***
Когда Изуми позвонила и попросила помочь выбрать родителям подарки на праздники, первое, что почувствовал Итачи — протест. Она выбирала подарки, словно уже была членом семьи. На подкожном уровне чувствовалось отторжение, но причин для отказа не было. Три часа они блуждали по торговому центру, пока она не купила тонкий дизайнерский шарф для мамы и визитницу ручной работы отцу. После ссоры они не виделись, разговаривали через посредников на рабочие темы. Но Рождество традиционно семейный праздник, который семья обязана встретить вместе. Естественно, Изуми тоже должна была присутствовать. Равнодушие окружало постепенно, отсекало жизнь лезвием бритвы Оккама. Совсем скоро ничего не останется, кроме Учихи Итачи, главы огромного конгломерата. Всё. Он чувствовал, как ещё пытается трепетать и сопротивляться душа, но равнодушие смотрело на её лоскуты и спокойно отворачивалось. Кимоно Изуми было белым с красными цветами. Почти свадебным. В волосах серебряные шпильки с длинными коралловыми подвесками, даже губы накрашены. Впервые Итачи видел её такой… яркой. Сам надел чёрное с серебром, в очередной раз усмехнувшись, когда садился за руль. Интересно, приедет ли Саске? С ним они тоже не разговаривали. Итачи пытался переварить обиду на несправедливость, но пока выходило плохо. Приехал. Стоял у гравюры эпохи Периода Эдо и рассматривал её с таким лицом, будто видит впервые. Матушки и отца не было видно. Саске повернулся и первым делом посмотрел на Итачи. Поздоровался с Изуми, сделал комплимент её внешнему виду. Итачи скрипнул зубами. — Матушка ждала вас, — вежливо сказал Саске, давая понять, что стоит оставить их вдвоём. Кивнув, Изуми скрылась в недрах дома, который проглотил её и не подавился. Итачи заложил руки за спину и тоже посмотрел на гравюру. Из облаков поднималась Фудзи-сан, устремляясь к солнцу. — Думал, ты придёшь не один, — заметил Итачи небрежно. Саске хмыкнул. — Боюсь, отца бы хватил удар. — Не знает. Саске ещё не знает, что отцу всё известно. Хотелось обрушить это знание ему на голову, чтобы не мог поднять глаза на отца. Или приберечь, чтобы потом это стало шоком. Итачи не знал, чего хочет больше. — Ты всё-таки с Изуми. — Могло быть иначе? — Итачи не выдержал: скосил на брата глаза. Разглядит хоть каплю вины? — Сакура у родителей, — сказал он зачем-то. От звука её имени по телу прошла дрожь. Как она там?.. Ками, безумно хотелось увидеть. Просто посмотреть издалека, убедиться, что всё в порядке. — А Наруто? — спросил небрежно. Губы Саске поджались. — Вы встретите Новый год вместе? — Да. А ты? С Изуми или Сакурой? Итачи сжал кулаки, протяжно выдохнул. Когда Саске успел стать таким жестоким? Или на самом деле не понимает? — Между нами больше ничего нет, — ответил помертвевшими губами. — И не будет. — Почему? — Саске резко повернулся. Нет, не понимает. В его жизни никогда не было клетки, Итачи своими руками держал прутья, не давая им сомкнуться. Для него всё просто. — А как иначе, отото? — спросил горько. Вошёл Фугаку. Одарил Итачи тяжёлым взглядом, тот ответил схожим. Поклонился, но не так низко, как обычно. Взгляд отца соскользнул на Саске, брови сошлись на переносице. Скажет? Или ещё не придумал, как сгладить скандал? — Почему не привёл Сакуру? — спросил, выстрелив взглядом в Итачи. Вопрос звучал логично, но он отлично понял, что отец колет нарочно. Наказывает за то, что позволил себе вспылить и демонстративно игнорирует. — Да, Саске, почему ты один? — в комнату вошли Микото и Изуми. Мать смотрела встревоженно: слышала их ссору, каждое слово. Сердце сжалось. Изуми вонзила нож и, улыбаясь, начала его проворачивать: — Мне понравилась Сакура, вы отлично смотритесь вместе. Саске кашлянул. В перекрестье взглядов Итачи чувствовал себя голым. Не только без одежды — без кожи. — Она уехала к родным, — наконец протянул Саске, избегая смотреть на Итачи. Напряжение можно было пощупать, воздух гудел. — Давайте ужинать, стол уже накрыли. — Микото взмахнула рукой, поклонилась, приглашая за стол, но, когда Итачи проходил, коснулась его локтя. — Поговорим потом. Он кивнул. О чём? Не о том же, что Сакура может стать любовницей. Мама никогда до такого не опустится. Тогда о чём? Какая хорошая Изуми и какой отличной она станет женой? Он и так это знает. Микото позвала всех в сад, любоваться выпавшим снегом. Попросила Итачи сопровождать. Все понятливо отстали. Поскрипывал снег, проминаясь