Играй на мне, не прикасаясь

Очередной слякотный и промозглый ноябрьский день в Париже оглашали крики рабочих. На улице близ оперы переклеивали афиши, информируя потенциальных зрителей о новой постановке, заглавная роль в которой будет исполнена несравненной звездной примой, Карлоттой, чей голос покорил сердца парижан, и сопровождал уже несколько сезонов подряд. Молодые рабочие суетились над развешиванием, путаясь друг у друга под ногами. Иногда отбегали, проверяя, ровно ли висит очередное объявление. Переругивались, с криками «правее», «левее», махали руками, чтобы, после полного удовлетворения результатом, переключиться на следующую афишу. Мимо оперы шествовали серьёзные джентльмены в шляпах, дамы, придерживающие платья, которые всё норовили залезть в грязь, пары аристократов, и взгляд публики непременно тянулся к зданию оперы: всех интересовала премьера. Имя звезды играло в интересе не последнюю роль, и руководство оперы об этом знало. Жизнь на улице текла своим чередом, будто подчиняясь особому ритму и порядку, пока на тротуар не выбежал нарушитель общей гармонии. Огибая повозки под окрики кучеров, мимо чинных прохожих пробежал молодой человек. Когда он внезапно выскочил на дорогу, ближайшая лошадь едва успела затормозить за секунду до столкновения, пассажиры повозки высунулись посмотреть, что же произошло, а тот самый нарушитель спокойствия лишь обернулся проверить, все ли в порядке. Недолго послушав ругань кучера, он виновато улыбнулся, пожал плечами, и припустил дальше по улице, брызгая грязью из-под ботинок на неудачливых пешеходов. Под осуждающе взгляды, он свернул прямо к опере, замирая перед ней, и восхищённо вздыхая. «Деревенщина», — думали одни. «Какой впечатлительный молодой человек», — умилялись другие. Но на уме у «впечатлительного человека» были вовсе не элитарные развлечения. Правда в том, что его ботинки промокли насквозь, пока он добирался до нужного места, а собственноручно зашитая дыра в рубахе пропускала больше ветра, чем хотелось бы. Однако мужчина был счастлив постоять перед зданием пару минут, мечтая о тепле, что окутает его совсем скоро. Мужчину звали Ален Фрей. Он родился в небольшом французском городке 23 года назад, и, с недавнего времени, считал себя молодым актёром в поисках своей судьбы. Фрей не имел долговременных связей с девушками, потратил почти все накопленные деньги во время обучения, но горел энтузиазмом. Едва услышав о наборе новичков на фоновые роли в опере, он направился сюда, ловить удачу за хвост. Задатки у Алена имелись. Среднего роста и неплохо сложенный, светловолосый и зеленоглазый, с приятными чертами лица, обрамленными бакенбардами, он иногда слышал на свой счет, что, мол, «таких любит сцена». Кроме внешности, юноша мог похвастаться живым любопытством и обучаемостью, с одним лишь недостатком: учился легко он только тому, что было ему интересно. Актёрская игра входила в список интересных вещей. Благодаря своим родителям, тогда ещё юный Ален смог попасть в круг общения актёров малых театров, у которых перенимал премудрости профессии. Он даже устраивал разыгрывание сценок со сверстниками. Те в какой-то момент выросли из подобных развлечений, а Ален всё так же грезил настоящими ролями. Теперь, после усердной практики и бессонных ночей, он был готов попробовать себя. Отряхнув с костюма невидимые пылинки, молодой человек шагнул на ступени оперы. Он озирался по сторонам, практически глазел на внешнее великолепие здания, на барельефы и окна, кивая самому себе. Наконец, дойдя до двери, открыл её, затаив дыхание, как проход в новый, неизвестный мир. Опера встретила своего гостя слепящим светом люстры главного зала, и ещё более шумным, чем на улице, перекрикиванием людей. Словно забыв, зачем он здесь, Ален остановился, впитывая детали убранства холла. Он никогда раньше не видел такого роскошного театра. Ковры, мраморные ступени, фрески на потолке, всё это напоминало скорее музей, чем здание для выступлений. Сюда можно было приходить только ради подобного зрелища. — Ищете кого-то? — Послышался хрипловатый голос со стороны стеклянной будки, стоявшей по правую сторону от входа. Оттуда, на Фрея глядел седой, усатый человек в алой с позолотой форме консьержа. — Я слышал, у вас освободились места на фоновые роли, — начал юноша, едва смог