Только не паникуй

Всякий раз, когда Бернард вспоминает, что у него есть ключ от квартиры Тима Дрейка, ему приходится сдерживаться, чтобы не начать прыгать от радости как влюблённый подросток. Да, технически он все ещё подросток, но здесь имеется в виду «прыгать, как подросток, одурманенный щенячьей любовью и впервые испытывающий кайф отношений». Может показаться, что это первое его родео, но на самом деле нет. Может быть, это приторно сладкое чувство вызвано тем, что Тим — парень, а Бернард никогда не встречался с парнем. Этот раз и правда ощущается по-другому.   — У меня есть ключ от квартиры Тима Дрейка, — напевает себе под нос Бернард, пока паркуется. — У меня есть ключ от квартиры Тима, мать его, Дрейка, о да... Он нажимает на тормоз и усмехается, слегка постукивая по рулю. Бернард не считает себя жаворонком, но сегодня ровно в шесть утра он чувствует себя полностью проснувшимся и готовым к новому дню. Потому что это утро станет началом фантастических 24 часов. Прошлой ночью он решил проникнуть в пентхаус Тима, — Тим называет его квартирой, но все знают, что это пентхаус, — прежде чем он проснётся, чтобы приготовить ему завтрак в постель. В последнее время Тим слишком много работал. Ему пришлось отменить половину их свиданий, и было видно, как он истощён. Всякий раз, когда им выпадает шанс встретиться, у него всегда тёмные круги под глазами, а разумом он словно... где-то в другом месте. Бернард беспокоится о нём. О том, нормально ли он питается, — скорее всего, нет, — и достаточно ли спит — точно нет. (Он не солгал бы, если бы сказал, что также беспокоится о том, сделал ли сам что-то не так и не сомневается ли Тим в их отношениях. Но это не то, о чём Бернард позволяет себе думать.) Короче говоря, Бернард хочет вынудить своего любимого, страдающего от стресса бойфренда взять выходной. Он собирается приготовить Тиму завтрак в постель, а потом не подпускать его к любым средствам связи или входной двери — если только они не соберутся на расслабляющую прогулку. У них будет отличный выходной. Воодушевлённый Бернард запирает машину и заходит в здание. Поэтому поездка на лифте до верхнего этажа немного утомительна, но она того стоит.   Бернард проводит подушечкой пальца по зубцам на ключе и с теплотой вспоминает, как получил его. Он прислоняется головой к стене лифта и вспоминает, как Тим запинался, когда говорил, что Бернард — один из немногих, кому он дал ключ от своей квартиры. И при этом он весь залился краской. Пожалуй, Тим, краснеющий от смущения, это одно из самых очаровательных зрелищ на планете. В лифте раздаётся звон. Бернард делает несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, и подходит к двери квартиры. Он не хочет будить Тима до того, как будет готов завтрак, хотя, если так подумать, Бернарду стоило подождать до девяти. Разбудить Тима так рано было бы бесчеловечно, пусть и ради вкусной еды.   В таком случае, возможно, Бернард присоединится к нему в постели, чтобы вздремнуть, а Тим не будет против. Были случаи, пусть и редкие, когда Бернард просыпался и обнаруживал, что Тим лёг рядом, пока он спал. Если Тим не против прокрасться в дом Бернарда, чтобы провести с ним ночь, то, конечно, можно вернуть должок. Ключ бесшумно проворачивается в замке. Сама дверь открывается так же без лишних звуков. В квартире темно, а единственный свет тускло просачивается через плотные шторы и создаёт умиротворяющую, почти приглушенную атмосферу. Бернард прикусывает нижнюю губу, чтобы не ухмыльнуться, и закрывает за собой дверь. Ключи аккуратно приземляются на столик, а обувь ставится на пол. В течение следующей минуты он только и делает, что удивляется. Он далеко не первый раз в гостях у Тима, но это первый раз, когда он приходит сам, ещё и затемно. Это заставляет Бернарда почувствовать себя особенным, словно он пробует воду, чтобы понять, сможет ли зайти глубже.   В темноте квартира тоже другая. Она роскошная, даже слишком. Каждый раз, когда Бернард переступает порог, он не может не залипнуть. Квартира Тима небольшая даже по меркам пентхаусов, так как занимает половину всего верхнего этажа. Тим как-то сказал, что ему больше нравятся небольшие пространства, так что это имеет смысл. Хотя Бернард не считает половину этажа небольшой. Изогнутая винтовая лестница ведёт наверх, где есть офис, просторный балкон, полуоткрытый бассейн и спальня. На первом этаже находятся только большая гостиная, небольшая библиотека, открытая кухня, кладовая, балкончик и коридор, ведущий в гостевую ванную и главную спальню. Бернарду больше нравится наверху. В офисе у окна стоит удобное кресло, сидя в котором идеально наблюдать за тем, как Тим работает над всякими делами для Wayne Enterprises. В спальне есть красивое потолочное окно, чтобы позагорать, а в бассейне всегда идеальная температура. Не то чтобы он был здесь достаточно часто, чтобы все это знать. Если кто-то спросит, Бернард — ответственный молодой человек, который живёт дома и работает не покладая рук в местном садовом центре. Он определённо не пропускает смены, чтобы отдохнуть в роскошной «квартире» своего парня.   «Я что, шугар бейби Тима?» — думает Бернард, и ему приходится закрыть рот ладонью, чтобы не расхохотаться. Он решает вернуться к этой мысли позже — Тиму бы она понравилась. Признаки жизни загромождают каждую поверхность. Бернард видит разбросанные повсюду книги, папки, безделушки и прочие вещи, которые при слабом освещении трудно рассмотреть. На кухонной столешнице стоят пустые коробки из-под еды, немытые чашки и другие столовые приборы. Бернард нежно улыбается. Надо доверять Тиму устраивать такой хаос, какой он захочет. Он включает свет в гостиной, и его улыбка замирает, как и сердце. На полу брызги крови. Это странно. Даже больше, чем странно — на полу в квартире Тима, блять, кровь. Она коричневая, а значит несвежая, и её не так много, но всё это нисколько не обнадёживает. Почему Тим не вытер её? Да, он не чистюля, но он не оставил бы кровь на полу.   И как, чёрт возьми, она вообще туда попала? Тим готовил и порезался? Нет, невозможно, Тим не умеет готовить. Если даже так, то как кровь попала на дверь балкона? Бернард поднимает взгляд и тут же цепляется за второе ржавое пятно — смазанный отпечаток ладони на кофейном столике. Бернард пятится от крови, чувствуя ком в горле. В его голове проносятся тысячи сценариев. Тиму причинили боль, Тима похитили, Тима убили. Может быть, Монстр Хаоса вернулся, чтобы отомстить, и решил убить бойфренда Бернарда, чтобы заставить его заплатить за помощь Робину. Пусть это будет не так. Пусть ничто из того, что думает Бернард, не будет правдой. Готэм — опасный город, он знает это по себе, все знают, но мысль о том, что Тим стал его жертвой...   Бернард поворачивается и мчится по коридору в поисках Тима, чтобы понять, находится ли он в своей комнате и вообще жив ли он, но внезапно останавливается перед чёрной кучкой на полу. Бернард становится на колени рядом с ней, поднимает прохладную гладкую ткань, переворачивает её и делает резкий вдох, когда видит ярко-жёлтый цвет подклада.   Это плащ. Плащ Робина. Что плащ Робина делает в квартире Тима? Сначала Бернард думает о том, что Робину нужно было безопасное место, чтобы перевязать раны, и квартира Тима была ближайшим и самым разумным выбором. Это бы объяснило кровь и плащ.    Вторая мысль Бернарда гораздо более компрометирующая.   Он стоит со свёрнутым плащом в руках, в паре метров от него — зелёная перчатка. Впереди ещё одна. Обе ладони окрашены в тёмно-красный цвет. На входе в ванную, словно маяк, лежит жёлтый пояс. Бернард осторожно обходит перчатки и включает свет в ванной. Плащ выскальзывает из его рук.   Обычно Бернарда не беспокоит вид крови. По крайней мере, когда её немного и она не покрывает каждую чёртову поверхность в комнате. Но от открывшегося перед ним зрелища у него скручивает живот, а разум затуманивается. Остальные части костюма Робин лежат здесь, в луже крови. Боже, сколько тут крови. Достаточно, чтобы Бернард вцепился в дверной косяк, хотя и не уверен, ради физической или скорее эмоциональной стабильности.   Кровь размазана по краю ванны, по бачку унитаза, по столешнице, по полу, даже по чёртовому зеркалу. Ясно, что большая часть была размазана руками. Бернард не уверен, успокаивает это или нет, — по крайней мере, Робина не убил маньяк с топором или что-то в этом роде.   На раковине лежит хорошо укомплектованная аптечка, которую оставили открытой. Рядом с ней контейнер с чем-то, похожим на хирургическую нить, а также изогнутая окровавленная игла и рулоны неиспользованных бинтов и марли. Это подтверждает, что Робин пришёл сюда, чтобы подлатать себя. Бернард решает не задумываться, почему снятая форма Робина находится в коридоре и ванной Тима, а самого линчевателя нигде нет. Всё встаёт на чёткие, до боли очевидные места, и в Бернарде разгорается паника. — Боже мой, — шепчет он. Ничего страшного, может, Тим просто изменяет ему с Робином. Это лучше или хуже второго варианта? Потому что Тим не может быть... Тим – это... — Чёрт меня дери... На самом деле, теперь, когда он думает об этом, всё встаёт на свои места. Тим всегда каким-то образом травмирован, он редко позволяет свиданиям затянуться допоздна, Бернард никогда не видит его ночью, он всегда уставший, иногда он отменяет их свидания. И буквально всё это происходит аж со старшей школы...   Нет. Бернард отказывается в это верить, пока не увидит своими глазами. Он никак не может представить Тима в этом костюме. Тим не умеет драться. Он неуклюжий, по крайней мере, так он всегда говорит, когда Бернард спрашивает его о травмах. Тим отвечает, что споткнулся или врезался во что-то.   Все наглые оправдания. Лёгкая ложь, которую Бернард никогда не думал подвергать сомнению, потому что он видел Тима в жизни и может в неё поверить.   