Назад в будущее

Осознание никак не укладывается у меня в голове. Отчасти потому, что перед глазами бесконечно мельтешит Аддамс — вышагивает туда-сюда по коридору, скрестив руки на груди и сосредоточенно сведя брови к переносице. Это чертовски отвлекает, и с каждой секундой я начинаю нервничать ещё сильнее. Хотя куда уж сильнее… Мысли в голове скачут так хаотично, что я попросту не в состоянии успокоиться и нормально переварить услышанное. — Уэнс… — зову её по имени сдавленным голосом, сам поражаясь тому, насколько глухо это звучит. Провожу ладонью по лицу, цепляюсь за дурацкую маску и раздражённо отбрасываю её прочь. Приходится пару раз прокашляться, чтобы вновь обрести возможность говорить. — Что… что нам делать дальше? Малодушно сваливаю на неё необходимость разработать дальнейший план действий, потому что сам пребываю в полнейшем эмоциональном раздрае. Девчонка шикает на меня и вскидывает руку, призывая к молчанию. Покорно киваю в знак согласия и сползаю вниз по стене, сложив предательски трясущиеся руки на коленях. Не могу не думать о том, догадывалась ли мама, кто на самом деле должен был стать жертвой преступника — интуиция твердит, что да. Именно поэтому она не любила вспоминать свой выпускной, забросив корону и ленту в самый дальний угол чердака. И, наверное, именно это понимание стало катализатором для превращения заносчивой стервы в ту женщину, которую я знал на протяжении шестнадцати лет. Только из-за убийства подруги Николет Миллер наконец осознала, какой высокой подчас бывает цена всеобщей популярности. — Пока всё идёт, как раньше… — задумчиво изрекает Уэнсдэй спустя несколько минут, прекратив мерить шагами пустынный коридор и остановившись напротив меня. — Поэтому мы должны продолжить наблюдение за Кинботт. — Но моя мама… — жалко бормочу я, вскинув голову и уставившись на девчонку с мольбой. Липкий страх ползёт вверх по позвоночнику, а сердце колотится так лихорадочно, что мне даже не удаётся вдохнуть полной грудью. — Мы же наворотили столько дел… Что, если убийца уже знает обо всём? Знает, что они поменялись масками и тогда… — Откуда ему знать? — резонно возражает она, смерив меня долгим взглядом. Внимательным и даже сканирующим, будто Аддамс пытается убедиться в моей вменяемости как бывалый психотерапевт. С тяжёлым вздохом девчонка присаживается на корточки напротив меня, подобрав полы длинного чёрного платья. И начинает говорить вкрадчивым тоном, чеканя каждое слово, словно объясняет очевидные вещи неразумному ребёнку. — Переживать не о чем, это я тебе гарантирую. Я стояла здесь с самого начала, и никого больше в коридоре не было. Никто не знает. Прекрати убиваться. — Легко тебе говорить… — вздыхаю я, хоть и понимаю, что Уэнсдэй наверняка права. Вот только довольно трудно собрать мысли в кучу, когда рискуешь умереть задолго до своего дня рождения. Расстёгиваю две верхние пуговицы на рубашке, чтобы облегчить доступ кислорода в лёгкие. Хотя помогает слабо. Грудную клетку сжимает словно в тисках, как будто начинается паническая атака или вроде того. Из коридора тем временем доносится хлопок закрывшейся двери, а следом — стук каблуков по каменной плитке. Аддамс сразу оживляется и осторожно выглядывает из-за поворота. Видимо Валери наконец соизволила покинуть туалет. — Хватит наматывать сопли на кулак, — шипит девчонка, окатив меня суровым взглядом густо подведённых чернильных глаз. — Соберись и оторви свою задницу от пола. Нам пора идти. Я поднимаюсь на ноги на чистом автопилоте, цепляясь ладонью за шероховатую стену. Неряшливо отросшие лохмы спадают на лоб, но я даже не могу найти в себе сил, чтобы их поправить — чувствую тотальную разбитость, как будто мозги пропустили через мясорубку. Глядя на мой жалкий внешний вид, Уэнсдэй недовольно хмыкает, но предпочитает держать ироничные комментарии при себе, за что я ей искренне благодарен. Самообладание трещит по швам, и, похоже, я как никогда близок к нервному срыву. Мне