***
Первым делом Хезер доковыляла до заправки и купила поллитру, намереваясь продолжить банкет. Вторым делом — набрала Ивонн и велела явиться к ней в номер. Дальше предполагалось, что Хезер оперативно доберется в свой мотель, дождется Ивонн и поговорит с ней по душам под текилу. Получилось немного иначе. На выходе из круглосуточного призаправочного магазинчика ее подловил смутно-знакомый тип: едва ли они были знакомы лично, но Хезер, кажется, где-то видела его раньше. Тип был примерно ее возраста, высок, широк в плечах, хорошо одет. Светлые волосы, длиной чуть повыше плеч были частично собраны в хвост на затылке, небрежная щетина добавляла мужества и шарма. И вообще, он, светловолосый и голубоглазый, был в ее вкусе. Поэтому, когда незнакомец обезоруживающе улыбнулся и заговорил, Хезер притормозила, улыбнулась в ответ и выслушала. — Здравствуйте, — начал он, — я Бретт Спайк, мы, кажется не знакомы, и я хотел выразить вам свое восхищение. Хезер недоуменно, но все же заинтересованно, приподняла бровь. — Я был в пабе, — неловко улыбаясь, пояснил он. — То, как вы разговаривали с Селеной Макрейн… Кажется, я впервые слышал, чтобы кто-то решился ей хоть слово поперек вставить. Несмотря на свой непростой, скажем так, характер, она довольно влиятельна, и ее слово здесь многое значит. Вы, похоже, не местная, и, должно быть, просто не в курсе, чем это может быть черевато, но все равно, здорово. Вам, должно быть, еще аукнется несогласие с ней. Но я готов протянуть руку помощи. Пока не знаю, как именно, но звоните, если что понадобится, — еще раз улыбнулся он, протягивая визитку, и, откланиваясь. Хезер растерянно сунула визитку в карман джинсов. Доброжелатель ей, конечно, пригодится. Доброжелатели они вообще такие, лишними не бывают. Но надо бы, все-таки, накопать побольше про этого Бретта Спайка. На всякий случай.***
— Что ты знаешь о Бретте Спайке? — открывая дверь номера, спросила Хезер у ожидавшей ее Ивонн. Так себе источник информации, конечно, но о сплетнях могла быть осведомлена очень хорошо, да и надо же с чего-то начинать. — Немного, — Ивонн призадумалась, заходя в номер. — Риелтор. Тридцать два года, местный колледж, не женат, но обручен с этой ведьмой, Изабелль, — скривилась заказчица, присаживаясь на краешек кровати. — Собственно, этот брак — самое говорящее и единственное значимое событие его скучной жизни. — Почему? — удивилась журналистка, разливая текилу. — Он риелтор, скорее всего при деньгах, она, наверное, привлекательна. Это довольно типичный брачный сценарий. Не самый убогий, если задуматься. — Тоже мне, «не убогий»! — скривилась Ивонн, — Эта его Изабелль — заноза! — горячо заверила она. — Терпеть ее не могу! Учились в одной школе. — Это еще ни о чем не говорит, — скептически приподняла бровь Хезер. — Еще как говорит! — вспыхнула Ивонн. — Он риелтор совсем недавно, не раскрутился и работает в убыток. Это он ради денег женится! Потому что у этой мегеры богатенький папочка, готовый ради нее на все, в том числе обеспечить деньгами нерадивого зятя. А потенциальный зять готов терпеть ее рядом ради папочкиных денег. — И что, — подавая стопку, спросила Хезер, — прямо «терпеть»? Или в тебе говорит личное отношение? — заглатывая текилу, уточнила она. — Может, даже не знаю… зависть? Ивонн залпом опрокинула стопку. — Да было б чему завидовать! — не на шутку разозлилась она. — Ну, чему-то, видимо, есть, — хмыкнула Свон за следующей стопкой, — может, даже не знаю, дело в нем? — Вот уж нет! — отшатнулась Ивонн. — У меня Джейсон есть, — заявила она. — Он меня любит. Меня, а не папины деньги! Он даже с моей мамой хочет познакомиться, хотя и знает, что она никогда не примет его. А Бретт женится на этой мегере только ради денег. А главное: она в курсе! И ее устраивает, что она ему нужна как рыбке зонтик, дескать, ее слепого обожания хватит на них двоих! До сих пор не понимаю, как они вообще умудрились познакомиться! После этой тирады Хезер еще больше уверилась, что дело было в зависти, и поняла, чему именно так завидовала Ивонн, что даже себе в этом признаться боялась, но тактично промолчала. — К вопросу о деньгах, — нахмурилась журналистка. — Ко мне тут прилипла твоя маман. Заявила, что у тебя нет ни цента, и что она на расследование денег не даст. Угрожала