Бернард пятится из ванной к двери спальни, которая стоит словно непреодолимая преграда. Как только Бернард откроет её, пути назад уже не будет. Он поворачивает ручку, и дверь с едва слышным скрипом распахивается. В комнате так же темно, как и во всей квартире, но крошечного искусственного света, проникающего из-за занавесок, достаточно, чтобы осветить бледную фигуру, распластавшуюся на кровати. Похоже, Тим просто упал, как только вошёл — его голова даже не касается подушек, а сам он лежит поверх одеяла. Также на нём только компрессионные шорты, и обычно это полностью рассеяло бы мысли Бернарда, наряду с тем, что, чёрт возьми, Тим накаченный, но в этой ситуации нет ничего обычного. Он пропускает эти детали, чтобы перевести внимание на бинты, обмотанные вокруг талии Тима. Бернард закрывает рот рукой и останавливается рядом с кроватью. Грудь Тима размеренно поднимается и опускается. Круги под его глазами на фоне кожи кажутся совсем тёмными. Обычно он не такой бледный, но опять же, Тим потерял много крови. Однако кажется, что он тихо мирно спит, и это позволяет выдохнуть.   Получается, это правда. Тим на самом деле... Он...   Взгляд Бернарда скользит по его телу, и он хмурится, когда разглядывает шрамы. Просто... Их так много. Очень много. Он не думал, что человек может заработать столько шрамов. Они проходятся от шеи до самых ног.  Видны явные пулевые ранения, порезы, колотые раны — все виды шрамов, которые Бернард может назвать. Находясь в прострации, он тянется рукой к шрамам. Дыхание перехватывает, когда его пальцы касаются кожи, и реальность рушится. Это Тим. Это шрамы Тима. Бернард лёгким прикосновением проходится по ломанной линии, идущей от ключицы к нижней части грудной клетки. Кто мог сотворить с ним такое? Кто? Он проводит рукой по бинтам, ощущая гладкий материал и дыхание Тима. Ему интересно, насколько знакомыми бинты кажутся Тиму. Как часто он носит их под одеждой?   Бернард недоумевал, почему Тим всегда нервничал, когда тот предлагал что-то, требующее показать кожу. Когда Бернард плавал, Тим всегда довольствовался тем, что сидел в тени или на краю бассейна, опустив ноги в воду. Всякий раз, когда они целуются, и Бернард начинает тянуться рукой под его рубашку, Тим всегда сразу же отстраняется. Тим никогда не позволяет им зайти дальше, даже когда хочет. Бернард не настаивает, он никогда бы не стал, но ему было любопытно. Он полагает, что больше ему не нужно любопытствовать. Бернард медленно выдыхает, опускаясь на колени рядом с кроватью. Он кладёт подбородок на плечо Тима и свободной рукой осторожно убирает чёлку с его глаз. То, что Тим не сказал ему, задевает какую-то часть Бернарда. Но опять же, Тим не обязан никому рассказывать. Это большой секрет, и не только его. До этого дня. Бернард вздыхает, проводя большим пальцем по бледному шраму на его скуле. Тим сказал, что получил его в автомобильной аварии, когда порезался об осколок стекла. Звучит правдоподобно, вполне реалистично, но Бернард ловит себя на том, что задаётся вопросом, не было ли это ложью.   Сколько раз Тим лгал ему, чтобы сохранить тайну своей личности? Наверное, много. Бернард думает, что не винит его. Или он ещё не знает, времени на обработку информации не было. Предательство, волнение, шок — Бернард прячет всё это в свой маленький ментальный шкаф, чтобы вернуться к ним позже. Он встаёт, чтобы уйти, но на мгновение задерживается. В комнате прохладно. На Тиме почти ничего не надето, и он не под одеялом. Разве он не говорил как-то, что легко заболевает? Бернард не хочет, чтобы он простудился, поэтому осторожно, очень осторожно, тащит его дальше на кровать. Его кожа прохладная, но у Тима в принципе пониженная температура тела, поэтому Бернарда это не беспокоит.   Ощущение шрамов на ладонях — вот что определённо немного пугает. Он думал, что шрамы должны быть плоскими и гладкими. Но те, что на торсе Тима, определённо не такие. Они рельефные, твёрдые и говорят только о том, как сильно Тим был ранен. Он ёрзает, когда Бернард кладёт его голову на подушку. Парень замирает, боясь, что Тим проснётся, но он только делает сонный вздох и воротится. Плечи Бернарда опускаются, когда Тим снова погружается в глубокий сон. Он понятия не имеет, как Тим не просыпается, когда Бернард вытаскивает из-под него одеяло, но благодарит всех и вся. Также его это пугает потому, что Тим всегда спит очень чутко. Сейчас, как кажется Бернарду, он слишком похож на пациента в коме.   Бернард накрывает одеялом спящего Тима и выскальзывает из комнаты.   Его приветствуют пятна крови. По-прежнему освещённая резким светом ванная пугает, но… Бернарду нужно чем-то занять себя. Он сможет нормально выдохнуть только через пару часов, когда отправится готовить завтрак. Здесь точно где-то должны лежать перчатки... 