под гета. Искрился, отражая свет каменных торо . — Я горжусь тобой, — заговорила она неторопливо. — Ты выбрал семью. — Разве могло быть иначе? — ровно ответил Итачи. — Прости, — вдруг сказала Микото, опустив голову. — За что, окасан? — Итачи остановился. — За то, что для тебя не существует выбора, и ты так легко это принимаешь. Прости, что не знаешь другой жизни. Это моя вина. Итачи должен был возразить. Сказать, что матушка всегда поступала правильно и воспитала примерного и почтительного сына. Но он так устал быть послушным и делать то, чего все ждут, что просто промолчал, признавая: да, это твоя вина. Молчала, потакала отцу, соглашалась с жестким графиком учёбы и тренировок, когда не остаётся времени на детство. Постоянно твердила о долге и чести, и это впиталось в кровь. — Ты тоже приносишь меня в жертву ради счастья Саске? — спросил сухо. — Почему все считают, что я должен, но никто ничего не должен мне? Не отвечайте, окасан. Когда он предложил Изуми встретить Новый год вместе, она засветилась от счастья. Он даже поцеловал её, когда отвёз домой. Она удивила — поцеловала в ответ, вцепилась в ворот хаори. — Останься, — шепнула во влажный рот. — Останься сегодня у меня. Итачи взял её холодные ладони в свои, подул. Мог бы, конечно, остаться, только в этом не было бы никакого толка. Он не хотел секса, тем более учитывая, что у Изуми это будет первый раз. Не с таким настроением они должны ложиться в постель. — Не останешься? — Она вздохнула. — Я слишком спешу? — Может, в следующий раз. — Итачи поцеловал её пальцы и ушёл. Надо идти вперёд, перестать топтаться на месте и смотреть на пройденный путь. Не оглядываться, принять и жить дальше. В образе роковой красавицы из 20-х годов Изуми выглядела потрясающе. Итачи открыто любовался ею, не скрывая восхищения. Вероятность того, что они проведут эту ночь в её постели, значительно выросла. Он представлял, как будет её раздевать, неторопливо целовать. Как она будет смущаться и дрожать… Ксо, это не возбуждало! Вот никак! Они подъехали к клубу за полчаса до Нового года. Итачи помог Изуми выйти, посмотрел на двухэтажное здание, освещённое множеством фонарей, и земля под ногами провалилась. Или он завис где-то в воздухе. Сакура не могла быть здесь, но она стояла, смотрела, невыразимо красивая. С кем пришла? На балконе было много людей, знакомых лиц не видно. Пригласительные дорогие, кто-то купил? Уже кого-то себе нашла?.. Ревность запузырилась в груди. Опомнившись, Итачи отвёл глаза, коснулся поясницы Изуми, уводя внутрь. Она здесь, совсем близко. Найти, коснуться, заговорить. И снова по до сих пор не затянувшимся ранам. Солью, щедро, чтобы разъедало глубже. Похоже, Сакура решила не играть в мазохизм: Итачи так и не увидел её, хотя искал взглядом всю ночь. Она ушла, оставив пустоту.22. Праздничное настроение
7 апреля 2024 г. в 10:50
Сакура уехала домой на праздники. Приползла в нору, забилась в неё глубоко-глубоко, отказываясь возвращаться в реальность. Дома ничего не изменилось: мама расспрашивала об учёбе, папа пытался накормить. Родители были явно рады, что она приехала к ним, а не осталась в Конохе. Сакуре даже стало немного стыдно: из-за отношений с Итачи она не была дома с конца августа. Итачи… Его имя звучало синонимом к слову «боль», даже про себя Сакура пыталась его не произносить. Называла просто «Он». Он был в ней, с ней, везде и всюду. Но здесь, дома, его образ тускнел. Секс с Какаши и то был ярче. Прыгать из одних отношений в другие? Раньше Сакура так умела, что же мешает сейчас? Больно, да, будет ещё долго больно, а Какаши — преподаватель, только… С ним просто. Да, социальный статус — не мелочь и не пустой звук, Он отлично это доказал. И Какаши могут уволить, если узнают. Это должно её волновать? Сакура не знала. Эмпатию словно поставили на паузу. Она не знала, чего хочет на самом деле.
Какаши написал первым. Поздравил с Рождеством, поинтересовался планами на Новый год. Предложил встретить с друзьями в дорогом клубе. На вопрос: в качестве кого она там будет, ответил — в качестве друга. Это Сакуру более чем устраивало. Ино помирилась с Шикамару и с Сочельника была недоступна. За подругу было радостно, только обида всё равно дрожала, едва заметная, нелогичная: почему я? Почему по мне так жестоко прокатилась судьба? Нет, ни за что на свете Сакура не пожелала Ино того же. Просто пыталась понять, где и когда всё пошло не так.