мне сомнительным компроматом, тебе — лишением дееспособности, если договор не расторгнем. При свидетелях. — Прям так и сказала? Про дееспособность? — У меня запись есть, — осуждающе заверила Хезер, — Журналист я, или сапог дырявый? — Да я верю… В смысле, тебе верю, но не могу поверить, что до этого дошло. Господи… — Насколько ее угрозы реалистичны? — Весьма, — кисло процедила Ивонн. — Она медиамагнат. Почти все местные каналы и газеты принадлежат ей. У нее акции «Фокса». И чьи-то еще. Не контрольные пакеты, но что-то вложено. Так что, что и о ком говорить, тут решает она. И связи у нее сама, понимаешь, имеются. Я уж про деньги молчу. Подкупить судью, экспертов, начиная с моего психоаналитика, — раз плюнуть. Ну, не «раз», ладно. Конечно, не оставить совсем никаких следов подкупа невозможно, и на этом потом можно выстроить линию защиты… Но защищать меня будет некому. — Мне плевать, какую грязь она найдет про меня. Не она первая, не она последняя, из этого я много раз выплывала. Но мне совесть не позволит вести расследование, из-за которого пострадает невиновный человек. — Да ладно? Твои статьи никогда никому не выходили боком? — Не заказчикам, — мотнула головой Хезер. — Ладно, было пару раз, когда меня нанимали, чтобы отвести от себя подозрения, но в этом случае, сами виноваты. Писала, как есть, продавала в другие издания. Ибо нефиг. Несколько раз открывались компрометирующие обстоятельства личной жизни, но почти всегда их можно не упомянуть, поскольку к теме статьи они зачастую отношения не имеют. Если это важно, тоже можно поделикатнее… Хотя иногда, в этом нет смысла: зачем переживать из-за вскрывшейся измены того, кого все равно посадят в тюрьму? Но ты-то по всем этим параметрам не подходишь! — Я хочу, чтобы эта статья вышла. Я готова заплатить без договора. Расторгнуть, а потом «под честное слово». Мне это важно. — Чем платить-то? — Да есть у меня деньги! Отцовы! Я владелец одного из трех его отелей в Гардинии. Да у меня просто так полтора лимона на счету! Мать потому так и бесится, и напирает на потенциальную недееспособность, что тогда опекуном, скорее всего, назначат ее, и это она будет распоряжаться тем, что не сумела оттяпать при разводе! — А гарантии? Не пойми не правильно, не то, чтобы мне не хотелось тебе верить — очень даже хочется. Но сама, понимаешь, соглашаясь «под честное слово», я подставляюсь. Я, конечно, сомневаюсь, что все это — такой качественно разыгранный спектакль, ты, вроде, попорядочнее, чем надо для таких фокусов, но совсем такую вероятность исключать глупо. Даже если это не подстроено, для тебя условия все равно слишком уж шоколадные. — Угроза признания недееспособной — это для тебя «шоколадные»? — изумилась Ивонн. — Да брось, — отмахнулась Хезер, — ты сама сказала, что причина в деньгах, а значит, наша с тобой ситуация — для нее просто предлог, и она бы нашла и другой, и даже десяток других. Ты рискуешь не больше обычного. — Я могу снять в банке ячейку под нал и дать ключ третьему, надежному лицу. И договор с тобой заключит это самое третье лицо. — Годится. И что за «третье лицо»? Парень твой, что ли? — Нет, конечно! Совсем я дура, что ли? Я попрошу хорошего друга, с которым мама не знакома, и связь с которым сложно отследить по документам. Я еще и сама к нему не пойду. Попрошу тебя прийти по некоему адресу, с запиской… Или не тебя, сестру сводную. Но это, конечно, в самом крайнем случае: мы терпеть друг друга не можем, но мою мать она ненавидит даже больше меня и никогда не откажется ей подгадить… Договоримся. Ты-то как объяснишь, зачем здесь осталась, раз мы «перестали» сотрудничать? — Меня наняли Питерсы для расследования исчезновения их дочери. Договора у нас нет, я обещала поработать за так, в качестве извинений. Но и pro bono договоры составляются, состряпаю, без проблем. — Жуть, — пожаловалась Ивонн. — Я, признаться, надеялась, что наша грызня с мамой ограничится сокрытием бойфренда хотя бы до свадьбы, а то и немножко после и тем, что она внуков до смертного одра не увидит, но, чтобы с документами мудрить… — Это после липовой депрессии-то? — Я зря на это повелась, — Ивонн вздохнула. — Она так настаивала, что со мной все не так, и я стала не такая, что я почти в это поверила и повелась, что она действительно сдаст меня