молот ведьм

      Солнце больше не светит - или купола храма его не отражают, - лучи не оставляют цветные блики от витражей на окнах на мраморном полу.       По синему небу кружат вороны - силы ада и дьявола, но кружат над золотым крестом на крыше того, куда дьявола не пускают, откуда в ад не попасть.       Колокола ни по кому больше не звонят, их сняли и сдали в металлолом, сдали за двенадцать серебряных на бутылку крови божьего сына.       Вороны кружат и кричат имя, до боли знакомое, клеймом отпечатанное на подкорке, ржавым клинком выцарапанное на сердце, кровью стекающее по запястьям, до тошноты и рвоты родное - имя её.       Вороны гроздьями сидят на голых ветвях - как ее тело глубокой ночью в непроглядной тьме, - до кладбища недалеко, и отчетливо слышен звук падающих комьев земли.       Никто не умер вчера, никто не умрет сегодня, но завтра в полночь нечто потеряет свою ценность и суть, и в храминах откроется путь в посмертие, и лишь луна - проводник.       Путь не быстрый, путь не близкий, путь тернистый - он оплетется вокруг путника, шипами вопьется в нежную спину, ржавым клинком изрежет ступни, и горячий песок через раны доберется до сердца, и иссушит его, и ни плодом, ни околоплодными водами не напиться.       Ладан больше не пахнет - в кадильнице лишь намокший табак, и папирус священных книг тлеет в руке, и дым сигарет горьким туманом обволакивает гортань, грязными пеплом и прахом покрывает легкие.       Острые зубы вгрызаются в синюю небесную плоть, бурая кровь стекает по губам, и красные губы целуют в скулу, шею и ключицу, следят кровавыми ошметками, волчцами и терниями оставляют рубцы на деревьях, чтобы не потерять дорогу назад.       Свечи не горят, но воск топленым молоком капает на грудь, шрамами застилает пелену на глазах, будто мать - постель ребенку, синего неба не видно - тучи старым дырявым одеялом прикрывают дитя.       Распятие давит на грудную клетку, припекает мягкую кожу, ржавый клинок выводит замысловатые узоры, смешивает алую вязкую с молоком - таким холодным, будто солнце и правда больше никогда не взойдет.       — О чем задумались, отец Андрей?       — Птицы летают низко. Вечером будет дождь.       Вечером будет дождь, дождь смоет все вчерашнее, смоет все завтрашнее, но в полночь пыльные капли на окнах не пустят в храм лунный свет.