«Человек связан с теми, про кого непонятно, почему они называются близкими или почему он с ними одной крови. Это ведь просто «семейный ужин», а не конец света?» Сценарий Ксавье Долана — киноадаптация пьесы «Это всего лишь конец света» Жан-Люка Лагарса
— Ой, Валь, ну ты как всегда, — натянуто улыбнулась Лариса, сидя за накрытым столом. — Такой праздник нам устроила! Сегодня у тети Вали, сестры Сониной матери, юбилей — сорок пять лет. На пышное торжество в ресторан «Самоцвет» она пригласила всех родственников, арендовав банкетный зал на втором этаже. «Это вам не с челядью внизу сидеть! В кои-то веки все как у нормальных людей», — приговаривала Валя, когда звонила своей младшей сестре и советовалась с ней насчет меню. И правда, все как у людей: пыльные массивные шторы на окнах, хлопковая скатерть, резные фужеры и светомузыка под попсу — триумф, не иначе! Прямо как в детстве Сони — ничего не изменилось. Дни рождения тети Вали она ненавидела, сколько себя помнила, — потому что почти каждый год приходилось собираться всем стадом в ресторане с тухлым привкусом совка. — Ларис, без тебя ничего бы не получилось, — Валя протянула бокал с шампанским. — Давай, за нас! Самое забавное, что Сонина мать терпеть не могла свою сестру. «Вечно у нее все так хорошо, что аж тошно. Сидела бы дальше в своем Питере да не вылезала б оттуда!» — ворчала она, бросая трубку. Валя жила в Петербурге больше десяти лет, но ее день рождения приходился как раз на закрытие дачного сезона в августе. Вот и праздновала она чаще всего в родном Выборге, неподалеку от которого у нее находился участок. — За нас и за детей! — чокнулся с ними изрядно захмелевший дядя Витя — муж Валентины. — Сонька-то на каком уж курсе? — На втором, — ответила за дочь Лариса, приподняв подбородок. — Уедет скоро обратно в Питер на учебу. — А напомни, на кого ты там… — нахмурился Виктор. — Графический дизайнер, — впервые за полчаса подала голос Соня. — Кто? — переспросил он. — Чего дизайнерить будешь? — Книжки будет делать, — снова вклинилась в разговор Лариса. — Между прочим, очень востребованная нынче профессия! Филатова делано улыбнулась. Злость давила ей на горло, готовая вот-вот выплеснуться наружу раскаленной лавой прямо в лицо матери, но Соня стиснула зубы. Не высказала, не уничтожила, а уберегла Ларису от жгучей и разъедающей все на своем пути ненависти. Здесь, за столом, она гордо поднимала голову и цвела пышным цветом, рассказывая об успехах дочери кому ни попадя, а дома — бесконечно осуждала Соню за ее выбор. Говорила, что после учебы та окажется на помойке, потому что поступать надо было в пед или в мед. Ну или на юрфак, в конце концов! И стала бы Соня как мама. Плохо, что ли? — Костя, а ты почему не ешь ничего? — обратилась Лариса к отцу Сони. — Сейчас горячее принесут — ты попробуй хоть. Костя сегодня пытался выполнить задание жены: «весь вечер сидеть с улыбкой и не напиться хотя бы до середины вакханалии». Последний пункт, впрочем, он успешно провалил. Соня уже представила в красках, как они вернутся домой и Лариса закатит скандал: мол, родственники-то что скажут? Незачем сор из избы выносить! Константин стабильно отключался от всего мира на выходные последние лет пять — да и по будням тоже иногда не чурался выпить. Он и без того обладал волшебным свойством отключаться, когда надо и не надо. Отсутствующий элемент. Рецессивный ген. Работал ветеринаром, а в свободное время занимался волонтерством в приюте для животных. «Святой человек!» — восклицала Лариса на людях, но дома брезговала любой живностью: шерсть, вонь, грязь и аллергия. Зря она, что ли, каждую субботу квартиру до блеска драила и ложечки кипятила? Соне казалось, что собак ее отец любил сильнее, чем свою жену, — ведь с ними он легко