в дурку на принудительное лечение, если частный доктор ничего не найдет. «Будет недостаточно компетентен, чтобы признать очевидное, ” — так она сказала. И я поверила, что она сможет это устроить, испугалась, прогнулась, и теперь у меня есть лишнее очевидно уязвимое место. Это зафиксировано документально, это признает любой суд. На деле, конечно, подкупить целую клинику и не попасться — задачка. Мне тогда казалось, что она может быть и права, и вообще не верилось, что она может в самом деле так со мной поступить, чтобы специально подставить и сделать более уязвимой и более зависимой от нее и ее бесценного мнения. Сейчас-то я в курсе, она способна на что угодно, но поезд ушел. Хезер пожала плечами. — История не терпит сослагательного наклонения. А в вопросе взаимоотношений с твоей матерью этот Бретт Спайк насколько ценный союзник, и союзник ли вообще? — Да кто его знает. Едва ли они вообще имеют друг к другу хоть какое-то отношение. Во всяком случае, мама покупала свой дом в последний раз не у него, никакие квартиры не сдает… С его будущим тестем они мало знакомы. Ну, так, могли несколько раз пересечься на каких-то сомнительных великосветских мероприятиях. Точно не сотрудничают. Во всяком случае, никак очевидно не сотрудничают. Не припомню, чтобы она или кто-то в ее компаниях хоть раз рыл под него или его бизнес, или его дочь. В целом, они все, что Бретт, что его будущий тесть, что моя мама, скорее друг другу полезны, чем нет, но могут быть варианты. И Бретт в этой связке самый бесполезный, самый ведомый, и все такое — он и решает меньше всех, у него просто возможностей нет. — А как риелтор он как? — Сложно сказать. Он в недвижимости меньше года, до того у него был какой-то другой бизнес, но развалился. Даже не знаю, на чем именно он специализируется: милые однотипные домики в пригороде для семей с детьми, стремные халупы, которые бы побыстрее сбагрить неразборчивым студентам, пафосные дома или пентхаусы, которые сдаются редко, но когда сдаются, все расходы с лихвой перекрываются, возможно, всего понемножку… А что? — Да, знаешь ли, задолбало в мотеле мыкаться! И ни одной нормальной квартиры в зоне доступа!***
Утро встретило жестким напоминанием, что после трех неполных стаканов виски, догоняться текилой — идея так себе. Это было не первое такое «напоминание» в жизни Хезер, поэтому она не стала скорбеть, исторгая оды собственной глупости, спокойно опохмелилась припасенным невесть зачем несколько дней назад пивом, позавтракала, чем получилось, в сомнительной мотельной едальне. Потупила пару часов в номере, совершенно не коря себя за бездействие, и закинулась какой-то жевательно-глотательной дрянью из недр собственного чемодана. Немножко придя в себя, написала Спайку, что хочет посмотреть квартиру. Нашла корпоративную почту мамаши Ивонн и сочинила письмецо, полное притворного раскаяния и готовности пересмотреть свое опрометчивое решение «на трезвую голову». Отыскала, когда и за каким чертом работала задарма, и как это оформляла документально; набрала Питерсов, которых осчастливила известием, что явится на подписание договора, которого вчера и в проекте не было, и пусть приволокут юриста, если хотят. Потом бросила взгляд на часы и чуть не взвыла: со всей этой галиматьей умудрилась управиться до полудня, а встречу с Питерсами назначила на вечер, будучи уверенной, что провозится долго, еще и опоздает, и теперь должна была полдня маяться от безделья. Спайк молчал, маманя Ивонн снизошла до назначения визита в свое логово ажно через три дня.***
Подписание договора с Питерсами прошло без сучка без задоринки, если, конечно, опустить крохотную, незначительную подробность, что звали их Майк и Ванесса, так же, как родителей Хезер. Что, конечно, не могло не оказаться очередным совпадением. Однако, совпадений за последние сутки накопилось так много, что у Хезер начинал дергаться глаз. Журналистка с четой Питерс расположились за столиком в их кафе — логично было сразу же после подписания стрясти с них все известные подробности дела, и Хезер не стала откладывать в долгий ящик: разгребать за полицией, махнувшей рукой на дело десятилетней давности — хуже не придумаешь; и чем скорее она узнает все подробности, тем лучше. — Выкладывайте, — обреченно вздохнула Хезер. — И