friends — chase atlantic.
громкая музыка бьёт по ушам, заставляя морщиться и утонуть в желании выйти из помещения. бар насквозь пропах противным спиртом, что вовсе не успокаивал, а скорее убивал желание оставаться здесь. друзья, пьяные вусмерть, не вызывают никаких эмоций, помимо тяжести на плечах. маша не воспринимает их речь, не может понять о чем её просит подруга и почему вешается ей на шею. она хочет сказать, что устала, что хочет домой и просто спать, но не может сказать ни слова. в руках бутылка воды, в голове одиноко-пусто. встаёт, чувствуя как чужие руки ускользают с плеч, и уходит в другую сторону. оборачивается лишь раз и как в тумане видит, что половина из её компании спит, а остальные занимаются чем угодно, но не слежкой за ней. даже выдыхает. ей же легче, если никто не увидит. романова не хочет развозить подруг по домам, не хочет слушать пьяный, до жути похабный, бред одной из них, что искренне думает о том, что маша была бы не прочь переспать с ней. не один раз. желательно, чтобы только она получила удовольствие. мерзость, думается ей. она среди кучи столов идёт. здесь кто только не попадается: от упоротых наркоманов, до вполне милой парочки, что, видимо, перепутала бар и ресторан. зал большой, столов много, как и людей. особенно около барной стойки. там барменша проводит какое-то яркое шоу, периодически раздавая комплименты девушкам, стоящим рядом. очень интересно, но явно не маше. дверь на выход появляется внезапно. романова по карманам хлопает, ощущая в правом пачку сигарет, и выдыхает. то, что сейчас ей было нужно. спокойный перекур, холодный ветер и мурашки, бегающие от него по коже. самое то, для непонятного вечера, не доставляющего никакого удовольствия. она дверь толкает рукой одной, выходя на улицу, освещенную одним единственным, тускло горящим, фонарем. в темноте она не сразу замечает фигуру, оперевшуюся на стенку и уткнувшуюся в ярко светящийся телефон. романова смотрит пару секунд, обостряя внимание на худом телосложении, на, укрытом капюшоном, лице и высоком росте. она хмыкает чуть слышно, даже не хотя думать о безопасности и неимении хоть каких-то средств защиты помимо зажигалки. слишком пусто, слишком всё равно. она выпрямляется, спину ровняет и шеей хрустит. достаёт упаковку, поджигая одну из сигарет, что отдает каким-то сладковатым вкусом. затягивается впервые, вдыхая дым в себя и наслаждаясь. он обволакивает легкие, приторно заставляя её им задыхаться. — почему одна? — спрашивает кто-то за её спиной и романова готова жизнью поклясться, что знает его наизусть. давится даже, резко оборачиваясь. там девушка, уже с открытым лицом и без телефона, стоит, оперевшись на стену. смотрит прямо в глаза, прожигая их. маша хочет реветь, смотря в них. — ты тусовалась с какой-то девчонкой, неужели бросила её на растерзание? — тебя ебать не должно. — грубит и отворачивается, ведь вспоминать больно. все ссоры, всю ревность и измены, прикрытые одной фразой: «мы просто друзья». слезы сами подступают к глазам, а руки не хотят донести сигарету до губ, дабы избавиться от накатившей паники. романова ненавидит этот ступор. — твои друзья так сильно оберегали тебя от меня, но не остановили, когда ты буквально съебалась посреди ночи из неизвестного бара от них? — усмехается, давит на больное. прекрасно же знает, что маша своих друзей оправдывает и слушает, потому что привязана. может тогда, когда они встречались им было не всё равно, но сейчас-то всё по-другому. даже та её подруга, что клеится не первый месяц, не захотела спросить, остановить. она никогда не хотела даже знать её, думается маше. просто хотела, чтобы та её трахнула, да и всё. всегда так. она уже даже не удивляется. — они пьяные, сами ничего не соображают. — оправдывает, искренне не хочет подставлять подруг. они ей близки. если не они, она останется одна, поэтому держится крепче всего. надеется, что её не оставят одну. — а ты трезвая? — поцелуева, я тебе повторяю: не твоё