находил общий язык, да и времени уделял в сто раз больше. Сам он тоже чем-то напоминал пса: такой же покорный, верный, преданный — и готовый сию секунду броситься по команде хозяйки на любого, кто ей неугоден, даже на собственную дочь. — Попробую, коть, — улыбнулся Константин. — Вы с Валей выбрали отличные блюда. Ларочка Амбридж оскалила мелкие острые зубки и кивнула ему в ответ. «Мама, ты ли это?» — едва ли не вырвалось вслух у Сони, когда она впервые увидела пятую часть «Гарри Поттера». Лариса даже внешне походила на Долорес: отвратительные брошечки в виде бабочек, «учительская» одежда с рюшечками, прилизанная короткая стрижка и, конечно, котики. Господи, как она обожала котиков! Настолько, что купила подушки, салфетки, подносы и календари с ними. Повесила на стену вышивку с котятами и каждое утро, садясь пить чай, смотрела на нее. Какое же счастье — не передать словами. — Сонька, жених-то, поди, есть в Питере? — ухмыльнувшись, поинтересовалась баба Галя. — Времени на это нет — учебой занимаюсь. — Ты погляди, какая серьезная! — воскликнула та. — Расскажи нам хоть что-нибудь о себе, а то молчишь, как партизан. Тебе надо не дизайнером, а в КГБ работать. У Лариски вон от меня всю жизнь никаких секретов нет. Галина говорила правду. Лариса до сих пор каждый день не по разу созванивалась с матерью, и не дай бог трубку бы не взяла! Галя бы тогда обзвонила половину больниц Ленобласти и нешуточный выговор дочери устроила. Соня любила бабушку только в детстве, а когда выросла и поняла, какой беспредел та творила, сразу стала самой плохой внучкой. Гале же невдомек, что внучка смертельно устала слушать с ранних лет причитания матери о том, сколько литров крови любимая бабушка из всех выпила. Валя хитрая, замуж удачно вышла и смылась от ее тирании, а Лариса — осталась гнить в уездном городе и помогать матери на старости лет. Великая мученица, достойная кисти Андрея Рублева. — А что рассказывать? — пожала плечами Соня. — Учусь, работаю… Ничего интересного. — Во, я ж говорю! — взмахнула рукой Галя и укоризненно взглянула на Ларису. — У всех девки как девки, а у нас черт-те что выросло! Соня, давай завязывай так себя вести и почаще домой приезжай — никому ты, кроме родителей, не нужна будешь. Долорес цокнула и недовольно покачала головой. «Черт-те что» — второе имя Сони в этой семье — ласковое прозвище, которое она слышала только от родных. Соне не хотелось возвращаться домой. Она слишком рано поняла одну горькую истину: чтобы окончательно не тронуться умом, нужно уезжать из родного дурдома как можно дальше и скорее. Соня поступила в институт год назад, а мама говорила, что сбежала, прикрываясь благородным предлогом. В Выборг Соня вернулась лишь за тем, чтобы забрать из дома старый этюдник и пленочный фотоаппарат для учебы, а заодно усмирить Ларису на ближайшие полгода с требованиями приехать. Проклятый день рождения Вали выпадал на четверг, и Соня решила, что предки нагуляются в пятницу, — специально купила билет на выходные, но, увы, прогадала. — Дамы и господа, — неожиданно встал со стула дядя Витя и постучал вилкой по бокалу. — Хочу сказать тост про нашу любимую Валечку. Соня шумно выдохнула и расслабила плечи. Она смотрела на красную, лоснящуюся от пота физиономию своего спасителя и то ли морщилась, то ли благодарила его. Внезапно музыка затихла. Валентина встрепенулась, и взгляды всех двенадцати собравшихся здесь устремились на тостующего. — Ягодка моя, любимая супруга, поздравляю тебя с сорокапятилетием и хочу пожелать открыть новую страницу в книге жизни, где будет много строк о любви и счастье, — произнес Витя так, словно стоял на табуреточке, рассказывая стих Деду Морозу. — Пусть всегда будет праздник в твоем сердце, пусть каждый день дарит