определённо точно понадобится полный курс психотерапии после возвращения назад в будущее. — Не тормози, — цедит она сквозь зубы, явно начиная терять терпение. Мы выходим из-за угла ровно в тот момент, когда белый шлейф с золотистыми узорами скрывается за следующим поворотом. Спортзал располагается в противоположной стороне, что может означать только одно — Валери Кинботт направилась прямиком на футбольное поле, где очень скоро её отыщет убийца. Машинально ударяю обеими ладонями по щекам, чтобы хоть немного вернуть себе способность соображать. Раздражённо закатив глаза, Аддамс стальной хваткой вцепляется в моё запястье и тащит вдоль по коридору как барана на привязи. На улице пахнет озоном и мокрым асфальтом. Похоже, совсем недавно прошёл мелкий дождь. Из открытых окон спортивного зала доносятся отголоски весёлой музыки, но окружающая темнота, едва разбавленная светом полной Луны, действует угнетающе. Территория школы абсолютно пуста, и пышное белое платье стремительно удаляющейся Валери словно сияет в лучах ночного светила. Она кажется призраком мёртвой невесты, и это зрелище выглядит довольно… жутким. Особенно, если учесть, насколько оно близко к правде. По мере приближения к полю мы немного замедляем шаг, чтобы девушка не заметила слежки. Кинботт останавливается возле рядов скамеек для запасных игроков, сваленных одна на другую, которые в полумраке почему-то похожи на остов севшего на мель корабля. Ещё одна чертовски пугающая ассоциация. Моё воображение чрезмерно разыгралось, в крови бурлит адреналин вперемешку с паническим страхом, поэтому мозг услужливо дорисовывает несуществующие детали — чёрт, мне правда начинает казаться, что из всех тёмных углов надвигаются кошмарные тени с ножом в руках. По всем законам остросюжетного жанра я умудряюсь неловко наступить на сухую ветку, и она издаёт ужасающе громкий треск. Уэнсдэй снова сердито шикает на меня и тянет за руку, принуждая отступить в тень. Укрывшись возле стены дощатой комментаторской будки, мы обмениваемся встревоженными взглядами. Она прикладывает указательный палец к губам, после чего жестом велит обойти будку с другой стороны. Затаив дыхание и вжимаясь спиной в деревянную стену, я на цыпочках двигаюсь в указанном направлении — с этого ракурса обзор гораздо лучше. Хорошо просматривается как здание школы, так и сама Валери. Блондинка пару секунд роется в сумочке, а затем извлекает оттуда пакетик с дурью и, кажется, зажигалку. Убийцы пока нигде не видно, поэтому я позволяю себе немного осмотреться вокруг. Прямоугольное футбольное поле с аккуратно подстриженной изумрудной травой довольно большое и окружено по всему периметру высокими рядами трибун. Маньяк может скрываться под любой из них, и это жутко напрягает — как знать, вдруг нас прекрасно видно из его укрытия, в то время как мы тычемся вслепую как новорожденные котята… Расклад дерьмовее некуда. Но остаётся только ждать, других вариантов попросту нет. Я очень жалею, что не обзавёлся часами — не имею ни малейшего представления, сколько времени осталось до роковых одиннадцати тридцати. Судя по внутренним ощущениям, прошло не меньше двадцати минут с тех пор, как я нашёл Аддамс под дверью туалета. А значит, счёт уже идёт на ничтожные минуты. Совсем скоро всё закончится. Так или иначе. Нас с Кинботт разделяет не больше десятка шагов, поэтому я отчётливо слышу, как чиркает колёсико зажигалки. И не менее отчётливо вижу, что блондинка садится на отдельно стоящую лавку, а затем глубоко затягивается косяком, выпуская кольца сизого дыма с характерным едким запахом. Тишина такая плотная, что кажется осязаемой. Напряжение — тоже. У меня в висках набатом стучит кровь. Пульс явно шкалит за сотню. Машинально провожу тыльной стороной ладони по взмокшему лбу, стирая выступившие капельки пота. Уэнсдэй стоит совсем рядом, настолько, что наши руки практически соприкасаются. Но впервые в жизни её близость оставляет меня равнодушным. Не