сраное дело. — злится уже, чуть ли не бросает сигарету на асфальт и порывается уйти, но даже сдвинуться не может. по телу идет мелкая дрожь, но не от октябрьского холода. она так и не поворачивается, все равно чувствуя чужой взгляд на собственном затылке. — мне больше нравилось, когда ты называла меня «дашенькой». — а мне больше нравилось, когда ты не вмешивалась в мою жизнь, под предлогом того, что мы ничего друг другу не обязаны. слова прекращаются, а романова вздыхает тихо. переводит взгляд на сигарету, тлеющую в её руке и искренне не понимает, куда смотрела весь разговор. ступор проходит, а бывшая пустота заменяет его. проходится по телу теплой волной, в противовес чужим кристальным глазам, и словно разрешает наконец двигаться. она подносит сигарету ко рту, снова затягиваясь немного трясущимися руками. вдыхает в себя дым, но тут же выдыхает, когда слышит чужие шаги за спиной. кидает сигарету под ноги, туша носком, а сама сглатывает неслышно. перед лицом появляется чужое, на расстоянии около метра. романова в него взглядом впивается, находя отличия. она, как и хотела, подстриглась, похудела совсем немного, что видно по скулам, перестала краситься в конец и обрела более яркие черты лица. когда они встречались, она была мягче на вид. даже её голос стал намного более грубым, прокуренным и менее чётким. — извини, — маша брови поднимает, удивляясь. даже тогда, чтобы извиниться поцелуевой нужно было переступить себя. — я не хотела тогда делать тебе хуже. — но сделала. — говорит, буквально убивает. смотрит в кристально чистые глаза, вспоминая и обнаруживая их в отражении. чувствует себя так, словно смотрит в много разных осколков зеркал, что когда-либо отражали ту их жизнь. — ага. — даже не спорит, понимает свою вину. от этого маше неловко становится. романова выдыхает громко, опуская глаза вниз, на собственные руки. ей тяжело думать. ей тяжело даже стоять. ноги кажутся ватными. — почему? — боялась ответственности. — почему я в семнадцать не боялась, а ты в двадцать один — да? — люди разные, котёнок. — не называй меня так, — фыркает, поднимая наконец глаза. старое прозвище берет за душу, напоминая счастливые фрагменты, что отпечатались на подкорке памяти лишь счастьем. — проехали. — ты прощаешь меня? — смотрит в океан чужих глаз и не может отказать. помнит их наизусть, знает как те выглядят когда она зла или счастлива. «незнакомцы, которые знают про друг друга всё» — их фраза. — посмотрим. она разворачивается, уходя внутрь бара. останавливается около входа и из кармана телефон достаёт, тут же открывая переписки, листая в самый конец, где лежит один контакт. тыкает на кнопку «разблокировать» и выключает телефон, уходя в сторону собственных подруг. их нужно развести по домам.×××
даша радуется очень, когда видит, что их диалог не стоит на месте. после того вечера они начали общаться, переписываться часто. из этих переписок она узнает, что девушка, к которой она приревновала романову, лишь её подруга, которую она отшивает. узнает, что за всё время она так и не разлюбила искусство, но полюбила себя. поцелуевой даже на душе тепло становится. жаль только, что это произошло уже после неё. они начинают созваниваться по видео вечерами. романова смеется, смотря на сонное выражение лица даши. рассказывает о том, как проходят дни в университете и о глупых поступках однокурсников. говорит, что с алкоголем хочет завязать. поцелуева слушает всегда чужую болтовню, заглядываясь на чужие черты лица, обрамленные прядями крашенных волос. иногда смотрит на губы чужие и хочет себя ударить. даже не понимает за что: то ли за то, что упустила их, то ли за то, что смотрит на них уже после расставания. в один из таких вечеров даша на прогулку её зовёт. романова улыбается невинно, говоря, мол у неё щеки красные, но соглашается и назначает место. поцелуева собирается слишком тщательно. одевает рубашку с рукавами красивыми и джинсы, визуально вытягивающие ноги. сама удивляется, как