насыщенные краски радости и вдохновения. Здоровья тебе, моя милая Валя, и прекрасного, как ты сама, настроения! За тебя! Из колонок заорала «С днем рождения» Аллегровой, а официант вынес пышный букет красных роз и передал его Виктору. Он наклонился к жене, поцеловал ее в щеку под радостный гомон и вручил цветы. Лариса, едва не позеленевшая от зависти, оскалилась так, будто сейчас бросится на них с ножом; Костя чуть ли не засыпал за столом; Валя украдкой смахнула слезу; Соня залпом осушила остатки шампанского. Феерия продолжалась! — Сколько ты выпила? — Долорес шикнула на Соню и прищурилась. — Один бокал. — И все, хватит тебе, — она плеснула дочери апельсинового сока. — Не позорь меня. Соня, как и всегда, промолчала. «Позорище» — ее третье имя в этой семье. По мнению Ларисы, дочь должна посвятить всю свою жизнь тому, чтобы о ее матери люди не подумали ничего плохого. Соня считала иначе. Быть «позорищем» ей не очень-то нравилось, но других вариантов не предлагали, ведь в понимании Ларисы каждый шаг дочери — неверный. — «Как сказать по-татарски — вперед?» — спрашивает русский у татарина. «Алга!» — говорит татарин. «А как сказать — назад?» «У татар нет назад, они разворачиваются — и алга!» Какой-то светловолосый мужчина на дальнем конце стола заржал настолько громко, что Соня вздрогнула. «NPC» — так она называла тех родственников, чьих имен даже не помнила и видела пару раз в далеком детстве. Тем временем официанты принесли горячее — второй акт комедии приближался так же стремительно, как возрастал градус в крови у актеров. NPC травили анекдоты, обсуждали политику и не забывали хвалить именинницу. Лишь когда диванные аналитики вынесли справедливый вердикт по всем свежим новостям в мире, то потянулись на танцпол, увлекая за собой Валю. Аллегрову сменил Басков, прожекторы и лазерные лучи засверкали ядовитыми флуоресцентными оттенками, как в калейдоскопе. Разгоряченные, потные тела приплясывали в такт мелодичному голосу Коли, опрокидывая стопку за стопкой. Даже Лариса — самая трезвая из всех — пригубила коньяка и растолкала Костю, чтобы выйти с ним на сцену. Бахус торжествовал в полную силу. Булгаковская нечисть самозабвенно кружилась в бликах диско-шара, краснея с каждым пируэтом все сильнее и сильнее. У Сони в голове звучал «Танец рыцарей» Прокофьева. Она глубоко вдохнула и подергала дрожащими пальцами ворот рубашки — в зале стало еще душнее. — Сонь, а ты чего такая грустная? — подплыла к столу Валя и взяла свой фужер. — Да что ты, вовсе нет, — она натянула улыбку. — Задумалась немного. — А-а-а, так ты трезвая! Мамка и тут продыху не дает, — грустно усмехнулась Валентина. — Девка уж взрослая, че стесняться? Давай я налью, пока она не видит. Она до краев наполнила бокал шампанским. Соне отчего-то вспомнилось, как год назад, на ее восемнадцатилетие, тетя поздравила со словами: «С днем рождения, любимая племянница! Ты самая нормальная из нас. Продолжай в том же духе!» Соне стало нечем дышать — она сделала несколько жадных глотков и подскочила, направляясь к выходу. Отсчет пошел на часы. Сорок семь, сорок шесть, сорок пять… Ровно через сорок пять часов она покинет свой личный ад.***
Соня неслась по широким коридорам университета, кошмарно опаздывая на первое занятие с незнакомым преподом. Она не любила новых педагогов, но еще больше терпеть не могла лекционные предметы. «Какая гадость! — думала Соня. — Любой дизайнер — прежде всего практик, а не теоретик». Почему-то на подобных парах у нее сами собой закрывались глаза, а удержать внимание больше, чем на двадцать минут, не получалось. Вчера она зашла в университетский чат, где одногруппники бурно обсуждали преподавательницу, которая будет вести очередную «нудиловку». Соня, читающая подобное по