Тридцать шесть вопросов, чтобы...

— Дурацкий вопрос. — Юра закинул ногу на ногу и скрестил руки на груди. Костя посмотрел на него, как на Илюху во время собраний, когда тот в очередной раз просит деньги на ремонт дороги… почему-то в Тюменской области. То есть как на придурка. — Вопросы, может быть, и специфические, — сказал он, — но отвечать надо честно и первое что придет в голову. Такие правила игры. Голос у него был сухим и безэмоциональным, но Татищев всем существом ощутил охватившее друга раздражение. Юра выгнул бровь: что не так? Он согласился вслепую, и теперь чувствовал себя неуютно. Костя это видит, но не понимает. Ещё бы… Юра сомневался, что Костя хоть когда-то его понимал. Юрино настроение добивает всё: Костя, его голос и эти дурацкие вопросы. «С кем бы вы хотели поужинать, если бы могли выбрать любого человека» — бред какой. Можно подумать, у него выбор часто имеется. Или что он ужинает уж так часто. С мужиками на заводе не до ужинов — там с оборонной успеть бы хоть перекурить. А дома, с детьми, и того гаже: они ж засранцы балуются постоянно и ссорятся — не до себя как-то, их бы накормить. — Юр? Так что? Юре, откровенно говоря, это все вообще не нравилось. От самого начала и, наверное, до самого конца вся эта задумка с «Гостями» и разговором по душам… Он же знал, что ничего не получится. Зачем только согласился? Желание выйти, так ярко вспыхнувшее в нем еще минут десять назад, а после поутихло, никуда не ушло вовсе, а осталось и нашептывало, что если Татищев вот сейчас встанет и выйдет, то всего этого фарса, всех этих неловких фраз и зажатых слов, можно будет избежать. Но блять. Юра же не трус, даже если ему страшно. Он нормальный мужик и все сможет вытерпеть, потому как уже согласился. Так что он только морщится и поджимает губы: — Ну, блин. Ну не знаю. Правда дурацкий вопрос. Типа… Ну с Путиным наверно… Он неловко сковырнул с джинс налипшую соринку и решился поднять взгляд, только когда молчание в комнате стало слишком затянутым. Костин взгляд — ахуевший, полный едва ли не ужаса, — сложно было передать словами. — Не, ну а чё? Ну типа. Президент, мужик один из самых влиятельных в мире. Опять же клоны. Интересно, какой из них будет со мной трапезничать, — Юра хмыкнул, обрадовавшись собственной шутке, но под немигающим взглядом Уралова стушевался и ещё крепче обнял себя руками, — Ну и… Типа… Если у меня Дудь интервью будет брать, смогу выебнуться, что, ну, оказавшись перед Путиным я сказал ему «Салам»… Костя выражения лица не изменил, а только спрятал его в широких ладонях. — Юра, — сказал он тихо, — Дудь из России уехал. Ты не сможешь дать ему интервью. Тем более, что у городов он интервью не берет. А к Путину ты и так можешь пройти, если у Михаила Юрьевича запрос оставишь и если по важному вопросу. Ты же Город. Крупный. Промышленный. Юра весь взъерошился. Косте обязательно было это хоть как-то комментировать? Только духоты навел. Татищев закусил губу и решил отстаивать свою точку зрения до конца: — Ну это если по делу. А я про ужин. Там в Кремле помнишь какие харчи? Икра там, мясо свежее, паштет… Ещё и на халяву. Костя оторвал руки от лица и вдруг слабо — едва заметно даже для тренированного Юриного глаза — улыбнулся. — Да, — сказал он тихо, — Паштеты там вкусные. И гренки тоже. — Аня гренки вкуснее делает. А вот вино… Костя покачал головой и улыбнулся уже нормально: — Кислое там вино, — сказал, — А вот водка ничего. Юра пожал плечами. Он к вину, на самом деле, был равнодушен, но в Кремле, когда их пригласили на вручение орденов Городов Трудовой Доблести, подавали какой-то особенный сорт, сделанный то ли из ежевики, то ли из малины, пахнущий летом солнцем и почему-то детством. — А ты? — спросил он, облизнув губы, — С кем бы поужинал? Костя не задумался даже на секунду. — С Сашей. С Санкт-Петербургом, то есть. И, не дожидаясь Юриного «Почему», продолжил: — Он мой друг, мне всегда приятна его компания. А ещё он очень вкусно готовит. Мы, когда вместе собираемся, обсуждаем всякое интересное. Музыку, искусство. Не говорим о работе. Это приятно. Юра стиснул челюсти и спрятал от Кости взгляд, прикрыв глаза. Ну конечно. Ну разумеется. Александр Петрович — лучший друг, опора и поддержка. С ним же можно расслабиться, обсудить всякие… интересные темы, которые с ним — Юрой — обсуждать нельзя. Он же чурбан-чурбаном, да? И в оттенках голубых цветов не разбирается — куда уж ему до звания «друга», да? Чай не культурная столица, а всего-то пролетарий. Не дорос он, блять, до тонкой Костиной душевной организации. — Юр? Юра расслабил лицо и посмотрел на Уралова. — Следующий вопрос давай, — сказал он зло и холодно. Чем быстрее они закончат — тем лучше.