немерено

В голове абсолютно пусто — впервые за долгое время. Император и правда заработался. Все эти встречи с чиновниками, разборки на счет новых законов и прочая дребедень. Он просто хочет отдохнуть. И вот Чан Гэн возвращается домой, возвращается к Цзыси, где его ждут с распростертыми объятиями. Больше никаких войн, никаких врагов — без него на границе справятся. Можно сказать, что он закрыл его на некоторый карантин, чтобы только он мог видеть эти острые скулы, нежную улыбку и глубокие глаза под стеклом монокля. Гу Юнь все это время бездельничает дома — наконец желанный отдых. Спустя столько лет он себе позволяет расслабить широкие плечи, дать волю насладиться окружающим миром, насладиться миром во всем мире в целом. Армия разбила войска варваров, западных войск и теперь все, что волновало Гу Юня: где Чан Гэн? В этот раз он сидит на улице и слушает все вокруг — насколько это физически возможно. Излечить Чан Гэна они смогли, а вот вытравить из его организма мерзкий яд — нет. Все еще надо принимать лекарства, следить за собой и это в некотором роде радовало. Радовало Чан Гэна, потому что это дополнительная возможности провести чуть больше времени со своим ифу. Чан Гэн уставший отворяет ворота двора и смотрит. Его волосы едва развеваются на слабом ветру, а выражение лица такое расслабленное и доброжелательное, что хочется начать ревновать к простому щебетанию птиц. Этот человек и правда может удивлять. Иногда инфантильный, несерьезный и абсолютный раздолбай, а иногда невероятно серьезный маршал Гу, управляющий армией Великой Лян. Подумать только, что это все один и тот же человек. Расскажи Чан Гэн себе это в детстве, то не смог бы просто поверить в это. Он подходит ближе и садится рядом с Гу Юнем. А тот будто и вовсе не замечает — все смотрит вдаль куда-то. Щебетанье птиц, завывающий ветер и шум переливающейся листвы — это завораживает. Чан Гэн и сам невольно вслушивается и кладет голову на плечо своему любимому. — Ты тяжелый, — говорит он, не отворачиваясь от чертыхающихся птиц на ветке. И обнимает одной рукой, лишь слегка поддерживая. Любит же этот пацан руки распускать, так разве он хуже? — А ты сильный, Цзыси, так что сможешь меня удержать, — и улыбается с закрытыми глазами. Так нахально с его стороны, все-таки он император и должен соблюдать хотя бы некоторые правила приличия. Гу Юнь тяжело вздыхает и тужится, как будто правда хочет его поднять, но только пожимает плечами: — Увы, Ваше Императорское Величество, растерял все силы, когда пытался спасти задницы Ваших подопечных, которые держат Вас обычно до самой ночи. — Маршал Гу, а теперь представьте, что я чувствовал, когда вы уходили на поле боя и от вас ни весточки, — Чан Гэн обиженно, почти как маленький ребенок, дует губы и пихает Цзыси в бок. Все раны уже давно зажили и самое страшное, что может произойти с Гу Юнем это то, что он споткнется на пороге или камне, просто его не заметив. В следующий же момент этот баклан дергается всем телом и сбрасывает с себя наглого мальчишку, делая вид, что в него попала вражеская стрела. — В самое сердце, Ваше Величество, — и показушно впивается пальцами в собственную грудь, сделав максимально жалкий вид. И как только он мог понравиться Чан Гэну, он же полнейший придурок! — Ну ладно, один-один, но я тебе еще покажу, — и будто ребенка щелкает по носу. Нелепо! — Пошли уже в дом — ночи уже холодные, — Чан Гэн не злится, не переживает — на душе впервые так спокойно и тихо, только расцветает чувство любви в груди маленькими бутонами, что щекотят ребра. Пальцы скользят по чужим волосам и отводят мешающиеся пряди в сторону, чтобы целомудренно поцеловать в лоб. Право, они оба устали, но видели какой-то парадиз друг в друге. Чан Гэну именно и нужен был такой Гу Юнь, а Цзыси нужен был именно такой пацан. Гу Юнь нежно улыбается и кивает, проходя чуть дальше мужа. Он оборачивается и смотрит на замершего Чан Гэна. Примерз к земле что ли? Темноту разбавляет лишь свет свечей, едва-едва освещая улицу, и о боги, Гу Юнь слишком красив в этом тусклом, томном свете. Сильные плечи и спина, которые перенесли множество битв и носят на себе шрамы, вздымающаяся медленно грудь, что пережила не одно ранение и выносливые ноги, которые могут унести на другой конец страны в считанные дни — все в этом человеке было идеально. Чан Гэн любил его шрамы, любил его тело, лицо, характер — все в нем любил. Любил и его глупые шутки, любил его едкие подколы и бархатный голос. Если бы была возможность и время позволяло, то написал бы целую оду в честь этого человека. — Ну так ты идешь, Чан Гэн? А еще любил как его имя срывается с чужих уст.