***

  Тим не привык просыпаться от запаха бекона. Чёрт, он не привык просыпаться вообще от запаха чего-либо, кроме засохшей крови и пота. Он с трудом разлепает веки. Солнечные лучи струятся меж плотных штор и падают на пол толстой полоской, которая теплом бежит по голым плечам Тима. Он стонет и перекатывается на спину, морщась от знакомого напряжения в боку. Самостоятельно извлекать пулю было совсем не весело, точно не пределом его мечтаний. Явно не то, чем он был хотел заниматься в субботу вечером, но разве преступники когда-либо заботились о его комфорте? Они такие невежды. Тим уже боится идти убираться в ванной. Она была похожа на место преступления, когда он вышел оттуда и рухнул на... Он под одеялом. Сейчас он совершенно по-нормальному лежит в кровати, хотя отчётливо помнит, как бросился к её изножью и потерял сознание. А когда Тим засыпает после долгой ночи, он не двигается, пока не проснётся. Так как Тим оказался в кровати?   Он снова принюхивается. Бекон плюс в-кровати равняется надоедливому брату или сестре, с которыми придётся иметь дело. Первое указывает на то, что подозреваемым является Джейсон или Дьюк, но второе указывает на Дика или Кэсс. Хотя оба фактора попадают под Дика...   Тим просто должен посмотреть сам. Если в ванной чисто, значит, пришёл Джейсон, потому что он тот ещё чистюля. Когда бы он ни приходил, он всегда говорит: «Боже, Тим, как ты жив», иногда, «Я видел места бомбежек почище твоей квартиры», или даже, «Как долго эта кровь на ковре, это же отвратительно». Затем он проводит пять часов, начищая квартиру Тима до блеска и приговаривая на каждом этапе, «как сделать так, чтобы его дом не выглядел хуже свинарника». Тиму хочется плакать от одной только мысли, что с утра пораньше придётся иметь дело с Джейсоном. Ему нужны покой, еда и обезболивающие. Он готов отказаться от еды.   Тим втягивает воздух сквозь зубы, садится и скидывает ноги с кровати. Он прижимает ладонь к перевязанному боку и делает паузу, чтобы перевести дыхание. Передвигаться какое-то время будет крайне неприятно — вчера вечером он не очень хорошо зашил рану. Ему было непросто функционировать из-за истощения, кровопотери, а также истощения, вызванного кровопотерей. На секунду он думает, что усугубил всё, когда вынул пулю... Но неважно. Он проснулся, так что, очевидно, справился достаточно хорошо, чтобы помочь себе остаться в живых. Тиму приходится заставить себя встать. Взгляд затуманивается, как только он выпрямляется. Мебель становится отличной опорой на пути к двери. Боже, он надеется, что это Дик... Вообще, нет, забудьте. Если Дик увидит его в таком состоянии, то разозлится и накричит на Тима, потому что тот никому не сказал, что в него стреляли. Тогда он потащит его в Пещеру или к Лесли, и Тиму не будет никакого грёбанного покоя. Пожалуйста, пусть там будет Кэсс. Пожалуйста. Тим готов добровольно подставиться по пулю, лишь бы у него на кухне была именно она. По пути к двери Тим хватает из шкафа одеяло и набрасывает его на плечи словно накидку. Он мог бы надеть штаны, но не хочет. Тим не особый фанат порванных швов, да и штаны всё равно переоценены. Пока Тим идёт по коридору, он смутно замечает, что ванная чистая, а его формы нет. Значит, пришёл Джейсон. Ура. Зато на кухне есть бекон и... Кажется, блинчики? Как же вкусно пахнет.   Яркий утренний свет ослепляет глаза Тима, когда он выходит из коридора. Он сожалеет, что не закрыл шторы, висящие на каждом окне в квартире. Будь ты проклят, Тим из прошлого, за то, что поставил пулевое ранение выше чувствительных глаз Тима из будущего. Тим щурится, стараясь рассмотреть мутную фигуру на кухне. Ладно, значит, он ошибся, и человеком в его квартире оказался не брат, а Стеф. Стоп, а когда Стеф подстриглась...   Ой.   Ну, теперь Тиму точно пиздец. По сравнению с текущим кошмаром, каминг-аут перед Стеф теперь кажется, как два пальца об асфальт. По крайней мере, тогда ему оставалось только по-королевски облажаться.   Когда Тим давал Бернарду ключ от своей квартиры, он знал, что это ему ещё аукнется.   Тим накидывает одеяло на голову, словно капюшон, и начинает медленно пятиться назад. Если он выйдет через окно своей спальни, то сможет направиться сразу к Джейсону. Там брат даст ему на выбор несколько поддельных паспортов, а затем Тим сможет инсценировать свою смерть и сбежать из страны, чтобы его больше никто и никогда не видел. Идеальный план. Бернард оборачивается и чуть не роняет из рук сковороду Блять.   — Тим! — вскрикивает Бернард. Он на мгновение колеблется, прежде чем поставить сковороду обратно на плиту, а затем подбегает, смотря на него с широко раскрытыми обеспокоенными карими глазами. — Какого чёрта ты здесь делаешь? — Я... — Тим сжимает одеяло крепче и отступает ещё на шаг.   — Тебя подстрелили, тебе нужно отдыхать. — Бернард берет его за плечи и осторожно подталкивает Тима обратно к комнате. — Как ты вообще на ногах стоишь?   — Я... — повторяет он с разумным видом, ведь у него такой высокий IQ, что, видимо, не имеет значения, потому что ничто не могло подготовить его к такому сценарию. Прежде чем Тим всё осознаёт, Бернард возвращает его в спальню и заставляет сесть на кровать. Тим может лишь тупо сидеть, пока его парень суетится вокруг.   — У тебя порвались швы? — спрашивает Бернард, вставая на колени у кровати, чтобы осторожно повернуть Тима раненым боком к себе. — Нет? — Хорошо, потому что я ещё не умею зашивать. Я попробовал на апельсине, но вышло так себе. Тим смотрит на него понимающе, но при этом с паникой в глазах. — Зачем ты зашивал апельсин? — Я, эм… — Бернард потирает затылок. — Сегодня утром я чуть не сошёл с ума, когда гуглил всякое по медицине. После того как вымыл ванную.   