могу думать ни о чём другом, кроме чокнутого психопата, который решил, что имеет право устроить самосуд. И не могу не трястись от страха, что наш план рискует пойти прахом. Я был вынужден упустить маму из поля зрения — а потому есть вполне реальный шанс, что убийца сейчас охотится именно за ней, а вовсе не за Валери… Пытаюсь успокоить себя мыслью, что Николет наверняка сейчас с моим отцом. В окружении толпы. В безопасности. Увы, это только предположение. Ожидание очень быстро становится невыносимым, а напряжённые как струна мышцы затекают от необходимости стоять в одной позе — неловко переступаю с ноги на ногу, опасаясь снова зашуметь... И тут боковым зрением я улавливаю движение у трибун совсем неподалёку. Луна так некстати скрывается за облаками, поэтому приходится напрячь зрение, чтобы разглядеть высокий силуэт, укутанный в длинный чёрный плащ. Лицо неизвестного скрывает уродливая маска с длинным клювом, не оставляющая никаких сомнений — это наш маньяк. Чёрт. Сердце замирает в груди, а по спине прокатывается волна колючих мурашек. Кажется, меня начинает ощутимо потряхивать. Не знаю точно. Не понимаю. Волнение затмевает все прочие чувства. Я одновременно рад и не рад, что он здесь. С одной стороны, это означает, что моя мать вне опасности. С другой… С минуты на минуту мы станем свидетелями жестокой расправы над невинным человеком. Вдобавок преступник может заметить нас раньше времени — боюсь даже предположить, как будут разворачиваться события в таком случае. Благо, комментаторская будка стоит чуть сбоку от его маршрута. Будущий убийца не смотрит в нашу сторону, сосредоточив всё внимание на несчастной девушке, которая стряхивает пепел на аккуратно стриженный газон… И даже не подозревает, что ей осталось жить считанные секунды. Преступник вышагивает неспешно и абсолютно бесшумно. Плывёт кошмарной чёрной тенью по направлению к своей жертве. Я практически перестаю дышать, похолодев от страха. Зато Аддамс оживляется очень быстро. Она тянет вверх подол тёмного платья, задрав его до середины бедра — на ноге обнаруживается широкая кружевная подвязка, которая держит пистолет. Сглатываю вязкую слюну, таращась во все глаза то на свою спутницу, то на будущего убийцу. Маньяк медленно движется вдоль рядов трибун, проходит сбоку от нашего укрытия… и тихонько подкрадывается к Кинботт со спины. Расстояние между убийцей и жертвой с каждым шагом стремительно сокращается. Затаив сбитое в ноль дыхание, я наблюдаю, как блондинка бросает недокуренный косяк прямо на землю, а потом прячет лицо в ладонях таким жестом, будто плачет. Наверное, так оно и есть. Ведь Валери казалась очень расстроенной отсутствием Стивена. Уэнсдэй тем временем вытаскивает оружие и сжимает его обеими руками, положив большой палец на кнопку предохранителя. Я близок к тому, чтобы наплевать на договорённость и начать умолять её выстрелить — прямо сейчас, не дожидаясь рокового момента убийства… Но девчонка, словно прочитав мои мысли, качает головой из стороны в сторону. Чёрт. Дерьмо. Меня буквально разрывает на части от амбивалентных чувств — отчаянно хочется что-то предпринять, подать сигнал Кинботт или забрать у Аддамс пистолет и самому прикончить маньяка, пока не пролилась кровь… Но одновременно с тем я чётко понимаю, что такое серьёзное вмешательство в естественный ход событий точно не пройдёт даром. Спасая её, мы подписываем смертный приговор своему другу — ведь при таком раскладе Юджин может и вовсе не родиться. Между преступником и Валери остаётся не больше двух шагов. Она вдруг отнимает ладони от лица и резко вскидывает голову, уставившись в пространство перед собой. Словно чувствует неладное. Вот только Кинботт не понимает, что опасность кроется за спиной, а потому не оборачивается. Наверное, травка притупила скорость реакции и уничтожила её последние шансы на спасение. Круглый диск полной Луны показывается из-за облаков, залив футбольное поле голубоватым холодным светом. А