такое осталось в её гардеробе. она такие вещи не носила, кажется, со времен расставания с машей, когда она таскала её по магазинам и буквально впихивала ей в руки вещи, что действительно смотрелись на ней. она, накинув сверху чёрное пальто для теплоты, — октябрь, к несчастью, встречает холодной погодой, по сравнению с сентябрём, — выходит намного раньше запланированного. добирается до кафешки, в которой они должны были встретиться, тоже рано. слишком рано. сорок минут, до изначального времени. и какого её удивление, когда она видит чужой, до боли знакомый, силуэт за одним из столиков. они смеются долго, называя себя опоздавшими наоборот и пьют кофе. темы для разговора находятся сами собой, словно не было той пропасти в целый год. они общаются, им интересно. даша её до дома после этого проводит, смеясь с того, что за полтора года маша так никуда и не съехала. в ответ на это, романова спонтанно предлагает зайти. поцелуева помнит квартиру наизусть, помнит самые теплые моменты. их отношения не были лучшими, но они всё же были друзьями. теми самыми, которые до утра на балконе курят и разговаривают о чем-то насущном. теми, кто возил друг дружку домой после странных тусовок. теми, с кем было комфортно. время близится к вечеру, когда они идут курить. даша идёт медленно, под чужой смех и сравнения с кошкой. похожа, правда. они поджигают сигареты одновременно наклонившись друг к другу, как делали это когда-то. а потом целуются. лениво так, притворяясь, что не ждали и не смотрели. но ведь чувствуется, что ждали. маша улыбается приторно, как только она умеет, пока зарывает в короткие волосы свободную от сигареты руку. отрываются друг от друга и не чувствуют себя виноватыми. радуются как школьницы влюблённые, всё-таки затягиваясь, почти одновременно. — небо красивое пиздец, никогда не думала, что оно может быть таким, — проговаривает даша, выпуская дым. романова головой кивает, разглядывая чужие глаза, что в ночи становились ближе к серому цвету. за её спиной свет от белой лампы в гостиной, что очерчивает её силует красиво. она проходится взглядом по чужим плечам, немного открытым из-за расстёгнутой рубашки, что когда-то сама романова купила, смотрит на худые руки и талию, проводит глазами по бедрам и останавливается на голенях, снова поднимая глаза. поцелуева улыбается, выкидывая собственный бычок догоревший. маша хмыкает и поступает так же, ведь сигарета догорела уже. романова тянется к чужим губам вновь, в этот раз сминая резче и кусая. поцелуева даёт вести ей какое-то время, но в какой-то момент инициативу перехватывает, заставляя чужим рукам упереться в подоконник, а глазам закрыться от наслаждения. она усмехается, когда прикусывает и слышит негромкий стон, заглушенный её же губами. она зализывает ранку, извиняясь, но отстраняется как только чувствует одну из рук, тянущую на себя. она навстречу движется им, упираясь подбородком в чужое плечо. рядом с ухом слышит сбивчивое дыхание. — скажи мне, мы точно не друзья? — говорит судорожно, словно проявляя минутную слабость и тут же смущаясь из-за нее. поцелуева по её спине проходится, очерчивая позвонки пальцами. старается успокоить, ведь знает, что ей важно. — да, котёнок. романова в глаза-кристаллы чужие смотрит, с надеждой и искренним доверием. верит. даже того, что сделала даша, верит ей. они целуются вновь, выходя с прохладного балкона. романова за руку дашу тянет, в сторону собственной спальни, захватывая с собой пачку салфеток из рюкзака. когда в комнату заходят, поцелуева глазами её оглядывает. по сравнению с остальной квартирой, спальня изменилась очень; большая, двуспальная кровать поменялась на ещё более большую и роскошную, старый шкаф и стол заменились новыми. не изменился лишь привычный беспорядок в вещах романовой. поцелуева улыбается этому, смотря как хозяйка квартиры на кровать с ногами садится, спиной к изголовью. она упаковку открывает, вытягивая оттуда две салфетки, одна из которых