Служебный роман. Красный рассвет

Троцкий сидел на своём рабочем месте, задумчиво покусывал несчастный карандаш. Вот уже целый час он думал о человеке, который вскружил ему голову. — А почему? — спрашивал себя Троцкий, — нельзя о таком думать. Он никогда не думал о мужчинах больше чем нужно. Разумеется, он знал кто такие гомосексуалисты и хорошо запомнил одного из таких. Звали его Николай Ежов. Он работал в комитете безопасности. Из-за его серьёзных ошибок был уволен, а перед этим открылись некоторые тайны. Как выяснилось, он был гомосексуалистом, Троцкий тогда с издёвкой смеялся над этим. Лев Давидович не мог понять, как можно любить другого мужчину. Теперь он попал в такой же капкан, что и Ежов когда-то. Троцкий поначалу переубеждал себя, что у него просто проснулось уважению к руководителю, и максимум они могли быть друзьями. Но стоило было ему представить лицо Сталина в голове, как тут же в его груди загорался незримый, стремительный пожар. Он не мог пошевелиться в этот мучительный момент, разум был бессилен в этой битве. Так, ему хотелось хоть немного притронуться к Сталину, чтобы убедиться, что он настоящий. Ведь он мог помешаться и выдумать иной образ Сталина, далёкий от реального. Может он не столь приятный, лицо его непривлекательное, глаза не такие чарующие? — Нет, он должен быть настоящий, — твёрдо сказал себе Троцкий. — Кто? — словно из ниоткуда, появился Каменев, склонившись над плечом Троцкого. — Дед Мороз, ёлки-палки, — с раздражением пробубнил Троцкий, отпихивая своего друга. — А я думал, ты оглох, кричу тебе уже пять раз, даже ухом не повёл, — весело проговорил Каменев, присев на стол Троцкого, — чего в облаках летаешь? — Я работаю, — Троцкий потянул свой серый пиджак. — Ага, я вот наблюдал за тобой минут десять, ты ни разу не шевельнулся, — Каменев хитро посмотрел на своего друга, — как статуя сидишь, глаза влюблённые. — Кто бы говорил, сам интрижку заводишь с замужней женщиной, — подразнил Троцкий. — Это даже интрижкой не назовёшь, мы исключительно общаемся, — заверил Каменев. — Осторожно, с огнём играешь, — Троцкий поглядел на стоящего неподалёку Никиту Хрущева, который внимательно смотрел на них, — и этот ещё стоит, уши развесил. — Наплюй на него, никому он не сдался, — улыбнулся Каменев, помахав рукой Хрущеву, — так в кого ты успел влюбиться? Троцкий смущённо опустил глаза, сгорбившись над столом. Ему было трудно врать другу, но говорить как есть было ещё рано. Каменев бы не понял. — Соседка снизу, раньше к ней как-то не присматривался, а тут столкнулись в лифте, разговорились, — на ходу сочинял Троцкий. — Так ты же вроде на лифте не ездишь? — удивлённо сказал Каменев. — Это я на работе не езжу, дома то другое дело, к тому же тяжело с работы по лестнице подниматься. — На третий этаж? — озадаченно спросил Каменев. — Сердце иногда покалывает, — приврал Троцкий, — да и что ты с этим лифтом привязался, не в этом суть. — Ну-ну и что соседка, кто она сколько ей лет? — Ей тридцать, зовут Люба, работает библиотекарем, внешне хороша, кровь с молоком, — мечтательно говорил Троцкий, расписывая образ первой девушки, в которую был влюблён в школе. — Я очень рад за тебя друг, ведь переживал, что ты одинок, — бодро произнёс Каменев, хлопнув Троцкого по плечу, — ну а со Сталиным какие у вас отношения? Троцкий неожиданно раскраснелся, округлив глаза. Сердце его забилось как у пойманного зайца. — В каком смысле? — с пересохшим горлом спросил Троцкий, зыркая на друга. — Он тебя больше не тиранит? — пробормотал Каменев, прищурив глаза. — Нет, теперь он волнует меня меньше всего, — Троцкий натянул улыбку. — Это правильно, — Каменев встал со стола и перешёл на своё рабочее место, — ладно работай, стахановец. Можно было подумать, что разговор с Каменевым был простой и не имел важного значения, но для Троцкого это был важный толчок. Он был спокоен когда врал про соседку, но а когда Каменев упомянул Сталина, в его сердце снова разгорелся огонь. И теперь думать о Сталине он стал ещё больше, и уже не скромничал. Троцкий думал о больших руках, манящих губах, чёрных глазах начальника.