мгновением позже я вижу, как в руках убийцы бликует лезвие мясницкого ножа… Жуткий чумной доктор резко заносит смертоносную сталь над своей жертвой. — Беги! — выкрикиваю я во всю силу лёгких, напрочь позабыв о намеченных планах и метафорических законах Вселенной. Мне наплевать, правильно это или нет. Просто я твёрдо знаю одно — если мы сейчас позволим этой несчастной девушке умереть, то ничем не будем отличаться от её палача. Валери резко оборачивается через плечо, и даже с расстояния в десяток шагов я вижу, как её лицо искажает гримаса панического ужаса. Звенящую тишину вспарывает истошный визг, а долю секунды спустя девчонка рефлекторно отклоняется в сторону, и лезвие ножа разрезает воздух в нескольких миллиметрах от её плеча. Кинботт подскакивает на ноги и бросается прочь — но уже спустя пару метров запутывается в подоле пышного платья и ничком валится на траву… Она едва успевает выставить руки перед собой, а убийца подскакивает сзади и хватает её за волосы. Рука в перчатке, крепко сжимающая рукоять ножа, замахивается для повторного удара. Ещё секунда — и… — Не трогай её! — я выбегаю из своего укрытия, даже не успев толком обдумать план действий. Просто инстинкты срабатывают быстрее мозга. Жадно хватая воздух пересохшими губами, я в считанные мгновения добегаю до маньяка — наклоняюсь корпусом вперёд и сбиваю его с ног. Нож отлетает куда-то в сторону, а я рывком набрасываюсь на убийцу и пригвождаю его к земле всем своим весом. Валери верещит от ужаса и пытается отползти как можно дальше, суча руками и ногами по земле. Преступник барахтается подо мной, пытаясь меня сбросить, но ему никак не удаётся этого сделать. Наваливаюсь сильнее, вжимаю локоть в чужое горло, перекрывая доступ кислорода. Мне чертовски мешает длинный клюв маски — тычется в лицо, заставляя рефлекторно закрыть глаза… Куда-то под рёбра обрушивается удар кулака, и от боли я немного ослабляю хватку. Чертовски ловкий убийца изворачивается и перекатывается на бок. Пытаюсь снова сжать его горло, но маньяк оказывается быстрее — скорее чувствую, чем вижу, как он шарит рукой по земле и подхватывает оружие. Свободная ладонь в кожаной перчатке накрывает моё лицо, пытаясь воткнуть пальцы в глаза… Недавно пострадавшая переносица вспыхивает острой болью, и я окончательно отпускаю маньяка, зашипев сквозь зубы. — Всем стоять! — позади раздаётся резкий окрик Уэнсдэй, а следом смутно слышится щелчок предохранителя. Рывком откатываюсь в сторону и подскакиваю на ноги так стремительно, что голова буквально идёт кругом. Под носом появляется противное ощущение липкости — кажется, пошла кровь. — Брось нож! — приказным тоном чеканит Аддамс, удерживая на прицеле распластанного на земле убийцу. Тот колеблется пару секунд, после чего кивает и демонстративно отбрасывает огромный тесак за спину. И вскидывает обе ладони прямо перед собой в сдающемся жесте. Широкие рукава плаща спадают до сгибов локтей, обнажая слишком хрупкие для парня предплечья… Чёрт. Только успеваю удивиться, что убийцей, похоже, оказалась девушка. Но… кто это? Зачем? — Живо сними капюшон и маску, — командует Уэнсдэй, бесстрашно выступая на шаг вперёд и заслоняя меня своим телом. Я поминутно шмыгаю носом, ощущая, как кровь заливает подбородок — особо не стараюсь её утереть. Преступник, вернее, преступница очень медленно встаёт на ноги, продолжая держать руки высоко поднятыми. Но выполнять приказ Аддамс она совсем не торопится, словно чего-то ждёт — и это жутко напрягает. Невольно начинаю думать, что убийц может быть двое. Я пересмотрел немало слэшеров, в которых подобный поворот был не редкостью. Что, если в жизни точно также? Принимаюсь озираться по сторонам, внутренне готовясь, что из темноты трибун в любой момент может вынырнуть её сообщник. Но пока всё тихо. — Сними маску, — угрожающе повторяет Уэнс, медленно надвигаясь на убийцу. — Не подходи близко… — предостерегающе выдыхаю я, потянувшись за девчонкой. Кинботт