диагонали, причину ажиотажа пропустила мимо ушей и запомнила лишь звонкое имя — Маргарита Андреевна Стрелецкая. Кто знает ее требования к дисциплине? Лекторы — те еще зануды, за прошлый год Соня чего только от них не натерпелась. — Извините за опоздание, — отчеканила она и, запыхавшись, застыла в дверях. — Проходите, — безразлично отозвалась Рита. — Но я прошу вас и остальных, если опаздываете, не прерывать меня, а тихо зайти в кабинет. Соня кивнула и проскользнула к третьему ряду столов, где ей заботливо заняла место Алиса. Они молча переглянулись, и Крылова шепнула Соне на ухо: — Это еще что за гротескное явление? — она намекнула на Риту. Соня достала из рюкзака ноутбук и окинула взглядом аудиторию: одногруппники внимали каждому слову «гротескного явления», оторвавшись от экранов компьютеров, телефонов и задних парт. Нонсенс. В последний раз на лекции такое чудо случилось, когда пару по социологии пришел замещать декан. Обычно на занятиях царили тоска, гробовая тишина и сладкий сон — все молча ваяли свои проекты, уткнувшись в мониторы. Профдеформация налицо со второго курса. А сегодня-то что случилось? Ретромерк? — Итак, я остановилась на нашем плане работы, — Рита задержала взгляд на Соне и Алисе. — Но прежде все-таки озвучу кое-какие условия сотрудничества, раз зашел разговор об этом. Пять прогулов — и вы отстранены от консультаций к экзамену и курсовой, а за десять идете на пересдачу. Между строк читалось как «делайте что хотите», но острый прищур карих глаз простреливал так, что даже мысли опоздать, пошевелиться или прогулять больше не возникало. Фантастика. Рита педантично нарисовала на слайде Сонину жизнь до конца семестра в виде календаря, где каждое занятие обозначалось квадратом с датой и темой. Желтые квадратики, как она объяснила, — срез знаний по пройденному материалу, а фиолетовые — сдача курсовой и экзамена. Надо же так заморочиться! Что называется, бери и вычеркивай, сколько дней осталось до неминуемой смерти. Чем дольше Соня смотрела на Риту, тем сильнее не понимала: как та здесь оказалась? Точеные лацканы широкого пиджака, темное каре чуть выше плеч, красные губы и черные, глубоко посаженные «врубелевские» глаза. Она напоминала манекен, разодетый по последнему писку моды, но заглядывала прямо в душу, как женщины с полотен Врубеля. Острые углы в ее образе казались настолько неестественными и идеальными, что Соня боялась ненароком порезаться о них даже на расстоянии. Откуда Рита сбежала? Из Парижа или из Москвы? Ей место на Петровке или на Патриарших, но никак не в Сонином универе. — Простите, чуть не забыла сказать одну важную вещь, — Рита прошлась вдоль парт, стуча каблуками. — В календаре есть даты, где не указана тема занятий, — это значит, что мы с вами пойдем на выставку. — Типа факультатив? — послышался мужской голос из недр аудитории. — Нет, — отрезала Рита. — Мы будем ходить в учебные часы: прогуляете музей — прогуляете и лекцию. Обратите внимание, что первый выход в свет уже на следующей неделе: выставка скоро закроется, надо на нее успеть. У вас еще остались вопросы по технической части? И черт бы с тем, как ее сюда занесло. Страшнее волновало Соню другое: почему лицо Маргариты Андреевны кажется ей до боли знакомым? Она пыталась разглядеть ее за слоями блестящих доспехов и тоннами грима, но не могла. Не могла понять, почему Рита напоминала ей далекого призрака прошлого. Может, у Сони окончательно поехала крыша? — Если вопросов больше нет, то я начну, — Рита присела на край стола и переключила слайд. — История дизайна — понятие невероятно обширное. При желании в него можно включить все — от костюма до изобретения книгопечатания, а точкой отсчета выбрать палеолит. Чтобы курс не вышел громоздким, в моих лекциях пойдет речь