Играй на мне, не прикасаясь

После успешного прослушивания, Ален в течение нескольких дней наблюдал за пополнением труппы уже изнутри. Он старался не задумываться, удалось ему попасть в актёрский состав из-за таланта, или из-за мимолетного порыва директоров набрать в штат людей с похожей точкой зрения относительно «Призрака». Главное, что удалось попасть сюда. Он пока не стремился к получению важных ролей. На первое время, достаточно фона. Позже, когда Ален адаптируется, можно будет подумать и о продвижении по карьерной лестнице, а пока есть место, где можно остановиться, место, где можно поработать, и какая-никакая цель. Однако мужчину беспокоило кое-что ещё. Странное происшествие во время репетиции было решено списать на злоумышленника, но никто из рабочих не верил в таинственного человека, покусившегося на жизни директоров. И все верили в призрака. Это давало основания полагать, что история оперы и её призрака берёт начало задолго до вчерашнего вечера. За прошедшую неделю Ален познакомился с актёрским составом, с кем-то лично, с кем-то только заочно, завел несколько связей с рабочими закулисья, и начал привыкать к атмосфере. В понедельник он ещё неловко подслушивал диалоги осветителей и актрис, а сегодня, в пятницу, уже пил кофе после рабочего дня в компании Жерара, Кристофа и Стефана. Тогда как Жерар устроился в оперу через пару дней после своего товарища, он прослушивался сразу на роли второго плана, и приглянулся местным своими остроумными замечаниями и искренними серыми глазами с длинными ресницами. Жерар выглядел как примерный француз своей эпохи. Черноволосый, гладко зачесанный, и щеголяющий тонкими аккуратными усиками над губами, всегда озаренными дружелюбной улыбкой. Его было невозможно увидеть с выбившейся из штанов рубашкой, или мятыми штанами. Костюм всегда идеально облегал стройное тело мужчины, придавая ему вид если не аристократа, то как минимум человека с достоинством. Кристоф и Стефан работали в театре уже пару лет, и были знакомы с местными обычаями, с удовольствием принимая на себя роли провожатых. С видом знатоков они просвещали младших коллег в тонкости местных маленьких обрядов и традиций, некоторые из которых казались весьма странными и нелогичными. К примеру, актёрам объяснили, что ложа №5 никогда не сдаётся зрителям, и там никогда никого нельзя увидеть, и самим туда соваться не следует. На вопросы отвечали односложно. Авантюрный по натуре Фрей, уже взявший след загадки, в глубине души чувствовал, что знает причину. И таких странных обычаев и примет насчитывалось немало. Например, напитки надо было пить сразу же, не спуская с них взгляда, ходить под сценой нужно быстро и не пялясь по сторонам, услышав музыку в месте, где играть никто не должен был, стоило «побыстрее удалиться, и никого об этом не расспрашивать». И, конечно же, нельзя было критиковать или ругать несравненного Призрака Оперы. Услышав это предостережение за чашкой пятничного кофе, Ален от души рассмеялся. — Надо же, какой обидчивый фантом здесь обитает. Вам не приходило в голову, что душам после смерти должно быть всё равно, что о них говорят обыватели? Улыбку с лица мужчины стер звон, изданный чашкой кофе, вдруг треснувшей в его руках. Чувствовать на себе взгляды трех пар глаз, напуганные и сочувственные, оказалось ещё неприятнее, чем он думал. — Всё в порядке, просто сжал её слишком сильно. Дрянная керамика, совсем не выдерживает высокой температуры. — Ален уже поднялся, намереваясь налить себе новую чашку. — Не понимаю, когда ты перестанешь отрицать очевидное, приятель, — здоровяк Кристоф покачал головой, провожая его взглядом, — Призраку оперы ты явно «приглянулся». Не надо было так открыто выступать со своим неверием в первый же день. — Он услышит всё, что ты о нем скажешь. И запомнит. — Стефан поставил чашку на стол, чтобы не было слышно, как её дно стучит о блюдце, пока трясутся руки, — Лучше признать свою неправоту и помириться. — Вот уж нет. Я верю в существование таинственного проказника, но уверяю, это не тот, о ком вы думаете, — фыркнул в ответ Ален. Он захватил новую порцию напитка к столу, и уселся, гордо вскинув голову. — Я выясню, что здесь происходит, и вы все будете смеяться над тем, как однажды позволили задурить себе голову. Мужчина встретился взглядом с молчавшим до сих пор Жераром, и тот вдруг ободряюще кивнул, вступая в беседу. — Даже если этот призрак существует, зачем бы ему пакостить лично месье Алену? — Именно. Такая злопамятность от духа… Или кто-то просто боится, что его секрет раскроют? — Ален ухмыльнулся, думая о том, как отреагирует таинственный призрак на его слова, раз он всегда всё слышит. Наверняка он быстро поймет, что его фокусам не удастся напугать новичка, и перейдет к другой тактике. Нужно быть готовым ко всему, даже если новые приятели советуют сдаться и заключить мир с могущественной сущностью, дабы продлить свою спокойную жизнь в стенах оперного театра. Ален поднес чашку к губам. Колоссальных усилий ему стоило сохранить невозмутимое лицо. Кофе оказался не только горьким, но ещё и до ужаса солёным. Сжав зубы, мужчина отставил чашку и улыбнулся. Кажется, кто-то пытается вывести его из себя.

