мы не касались друг друга, а когда поцеловались — наше зрение вернулось. — То есть мы… — Соулмейты? — вопрос был риторическим, Арс словно пробовал это слово на вкус и не верил в происходящее до конца. — Разве такое возможно? — Не знаю… — честно признался Арс. Их пальцы переплелись. — Трудно поверить. — Выходит, не зря я тебя ждал десять лет… Они снова целуются, зарываются пальцами в волосы друг друга, прижимаются ближе, вкладывая в свои поцелуи годы удерживаемых чувств. — Если ты не остановишься, то я кончу, Тош, — его губы трогает полуулыбка. — От поцелуя? Правда? — его голос похож на урчание, лукавое и одновременно несколько распутное. Арс кивает, что становится для Антона сигналом к действию. Он и не думал, что его уснувшее либидо вдруг даст о себе знать: Арс удивительным образом пробуждал в нем давно забытые ощущения. — Мне почти сорок, а я чувствую себя пятнадцатилетним мальчишкой, — тот зарылся в шею Антона. На коже ощущалось его влажное дыхание, от которого забегали мурашки. В каком-то инстинктивном порыве их губы встретились вновь в жадном поцелуе, створки рта разомкнулись. Антона прошибло от макушки до паха, экстазом прошлось по позвоночнику, отозвалось в груди, замешалось в чужом запахе и пряных губах. Они терлись щеками, а их руки скользили по телу, и ласки эти медленно, но верно сводили с ума обоих. В бедрах собиралось горячее тепло и начинало сладко ныть. Антон взял его руку в свою, уткнулся носом в ладонь, выцеловывая на коже узоры, касался по-собачьи влюбленным носом и разгоряченно дышал. Арс сопел прерывисто, прикрывая свои прекрасные глаза. Антон обжег его подрагивающие пальцы своим дыханием и взял один из них в рот, сорвав с чужих губ хриплый стон. Его язык скользил жадно по чужой коже, тянулся, точно сосны — к небесам. Собственные пальцы поглаживали запястье Арса, проходились подушечками по тонкой коже вдоль голубых вен. Он отстранился всего на мгновение, чтобы посмотреть на влажный блеск, оставленный на чужих пальцах. Антон снова накрыл их ртом, проходясь от складок между ними и до самых кончиков. Он изучал их, принимал, прижимался горячим языком, ощущая заполненность во рту. Арсений только шумно дышал, не смея даже пошевелиться, словно не верил в то, что это все происходит между ними по-настоящему. В голове у Антона по ощущениям взорвалась сверхновая, когда чужие пальцы сами пробрались чуть глубже, и в его мыслях промелькнуло осознание, что это уже не он лижет чужие пальцы, а его ими трахают в рот. Антона сдетонировало: что-то взорвалось, рассыпалось в обоих полушариях, и очухался он только тогда, когда пальцы выскользнули из его рта, мазнув по губам и подбородку, и когда Арс легонько чмокнул его в приоткрытый от изумления рот. Антон что-то бессвязно промычал и с ошеломлением понял, что только что произошло. — Не сиди с открытым ртом — муха залетит. — Мы… только что? — Да. А теперь мне надо в душ, с твоего позволения. Они сидели на диванчике и смотрели какой-то дурацкий фильм, но никто не слушал, что происходит на экране. Каждый думал о чем-то своем, и Антон наслаждался тем, что наконец-то может прикоснуться к нему в любой момент. — У меня, кстати, для тебя есть подарок, — он порылся в рюкзаке, а затем достал какую-то маленькую коробочку аппетитного цвета, напоминающего сырную корочку. Он открыл и не мог поверить своим глазам. Он узнал этот перстень не сразу, но, глядя на его многоцветное сияние и текстуру, напоминающую воскресный свет в витраже и цвет глаз Арса, он понял. — Это то самое кольцо? С топазом? — Да, то самое. — Но… откуда оно у тебя? — Я его купил еще тогда, когда ты его увидел. Думал, что отдам когда-нибудь: ты же любишь всякие побрякушки. И вот, вспомнил про него. Нравится? — Шутишь? Конечно нравится! Он ощущал в воздухе запах кокосового мороженого и старых книг, и от этого безумно кружилась голова, и хотелось раствориться в этом мгновении, в бездонном небе и в шуме улицы, запомнить все эти звуки и те секунды, когда лицо Арса озаряет искренняя улыбка. Хотелось застрять в этом неповторимом моменте и навсегда остаться в этом вечном «сегодня».❦❧❦
Иру привел в этот южный солнечный город хороший контракт с модельным агентством. Фотограф, девушка с веснушками, расцветающими на щеках, привела с собой дочку и велела подождать, пока она закончит работу. — А когда папа приедет навестить меня? — спросила девочка с темными косичками. — Он приедет уже на следующей неделе: потерпи немного, зайка. Ее голос был приятным и тек, как смородиновое варенье. Веснушчатые руки взяли фотоаппарат, и она приступила к работе. С Ириной они сработались быстро, как будто понимали друг друга с полуслова. — Положи руку чуть правее, пожалуйста, — попросила Алена, но, посмотрев еще раз на снимки, мотнула головой и подошла к ней ближе, намереваясь немного поправить положение руки девушки так, как видит ее художественный взгляд. Первое, что увидела Ира после ее прикосновения — пастельные румяна на ее щеках, а затем — глаза, похожие на меланхолию золотых облаков, ее лиловые тени и мятные серьги. Алена тоже замерла в этом бесконечном мгновении, словно не могла поверить в то, что она еще способна видеть цвета вокруг. И ей тоже хотелось застрять в этом неповторимом моменте и навсегда остаться в этом вечном «сегодня».