Душа его истерзана злодеяниями

       Мужчина моргнул и его глаза приобрели прежний оттенок. Вблизи они казались более глубокими и насыщенного гранатового цвета со всполохами светлых оттенков, как у отдельно взятой гранулы.        Концентрируясь вовсе не на том, на чем следовало бы, сердцебиение Эвы ускорялось сильнее и сильнее. Перебирая в голове воспоминания, содержания переписанных свитков и оценивая поведение Аша, она начала осознавать кто перед ней. Или, точнее, перед кем она.        — Что, догадалась, шезмочка? — он склонил голову на бок и улыбнулся своей дерзкой улыбкой.        Эва качнула головой в согласии и тяжело сглотнула.        — Это объясняет, как ты пробрался в ибу на второй этаж настолько бесшумно и незаметно, — она смотрела на уровень его голой груди расфокусированным взглядом, вспоминая ту ночь. — Обычному человеку это не под силу.        — Боишься теперь? — он сделал шаг вперед, угрожающе наступая.        — Нет, — она не сдвинулась с места, но теперь смотрела на его ключицы более осознанно, не поднимая взгляда выше. — Бог Аш, покровитель пустынь и оазисов, значит. Наша первая встреча весьма символична.        — Сообразительный черномаг, — удовлетворенно проурчал он, принявшись обходить её кругом, словно диковинную птицу. Что весьма уморительно, ведь перевоплощаться в птицу умеет лишь он. — Правильно делаешь, что не боишься, я…        — Не делаю, — перебила она его. И поправила, добавив: — Я так чувствую.        — Тем паче, — хохотнул он. — Но ты верно перепутала меня с другим богом, что тоже имеет облик птицы.        — Что…        — Да, — кивнул он.        — Горус? — прошептала она и отчего-то накрыла губы своими пальцами.        Аш поднял брови. Отмахнулся и ответил:        — Не люблю, когда ко мне обращаются по полной форме. Можно коротко: Гор.        — Ушам своим не верю.        — Так бы ответил он. Но ты снова не попала, шезмочка. Я — Сет, — его глаза вспыхнули. Губы растянулись в наглой улыбке.        — Врешь, — вырвалось у нее.        — Минуту назад ты была уверена, что я Гор. А Сета признать оказалась неспособна? — едва не оскорбившись проговорил он и сложил руки на груди.        — Где же твои рога или ослиная голова? — заносчиво. Очень заносчиво подначила бога Эва. А внутренне она трепетала. Поганая привычка дерзить, чтобы проверить реакцию, стала частью базового поведения Эвтиды, несмотря на внутреннее смятение и полную ясность: бог хаоса и разрушений может не стерпеть очередную выходку.        — Там же, где и твоё умение держать язык за зубами, — скривил губы он, отчего она потупилась.        — А с чего бы самому Сету стало надобно якшаться с бездарным писарем и неопытной шезму?        — «Самому Сету», — вторил он ей, мечтательно закатив глаза. Эва невольно улыбнулась: настроение Аша весьма изменчиво. Как языки пламени, что не повторяют своих движений. И если на его расположение можно воздействовать, Эва научится быть и ветром и водой, чтобы влиять на этот нестабильный пожар. — Как сладостно звучит это благоговение перед моим именем, — протянул мужчина, улыбаясь одной стороной губ.        — Помогать и спасти уже дважды, — настойчиво продолжила Эва гнуть свою линию. Аш вздохнул:        — «Непробиваемая»        — Достаточно того, что ты уже знаешь.        Мужчина оглядел её недоверчивое выражение лица и молча сделал вывод: ей не будет достаточно.        — Временами боги развлекают себя тем, что спускаются на землю к людям, чтобы скоротать пару-тройку веков, — снизошел он.        — Что…        — Да, Эвтида, боги живут среди людей и как минимум одного из них я уже повстречал на этих землях.        — Кого? — жадно спросила она.        — Нет. Довольно на сегодня открытий.        — Но…        — Ты можешь возвращаться. И не болтай о том, что видела.        — Я бы не стала! — искренне возмутилась она и отчего-то покраснела.        — Я не сомневался. Тебе бы все равно никто не поверил, — мужчина обезоруживающе подмигнул ей. И прежде, чем оставить одну, Аш одарил пространство вокруг и её саму невеселым взглядом, будто в раздумьях: стоит ли еще что-то говорить. Бросил напоследок: — Милле пасс по Бетельгейзе под Орионом.        — Что… — сказала она уже в пустоту.        — «Бессмыслица какая-то» — сначала подумалось ей, но после она резко осеклась.        