***

С того самого дня, Ален принялся за своё расследование всерьез. Как только у труппы освобождалось время после репетиций, он стремился завязать диалог с новым человеком, постепенно сводя его к теме суеверий и слухов. Некоторые спешно старались удалиться, едва слышали намеки в эту сторону, другие же не сразу проявляли бдительность, и выбалтывали что-нибудь интересное. Вскоре, на любопытного новичка косо поглядывали девицы из кордебалета, заранее зная, что если молодой мужчина подойдет, то от расспросов о призраке не отделаться. Его поиски, однако, принесли свои плоды. Он выяснил несколько любопытных подробностей. Во-первых, даже самые давние старожилы театра знали и помнили легенду о призраке, услышав её в самом начале своей работы. Не нашлось никого, кто поведал бы Алену, когда и как призрак здесь появился. Во-вторых, прошлые директора, господа Полиньи и Дебьен покинули оперу, предположительно, из-за призрака. В частности, после исчезновения работника закулисья, Жозефа Бюкэ, который занимался передвижением декораций, и руководил другими, менее опытными рабочими. До этого, призрак ещё никого не похищал, так что пропажу сочли знаком гнева или обиды. Это оказалось последней каплей для господ бывших директоров, и они без труда нашли кому передать управление оперой. Несколько актёров и рабочих изъявили желание уйти вместе с ними. Считалось, что актёры боялись, как бы новые директора не навлекли гнев призрака на себя и на весь остальной оперный театр. И в-третьих, Алену в довольно грубой форме сообщили, что у него самого представится возможность расспросить бывших директоров, раз уж так горит, в дату прощального концерта, устраиваемого в честь их проводов. На этом, актёры посоветовали перестать мешаться людям, занятым делом. Имя Жозефа Бюкэ запомнилось еще и потому, что Ален никогда не слышал, как кто-либо за пределами оперы обсуждал его пропажу. Очевидно, дело замяли. Когда мужчина размышлял об этом, по его загривку пробегал холодок. Может ли занятная на первый взгляд загадка Призрака оказаться опаснее, чем он предполагал? Есть ли у Призрака жертвы? Убитые? С такими мыслями Ален бродил за кулисами. Шум десятков голосов отвлекал, и, сам того не заметив, мужчина отдалился вглубь, под сцену, туда, где доживали свой век редко используемые декорации. Здесь царили запустение, запах старости, и относительная тишина. Лишь изредка раздавались отзвуки голосов с верхних ярусов. Ален втянул воздух полной грудью и тут же чихнул, поднимая облачка пыли с ближайших поверхностей. Звук громом отозвался в помещении, оглушая, и, мужчина не мог отделаться от этой мысли, привлекая внимание. Ален быстро одернул себя. Чьё внимание он может привлечь? Таинственного шутника? Он не отступится от своей убежденности в земном происхождении местного «духа» только из-за какого-то старого жуткого места, которое выглядит как обычный закоулок для театрального хлама. А эти шорохи, которые слышно из тёмных углов, наверняка принадлежат крысам. Паразиты не упустят своей возможности поселиться неподалеку от людского жилья. Оставляя следы в глубоком слое пыли на полу, Ален двигался дальше, вглубь странного места, сопровождаемый неприятным ощущением слежки. Он не показывал виду, и держал спину прямо. Возможно, излишне прямо. Дышать через сжатые зубы получалось громко, но если их не сжимать, они начинали слишком громко стучать. Тем временем, его встречали новые и новые декорации. Чем глубже мужчина заходил, тем менее использованными они выглядели. Какие-то покрылись пылью так сильно, что казались серыми, какие-то выцвели до невозможности разобрать, что было на них изображено. Ален провёл пальцем по одной из поверхностей. Сколько они лежат здесь, всеми забытые? Как, наверное, грустно, стоять на сцене, а потом оказаться никому не нужным, засунутым в дальний темный угол. Ален повторил свои мысли вслух, больше для собственного покоя, чтобы услышать что-то кроме шорохов, и в эту секунду ему почудилось, будто за его спиной раздался вздох. Мужчина резко обернулся. Никого. Мысленно отругав себя за трусость, он поспешно засобирался обратно. Надо же было так нагнать страху? Перепугал сам себя, а теперь убегает. Хорошо ещё, что никто не видит местного «скептика» в таком положении. Только в конце своего пути, перед самым подъёмом