Офисные шалости

Утахимэ входит очень не вовремя. Настолько не вовремя, что сидящий меж его разведённых ног Сугуру вмиг напрягается. Он впивается пальцами в бёдра Сатору, так крепко, что точно останутся тёмные следы. Сатору громко матерится у себя в голове и вскидывает руку в приветствии прогадавшей со временем своего появления Утахимэ. Та лишь морщится, словно оскорблена самим его существованием. Или видит замершего под столом Сугуру. Сатору знает, что не видит, потому что стол у него огромный, из тёмного дерева — он специально поменял тот стеклянный, что был у него до этого, после того как Сугуру впервые пришёл к нему в кабинет и без лишних слов опустился на колени. Хорошо, что он предусмотрительно запер за собой дверь. Сейчас же о закрытой двери не позаботился никто. Да и Сатору знал, что Сугуру ни на что подобное не рассчитывал, когда заносил еженедельный отчёт. Но потом они зацепились взглядами и Сатору не удержался — ему необходимо было увидеть Сугуру у себя между ног, чувствовать его тонкие пальцы и мягкие губы на своём члене. Или оказаться на коленях самому. А теперь им приходится молча терпеть, пока Утахимэ не хлопнет дверью с другой стороны. Зная то, как сильно она не любит находиться в его компании, тем более за закрытой дверью пропахнувшего сладостями кабинета, Сатору надеялся, что это не займёт много времени. Но Утахимэ уходить не спешит. Она показательно бросает толстую папку на стол и Сатору ничего не остаётся кроме как потянуться за ней, чуть приподнявшись и уткнувшись ширинкой в лицо Сугуру. Он выдыхает сквозь плотно стиснутые зубы и садится обратно, открывая папку и чувствуя, как горячие ладони Сугуру гладят его бёдра. — Ну и? Долго ты ещё будешь тормозить? — с неприкрытым раздражением спрашивает Утахимэ, глядя на него, как на идиота. Потому что он и правда, как идиот пялится на первую страницу то ли отчёта, то ли какого-то ещё документа, но не может разобрать ни единой буквы. Рука Гето ложится на пах, слишком медленно проводит по всей длине, заточенной под тканью брюк и слегка давит на головку большим пальцем. — Сёко сказала, чтобы ты посмотрел перед тем, как утверждать. Сатору очень хочется съязвить. Пошутить что-то совершенно дурацкое, от чего Утахимэ вспыхнет как восьмиклассница, когда бесячий мальчик потянул за волосы. Но буквы как-то в слова собираться не хотят — они разбиваются о глухой звук расстегивающегося ремня и расходящейся ширинки. Сугуру делает всё нарочито медленно и не будь в кабинете стоящей над душой Утахимэ, он бы перехватил инициативу, сказал бы Сугуру шевелиться, вскинул бы бёдра навстречу его руке. Но Утахимэ совсем рядом, она смотрит выжидающе, глаз не отводит совсем, ждёт, пока Годжо наконец соизволит сказать своё мнение по дурацкому проекту, без которого почему-то не могут обойтись. — Так не похоже на тебя, Утахимэ, — тянет слова, как жвачку, говорит громче, чем надо, чтобы заглушить тихие звуки под столом, — просить у меня помощи. Сатору пытается звучать привычно, с насмешкой в словах, но Сугуру достаёт член из трусов, обхватывает обеими руками. Дует на мокрую головку и собственный голос его подводит, выходит совершенно не весело. Утахимэ ничего не замечает — она слишком оскорблена его замечанием, этим неуместным подбором слов. Она злится, краска захватывает щёки и шею, и Годжо думает, что если бы у неё в руках было что-то тяжёлое, она бы обязательно бросила, не жалея сил. Он наконец сосредотачивает своё внимание на принесённом проекте, читает несколько раз заголовок, потому что с первого раза понять не получается — губы Сугуру обнимают головку, язык пробегает по уретре. Сатору задыхается от ощущений: каждое действие Сугуру чувствуется намного острее из-за присутствия постороннего наблюдателя, даже если этот наблюдатель понятия не имеет, что происходит. Утахимэ настолько