тем временем сдавленно всхлипывает, а пару секунд спустя и вовсе начинает рыдать в голос, обнимая себя руками. Осторожно обогнув стоящих друг напротив друга Аддамс и убийцу, я приближаюсь к насмерть перепуганной девушке и помогаю ей подняться на ноги. Причёска из золотистых кудрей уродливо сбилась набок, а из-под маски струятся мокрые дорожки слёз вперемешку с тушью. Валери предпринимает попытку снять маску, но я перехватываю её запястья и отрицательно качаю головой. Как знать, вдруг за нами сейчас наблюдает второй маньяк… Пока преступники думают, что это Николет, мама вне опасности. — Что тут творится, мать вашу?! В первую секунду мне кажется, что я ослышался — но когда я поворачиваю голову на голос, то вижу… свою мать. Николет Миллер решительно вышагивает через футбольное поле, подобрав полы длинного пышного платья. За всей этой суматохой я даже не заметил её приближения. — Валери! — сердито рявкает она, впившись в рыдающую девушку недовольным взглядом. — Какого хрена ты тусишь тут с лузерами? Нам пора на церемонию награ… Мама осекается на полуслове, заметив в руках Уэнсдэй пистолет. Она замирает как вкопанная в паре-тройке метров от нас, переводя взгляд с одного на другого. С каждой секундой её рот приоткрывается всё сильнее, а лицо под серебристой маской вытягивается в гримасе неподдельного изумления. Повисает немая сцена. Всего на долю секунды — но время словно мистическим образом замедляет свой ход, и все дальнейшие события разворачиваются будто в съёмке слоу-мо. Боковым зрением я успеваю заметить, как явно растерянная Аддамс слегка опускает оружие, а незнакомка в костюме чумного доктора делает резкое движение в сторону Николет… — Мама, не подходи! — вскрикиваю я. Но уже слишком поздно. Убийца в мгновение ока оказывается за спиной моей матери, хватает её за волосы — и извлекает откуда-то из рукава плаща второй огромный нож. Никки коротко взвизгивает и дёргается всем телом, однако преступница моментально запрокидывает её голову и вжимает острое лезвие в горло. С такой силой, что на оливковой коже проступают крохотные бисеринки крови. И мне вдруг становится очень больно. Отнюдь не в метафорическом смысле, а в самом буквальном — горло словно сдавливает невидимой удавкой, перекрывающей доступ кислорода. Полноценный вдох сделать никак не получается, и я начинаю терять равновесие. В ушах звенит белый шум, перед глазами всё плывёт. Никогда не падал в обморок, но сейчас чувствую себя так, будто вот-вот отключусь… Неловко взмахиваю рукой, пытаясь за что-то уцепиться, но дрожащие пальцы хватают только воздух. — Ксавье! — взволнованный голос Аддамс доносится словно сквозь плотную толщу воды. — Брось пистолет на землю, — едва слышу второй голос из-под страшной маски чумного доктора, механически изменённый при помощи специального прибора. Всё по канонам хоррора. — Бросай или эта дрянь умрёт! С трудом проморгавшись, я титаническим усилием воли заставляю себя сфокусировать взгляд на Уэнсдэй — она колеблется, кусая губы и явно разрываясь между желанием подскочить ко мне и необходимостью держать убийцу на прицеле. Первое побеждает. Не могу её винить. Сам бы поступил также, даже не сомневаясь. Швырнув оружие под ноги человека в маске, она подлетает ко мне и подхватывает ровно в тот момент, когда я начинаю оседать на землю. Сознание мутнеет, и на несколько секунд я действительно выпадаю из реальности, погрузившись в кромешную темноту. Но прихожу в себя, ощутив трепетные касания маленьких ледяных ладошек к своему лицу. Кажется, я лежу на коленях Аддамс, а она легонько бьёт меня по щекам. Её мертвецки бледное лицо мутнеет перед моими глазами, двоится, троится, плывёт. К горлу подступает тошнота, и мне приходится до скрипа стиснуть зубы. — Я… я умираю? — по-идиотски спрашиваю я, безуспешно пытаясь унять головокружение. Не знаю, зачем я задаю вопрос, на который прекрасно знаю ответ. Разумеется, я умираю. Потому что с минуты на минуту моей матери