— Ты точно не хочешь остаться? — снова спросила мама. Сакура упаковывала небольшой чемодан. Каждый раз, уезжая от родителей, она испытывала тоскливое чувство, но оно становилось меньше и меньше. Как в первый раз уже не тянуло.
— Да, мам. — Выпрямилась, закрыла крышку. — Не волнуйся, Новый год встречать не одна буду.
Папа Ино на праздники уезжал к друзьям в загородный дом, Ино и Шикамару поменяли один онсен на другой, квартира будет пустой. Все вернутся второго, два дня можно побыть одной. Совершенно одной. И попытаться привести чувства в подобие порядка. Вдали от Итачи легче дышалось, Сакура надеялась, что и дальше будет так же.
Коноха встречала снегом. Редкие снежинки срывались с низкого неба, таяли, касаясь кожи. Сакура списалась с Какаши накануне, сказала, что, если предложение в силе, согласна. Он предложил заехать, но она отказалась. Договорились встретиться перед клубом. Странно, но Какаши с самого начала не вызывал трепета, какой обычно бывает перед преподавателем. Дело было не в возрасте, в чём-то другом. Скорее, он был старшим братом друга. Старшим. Братом.
Сакура с силой стиснула зубы. Что теперь, половину фраз не использовать, потому что все о нём напоминают? Сегодня она планировала как следует оторваться и, если будет желание, переспать с Какаши. Виновата ли перед Итачи? Наверное, да. Наверное, нельзя так быстро, когда ещё постель не остыла. А может, как раз так и надо!
Ещё у родителей Сакура зашла на сайт клуба, чтобы определиться с дресс-кодом. Вечеринка в стиле Америки 20-х годов, банально, но интересно. У неё было платье а-ля девушка гангстера, купила как-то на распродаже и ни разу не надевала. От чёрного ворота, скрывавшего шею, вниз спускались серебряные витые шнуры, которые призывно колыхались от каждого движения. Длина доходила до середины бедра. Сакура надела чулки телесного цвета: даже если никто не узнает, чулки всегда придают уверенности. На ногах — чёрные туфли с высокими каблуками, причёска — розовая волна, ободок с блестящими камнями. Ей нравилось, как она выглядит. Хотя бы внешне осталась прежней Сакурой.
В пуховике она выглядела нелепо. Даже улыбнулась отражению. Взяла белое пальто Ино. Оно было чуть шире в плечах, но смотрелось гораздо лучше. До полуночи оставалось три часа, будет время, чтобы выпить, закусить и расслабиться.
Какаши ждал у входа. В чёрном пальто в пол и короткополой фетровой шляпе он выглядел потрясающе. Не хватало только огромного автомата с колесом патронов. Пальто было распахнуто, открывая вид на белую рубашку, чёрные брюки и чёрные же подтяжки. Через шею был небрежно перекинут зелёный шарф.
— Йо, — сказал, когда она подошла. Перед входом стояло множество людей, одетых в одном стиле. Выглядело внушительно, в груди растёкся приятный холодок: Сакура тоже сегодня была с ними на одной волне. С Ино по таким пафосным и дорогим заведениями они не ходили. И дело было не только в ценнике: уровень посетителей здесь был высок, а возраст уходил за пределы завсегдатаев клубов, которые любили студенты. Сакура вдруг почувствовала себя содержанкой богатого мафиози. Карнавал так карнавал, пусть сегодня так и будет!
Она дерзко взяла Какаши под руку и хлопнула ресницами.
— У меня самая красивая девушка, — самодовольно проговорил он, ведя её к дверям. — Пусть все завидуют.
Он протянул приглашения на входе, помог снять пальто в гардеробной, восхищённо и откровенно рассмотрел. Сакура игриво качнула бёдрами, бахрома пришла в движение, взгляд Какаши потяжелел. Вопроса о том, как закончится ночь, не стояло. Она определённо завершится в его постели.
Внутри грохотал джаз. На Сакуру обрушился праздник, сходу, едва переступила порог. Будто попала на вечеринку к Гетсби: шампанское, безумные танцы, темнокожий певец на сцене.