обратно к сцене, Ален взглянул вниз, под ноги, и обомлел. Рядом со следами его ботинок, виднелась еще одна пара следов. Свежая. Он пулей вылетел на лестницу, взбежал наверх, чеканя по ступеням подошвами ботинок, и остановился у толпы рабочих, перетаскивающих коробки с реквизитом. Тогда ему пришлось прислониться к стене, пытаясь отдышаться. На долю секунды закрались сомнения, мысли принять совет приятелей и заключить мир с призраком, но они были быстро отогнаны прочь. Наверняка следы оставил кто-то из рабочих. Отпечатки точно уже были на полу, когда Ален заходил в помещение. Мужчина напрягся, и постарался вспомнить, как он смотрел на пол, и видел там оставленные кем-то ранее следы. Вспомнить не получилось. Тогда он, скрепя сердце и сжав руки в кулаки, снова спустился вниз, в темноту, в царство потерянных декораций. Встав в дверном проеме, Ален сощурил глаза, и всмотрелся в пол. Следов не было. Вместо них, виднелись отметины, словно пыль с пола чем-то в спешке смели. «Как лисы заметают следы», — подумалось молодому актёру, — «Не хочет, чтобы его кто-то нашел». Он твердо решил напроситься на встречу к директорам Моншармену и Ришару, чтобы взять от них разрешение на поиски таинственного шутника. Весь последующий час Ален бродил по оперному театру, раздумывая, что же он скажет директорам, как поведает о сегодняшних событиях, и чем обоснует своё рвение найти Призрака Оперы. Действительно, а чем же обосновано такое желание? Простым любопытством? Мужчина вспомнил советы своей матери о том, как избежать необдуманных поступков. Он прикрыл глаза и прислушался к себе. Почему он хочет найти Призрака Оперы? Потому что тот причиняет людям неприятности. А конкретнее? Потому что любопытно, зачем призрак это делает. Потому что не получается связать мелкие и крупные пакости с фантастическим существом, слишком уж они человечные. Потому что призрак, судя по тому, как он заметает следы и скрывается, возможно, боится быть обнаруженным. Ален повторил эту мысль про себя несколько раз. «Призрак боится». С таким умозаключением мириться было проще, чем с загадочным созданием без мотивов. А если кто-то боится, значит, у него есть причины скрываться. Тем временем, опера пустела. Время репетиций давно закончилось. С досадой Ален понял, что и директора, наверняка, тоже уже разъехались. Да даже если бы они остались, разве мог актёр сообщить им нечто стоящее? Скорее Ришар снова бы начал краснеть от злости, что о Призраке в опере думают больше, чем о своей работе. Ален медленно побрел к середине пустой сцены, прокручивая в голове варианты действий, которых практически не было. Глядя на пустой зрительный зал, он вспомнил недавнее крушение, и вскинул голову к карнизу. Тот висел на своём месте, уже починенный, и падать на его голову не собирался. Раздался тяжелый вздох. Не стоило даже думать об этом. Иначе можно в каждом предмете мебели начать видеть угрозу, и медленно сойти с ума. Кстати, о схождении с ума… Мужчина понял, что слышит музыку. Он не помнил, когда мелодия началась, но сейчас отчетливо, хоть и издалека, доносились звуки органа. Разве в опере был орган? Ален невольно заслушался, а потом услышал пение. Мужской голос, под аккомпанемент органа запел, и слушая эту музыку, Ален понял, что его недавнее восхищение репетицией Карлотты было наивным и глупым. Ему просто не с чем было сравнить. Голос звучал сильно и раскатисто, грозно, а потом, словно отвечая самому себе, становился мягким и ласкающим, высоким, убаюкивающим и спокойным. Ален все стоял и стоял, слушая ангельские переливы мелодии, не замечая течения времени, загипнотизированный, очарованный и готовый отдать что угодно, лишь бы этот момент не заканчивался. Он понял теперь, что не сможет слушать музыку так, как раньше. Как попробовав однажды дорогое, выдержанное вино, человек начинает чувствовать обычное столовое слишком разбавленным и тусклым, так и Ален осознал слабость прочих голосов перед этим загадочным исполнителем с органом. Все прекрасное рано или поздно заканчивается. Отзвучали последние ноты, и все затихло. В этой тишине послышались тихие, но одновременно оглушительные аплодисменты единственного невольного слушателя. Вопреки предостережениям коллег, не хотелось никому об этом рассказывать, но очень хотелось услышать выступление еще хоть раз.