Как же ему хотелось пойти в кабинет Сталина, сесть рядом и смотреть на него как на икону, хоть и был атеистом. И главное ему не хотелось спугнуть Сталина своими чувствами или разочаровать его. — Он, скорее всего, ненавидит гомосексуалистов, — думал Троцкий, растирая до покраснения свой лоб, — и почему я такой? Нет, скорее всего, я не из этих, мне и женщины нравятся. — А как узнать, интересен я ему хоть немного, есть ли шанс? — продолжал рассуждать Троцкий, — нужно сделать какой жест, который бы говорил о моих чувствах, но при этом не рисковать своей работой и может даже жизнью. Троцкий решил написать анонимное письмо со стихом, написанным на печатной машинке. Он не стал медлить, и на черновике стал придумывать стих. — Если ты не голубой нарисую вагон другой, — в шутку написал Троцкий, тихо посмеявшись. В стихах он был не силён, но главное было — выразить свои чувства. Троцкий подбирал слова для своего стиха, накручивая прядь волос на палец. *** Сердцем гонимым я вам пишу, Истерзан своим внезапным влечением Пусть греховны мои чувства к вам. Но скрывать я больше не в силах. Мы не так близки как бы мне хотелось. Позвольте хоть отдалённо восхищаться вами. Сказать, как вы взбудоражили моё сознание, Запали в мою пустую, загубленную душу. Я не жду от вас взаимных чувств, Вы можете дурным меня считать, Иль лучше вовсе ненавидеть. Мне лишь нужно было вам признаться. *** Троцкий перечитал несколько раз своё произведение. Стих ему показался,небрежным, но суть была не в этом. Ему не терпелось покинуть незаметно письмо в кабинет адресата. Сталин как раз отлучился, уехал на осмотр новой станции метро. Троцкий воспользовался моментом, быстро проскочил в его кабинет. Фанни как раз в это время в приёмной не было. Троцкий быстро подбежал к столу Сталина, оглядел всё вокруг. Он аккуратно положил письмо под папкой с документами. Постояв с минуту, он решил переложить письмо поверх папки. — Он хотя бы будет знать, что кому-то не безразличен, — тихо сказал вслух Троцкий. Почему-то ему вдруг захотелось взять чужой карандаш, который лежал внутри папки.Троцкий никогда не воровал, но под давлением чувств пошёл против своих принципов. Он спрятал синий карандаш во внутренний карман пиджака. Троцкий хотел иметь , какую нибудь личную вещь Сталина, словно священный предмет, который связывал бы их хоть как-то. Троцкий тихо вышел из кабинета, Фанни уже была на своём месте. Он был немного сконфужен, заметив ненужного свидетеля. — Добрый день, Лев Давидович! — секретарша улыбнулась Троцкому. — Здравствуйте, — с растерянной улыбкой проговорил Троцкий, отходя к коридору. — А что вы хотели? — поинтересовалась Фанни, — Иосиф Виссарионович вроде на выезде. — Я отчёт свой хотел отдать, вас в приёмной не было, вот и зашёл в кабинет, — скромно ответил Троцкий, — позже зайду. Троцкий быстро вышел в коридор, не дожидаясь ответа. Он стремительно рванул к лестнице, будто его кто-то преследовал. К его счастью, он вовремя добрался до своего убежища, так как раз через пару минут вернулся Сталин. Фанни не смолчала и доложила Сталину о визите Троцкого. Вдобавок рассказала о его странном поведении. Сталин сразу почувствовал, что его ждет сюрприз. Сняв с себя пальто, он подошёл к своему столу и в глаза сразу бросился белый конверт. Сталин неторопливо раскрыл письмо, бегло прочёл текст. Его немного шокировал стих, он перевернул лист, в надежде, что будет подпись. Ещё больше он надеялся, что письмо к нему попало по ошибке или, может, это был чей-то розыгрыш. Он побоялся перечитывать стих, быстро убрал его в ящик. От женщины