Эва нахмурилась и мысленно несколько раз проговорила последние слова мужчины, чтобы точно запомнить. Наученная общением с Ашем за эти несколько встреч, она уяснила точно: он не из тех, кто разбрасывается словами. В них всегда заложен смысл: скрытый или явный.        — «Милле пасс», — усмехнулась она, передразнивая мужчину. — Так давно уже никто не говорит. Значит, полтора километра под созвездием Ориона… А Бетельгейзе указывает на… северо-запад. Но почему ориентир именно созвездие? Неужели других указателей придумать не мог» — нахмурилась она. Эва шагала по рынку, озираясь и тянула время, чтобы не встретиться с эпистатом. Наверняка Амен перебесится где-нибудь, например, у фруктовой лавки, поест гранат и успокоится.        — «Гранат… Почему я подумала именно о нём?» — улыбнулась она, прекрасно зная ответ. Появившийся в мыслях образ красноволосого мужчины навел на верную мысль.        Эва резко остановилась и потупила взгляд. Зря на него ворчала, хоть и не со зла. Сет правильный ориентир выбрал — созвездия укажут путь только в темноте. А ночь — покровительница шезму. Вряд ли там заказ — он рассказал бы подробнее. По мере размышлений в груди лианами разрасталась надежда.        — «Исман? Может там Исман?» — она поднесла кулак к губам в нерешительности. Почем зря надеяться не хотелось, но теперь образ её мыслей стал навязчиво вертеться только вокруг этой идеи. Она обязана любой ценой прийти туда. И чем быстрее, тем лучше.

***

       Отмерять полтора километра ей не пришлось — нужное здание она уже увидела издалека. Почти такое же, как на последнем экстремальном заказе. Девушка надела маску шезму и, поправив ее поудобнее, решительно направилась внутрь.        Эве было тревожно. На всех предыдущих заказах она всегда была не одна: рядом находился или заказчик, если ему требовалась помощь в онейромантии или же кто-то из её напарников, когда заказ был в области некромантии. В этом чужом городе Эва не чувствовала себя в безопасности: она опасалась повторения истории, когда охотники грубо ворвались в ибу в прошлый раз. Ничто, кроме её ощущения о надвигающейся опасности, не сигнализировало о том, что их с Рэймссом раскрыли. Опасность могла исходить и от Аша.        — «Точнее, Сета…»        Если они вновь вломятся — пускай. Её ничто не держит уже на этой земле, а потому и умереть не страшно. Вероятно, поэтому она спокойно приняла мысль, кем оказался красноволосый мужчина. Будь она в добром душевном здравии — реагировала бы не так апатично.        И хотя она шла к некогда родному человеку и ясно осознавала, что в разговоре с братом не будет ничего страшного, ей было не по себе. Нахождение наедине с усопшим всегда вызывало в Эве легкий мандраж и этот раз не исключение.        Напротив: встретиться с Ка Исмана ей хотелось меньше всего.        Когда она встретит блеклый знакомый силуэт, это станет завершающим подтверждением произошедшего. Почти догоревшая сумасшедшая надежда на то, что она обозналась и Исман где-то еще жив, затухнет навсегда. Как это странно — хранить в себе дуальность восприятия: ясной головой Эва прекрасно осознавала произошедшее, но нежелание мириться с внезапной потерей брата было ещё слишком сильно и осязаемо.        С каждой ступенькой по лестнице вверх её шаги становились тяжелее, будто на женские плечи опускались мешки с зерном. Впервые за долгое время ей было сложно дышать в маске. Очень хотелось её снять.        — «Нельзя, Эва, терпи»        Оказавшись в вабе, Эва почуяла присущий трупу запах. Преодолеть легкое отвращение ей удалось, но находиться здесь хотелось теперь меньше. В центре помещения лежал саркофаг и она уже знала, кого там увидит. Но Эва сознательно запретила себе вглядываться в лицо умершего. Люди после смерти всегда меняются. И живой образ улыбчивого молодого человека с бронзовой кожей ей вовсе не хотелось перебивать искаженными смертью новыми чертами знакомого лица. Достаточно было того, что она и так узнала его.        Эва сделала несколько глубоких вдохов, настраивая себя. Привыкшие у запаху в помещении рецепторы носа, уже игнорировали и воздух вокруг даже казался обычным.        Вопреки законам работы шезму она сняла маску и отложила её в сторону. Одного этого поступка уже хватило бы, чтобы вызвать гнев праведный Реммао.        Эва прикоснулась двумя пальцами левой руки к своему лбу и пальцами правой — к его.        