перережут горло, и у меня не будет шанса появиться на свет. — Конечно, нет, что за бред? — бормочет Уэнсдэй, но всегда ровный голос предательски надламывается, становится звонче и выше. В нём словно звенит трещащий на половодье лёд — сам невольно удивляюсь такой поэтичной ассоциации. Очевидно, кислородное голодание окончательно затуманило мне мозги. — Стоп. Какого хрена? — вдруг слышу сдавленный голос матери. Как ни странно, в нём звучит не столько страх, сколько удивление. Пока я тщетно стараюсь прийти во вменяемое состояние, Николет продолжает говорить. — Да я ведь знаю, кто ты. В первую секунду я ошибочно предполагаю, что эта реплика предназначена мне, но на деле всё иначе. Тошнотворное головокружение внезапно отступает, удавка на горле разжимается — я жадно хватаю ртом спасительный воздух как утопающий… Мне хватает сил принять сидячее положение с помощью Уэнсдэй. И лишь тогда я понимаю, почему мне неожиданно стало легче. В горло мамы больше не впивается огромный мясницкий нож — теперь она стоит лицом к своему убийце, который наблюдает за её реакцией, склонив голову набок. Преступник словно искренне наслаждается ситуацией, смакует происходящее как самое дорогое вино. Очевидно, он отпустил Николет сам — чтобы подольше растянуть упоительный момент. — Я этот мерзкий парфюм узнаю из тысячи… — задумчиво произносит мама, неверяще качая головой из стороны в сторону. Несмотря на панический страх и дерьмовое состояние, я не могу не восхититься её смелостью. Не уверен, что смог бы вот так бесстрашно взглянуть в глаза тому, кто жаждет моей смерти. — Я же сама сто раз говорила тебе его выкинуть… Но зачем всё это? Какого хрена, Лариса? Вместо ответа убийца стягивает с головы объёмный капюшон, и по спине рассыпается водопад золотистых кудрей. Следом на землю летит уродливая маска с длинным клювом, обнажив броско накрашенное лицо маминой подруги — и в её светло-голубых глазах пылает такая безумная ненависть, которой я не видел никогда прежде. Уимс кривит губы в гримасе брезгливого отвращения, а потом улыбается совершенно жуткой улыбкой, больше похожей на оскал хищного зверя. И делает шаг вперёд. Но Николет не отступает. Мне становится так страшно, что в грудной клетке болезненно сжимается сердце. В руках Ларисы по-прежнему зажат нож, острое лезвие которого поблёскивает в свете полной Луны. — Лариса?! — истерично взвизгивает Валери, о присутствии которой я успел позабыть. — Что?! Почему ты хочешь нас убить?! Как ты можешь?! Мы же давали клятву на крови в восьмом… — Заткнись, тупица, — шипит Уимс сквозь зубы, с отвращением покосившись на вторую подругу. — Ты просто безмозглая шлюха. — Что?! Да сама ты шлюха! — невпопад возмущается Кинботт, но быстро умолкает, когда её взгляд падает на тесак. Тихонько пискнув, она отшатывается назад и неуклюже падает на задницу, запутавшись в платье. — Это из-за Гомеса, да? — едко вворачивает моя мать, безрассудно ткнув в грудь Ларисы наманикюренным пальцем. — Он всегда тебе нравился, я знаю. Вечно клеилась к нему за моей спиной, мерзкая ты дрянь! Ситуации более сюрреалистичной и нарочно не придумать. Похоже, Никки не осознаёт в полной мере степень опасности, которую представляет её свихнувшаяся подружка — и это хуже всего. Брошенный Аддамс пистолет виднеется в траве на расстоянии пары шагов от сцепившихся в ссоре девушек. Я всё ещё чувствую себя очень дерьмово, голова продолжает кружиться, а в горле стоит противный тошнотворный комок, но нужно немедленно что-то предпринять… Пока чокнутая Уимс не набросилась на маму. Уэнсдэй крепко придерживает меня за плечи, поэтому я перехватываю её хрупкое запястье, заставляя взглянуть в глаза, и кивком головы указываю на брошенное оружие. Она коротко кивает — но как раз в эту секунду Лариса отшатывается слегка вбок, преграждая путь к пистолету. — И из-за Гомеса в том числе, — подтверждает Уимс, прокручивая в пальцах нож. Моей матери наконец хватает благоразумия отступить