подобное письмо ещё принять было можно, но от мужчины недопустимо. То, что стих от мужчины было, без сомнений. В отличие от Троцкого Сталин отбрыкивался от чувств изо всех сил. Своим умом он не принимал любовь между двумя мужчинами. А чувства Сталин считал обманчивыми. — Неужели Троцкий? — подумал Сталин, разминая своё левое плечо. Бывало, когда Сталин нервничал, его левая рука начинала болеть. Сталин с этим делом тянуть не стал, к тому же вызвать Троцкого повод был. Как раз сегодня Сталин ждал от Троцкого отчёт. Когда Троцкий узнал, что Сталин его вызывает, он почему-то без опаски пошёл в его кабинет, захватив свой отчёт. Троцкий после первого стука зашёл в кабинет Сталина, бодро пройдя вперёд. Сталин с небольшим удивлением посмотрел на подчинённого. — Вызывали? — добродушно сказал Троцкий. — А что без вызова бы зашли? — чуть улыбнулся Сталин, — присаживайтесь, — он указал на стул во главе длинного стола. Троцкий послушно сел на указанное место, положил папку с отчётом перед собой. Сталин подошёл ближе, убрав руки за спину. — Это ваш отчёт? — Сталин кивнул на папку. — Отдаю лично в руки, — Троцкий любезно протянул отчёт генсеку. Сталин молча взял папку в руки, и свойственно ему быстро прочитал необходимую информацию. Троцкий с чуть приоткрытым ртом смотрел на Сталина, изредка подавая признаки жизни. — Неплохо, — впервые похвалил Сталин, — видно, что старались. — Это не предел, — довольно ответил Троцкий. — Вы стихи пишите? — вдруг спросил Сталин, внимательно посмотрев Троцкому в глаза. Троцкий громко вздохнул и сразу же перевёл взгляд на графин с водой. Сердце его забилось чуть чаще. — Нет, никогда не писал, — выдавил Троцкий. — Просто сегодня мне кто-то подложил напечатанный стих на обычном листе, — хладнокровно говорил Сталин, делая ещё пару шагов ближе к Троцкому, считывая его эмоции, — у нас таких дерзких бы не нашлось, но вот одного такого знаю. Троцкий намертво приклеился к спинке стула, стараясь без волнения посмотреть на Сталина. — И кто же он? — Троцкий напряг челюсть. — Очень похоже на вас, — Сталин сел рядом с Троцким. — Увы, стихи никогда мне не нравились, ничего в них прекрасного нет, — с небольшим раздражением ответил Троцкий, — если я когда-нибудь захочу написать короткий стих, то только на своём надгробии. — Чего вы так неуважительно к стихам? — возмутился Сталин. — А что вы меня обвиняете в стихоплётстве? — буркнул Троцкий. — Я лишь спросил, а вы сразу на эмоции, — уже спокойно ответил Сталин, склонив голову набок, — может, это Вельмонт-де Гюгю написал? — Очень смешно, — наигранно улыбнулся Троцкий, — Когда люди врут, я это вижу, — серьёзно проговорил Сталин, — в стихах дурного ничего нет, только если это не насмешка. — Наверное, вам виднее, — сухо промолвил Троцкий, оттопырив нижнюю губу, — но кто бы вам решил стих написать, самоубийца? — Может кто-то хотел приятное сделать, и такой талант пропадает, у нас творческие люди в почёте, — рассуждал Сталин. — А что вы сразу на меня, может, это какая-то дама написала? — не сдавался Троцкий. — Только если она писала от лица мужчины, — в шутку сказал Сталин, поправляя свой рукав, — да и стих несерьёзный, скорее шуточный. Сталин стал всё больше убеждаться, что стих был написан с издевочкой. Троцкий же, напротив, маялся в душе. С одной стороны, ему хотелось признаться в авторстве и уверить что это искренние чувства подтолкнули его на такой поступок. С другой он был уверен, что Сталин его осудит и признаться означало бы погубить себя. Троцкий пожалел, что вообще написал это короткое стихотворение. — Да что вам сдался этот погонный стих и при чём здесь я? — с явным недовольством затараторил Троцкий, вскинул руки. — Кроме, вас в моём кабинете никого не было, — Сталин посмотрел на Троцкого исподлобья, — или скажите, что это человек невидимка сделал? — Откуда вы знаете, что