О боже. Сейчас начнётся. — Кстати, костюм Робина можно стирать в машинке?   Или не совсем начнётся.  — Что? — переспрашивает Тим. Бернард встаёт. Кажется, ему всё ещё неловко. — Ручка для удаления пятен не работала, поэтому я просто засунул его в машинку. Пожалуйста, скажи мне, что я не уничтожил его. Или стиральную машину. — Надо потом... Повесить сушиться, — удаётся сказать Тиму. — Значит, стирать можно в машинке, но без сушилки, понятно. — Бернард целует Тима в висок и уходит со словами, — Я пойду закончу готовить завтрак, а ты оставайся здесь и отдыхай. Затем он уходит, оставляя Тима продолжать переживать свой лёгкий нервный срыв в одиночку.   Так. Что, чёрт возьми, только что произошло? Бернард просто... Он знал? Он точно знал, иначе сходил бы сейчас с ума. Когда он это понял? Как давно? Был ли Тим худшим парнем в мире, который хранил свою тайну безо всякой причины? И… Бернард только что сказал ему остаться здесь и отдыхать? Никто не говорит Тиму отдыхать. Никто. Тим встаёт и решительно шаркает обратно, ведомый исключительно недовольством. Он убьётся, но будет контролировать по крайней мере один аспект этого утра.   Бернард приоткрывает рот, как только видит Тима, а тот пристально смотрит на него, когда садится за барную стойку. Он гордится тем, что даже не вздрагивает от раскалённой вспышки боли, пронзающей его живот. Тим сжимает челюсти, справляясь с пульсирующим жаром, и выдерживает взгляд Бернарда, молча призывающий Тима пойти «отдохнуть».   — Ты самый упрямый человек, которого я когда-либо встречал, — говорит Бернард, указывая на него деревянной лопаткой. Тим натянуто улыбается. — Стараюсь соответствовать. — Полагаю, ничто не заставит тебя лечь? — Не-а. — Милый, тебя подстрелили... — Я знаю, — повышает голос Тим и тут же смягчается. — Прости, я просто... Устал. — И голоден, — добавляет Бернард и улыбается. — Я обо всём позаботился. Бернард ставит на стол тарелки с беконом, блинами, омлетом и тостами, а также всякие топпинги и сок. На стойке оказывается даже черника, которую Тим всё никак не мог съесть. Выглядит потрясающе. — Когда ты пришёл? — спрашивает Тим, переводя взгляд с еды на него. Бернард слегка краснеет. — Ну знаешь… Где-то в шесть…   — В шесть? — повторяет Тим. — А сейчас... — Половина двенадцатого.   Тим закрывает лицо руками. По приблизительной оценке, он рухнул в постель в 5:40. Бернард вошёл в его квартиру через пятнадцать минут после того, как он заснул. — Почему? — стонет Тим. — Я хотел приготовить тебе завтрак. Тим поднимает голову. — В шесть утра? Румянец Бернарда становится ярче. — Я слишком воодушевился. Я подумал, что смогу провести с тобой немного времени и приготовить завтрак, но...   — Ты убрался в моей квартире. — Да. А потом начал оттачивать свои навыки в медицине. — Потому что?.. Бернард смотрит на него как ни в чём не бывало, когда достаёт две чистые тарелки. — Меня беспокоит, что ты вообще спрашиваешь об этом. Я вошёл в твой пентхаус... — Квартиру, — автоматически поправляет Тим. — ...в твой пентхаус, а потом увидел повсюду кровь и тебя всего в бинтах и в отключке. — Бернард ставит перед Тимом тарелку. — Прости, что я захотел узнать, как спасти тебе жизнь. Тим с осторожным оптимизмом спрашивает: — Значит, ты уже знал, что я Робин?   Даже простое произнесение вслух этого перед своим парнем вызывает у него желание убежать без оглядки. Тим провёл несколько месяцев, тщательно фильтруя все слова на «бэт» всякий раз, когда он находился рядом с Бернардом. — Ха, нет. — фыркает Бернард. — Ну… Я вроде как знал? Этим утром я много думал и понял, что какая-то часть меня определённо знала. В любом случае удивление длилось недолго. Теперь это как бы очевидно.   — Оглядываясь назад, становятся очевидными вещи, которые не были очевидны с самого начала, — бормочет Тим, протыкая вилкой кусок бекона и смотря на него. Брюс его убьёт. — И теперь всё имеет смысл, — продолжает Бернард. — Отменённые свидания, никаких поздних ночёвок и то, как ты избегаешь любой ситуации, где необходимо показать тело... Тим вздрагивает. Бернар несколько истерично смеётся. — То есть я начал думать, что проблема во мне...   — Что?! Нет! — восклицает Тим. Он выпрямляется и тут же сгибается пополам, задыхаясь от боли. Тим прижимается лбом к прохладной барной стойке и старается взять себя в руки. Отдалённо он ощущает руки Бернарда на своей спине и его голос. — Тим... — Просто... Дай мне минутку. — Тим шипит. Он старается размеренно дышать до тех пор, пока боль не утихает до приемлемого уровня, а затем медленно поднимается. Бернард тут же сует в его руки пару таблеток и стакан апельсинового сока. Тим глотает их, а затем запивает соком. — Ты в порядке? — спрашивает Бернард, смотря на него большими глазами. Тим кивает. — Да, всё в норме. Тяжёлая была ночь, прости. Бернард всплёскивает руками. — Почему ты извиняешься? Не извиняйся! Поправь меня, если я ошибаюсь, но думаю, тебе разрешено испытывать боль. Он ошибается. — Прости, — повторяет Тим. Прежде чем Бернард успевает начать ещё одну тираду, он продолжает. — Не за это. За то, что заставил тебя почувствовать, словно ты и есть причина, по которой я был... — Своенравным? Не самым надёжным? — заканчивает Бернард.   — Да, — Тим сосредотачивается на нетронутой еде перед ним. — Я собирался тебе сказать, просто... — Я понимаю, — Бернард садится рядом с ним и берет его за руки. — Эй, посмотри на меня. Тим поднимает на него взгляд и видит лишь тёплую улыбку. — Мне не больно. Честно говоря, я впечатлён, что ты так долго это скрывал, это же такое большое давление и... Эй, смотри на меня. Ты не заставляешь меня чувствовать себя ненужным. Или нелюбимым, или что-то в этом роде. Я пришёл сюда приготовить тебе завтрак, потому что решил, что ты просто переутомился от стресса. — В этом есть доля правды, — бормочет Тим. — Да ещё какая! — смеётся Бернард. — Я имею в виду, ты помогаешь своему отцу в компании, при этом ещё являешься Робином? Это нереально. — Может, самую малость... — Хотя, я выдохнул, когда понял, что ты не снимаешь рубашку рядом со мной из-за шрамов. Если только... Нет другой причины? — Нет, только шрамы, — говорит Тим. Он пытается улыбнуться, но получается не очень.   Бернард поднимает бровь. — Ты же не думаешь, что из-за них я нахожу тебя менее привлекательным? — Конечно, нет.   Он соврал.   — Тим, — стонет Бернард. — Ты ведёшь себя глупо. Я и до этого знал, что ты очень секси, но теперь? Боже мой. — Ну хватит, — лицо Тима краснеет. — Я правда имею это в виду. Чёрт возьми, тебе пора снова начать носить короткие рукава. Твои руки... — Остановись, — смеётся Тим. Бернард одобрительно присвистывает. — Всё, что я могу сказать, вся эта работа явно окупилась.   Тим запихивает в рот яичницу. Он официально игнорирует этот разговор. Да, он знает, что у него красивые руки, буквально каждый хоть раз говорил об этом. Именно поэтому Тим больше не носит одежду с короткими рукавами на публике — ему не нужны комментарии от всяких незнакомцев. Хотя для Бернарда он сделает исключение.  — Я подумаю об этом, но не обещаю, — говорит Тим с набитым ртом. — Буду надеяться, — Бернард мягко касается его плеча и улыбается. — Итак, твои друзья знают... — он обрывает себя на середине предложения. Его лицо становится вишнёво-красным, а затем бледнеет так быстро, что Тим в шоке, как он не потерял сознание. — Боже мой, — хриплым голосом произносит Бернард. Тим берет его за руку. — Что? Что такое?   — Я был в одной комнате с Чудо-Девочкой, Импульсом и Супербоем, — потрясённый взгляд Бернарда встречается с глазами Тима. — Я сказал, что они горячие, прямо им в лицо. Во время нашего знакомства они угрожали моей жизни... О боже, они могли так легко меня убить. Моё тело никогда бы не нашли. Да от меня и тела бы не осталось! Тим изо всех сил пытается сдержать смех, и ему едва удаётся сохранить ровный голос. — Бер, они не убьют тебя.   — Поверить не могу, — Бернард стонет, проводя рукой по лицу. — Все те разы, когда я шутил, что ты не сможешь постоять за себя в драке, все те ограбления на улицах... — Это было мило.    Бернарду каким-то неведомым образом удаётся выглядеть ещё более смущённым.   — Это правда мило! — Тим не может сдержать радостный смех, и швы на его боку тянет. — Ты становился таким защитником.   — Тим, — Бернард снова стонет и падает на стул. — Так в тот раз, когда на нас напали, мы разделились, и ты сказал, что убежал от преследовавших тебя придурков…   — Они валялись без сознания в соседнем переулке. — Ну конечно же.  Тим улыбается, наклоняет лицо Бернарда к себе и целует его, медленно и сладко. Бернард разжимает губы, но Тим отстраняется только для того, чтобы сказать: — Ты отлично прикрывал меня.   — Хоть что-то полезное делал, — бормочет Бернард. — Но у меня есть парочка советов.   Бернард ухмыляется и отталкивает его лицо, а Тим откидывается назад, хихикая. — Советы у него есть.   — Правда. — Тим смеётся, проводя руками по лицу и волосам, чтобы скрыть дрожь. — Мне страшно смотреть на то, как ты разоружаешь пистолет.   — Как будто ты столько раз разоружал пистолеты.   Тим кладёт чернику в рот и пристально смотрит на Бернарда, медленно пережёвывая ягоду.   — Ой... — Бернард откашливается и слабо улыбается. — Точно, это правда. — Ты... В порядке?    Бернард опирается локтями на стол и кладёт голову на руки. — Да, я просто ещё... — приглушённо говорит он.   — Привыкаешь? — Да. — Как насчёт вот чего... — Тим берёт вилку в руку. — Не думай об этом сейчас. Мы закончим завтрак, потом сможем расслабиться, посмотреть фильм или что-нибудь ещё, и я неизбежно засну спустя 15 минут. Экстремальные ситуации обычно случаются поздно ночью. Бернард кивает и медленно выдыхает. — Звучит намного лучше, да. — его взгляд скользит по ране Тима. — Тебе нужно сделать перевязку? Я читал, что... — Это может подождать. — Правда?     — Да, господи, Бер. Швы в порядке, я их тщательно продезинфицировал. — или так тщательно, как мог, в полубессознательном состоянии, — Даже почти не болит. Бернард хмурится. — Думаю, мне следует проверить на всякий случай.   