поподробнее. Понимаю, вспоминать все это — сомнительное удовольствие, но чем больше вы вспомните, хоть сейчас, хоть потом, хотя, лучше, конечно бы, сразу, тем проще мне будет копать. Питерсы скорбно молчали. Ванесса коротко тревожно вздыхала, пялясь на сложенные с замок ладони, Майк приобнимал ее за плечо. — Ладно, — пожала плечами Хезер, — начнем с простого. Как звали, откуда ехала. — Эмбер… Эмбер Мария Питерс, — тихонько пробормотала Ванесса. — Возвращалась на каникулы из Академии искусств Сан-Франциско, — всхлипнула она. Да чтоб вас всех! Не может такого быть! Не может, и все. Академия Искусств — ее, Хезер, альма-матер. Это там она выучилась на журналиста. Там познала все прелести жизни в общежитии. Там батрачила в кафе в две смены, когда осталась одна! И имя! Эмбер Марией Хезер была с момента усыновления и до тех пор, пока не пришлось линять с некогда насиженного места в Чикаго. Там она очутилась сразу после выпуска и почти два года жила в таком поганом районе, в котором сначала палят из всего правдой и неправдой нажитого оружия, а потом здороваются. Если здороваются вообще. Идеальное место, чтобы заниматься криминальной хроникой. Те два неполных года Хезер — тогда еще Эмбер — освещала криминальную жизнь чикагского гетто, то хаяла, то хвалила полицию, проводила безумные расследования, на половину из которых сейчас бы не согласилась и за втрое большие гонорары, регулярно проникала не в одну так другую группировку, чтобы накопать информации изнутри, словом, нарывалась, как могла — и нарвалась. Так нарвалась, что полиция, с которой в тот момент отношения были натянутые, радостно развела ручками и даже не почесалась хоть что-то сделать. Эмбер спешно покинула Иллинойс и, умотав на другой конец Соединенных Штатов, сменила имя, сделала новые документы. Потом еще раз, в другом штате. Там же, помотавшись по разным округам, сменила еще несколько имен. Повторила в другом штате. Урожденная Эмбер меняла имена так часто, как вообще позволяла американская бюрократия. Хезер она стала не то на семнадцатый, но то на восемнадцатый раз. За окном гостиницы, в которой она остановилась как раз цвел вереск, а ее название было выжжено на сколоченной из дощечек вывески в форме упитанного лебедя. Вереск благополучно прижился в имени, лебедь — в фамилии. Хезер не питала иллюзий о возможности выследить и найти ее. Все документы были официальные, и цепочку смены имен можно было при желании проследить до последнего имени и штата, в котором оно было взято. Однако, были основания полагать, что она не настолько сильно испоганила очередным бандитам жизнь, чтобы те так заморочились с ее поисками, а потом петляли пьяным зайцем, следуя ее миграционному маршруту. Откровенно говоря, Хезер сначала удивилась, когда Ивонн заикнулась, что нашла ее в каких-то документах, зацепилась за имя, раскрутила эту улитку и подсела за столик в Ньюарке — потом-то стало ясно, что Ивонн была из тех чокнутых девиц, способных узнать всю подноготную свояченницы парня дочери тещи прадедистого дяди со стороны бабушки собаки твоего кота по одному только не в добрый час выложенному селфи. Но одно дело Ивонн, другое — парочка, паталогически похожая на ее покойных родителей, имевших маловато полезных знакомств, слабо представлявших, с какого конца хвататься за интернет не ради пролистывания ленты в Фейсбуке или чтения новостей, и, не зарабатывавших достаточно, чтобы нанять кого-то, кто был бы способен на такие поиски. На прикол это не тянет. Но совпадений очень уж много. Хезер была готова проглотить и обосновать внешнее сходство, жесты, мимику, их имена, убранство кафе, до ужаса похожее на мамин магазин, совпавшие сроки их злоключений: и она лишилась семьи десять лет назад, и они тогда же потеряли дочь. Но ее собственный колледж? И, тем более, собственное имя?! Это уже слишком! — Может, у вас остались какие-нибудь фотографии? — как можно спокойнее предположила журналистка. — Конечно! — заторопилась Ванесса, вынимая телефон из кармана, и, быстро-быстро листая галерею. — Вот! Самая свежая… Она приезжала незадолго до всего этого на свой день рождения… — Да долбанный ж ты ж нахрен! — все-таки не сдержалась Хезер. С экрана телефона Ванессы на нее, лучезарно улыбаясь, смотрела она сама, на десять лет моложе и счастливее.