Ответ: наверное

Нет. Анжольрас трижды поглядел на себя в зеркало. На него смотрели всё те же голубые глаза, правда, прикрытые светлыми кудрями. Он не изменился. Тогда что же случилось? Ответ вырвался истеричным смешком. Должно быть, это мир вокруг изменился. Или сошёл с ума. Анжольрас не мог подобрать точных описаний происходящему из всего своего обширного словарного запаса. Быть может, это он сам стал безумцем. Собрания в Мюзене были чем-то родным. Новый кружок юных борцов за справедливость обзаводился свежими светлыми головами. Комбефер даже в шутку поговаривал: "Все мы блондины" и бросал косые взгляды с ухмылкой в сторону тёмной макушки Курфейрака. Позднее эта шутка перекочевала на лысину Боссюэ. Вообще, шуток было много в самом начале, затем они плавно трансформировались в обыденность. Ничего не забывалось, на каждом собрании кто-то обязательно припоминал прошлое. "О, это как в том стишке Жеана!" "Разве ты любишь бутерброды с маслом после того случая?" "Тебе не привыкать пить из разбитого стакана". Все были друг другу братьями, все были близки. Название кружка "Друзья азбуки" скорее говорило именно об отношениях внутри коллектива, а не об очередном каламбуре, выкрикнутом на одной из встреч. Азбука чёткая, все буквы в ней стоят на своём месте. Всё было великолепно, Анжольрас был счастлив каждый раз видеть знакомые лица и беседовать на всевозможные темы. Всё изменилось в тот день, когда на собрании оказался Он, кого уж точно не назовёшь "светлой головой". И без того чёрные волосы становились ещё темнее от грязи. Лидеру кружка даже казалось, что эти кудри никогда не видели воды, поэтому молился всем богам, чтобы перед следующим собранием полил дождь. Дождь не шёл, а Он приходил на каждую встречу. Сидя в углу с бутылкой какого-то алкоголя, Он не вызывал особых эмоций. Зато, как только бутылка опустошалась, гнев Анжольраса невозможно было остановить. Язвительные комментарии, неуместные и даже пошлые шутки(во всех проявлениях этого слова), а самое главное- скептицизм. На всё это можно было бы закрыть глаза, если бы Он не замолкал и не опускал голову, когда Анжольрас спрашивал его мнения. Просьбы не пить хотя бы на самом собрании исполнялись, но теперь Он заявлялся уже пьяным. Блондин всегда отличался абсурдным желанием прийти пораньше. Это уже стало привычкой, которую Он успешно устранил. Сидеть лишние минуты рядом с Ним, пришедшим сюда ещё в пять, когда собрания начинаются в семь тридцать, совершенно не хотелось. Не хотелось. Анжольрас дал себе пощёчину. Он вообще не знал, как в закрытую заднюю комнату попала нелепая ошибка в виде пьяницы-скептика. Курфейрак как-то упомянул, что Жоли хорошо общается с ним. Он мог привести. Если бы теория подтвердилась, то один бог знал последствия для бедного студента-медика. Или нет. Общая фотография Друзей в рамке была повёрнута в другую сторону. На ней был и Жоли и Он. Каким-то чудом "Аполлону" удавалось терпеть это нелепое прозвище, пьяные выкрики из дальнего угла, откровенное надругательство над их идеалами и самого циника на протяжении года. В зимние деньки, когда посетителей в Мюзене становилось больше, задняя комнатка по-прежнему пустовала. Туфля, испачкавшаяся где-то на улицах Парижа, тихо сделала шаг внутрь. Ничего. Второй шаг был увереннее, но что-то вдруг остановило дальнейшие попытки посетителя зайти глубже. Приглушённое сопение где-то в углу. - Грантер, что ты забыл здесь?- Анжольрас перекрыл собой свет из окна. Скорее этим фактом, чем прямым обращением, он смог пробудить собеседника от пьяных сновидений. Сонное бормотание в момент затихло, лишь зелёные глаза смогли сконцентрироваться на лице человека сверху. - А, Аполлон! И снова ты соперничаешь с солнцем,- его голос совсем сипел. Анжольрас, хоть стоял прямо над ним и прекрасно слышал, предпочёл пропустить фразу мимо ушей. Он всегда так делал в ответ на чужие нелепости. За окном солнце. Девять утра. Сегодня вовсе не намечалось никаких собраний, а Анжольрас пришёл сюда ради забытой папки с документами. Какого чёрта здесь забыл Он? - Они хотели выбросить её,- что-то за мгновение изменилось в выражении его лица. Грантер смотрел снизу вверх, совсем как провинившийся пёс. Печаль, застилавшая ему взор, нашла себе выход в речи. Блондин не пошевелился и предпочёл услышать больше. Весьма туманная формулировка "они" и "её" ничего не дали. Какой вывод можно сделать? Что сказать? Однако вместо ответа на столе появилась та самая забытая папка. В углу за ночь образовался залом, а на поверхности можно было разглядеть розовые капли от вина. - Я не хотел портить её. Знаю, ты ночами не спал и писал каждую букву внутри,- какой-то благоговейный ужас прослеживался в глазах. Он тоже заметил изменения на папке. Если прикоснёшься к ней, то почувствуешь тепло. Анжольрас в недоверии поднял предмет и отстранился от тёмного угла. На свету получилось разглядеть ещё и вмятины от пальцев. Значительно шире, чем у самого блондина. - Неужели ты всю ночь охранял её? Бесстрашный лидер не должен шептать. Он не должен и растроганно одаривать теплотой того, кого всё время хотелось сжечь. И, казалось, Грантер тоже почувствовал что-то, но иное. Его некрасивое лицо разрезала кривая усмешка, рука повертела пустую бутылку. Весь его вид твердил: "Пустяки". - Спасибо. Лишь дома, перечитывая напечатанный материал, Анжольрас вдруг задумался над случившимся. Он мог не прийти в Мюзен сегодня до вечера, ведь был занят. А мог вовсе не прийти. Грантер же проспал всё вчерашнее собрание, но проснулся и забрал папку. Он держал её у груди всю ночь, крепко сжимая, чтобы даже во сне никто не забрал. Нет, он просто не мог поверить.