о развитии только двух направлений: графического и промышленного дизайна. Поэтому начнем мы с всемирной выставки в Хрустальном павильоне и расцвета движения Искусств и ремесел. Аудиторию окутал низкий, поставленный голос, и Соня отключилась от реальности, неотрывно глядя на Риту. Она, наверное, прожгла взглядом в Стрелецкой дыру, но на ум так ничего и не приходило. Это было что-то важное. Что-то чертовски важное! Рита говорила живо, громко и бодро жестикулировала. Она выступала, а не читала лекцию: щурилась, смеялась, улыбалась, рассказывая о сложном простым языком. Стреляла каждым предложением точно в голову и даже умудрялась провоцировать унылых студентов на диалог. Ни духоты, ни канцелярита, ни нафталина. Разве так можно рассказывать про искусство? — Вероятно, если бы Уильям Моррис и его друг Берн Джонс стали богословами, то наш мир выглядел бы иначе, — Рита ухмыльнулась, — Но, к счастью, настоящее им слишком не нравилось. Во время учебы в Оксфорде они вдохновились идеями художественного критика Джона Рескина. Он утверждал, что промышленное производство Англии середины пятидесятых годов девятнадцатого века — это тихий ужас, и уж лучше вернуться в средневековье, чем делать то, что сейчас. Ведь если нет фабрик, то нет и проблем: нет разницы между художником и ремесленником, замок прекрасен так же, как и картина. — Сонь, ты бы хоть не пялилась так, а то все сразу заметят твои нежные чувства, — наклонилась к ней Алиса. — Я пялюсь, потому что ее лицо кажется мне знакомым, — прошептала в ответ Соня. — И бешусь, потому что ни черта не могу вспомнить! — от досады выпалила она слишком громко. Рита остановилась. Посмотрела Соне в глаза и спросила: — Как вас зовут? — Софья, — она почувствовала, как от одного строгого взгляда стала на полметра ниже. — Что вы пытаетесь вспомнить? — Рита встала напротив нее. — Может, я смогу вам помочь? — Вряд ли, — покачала головой Филатова и поправила очки на переносице. — Простите, что помешала. — Соня, на моих парах вы можете разговаривать и заниматься чем угодно — главное, тихо, — обращение по имени почему-то заставило вжаться в стул еще сильнее. — Я ведь здесь никого не держу. Если вы уверены в своих силах, приходите сразу на экзамен — не будем тратить время друг друга впустую. Соня поджала губы, уяснив предельно ясно правила игры: шаг влево, шаг вправо — расстрел. Алиса толкнула Соню локтем в бок и постучала пальцем по экрану ее телефона. В телеграм от Крыловой пришло издевательское сообщение: «Беседы надо читать, чтобы не быть в танке. Загугли Стрелецкую, может, ты ее в сети видела». Нашлась она и впрямь легко — отсвечивала и в Петербурге, и в Москве, толкая культуру в массы. Пока Рита вещала, Соня прошерстила кучу веб-страниц: отыскала несколько видео, где та выступала с лекциями в частных галереях, государственных музеях и на дизайн-форумах. Как Соня поняла, Рита ни разу не преподаватель — она работала куратором выставок, в основном посвященных современному искусству. По запросу фамилии выпадал еще и сайт коллегии адвокатов, а ее председатель — Ольга Стрелецкая — оказалась поразительно похожей на Риту. Совпадение или родня? Соня позакрывала вкладки и напряглась сильнее — ничего не прояснилось. Она раньше не видела в Интернете ни Риту, ни Ольгу. Все не то и все не те! Сухие факты, совсем не смахивающие на то, что всплывало на задворках сознания. То, что Соня пыталась нащупать у себя внутри, никак не вязалось со списком регалий ниже фамилии Риты. Но она отчего-то улыбнулась: давно забытое детское чувство ожидания счастья окутало ее со всех сторон. Интересно, с чего бы вдруг ему взяться? Может, Соню так радовало то, что вечером она посмотрит записи лекций Риты? Или то, что ей никто не сможет этого запретить?