— Нравится? — спросил Какаши, склонившись к уху. Да, это было то, что надо. Какие тут могут быть мысли, когда тело само просится в пляс, двигается в такт чувственному ритму. Вскоре в её руке оказался бокал с шампанским, Сакура выпила залпом, схватила ещё один с подноса и начала танцевать. На этот раз Какаши танцевал с ней и двигался потрясающе. Неудивительно, конечно, ведь Сакура успела оценить подвижность его бёдер и крепость рук, но каждый раз, когда он притягивал её к себе одной рукой, или заставлял прогибаться, почти касаясь пола, в животе становилось пусто. Какаши вёл её, вертел, кружил, подбрасывал так, словно был профессиональным танцором. Она честно об этом спросила, когда после трёх танцев подряд он наконец повёл её к столику.
— Нет, — он рассмеялся. — Учился по видео в интернете, когда было скучно.
— И много времени на это понадобилось?
— Месяц, или около того, — небрежно пожал плечами Какаши и представил друзей. Генма, Гай и Асума открыто пожирали глазами, их спутницы, Мэй, Куренай и Мисуно, дружелюбно улыбались. Из-за шума можно было не поддерживать разговор, да никто и не планировал: пары переговаривались между собой, периодически всё соприкасались стаканами и бокалами. Мужчины пили виски, девушки — шампанское. Вскоре голова начала гудеть. Сакура снова танцевала с Какаши, и его прикосновения стали откровенней. Он держал уже двумя руками, чаще тёрся бёдрами, жарко дышал в шею.
В зале давно стало душно. Сакура не привыкла пить так много шампанского, голова гудела, ноги постепенно наливались свинцом.
— Мне надо на воздух, — сказала она Какаши и начала пробираться сквозь толпу. Он обогнул её, пошёл впереди, крепко держа за руку. Вывел на балкон, и дышать сразу же стало легче. Сакура пошатнулась и впилась в ледяные перила.
— Я принесу пальто, — сказал Какаши, оставляя её. На балконе было много народа: кто-то курил, кто-то неторопливо разговаривал, потягивая виски. Мужчина в нескольких шагах от неё достал из кармана сигару. В дальнем углу жадно целовалась парочка. Сакура прикрыла глаза и снова вздохнула. Несмотря на табачный дым, воздух здесь был приятным, свежим. И холода пока совсем не чувствовалось.
Балкон выходил на оживлённую улицу, но сейчас меньше чем за полчаса до Нового года, дорога была пуста, по ней проносились редкие машины. Мерцали гирлянды, предвкушение витало вокруг, обещая новую жизнь, чистый лист, другую дверь. Сакура точно знала: всё будет хорошо! Все живы и здоровы, это главное. Внизу у входа остановилось очередное такси. Невольно опустив глаза, Сакура застыла. Сперва вышел Итачи в длинном распахнутом пальто, под которым виднелся смокинг. Под кадыком сидела чёрная бабочка. Он протянул руку, помогая Изуми. На её плечах лежало белоснежное меховое манто, платье сливочного цвета в пол переливалось и мерцало. Светлая лента перехватывала чёрные волосы, из пышного цветка на виске торчало белоснежное перо. Пальцы скользнули по перилам, локти задрожали. Сакура почувствовала, что прямо сейчас сложится марионеткой на пол, когда он поднял глаза. Заметил. Изуми приглаживала мех и поправляла его на плече, а он смотрел, не отрываясь, с тоской, от которой ноют кости.
Изуми что-то сказала, он моментально опустил глаза. Положил ладонь на её поясницу, повёл к входу. Секунда, и на плечи опустилось пальто. Тяжёлое, пахнущее незнакомой туалетной водой. Ладони Какаши легли сверху, слабо сжали.
— Ты напивалась тогда из-за него, да? — тихо спросил он, окутывая теплом тела, обещанием защиты. — Он меня не видел, не бойся.
— Я не боюсь. — Сакура сглотнула. Находиться так близко… что за пытка?! — Мы расстались.
— Это я уже понял. — Какаши явно намекал на Изуми. Объяснять причины расставания Сакура не видела смысла. Тёплые губы коснулись шеи, горячее дыхание согрело.
— Если хочешь, я помогу тебе его забыть, Сакура.
Она хотела. Хотела не просто забыть: уколоть, сделать больно, уничтожить так же, как уничтожили её. Отлично понимая, что ему сейчас не легче, скорее, даже хуже, она хотела быть эгоисткой. Хотела, чтобы он ревновал, страдал и мучился, как страдает она, видя его с Изуми. Чтобы представлял, как она с тем, другим. Чтобы бросил Изуми и…
— Поцелуй меня, — попросила она, поворачиваясь. — Поцелуй так, чтобы забыла.
Какаши не пришлось долго упрашивать. Он положил ладони на её щёки, погладил скулы и смачно поцеловал. Губы быстро согрелись под влажными горячими поцелуями. Сакура пропустила руки подмышками Какаши, отвечая с отчаяньем. Каждое движение губ полыхало клеймом. Прожечь бы до костей, чтобы память о тех, чужих, стёрлась.