на шаг назад. Вот только бежать она не собирается. А я не имею ни малейшего представления, каким образом донести до неё, что опасность реальна. Если даже порез на шее её не убедил. Чёрт. Мы в дерьме по самые уши. Страх за жизнь мамы парализует разум, не позволяя соображать. За себя я почти не боюсь, хотя надо бы. — Но это только одна из причин. Самая главная причина заключается в твоём ублюдке-папаше. — Причём тут мой отец? — Николет непонимающе хмурится и приподнимает маску, надвинув её на высокую вычурную причёску. — А ты никогда не думала, откуда взялись все ваши деньги? Каким образом ваша грёбаная семейка купила шикарный дом на зарплату обычного копа? — неприятно осклабившись, Лариса крепче стискивает рукоять ножа, перехватив его поудобнее, и на лице мамы наконец-то появляется испуганное выражение. — Держу пари, ты об этом не задумывалась. Ты же никогда не думаешь ни о ком, кроме себя. Эгоистичная ты сука! Последнюю реплику она буквально выкрикивает, утратив остатки хрупкого самообладания — меня разом прошибает холодный пот. Очевидно, эта девчонка действительно слетела с катушек, что автоматически делает её намного опаснее. Психи непредсказуемы, и нет никакой гарантии, что она не нападёт на Николет прямо посреди откровенной речи. Сердечный ритм разгоняется до тахикардии, работающая на износ нервная система неизбежно подводит — меня начинает бить мелкой лихорадочной дрожью. По лбу струится пот, стекающая из носа кровь капает на рубашку с пиджаком, а внутри разливается почти что первобытный ужас, сметающий ко всем чертям остатки самообладания. — Не трогай её! — я стремительно взвиваюсь на ноги, наплевав на любые базовые инстинкты самосохранения. Аддамс поспешно хватает меня за локоть, не позволяя рвануть вперёд. Но я и сам благоразумно остаюсь стоять на одном месте, опасаясь спровоцировать убийцу. — Оставь её в покое, слышишь! Что бы не сделал де… её отец, она в этом не виновата! — Всех нас ты убить не сможешь. Не успеешь, — с готовностью подхватывает Уэнс, сжав цепкими пальцами мою руку повыше локтя и удерживая меня на месте. Она говорит громко, чётко и с расстановкой, чеканя каждое слово. Словно метко швыряет дротики в центр мишени. — Поднимется шум. Тебя арестуют и отправят за решётку. К тому же, полиция уже едет. У тебя не будет возможности сбежать. И точно не будет шанса подставить Гаррета Гейтса. Лицо Ларисы шокировано вытягивается, глаза округляются, становясь похожими на два чайных блюдца — она явно не ожидала, что кому-то настолько хорошо известен её хитроумный план. Что ж. Хоть Аддамс и сблефовала насчёт полиции, ей всё-таки удалось выбить психопатку из колеи на пару секунд, которые могут оказаться для нас спасительными… Шанс есть. Один из тысячи, но минуту назад у нас не было и этого. Уже не думая о последствиях и собственной участи, я выворачиваюсь из железной хватки Уэнсдэй — и со всех ног бросаюсь к Уимс, надеясь успеть схватить пистолет и выстрелить. — Ксавье! — кричит Аддамс мне вслед, но я и не думаю останавливаться. Только не теперь. Мне не хватает буквально десятка сантиметров. Подбегаю, наклоняюсь и уже тянусь рукой к пистолету… Вот только Лариса оказывается проворнее — резко присаживается на корточки и подхватывает с земли оружие. Я замираю как вкопанный и выпрямляюсь, вдруг оказавшись плечом к плечу с испуганно отшатнувшейся мамой. Только сейчас понимаю, что Николет всё-таки было страшно. Её всю колотит, но мама упорно держит лицо, не позволяя себе впасть в панику. Мне отчаянно хочется её успокоить, хочется заключить её в объятия — хотя бы один раз перед вероятной скорой смертью… Ведь Уимс уже принимает вертикальное положение и вскидывает правую руку с зажатым в ней пистолетом. — Гейтсы заслуживают самого худшего! Не меньше, чем Миллеры! А может, и больше! — эмоционально восклицает она, пребывая на грани истерики. И хаотично машет трясущимися руками, явно не контролируя собственных движений. — Твой папаша