кроме меня никого не было. Вашего секретаря не было на месте неизвестно сколько, — уверенно говорил Троцкий. — Никто другой бы в мой кабинет без разрешения не вошёл, — Сталин укоризненно взглянул на Троцкого, — неужели вам не хватает мужество признаться, что это вы написали тот стих? — Что за нелепость? — взорвался Троцкий, встав во весь рост перед Сталиным, — кто угодно мог бы написать, а мне незачем вам стишки сочинять. Пишут такое людям, которые небезразличны, а вы, прошу прощения, мне почти чужой человек. Вы словно так и хотите к себе больше внимания как маленький ребёнок. Сталин молча слушал Троцкого, в его глазах затаилась щемящая обида. За свою жизнь он всякое наслушался в свой адрес, но Троцкий задел не только его небольшое самолюбие, но и растормошил душу. — У вас совсем нет смелости, товарищ Троцкий, — Сталин встал со стула, подошёл к своему столу и вытащил конверт, — а хотя какой же вы товарищ, скорее жалкий подлец. Вот забирайте свой листик. Сталин остановился в двух шагах от Троцкого и швырнул в него конверт. Троцкий от неожиданности открыл рот. — Но, это не мой конверт, — защищался Троцкий, — сами забирайте и ищите автора, если делать нечего. — Это ни к чему, — злобно улыбнулся Сталин. — Значит, это никому не нужно, — Троцкий присел на корточки и поднял письмо и стал быстро его рвать в клочья. — Мусорить в моём кабинете вздумали? — сквозь зубы проговорил Сталин, чуть присев на одном уровне с Троцким, — да хватить хулиганить. Сталин попытался вырвать из чужих рук разорванный конверт, но хватка у Троцкого была, дай бог. Сталин мог немедля вышвырнуть Троцкого из своего кабинета, но почему-то боялся к нему притронутся. Но что-то предпринять было нужно. Сталин несильно схватил Троцкого за запястье и чуть встряхнул, Троцкий сразу же замер. Из рук выпали кусочки бумаги. — Если вы заподозрили именно меня, значит, для этого был повод, — Троцкий вдруг пристально посмотрел на Сталина, его лицо было совсем близко, — почему просто не попросили выйти вон? — Человек должен за свой поступок отвечать, — тихо сказал Сталин, с тяжёлым дыханием. Он, почти не моргая, заглядывал Троцкому в глаза, признав, что они были красивыми. Несмотря на обиду, Сталин не мог не любоваться лицом Троцкого. Сталин всё ещё держал его руку, чувствуя учащенный пульс, словно кто-то лихорадочно бил в барабан. — Если кто-то признался в авторстве, то что бы вы сделали? — робко пробормотал Троцкий, облизывая пересохшую, нижнюю губу. — Почётную грамоту бы выдал, — совсем не по-доброму сказал Сталин, отпустив руку Троцкого. На самом деле он и сам не знал чтобы с этой информацией делал. — Наказание было бы куда лучше, — Троцкий подобрал все кусочки и собрал их в кулак, — и к сожалению для вас, это был не я. — Уходите, — Сталин резко выпрямился, — и не ходите в мой кабинет без разрешения. — Я и не хотел, — быстро ответил Троцкий, ровно встав напротив Сталина, — зашёл чтобы отдать отчёт, а вас на месте не оказалось, Фанни тоже. — Молча выйдете за дверь, — потребовал Сталин. — Хорошо, всё ухожу, — Троцкий гордо развернулся и направился к двери, — не буду впредь вас беспокоить. Театрально поклонившись Сталину, Троцкий вышел из кабинета. С виду он был спокоен, но в душе бушевал ураган страстей. Ему стало нравиться, когда Сталин проявлял, хоть и не положительные  но всё же эмоции. Что означало что он ему не безразличен. Троцкий уловил в глазах Сталина жгучий интерес, неподдельное переживание. Так не смотрят на обычного сотрудника. Сердце Троцкого бешено билось в груди. Сталин больше не мог скрывать, что Троцкий стал ему важен не только как работник. Всё, что делал, говорил Троцкий, волновало его. Если бы действительно стих написал кто-то другой, то вероятно, Сталин просто посмеялся и выкинул письмо в мусор. — Нет, нельзя поддаваться, — мысленно настраивал себя Сталин.