Перед ней возник силуэт Исмана. Эва жадно вглядывалась в знакомые черты лица с мыслью, что это последний в её жизни раз, когда она смотрит на брата. Ей не хотелось утратить воспоминания об облике этого человека. На секунду её пронзило сожаление о неумении рисовать. На бумаге она бы запечатлела родные черты. На её лице возникла горестная улыбка и послышался невеселый смешок. Одновременно с тем по щеке беззвучно катилась слеза. Эва ненавидела такие слезы сильнее всего — они появляются без приглашения и бегут стремительно, словно вода. Их легко смахнуть, но следом новая слеза догоняет другие. Такие слезы поначалу не заставляют задыхаться или рыдать навзрыд. Они — предвестники нервного срыва.        — Эва, — широко улыбнулся он, раскрывая руки для объятий.        — Исман, — выдохнула она, качая головой.        — Что, не обнимешь родного брата? — отшутился он прежде, чем заметил в каком состоянии девушка.        Его руки дрогнули и опустились. Обеспокоено спросил:        — Эва… ты что, плачешь? Почему ты плачешь?        — Я… — уголки губ опустились вниз, её лицо исказила гримаса душевной боли. Она начала размахивать руками не в силах вымолвить ни слова, сдерживающая рвущиеся из груди всхлипы.        — Эме… — вопросительно и сопереживающе сказал он. — От чего бы ты ни печалилась — все наладится, я уверен, — юноша сложил руки на бедра и улыбнулся во все тридцать два зуба.        — Не наладится, Исман, — всхлипнула она. — Скажи: кто убил тебя?! — слишком резко спросила она.        — Ты что, перепила забродившего вина с Рэймссом? — хохотнул он. — Говорил я ему, вот до чего доводит огненная вода.        — Исман, ты мертв.        — Не неси ерунды, — нахмурился он.        — Посмотри на себя! Твое тело духовное.        Парень опустил глаза на свои руки. Оглядел с обеих сторон будто в неверии и отшатнулся. Покачиваясь на ногах, он перевел испуганный взгляд на сестру. Его облик начал мерцать. Признак нестабильности его Ка. Если она не успокоит его — их связь прервется.        — Исман, кто убил тебя, пожалуйста, скажи! — молила она, заливаясь слезами.        — А… н… — он едва не исчез в темноте. Эва испугалась двух вещей: что она услышит имя эпистата, о котором уже успела подумать и, самое страшное, что Исман исчезнет прямо сейчас. — Амен.        — Как он это сделал? — прорычала она. Она глядела, как Исман решил приблизиться к ней.        — Темнеет в глазах, Эва… Тело немеет, — пожаловался он, стоя рядом и тянув свою руку к ней.        — Как он это сделал? — тише и безнадежно повторила она. Эва ощутила совсем невесомое прикосновение его руки на своем плече и его ладони на затылке.        — Я буду любить тебя всегда, Эме, — Исман прикоснулся лбом ко лбу девушки и прикрыл глаза. Всхлипывающая и трясущаяся, Эва тоже закрыла глаза, смаргивая горячие слезы.        То было прощание…        Прикосновение брата было столь легким и невесомым, что она потерялась в ощущении — был ли он еще рядом. Раскрывать глаза не хотелось, потому что она уже знала, что осталась одна.        От переживаний уже начала болеть голова. Их было слишком много.        Эва заплакала еще горче от осознания, что почти провалила собственное задание. Личный интерес в таком деле застлал глаза и, поддавшись чрезмерным эмоциям, она нарушила их связь и она завершилась раньше, чем могла бы.        Смерть всегда внезапна, особенно в молодом возрасте. Отнятая жизнь — отнята не только у убитого, но и у его близких. Последние слова брата даровали ей чувство успокоения — немногим дана возможность попрощаться с умершим. Это дает ощущение завершенности и, немного, облегчения. Исман правильно поступил, выбрав в последние мгновения пребывания на земле вместо рассказа об убийце попрощаться с родным человеком. Он отпустил её. Теперь должна отпустить его и она.        Эва заозиралась в поисках предметов, что послужат ей, чтобы выплеснуть эмоции. Она с силой пихнула ногой тумбу, в которой хранились бальзамы и бинты для обертывания усопшего. Деревянная мебель издала громкий удар, а склянки внутри постукивали, падая друг на друга. Эва часто и тяжело дышала, провожая взглядом растекающуюся по полу душистую лужу. Эва издавала звуки, похожие на не то плач, не то хрип человека, пробежавшего километры без остановки. Ей хотелось кашлять — но она не могла. Заплакать навзрыд не получалось. Она сжимала и разжимала кулаки, что чесались и зудели от желания разбить и разрушить вокруг всё.        