восстановить севший от волнения голос, — Куда можно обратиться? Спасибо… — Освободились, — Ален не понял, почему усач усмехнулся, повторяя его слова, — Вам бы с директорами поговорить. Они сейчас как раз на сцене, осматривают свои новые владения. — Новые владения? — переспросил мужчина, уже собиравшийся отправиться к сцене. Он не мог унять своего любопытства. — Точно так. Директора у нас сменились, так что, вам остается надеяться, что набирать труппу будут без каких-то новых испытаний. Удачи. — Благодарю, — махнул рукой Ален. Он уже понемногу направлялся вглубь оперы, ведомый пением. Кажется, шла репетиция. Голос, раскатывающийся по зданию, принадлежал женщине, и отличался впечатляющим объёмом. Певица исполняла восхитительное по технике легато, и было заметно, что в её деле она далеко не первый год. Ален прошествовал по лестнице с узорчатыми периллами, чувствуя невольную вину перед коврами, впитывавшими влажность с его ботинок, и очутился в зрительном зале. Путь до сцены он проделал под аплодисменты. Овации предназначались женщине, стоящей на сцене, которая кланялась, будто после настоящего выступления, а не после репетиции. Хлопали сидящие в зале и стоящие на сцене местные актёры и актрисы, а так же балерины, и грузящие реквизит рабочие. Количество людей позволяло сделать вывод, что проходит не обычная репетиция. — Браво, браво, Карлотта! Первая роль ваша не зря! — увещевал стоящий на той же сцене грузный темноволосый мужчина в костюме с иголочки. По его манере держаться, ухоженным усам, дорогим фраку и цилиндру, Ален догадался что это, должно быть, новый директор оперы. А мужчина подле него, худощавый и нервно потирающий виски, наверное, помощник. — Надо же, Ришар, как нам повезло. Опера в замечательном состоянии, а какая прима — Низкий и стройный мужчина выступил вперед из-за кулис, вежливо похлопывая ладонью о ладонь, — Старые директора повели себя глупо, вот так всё бросив. И по такой сомнительной причине. «А вот и второй директор» — подметил Ален. Он незаметно закатил глаза, слушая их разговоры, и выжидая лучшего момента представиться. Однако от этого диалога покривился не только новоприбывший. По зрительному залу пробежали шепотки. Несколько юных девушек-балерин в хрустящих пачках ахнули и попятились назад, подальше от сцены, словно испугавшись чего-то. Актеры тоже напряглись. Общая настороженная атмосфера не могла остаться незамеченной. — И та часть актёрской труппы… Ха! — вторил товарищу Ришар, — Сбежали вслед за «хозяевами». Неужели думают, что мы не сможем потянуть на себе оперу? Думают, что мы здесь не освоимся, а, Моншармен? И мужчины издали несколько показательных смешков, демонстрируя, что явно не боятся того, что привело в трепет окружающих. Теперь, в зловещих шепотках из зала Фрей четко расслышал слова «зря», «глупцы», и «правильно сделали, что сбежали». Удивительно. Что так напугало актеров? Молодой человек не мог припомнить никаких скандалов или расследований, связанных со зданием оперы. Перешёптывания вновь привлекли внимание директоров. Ришар бросил гневный взгляд в зрительный зал. — Если кто-то хочет усомниться в нашей способности управлять оперой, прошу! Не шепчитесь за спинами, а скажите это нам с коллегой в лицо! В этот момент, произошло нечто необъяснимое. Свет газовых рожков, ранее освещавший зал равномерно, вдруг мигнул. Со стороны девушек из кордебалета послышался вскрик. Какой-то молодой рабочий сцены, из тех, что посмелее, выкрикнул: — Мы-то в ней не сомневаемся. А вот он..! По зрительному залу пронеслось одно слово. «Призрак». Ален навострил уши. Он тут же припомнил слова старшего брата о том, как в каждом более-менее древнем здании обязательно обитает дух умершего мучительной смертью, или мстительный полтергейст. Здание оперы не считалось древним, но ходили слухи, что под ним располагались старые руины пыточной, или даже тюрьма. Конечно, он уже давно не верил в такие истории, но все еще любил порой пощекотать нервы за размышлением о необъяснимых явлениях жизни. — Если кто-то из ушедших директоров или членов труппы имел несчастье быть суеверным, не побоюсь этих слов, простаком, то мы таковыми не являемся, — подхватил Моншармен. — Взамен старых актёров, мы наберем новых, и на места тех, кто боится каких-то призраков, тоже выстроится очередь. Кажется, пришла