Если с этого момента всё будет так, то ему следовало поехать в Пещеру вчера вечером. Ему уже приходится иметь дело с Диком, Стеф, Коном и Брюсом, которые всё время стоят над душой — ему не нужно, чтобы так делал и его парень. Чёрт, ведь Бернард сказал, что он уже искал в интернете советы. Тим уже создал монстра. Никакого больше спокойствия. — Если хочешь, можешь проверить, пока я сплю, — говорит Тим, остро осознавая, что его тон звучит почти резко. — Только не пытайся переделать швы или что-то такое. Если хочешь, я могу написать тебе список того, что нужно сделать. — Было бы неплохо. — Бернард сводит брови. О, нет… Это его обеспокоенное «Я люблю тебя и хочу, чтобы всё хорошо» лицо. — Есть ли кто-нибудь, кому можно позвонить, чтобы удостовериться, что всё в порядке? Доставать из себя пулю в ванной не очень гигиенично. Ради всего свят... Тим кладёт руки на плечи Бернарда и изо всех сил старается держать тёплую улыбку вместо того, чтобы сорваться. — Бернард, мне приятно, что ты беспокоишься о моём благополучии, но я обещаю тебе, что всё в порядке. Я в порядке.   — Хорошо, — медленно говорит Бернард. — Я отступлю, если ты пообещаешь провериться у врача. Подожди, ты не можешь пойти в больницу как Тим Дрейк, который самостоятельно справился с пулевым ранением, это слишком подозрительно. Кто помогает, когда тебя ранят? Другие линчеватели? У вас есть...   Тим смотрит на него, погружаясь в теории. Он меньше суток знает, Тим — это Робин, но уже вовсю погружён во все дела с «секретной личностью».   Бернард охает и хватает Тима за плечи. — Ты... О, боже. Да, вот это мускулы...   — Милый... — Тим невозмутимо выдыхает, и Бернард перестаёт сжимать его бицепсы.   — Точно, прости. — Выражение лица Бернарда становится абсолютно серьёзным. — Твоя семья знает? Голова Тима словно лопается и сдувается. Он моргает. А затем ещё раз. — Что? — Твоя семья знает? Ну, Брюс, Дик... Они знают, что ты Робин?    Не может быть. Не может, блять, быть. Внешне Тим совершенно спокоен. Он смотрит на Бернарда с лёгким удивлением, возможно, с некоторым беспокойством, но внутри истерически смеётся. Тим забирает свои слова обратно: он так рад, что прошлой ночью не поехал в пещеру или к Лесли. Наверное, это лучшее, что с ним когда-либо случалось. Бернард, его повёрнутый на теориях заговоров парень, который удивительно искусно складывает кусочки воедино, когда они лежат перед ним, в упор не видит самый большой секрет Готэма.   — Почему ты думаешь, что они не причастны? — лукаво произносит Тим.   Бернард прищуривает глаза. — Не могу понять, шутишь ты или нет. Да ладно, просто скажи. Брюс Уэйн – это Бэтмен? — Не могу ответить, — Тим беспомощно пожимает плечами. — Это не мой секрет.    — Ты правда хочешь, чтобы я сидел и ломал мозги. — Ага. Бернард резко выдыхает и отпускает его, откидывая волосы назад.   — Да нет, твой отец не может быть Бэтменом, это было бы слишком очевидно. Плюс, не думаю, что Брюс Уэйн мог бы столько держать в секрете свои тайные сиротские приюты.   — Точно нет. — Погоди... Так тайные сиротские приюты, откуда он берёт Робинов, правда существуют?   — Ха-ха, н... — Тим замолкает. Боже... У Бэтмена есть сиротский приют. И это чёртово поместье Уэйнов. Технически, поместье Уэйнов – это и есть сиротский приют, где Бэтмен делает новых Робинов.   — Правда? — Бернард перехватывает воздух. Одна часть его потрясена, в другая торжествует. — Ты серьёзно?  Тим не может ответить, только издаёт сдавленный звук. Он никогда, ни при каких обстоятельствах не сможет сказать это Брюсу в лицо. Или Джейсону, или Стеф, или Кэс. Потому что они зацепятся за эту идею и никогда не выкинут её из головы.   — Это звучит так неправильно.   — Да, есть такое.   Бернард берёт его лицо ладонями. — Мне так жаль, что тебе пришлось вырасти в приюте для ниндзя. — Я... Что? — Тим быстро моргает и пытается привести свои нейроны в порядок. — Нет, я не... Нет никакого тайного приюта, Бер. Брюс бы так не поступил. Хотя, по сути, так и есть.    — Ой. — Бернард отпускает его. — Значит, твоя реакция... — Не связана с твоими словами. — Ну почти что.   — Блин... То есть хорошо! Хорошо, что Бэтмен не крадёт сирот, чтобы выращивать из них линчевателей.   Тим сильно прикусывает внутреннюю часть щеки. Не-а. Он не будет думать о том, как точно слова Бернарда описывают всё. — Не могу поверить, что ты действительно можешь подтвердить или опровергнуть мои теории. Это нереально.     — И определённо странно, — говорит Тим, и улыбка трогает его губы. — Мои друзья будут в восторге, когда я расскажу им об этом.   Бернард замирает. — Твои... Они придут сюда? Сейчас? — Я сейчас хотел написать им. —улыбка Тима превращается в дразнящую ухмылку. — Но если ты хочешь взять автографы, то они примчатся через 5 минут.   — Не смей! Я больше никогда не смогу находиться рядом с ними. Никогда.   — Всё не так плохо, милый, ты им нравишься. — Коннеру, то есть Супербою... Ему я точно не нравлюсь! — хнычет Бернард. — Он хочет оторвать мне голову и может это сделать.   Тим закатывает глаза. — Он постоянно ходит хмурый, у него свои тараканы в голове. Поверь, он оттает со временем.   — Да, — Бернард указывает на свои глаза. — Сожжёт меня с помощью своего лазерного зрения!   — Теплового зрения. — Всё равно. — Ну...    — Просто… Не строй планы так, чтобы я с ними встретился. Тим доедает остатки остывшего завтрака. — Не знаю, Бер, мы думали потусить здесь на этих выходных, и Кэсси спрашивала, будешь ли ты... — Пожалуйста, не поступай так со мной. — умоляет Бернард. — И я, возможно, уже сказал «да»...   — Тим. Милый.   — Я заранее напишу им, чтобы они не придавали этому большого значения. — Тим мило улыбается и проводит ладонью по щеке Бернарда. — Я люблю тебя. — Я тоже тебя люблю. — Бернард вздыхает, как будто Тим только что приговорил его к смертной казни. — Будет весело. — Вам уж точно... — Поверь, ты сразу перестанешь их бояться. — Тим допивает апельсиновый сок и ставит пустой стакан на тарелку. — Ты видел, как Барт подавился сырными шариками, как Кон дважды врезался лицом в стеклянную дверь и как Кэсси забыла закрыть блендер крышкой перед тем, как включить.   Бернард усмехается, вставая и собирая посуду. — Ладно, да, это немного помогает. — И они не вели себя по-другому, чтобы сохранить свои личности в тайне. Они были собой от и до.   — Ладно, это сильно помогает. — Бернард тихо смеётся, и Тим думает, что хотел бы слышать его смех чаще. — Возможно, я буду здесь в эти выходные. Может быть.   — Отлично. — Тим хочет помочь с уборкой, но Бернард выхватывает тарелку из его руки и останавливает, положив руку на его грудь. — Новое правило. Когда ты ранен, только отдых. — щебечет он. — Давай я помогу, — настаивает Тим. — Ты поможешь моему душевному спокойствию, сидя на диване и выбирая что-нибудь посмотреть.   Тим смотрит на него, продолжая убираться. — Теперь они полюбят тебя ещё больше, — тихо бормочет он.   — Что? — Ничего, — Тим гримасничает, пока ковыляет к дивану. Пуля, возможно, не повредила ничего жизненно важного, но она всё равно задела неудобную группу мышц, и теперь делать что-либо, кроме сидения или лежания, становится реально больно. «Может, Бернард понимает больше, чем говорит», — думает Тим, опускаясь на подушки. Он с минимальным усилием вытаскивает пульт из-под диванной подушки и нажимает кнопку включения.   Тим листает каналы, но ничего не привлекает его внимание, и в конце концов он чуть не погружается в дрёму. Звон посуды и шум льющейся воды играют роль белого шума. Тиму до сих пор неловко из-за того, что Бернард дважды убрал квартиру: сначала разобрался с ужасом в ванной, а потом от начала до конца занялся завтраком. Тим загладит свою вину, как только в его голове больше не будет сонливого месива.   За то время, пока Бернард убирался на кухне, Тим пролистал все доступные платформы и не нашёл абсолютно ничего, что можно было бы посмотреть. Он хмуро смотрит на экран. Тот факт, что телевизор не может заглянуть в его разум и понять, чего Тим хочет, является совершенно грубым. Нет, это не просто грубо, это гомофобно. — Есть что-нибудь хорошее? — спрашивает Бернард, проходя перед Тимом и садясь с другой стороны. Сиденье дивана проваливается, и Тим тут же сует пульт ему в руки.  — На твой выбор, — бормочет Тим, плотнее закутываясь в одеяло. Бернард кладёт руку ему на плечо, и тот с лёгким вздохом наклоняется к нему. Поиски каких-либо интересных программ продолжаются, и с течением времени настойчивые боли в боку усиливаются.   Тим кряхтит и садится, высвобождаясь из рук Бернарда. Он тянет одеяло на себя и ложится на спину так, чтобы его голова лежала на коленях Бернарда. — Удобно? — спрашивает Бернард, мягко улыбаясь. Его свободная рука уже перебирает волосы Тима так, что тот чувствует себя превосходно, когда Бернард осторожно проводит ногтями по коже и легонько тянет корни.   Слишком много очаровательных видов за одно утро. Улыбка Бернарда яркая словно солнце, поэтому Тим поворачивается лицом к его животу, прежде чем ослепнет. Он снова кряхтит, и Бернард смеётся.   — Как насчёт «Заклятия», а? — предлагает Бернард. — Можем устроить марафон страшилок. Тим поднимает лицо ровно настолько, чтобы посмотреть на него хмурым взглядом. — Хэллоуин вроде как... Через год. — Страшно бывает не только в Хэллоуин. — Окей, тогда звучит неплохо. Я только быстрее вырублюсь. — Вот почему из нас хорошая пара, — говорит Бернард влюблённым голосом. — Я люблю ужастики, а ты под них засыпаешь. Идеальное сочетание. Тим берет свободную руку Бернарда и лениво пожимает её. — Мы дополняем друг друга.   — Именно. — Бернард наклоняется и целует кончик носа Тима, а после откидывается на спинку дивана и переплетает их пальцы, не отрывая взгляда от экрана. Тим поворачивает голову, чтобы видеть телевизор. Как только появляется жуткая кукла, ему приходится подавить зевок. Как Тим и ожидал, он уснёт до того, как на экране появится что-то по-настоящему страшное. Он надеется, что не уснёт надолго. Ему не хочется тратить попусту день, отведённый только ему с его парнем. Экран телевизора мигает, на нём кто-то кричит. Сюжет уже невероятно предсказуемый и скучный, однако спецэффекты не слишком плохие.    — Так... — невзначай говорит Бернард посреди просмотра фильма, — Красный Колпак – это Кэсс?   Тим смеётся так, что у него рвутся швы.