Опирающийся плечом о дверной косяк, Сет стоял скрестив руки на груди. Он смотрел на пышущую агрессией девушку неясным взглядом. Эва вздрогнула, когда увидела выделяющийся мужской силуэт во мраке. Но она уже не удивилась появлению Сета. Казалось, бог незримо следует за ней, направляет. Оберегает.        — Ты знал?        — Догадывался, — уклончиво ответил мужчина и встретил недовольство в её сузившихся глазах.        — Почему не сказал?        — Есть вещи, Эвтида, о которых люди должны узнавать самостоятельно, — мужчина оттолкнулся от стены и легкой походкой двинулся к ней. — Без сторонней помощи в таких вопросах.        — Но ты же подсказал, где саркофаг Исмана, — шмыгнула она носом. Рядом с мужчиной её злость постепенно отступала на второй план, оставляя после себя сокрушение и горе об умершем брате.        — Я не об этом, — поправил он. — Если бы я просто передал тебе знание о случившемся, тебе бы этого не хватило. И ты это знаешь.        Аш мягко коснулся пальцами девичьей щеки, собирая соленую влагу с неё. Эва вздрогнула, словно его прикосновение оцарапало её кожу. Он поджал губы.        — Я должен был дать тебе возможность попрощаться с братом. И упокоить его душу. Сама ведь знаешь, что горькие стенания не делают ничего хорошего ни с Ка, ни тем более с Ах оплакиваемого.        На глазах Эвы вновь собрались крупные слезы, готовые сорваться в два ручейка.        — Спасибо… — она начала оседать на пол и закрыла лицо руками, отчего голос раздался глухо. Сет, придерживая её за плечи, опустился на пол вместе с ней. — Спасибо, спасибо, спасибо… — принялась повторять она.        Севший изначально напротив, мужчина пересел рядом к ней и обнял, прижимая к себе рыдающую девушку.        — Исмандесу пора на суд, — мягким голосом тихо проговорил бог смерти. Он знал о чем говорил и сомневаться в его словах Эве не приходилось.        — Да, — нерешительно кивнула она, обернувшись на саркофаг.        — Амен заблуждается, считая, что очищает мир от шезму, — вдруг сказал он без задней мысли, к чему приведет неосторожное высказывание.        — А? — она резко вскинула на него свои заплаканные глаза. Их зеленый цвет сверкнул неподдельной яростью от одного упоминания проклятого имени. Лицо Эвы исказила ненависть. Аш учуял некогда знакомый ему аромат…        Сложное сочетание вкуса металла и песка. Человеческой крови и терпкого запаха пота, что источает борющийся за свою жизнь. Запах ладана при погребении… И душистые масла для бальзамирования. Сет втянул воздух сильнее, прикрывая глаза. Этот букет ясно исходил от девушки, что сжала кулаки с силой, отчего на коже остались кровавые полумесяцы от ногтей. А раскрыв их, они неосознанно загорелись столь ярко, что показались дурными.        Так звучит желание убить.        — «Дарующая жизнь? Отнюдь. Отнимающая…» — подумал мужчина.        — Кровожадная шезму, — протянул он.        Эва вскочила.        — Я убью его! В Исфет проклятого эпистата! Фараоновская шавка без рода, без племени! — Эва схватила первый попавшийся предмет и с чудовищной силой запустила в стену. Этим предметом оказалась стеклянная колба        В вабете раздался девичий крик и крепкое ругательство.        Осколки разлетелись во все стороны и Эва, отвернув голову, прикрылась еще и правой рукой, что пострадала.        — Я зарежу его ночью во сне! Поганый нелюдь. Он презреннее змея Апопа! — продолжала рычать Эва и заливаться горькими слезами, схватившись за окровавленную конечность. Плач этот был не только от боли душевной.        — Убери руку, загонишь осколки глубже ведь.        Эва молниеносно вытащила один из особенно крупных и направила в сторону приблизившегося Сета. Тихо шикнула от боли, раздавшейся красной вспышкой перед глазами. Прикоснулась острием к коже его шеи. Рассудок в её глазах граничил с безумием.        — Так же направлю! Надавлю на горло да поглубже и лишу жизни. Но то будет острейший кинжал, а не несчастный осколок!        — «Настоящая богиня войны…» — подумалось ему.        Агрессивная Эва источала физически ощутимую ауру опасности. Желания причинить боль. Эва транслировала хаос и разрушение. Сет задумался: не его ли это божественное влияние на человека. Глядя на неё, мужчина испытывал те же чувства. То же желание покарать убийцу невинного мальчишки.        Но только… кто из них двоих на кого влиял?