пора для Алена показаться директору. — Прошу прощения, месье… Ришар, верно? Я как раз по поводу новых актёров. В ответ, Ришар воздел палец к небу, словно говоря «Вот видите!», и открыл было рот, чтобы ответить, как весь зал вскинул головы к потолку. Послышался треск разрываемой ткани, в наступившей тишине показавшийся оглушительным, а затем свист чего-то тяжелого, рассекающего воздух. Люди со сцены бросились врассыпную. Вниз летел карниз, с закрепленной на нем тёмно-красной портьерой. Не прошло и секунды, как вся конструкция рухнула прямо на сцену с хрустом дерева, отвратительно напомнившим Алену хруст костей. Послышались крики, началась суматоха, кто-то бегал туда-обратно, кто-то пытался выпутаться из-под накрывшей их шторы, и только на счастье, под самим тяжелым карнизом никого не оказалось. Значит, хруст костей только привиделся. Ален несколько секунд постоял в шоке, но тут же бросился на сцену помогать попавшим под ткань пленникам. Когда он подавал руку женщине из подтанцовки, та, со всхлипом, прижалась к его груди, невероятно напуганная. Кудрявые волосы, растрепавшиеся после катастрофы, щекотали мужчине шею. — Всё хорошо, все живы. Не беспокойтесь, скоро приведут врача, — Ален тихо говорил с ней, не прикасаясь руками, в надежде успокоить, но девушка только задышала чаще. — Вы не понимаете. И они не понимают. Они рассердили призрака. Она несколько раз произнесла эти слова, а Ален все утешал её, пока не пришел доктор. Последним, что балерина прошептала ему, было «Не зря они сбежали. Не стоило вам приходить». Директора оперы, тем временем, были сами ни свои. Пухлое лицо Ришара раскраснелось, пока он, потрясая кулаком, призывал к ответу шутников, роняющих шторы, и голосил, что не потерпит подобного поведения. А его товарищ, месье Моншармен, смертельно побледнел. Он подергал бушующего коллегу за рукав, подзывая его, но тот не обратил на попытки ровно никакого внимания. Тогда, Моншармен сам подошёл ближе к месту крушения карниза, и поднял что-то с поверхности портьеры. Ален стоял совсем рядом. Он увидел в руках директора конверт, запечатанный красной сургучной печатью в форме черепа. Низкорослый мужчина поднял голову вверх, посмотрел по сторонам, и, никого не обнаружив, вскрыл конверт. Чем дольше он читал, тем ближе сдвигались его узкие брови. — Ришар, — Тихо позвал он, — посмотрите. Кто-то решил нам угрожать. Второй директор тоже углубился в чтение. Его лицо было уже не просто красным, а бордовым, практически под цвет упавшей шторы. С жалобным хрустом он сжал конверт в кулак, а затем погрозил этим же кулаком в зрительный зал. — Я знаю, тот, кто ответственен за этот розыгрыш, меня слышит. Я и сам большой любитель разыграть товарища, но это… — будто у него перехватило дыхание, Ришар остановился, пару раз сглотнул, — Если вы считаете, что байка о каком-то «Призраке Оперы» как-то повлияет на наше управление театром, вы ошибаетесь. А если будете слишком усердствовать, предстанете перед ответом. Директор Ришар вымученно усмехнулся, добавляя веса своей угрозе. — Если этого больше не повторится, я забуду вашу «шутку». Если же вы решите продолжать, вам придется уяснить, что в призраков мы не верим. Он выделил это последнее мы, шагая ближе к Моншармену, который тут же подбоченился, стараясь выглядеть грозно, что в присутствии более крупного во всех смыслах Ришара удавалось не очень. В зале зароптали, но открыто выступить с возражением никто не решался. Тогда Ален подошел к директорам, которые забыли о его существовании. — Полностью согласен с вами, господа директора. Какой-то шутник решил навести жути ради забавы. Уверен, что он сидит сейчас в этом зале, и смеётся над произведенным эффектом. — А вы, так называемые старожилы, так легко во все это поверили, — Моншармен, получивший поддержку, решил подать голос, — Или состоите в сговоре. — Актерам свойственно суеверие, месье. — Ален подключил все свое природное обаяние, и положился на волю случая, произнося следующие слова с поклоном. — Этой опере не помешает свежая кровь, свободная от предрассудков. Будет мне позволено пройти прослушивание? Стоит ли говорить, что Алена Фрея допустили к прослушиванию, и он стал первым из нескольких смельчаков, ещё не верящих в загадочные события, сопровождавшие заведение с самого его основания.