ослеплена нелюбовью к Годжо и уверенностью в его идиотизме, что не смогла бы заподозрить что-то неладное в его поведении даже очень сильно постаравшись. Сугуру, видимо, это осознаёт тоже, потому что становится смелее. Его губы пропадают: их место занимает большой палец, растирая смазку, а затем горячий рот возвращается обратно, кончик языка щекочет уздечку, и Сугуру наконец берёт в рот целиком — член упирается в сжимающиеся стенки горла. Аккуратные печатные иероглифы на белой бумаге расплываются перед глазами, отчего Годжо не в силах прочесть ни один. Он хочет выпустить наружу застрявшие в горле стоны, потянуть за резинку, распуская волосы и зарыться в мягкие волосы Гето, которые тот моет различными средствами. Сжать, одновременно толкаясь в его восхитительный рот. Но Утахимэ следит за ним, явно теряя терпение и не понимая какого чёрта с ним сегодня творится. И если он действительно хочет быстрее осуществить задуманное, то нужно разобраться с этим бесячим проектом и отправить Утахимэ подальше. Остаётся лишь сосредоточиться на раскрытой перед ним папке, а не на движениях головы Сугуру. Который медленно, стараясь не раскрыть своё присутствие неприличными звуками, но упорно продолжает насаживаться на его член. Сатору пробегает глазами по заголовку в который раз, так же поверхностно изучает текст и приложенные к нему чертежи, графики и прочие детали, совершенно его не интересующие. В отличие от Сугуру, который заменил губы на язык и теперь мучительно медленно выводит каждую выпирающую вену, вылизывает головку, толкается кончиком языка в уздечку, при этом помогая себе одной рукой. Вторая же тянется к его заднице и Сатору приходится слегка приподняться, чтобы Сугуру мог обхватить её своей ладонью. Сатору думает, ему повезло, что Сугуру всего лишь лапает его за задницу, а не пытается протолкнуть в него пальцы. Иначе ему не удалось бы вести себя тихо и притворяться, что он искренне заинтересован проектом, а не делающим ему до исступления приятно Сугуру. — С тобой точно всё в порядке? — неожиданно спрашивает Утахимэ и голос её звучит так громко, что Сатору едва не дёргается на месте. — То есть, ты, конечно, всегда ведёшь себя, как придурок и очень бесишь, но сегодня ты какой-то слишком тихий. — Неужели переживаешь обо мне, Утахимэ? Тогда это с тобой что-то не то, — Сатору удивляется своей способности выговорить сложные предложения, не подавившись стоном. Наверное, ему это удаётся потому, что Сугуру резко остановился, стоило Утахимэ заговорить. — Сначала приходишь за помощью, потом беспокоишься. Будь осторожна, а то я могу решить, что ты ко мне не безразлична, — Сатору чувствует смыкающиеся зубы на чувствительной головке и едва успевает задержать вскрик в горле. Но подобная реакция Сугуру забавляет и немного тешит самолюбие. Сатору переворачивает страницу и Утахимэ подходит ближе, заглядывая в папку, отчего сердце уходит в пятки. Он пододвигается к столу, чтобы Утахимэ ненароком не заметила сидящего между его разведённых ног Сугуру. Она тычет пальцем в какой-то неразборчивый рисунок на белой бумаге, но кажется, что неразборчивый он только для него, потому что Утахимэ видит его отлично, различает даже самые незаметные детали, объясняя ему что-то, как казалось, на другом языке. Сугуру разводит его ноги шире — колени упираются о стенки стола — и усаживается поудобнее. Возможно, он одной рукой ласкает собственный член, не в силах терпеть, пока сам доводит Сатору до удовольствия, заставляет видеть звёзды в глазах вместо проекта загородного дома какого-то очередного привередливого богача. Интересно, гладит ли он себя сквозь одежду или же расстегнул брюки, пролез рукой в трусы, едва сдерживая стон облегчения, когда рука наконец прошлась по ноющему от желания члену. Утахимэ сама переворачивает страницы, в подробностях описывает идею каждого