благоразумно уходит даше в руки. — я надеюсь ты не заразная, — шутит романова, получая в ответ закатанные глаза. поцелуева руки протирает, на пальцах делая акцент, а после откидывает салфетку куда-то на стул, где одежда ма́шина комкается. она на бедра пухлые садится, рукой одной тянется под толстовку. холодными прикосновениями проходится по животу и как у маши ещё больше дыхание сбивается, тянется выше. романова её шею царапает слегка, останавливая, а сама переходит на пуговицы рубашки, стараясь быть как можно быстрее. даша, смотря на это, усмехается и помогает, снимая с себя ненужный предмет одежды, повторяя то же самое с толстовкой маши. — я могу засосы ставить? — спрашивает, а в ответ получает только закатанные глаза. — ты никогда не спрашивала. — а сама волосы откидывает в другую сторону, оголяя шею и ключицы. даша усмехается, целуя, а после прикусывая кожу чуть ниже шеи, где не будет сильно видно, но выглядывать из выреза, даже футболки, будет. романова цокает этой показушности, но не останавливает поцелуеву, что начинается вниз спускаться багровыми пятнами, к груди ничем не скрытой. — бля, ты бы знала как я люблю то, что ты лифаки не носишь, — маша не успевает ответить, громкий стон роняя, когда чужой язык по груди проходит, задевая шариком пирсинга сосок. — и то, как ты стонешь. — заткнись, — говорит и губу прикусывает, потому что чувствует как рука поцелуевой расстёгивает ширинку джинс, стаскивая их на пол. на бедре тут же начинают вырисовываться абстрактные узоры, медленно приближающиеся к белью. — давай быстрее. — нетерпеливая. — закатывает глаза даша, но просьбу исполняет, пальцем проходясь по трусам, специально задевая чувствительную точку. романова её плечо сжимает до побеления костяшек, а сама ёрзает на месте, желая получить больше. — люблю тебя пиздец как. — даша, ну твою мать, — воет маша, когда чужая рука вообще уходит от тянущего лона. поцелуева снова покрывает грудь чужую поцелуями и укусами, но спускается ещё ниже, устраиваясь между ног романовой. она смотрит на это, словно заводясь ещё сильнее. если честно, она не помнит, когда ей последний раз отлизывали, а не она кому-то. — не тяни резину, я тебя умоляю. даша хмыкает спокойно, наконец отодвигая ненужную ткань и намеренно задерживаясь на клиторе. улыбается чуть видно, когда слышит стон сверху и удар об кровать. почему маша во время секса предметы бьет — одной ей известно, но поцелуевой это нравится до ужаса. она касается чужих половых губ языком, а маша старается бёдра не свести от удовольствия. такое чувство, будто даша тянула не какие-то пару минут, а целую вечность, не меньше. она руку в короткие волосы зарывает, отмечая, что ей так идёт больше, и тут же перебивая эту мысль слишком хорошим ртом, что целует и лижет так, словно у неё есть диплом об обучении. поцелуева одну из рук с бедра маши убирает, проходясь между складок снова, языком полностью переходя на клитор. первый палец вставляет, тут же получая стук по кровати и растянутое в стоне «ещё». добавляет ещё один палец, начиная двигаться. наращивает темп, до момента, когда стенки влагалища сжимаются вокруг пальцев. она сбавляет скорость, но на переднюю стенку давит, заставляя чужие ноги дрожать, а голос буквально охрипнуть. романова кончает быстро, растягивая чужое имя и напрягая бёдра. даша поднимается выше, оставляя поцелуй где-то на скуле и садится рядом, наблюдая, как из глаз романовой начинают течь слёзы. она выдыхает тихо, опираясь головой об изгодовье кровати. — я ебала это, — смеется, стирая ребром ладони мокрые дорожки с лица, смотря а потолок. поцелуева улыбается немного, смотря на это. она помнит, когда в первый раз очень испугалась слёз маши, стараясь выяснить, что она сделала не так. сейчас это скорее милая деталь. эти слёзы никогда не были от неприязни или чего-то подобного. как объясняет романова: «простая реакция организма на большое количество эмоций». — пойдём курить? — сохраняешь традиции? — конечно.