брал взятки! Сажал тех, на кого ему укажут! Мой отец не сделал ничего плохого, но его обвинили! Миллер сфабриковал дело! А во время задержания Гейтс сам прикончил твоего папашу, сам в него выстрелил! Потому что хотел забрать все деньги себе! Моего отца посадили на пожизненное! За преступление, которого он даже не совершал! Всё из-за вас, слышите?! Ваши грёбаные семьи сломали жизнь моей! Я мало что понимаю из её бессвязного бреда. Потому что никак не могу отвести взгляд от дула пистолета, который блондинка направляет то на меня, то на маму… Жесты дёрганые, рваные. Николет шумно выдыхает и пытается отступить назад — но явно боится совершать слишком резкие движения. Я тоже до жути опасаюсь, что поехавшая девчонка может начать палить без разбора. И совершенно не понимаю, что можно предпринять. Пытаюсь инстинктивно заслонить маму собой, но та вдруг крепко вцепляется в мою руку, не давая выступить вперёд. Наши взгляды на секунду встречаются — и впервые за всё время пребывания в прошлом я узнаю в бледном как мел лице школьной королевы черты родной матери. — Ты хоть раз задавалась вопросом, почему я живу с бабушкой?! Нет! Тебе было насрать! А знаешь, почему так вышло?! Да потому что моя мама начала пить, а потом уснула с зажжённой сигаретой! — с надрывом вопит Уимс, и по её раскрасневшимся щекам начинают стекать чернильные дорожки слёз. Губы дрожат, глаза пылают нездоровым блеском. Лариса вправду не в себе, и она чертовски опасна в своей непредсказуемости. Только сейчас я понимаю, как долго в её душе зрело скрытое безумие. От пугающего осознания всё внутри предательски сжимается под гнётом животного страха, пульс бешено стучит в висках, а визгливые возгласы чокнутой психопатии вкручиваются в мозг словно какой-то грёбаный шуруповёрт. — И она умерла! Умерла, ясно вам! А ты, поганая сучка, продолжила жить долго и счастливо! Топтать других людей, как это делал твой папаша! Да ещё и захотела пойти по его стопам в полицейскую академию! Нет уж… Не позволю, слышишь, я тебе не позволю! — Лариса… Послушай, — Николет отпускает моё запястье, на котором остались следы от её длинных ногтей. И очень медленно поднимает ладони перед собой, будто в последней надежде урезонить буйно помешанную подругу. — Мне жаль, что так вышло. Правда, жаль, но… Это было давно. И не с нами. Это нас не касается. Давай ты уберёшь пистолет, и мы поговорим спокойно. Пожалуйста, Лариса. Захлёбываясь рыданиями, Уимс мотает головой из стороны в сторону, как игрушка собачки на приборной панели автомобиля. Однако речь мамы явно возымела эффект — чокнутая блондинка немного опускает огнестрельное оружие и принимается утирать с лица мокрые дорожки слёз. Подтёки туши пачкают щёки, искусанные губы с остатками помады дрожат. Ещё сильнее дрожат руки моей мамы, но Никки с поразительной смелостью делает шаг вперёд. И осторожно кладёт ладонь на матовый ствол пистолета, отводя его немного в сторону. — Не надо этого делать… Давай просто забудем, что тут случилось. Ладно? — мама выдавливает слабую улыбку, становясь ужасно похожей на себя в будущем. Я наконец-то её узнаю. Но легче от этого не становится. Только ещё страшнее. Я не могу потерять её во второй раз, просто никак не могу… Николет продолжает убеждать Ларису, заглядывая в лицо и каким-то невероятным чудом сохраняя ровный тон. — Ты не виновата, что так вышло... Никто не виноват. Давай просто вернёмся обратно на вечеринку? Будем веселиться всю ночь напролёт, как и собирались. Мы ведь всегда были друзьями… И в этот роковой момент я понимаю, что мама совершила стратегическую ошибку — черты несостоявшейся убийцы, искажённые горькими рыданиями, разом ожесточаются. Становятся совсем безумными, совсем озлобленными, совсем уж нечеловечески жуткими. Лариса резко отшатывается назад как от огня, внезапно побагровев от гнева. — Мы никогда не были друзьями! — запальчиво взвизгивает она. А потом надавливает указательным пальцем на спусковой крючок.