помещения и, видимо, принимает его сосредоточенный взгляд и редкие кивки за хороший знак, продолжая говорить. Но на самом деле, взгляд у него затуманенный, поплывший от жгучего желания. За очками этого не видно и Сатору впервые благодарен родителям, богу и вселенной за чувствительные глаза, из-за которых очки приходится носить даже в помещении. Сугуру двигает головой быстрее, сильнее сжимает руку на заднице Сатору. Поглаживает между ягодицами, изредка толкаясь пальцами, насколько позволяет положение, в нужную точку сквозь ткань брюк. Сатору не выдерживает, опускает одну руку вниз, хватает его за волосы и, не имея возможности толкнуться самому, насаживает Сугуру на свой член. Представляет каким развратным он, должно быть выглядит: с раскрасневшимися губами и каплями слёз в уголках глаз, что скопились, когда член входит до упора. Сугуру стонет, и этот звук разлетается вибрацией по телу, от которого Сатору едва не кончает в горячий рот. Он с трудом успевает закашлять, чтобы стон Сугуру не долетел до ушей Утахимэ. Сатору не мог позволить никому другому его услышать. Гето вдруг исчезает весь, отчего Годжо едва не стонет от разочарования, но вернуть его обратно не пытается, мягко перебирая тёмные пряди между пальцами. Язык Гето проходится по всей длине, обводит чувствительную головку, обнимает губами, так и застывая, не двигаясь. Одна рука ложится на член, начиная медленно двигаться, пока вторая пробирается дальше, невесомо касается яиц, заставляя всё внутри сжаться, а затем смоченные слюной пальцы трогают вход. Сугуру принимается двигать головой быстрее, помогая себе рукой, погружает внутрь палец, пытаясь им двигать, но из-за неудобного положения совсем не получается, поэтому он бросает эту затею. Но Сатору хватает и этого. Он слушает Утахимэ, её голос звучит, словно из-под наушников, музыка в которых включена на всю громкость, и пытается подавить застрявшие в груди стоны. Сугуру дрочит ему, держит его член в плену своего рта, и, кажется, совсем забывает о присутствии Утахимэ, игнорируя влажные звуки. Когда Сугуру вынимает палец, а затем толкается вновь, насаживаясь горлом до упора, Сатору не выдерживает. Он кончает, прикусывая внутреннюю сторону ладони, чтобы лишние звуки не вырвались наружу, а Сугуру принимает всё до последней капли. Утахимэ в это время заканчивает свой доклад, как-то поспешно хватает папку, бормочет себе под нос что-то вроде «в принципе, не так уж твоя помощь и нужна», и едва ли не выбегает из кабинета, пряча раскрасневшееся лицо в бумагах. Сугуру толкает кресло Сатору и вылезает из-под стола, разминая затёкшую спину, шею и ноги. Годжо смотрит на него внимательно, развалившись на кресле, даже не думая застегнуться. — Когда тебе в следующий раз вздумается предложить мне отсосать тебе в кабинете, хотя бы запри двери, чтобы никто не вломился, — отчитывает Сугуру, но Сатору только отмахивается. Знает ведь, что ему понравилось. — И оденься уже. Сатору хмыкает, но одеваться не спешит. Он поднимается с места, шагает к двери и поворачивает замок, запираясь. Сугуру смотрит на него выжидающе и Сатору даже с расстояния видит как в его глазах плещется предвкушение. — Думаю, что самое время для следующего раза, — говорит Годжо, подходит близко, заглядывая Сугуру в глаза. — Только теперь моя очередь делать тебе приятно. Гето явно нравится его предложение. Он садится на кресло Сатору, раздвигает ноги и смотрит с вызовом. — Что ж, кто я такой, чтобы отказываться? Сатору до ужаса хочется поцеловать Сугуру. Но он решает, что сперва доведёт его до оглушающе громких стонов, которые он будет пытаться сдержать в себе, прикрывать рот рукой и нетерпеливо ёрзать на кресле, а уж потом можно перейти к поцелуям. А когда они наконец доберутся домой после долгого рабочего дня, то Сатору позволит Сугуру всунуть в себя не только пальцы.