— Осторожно, пешеход! — Успокойся, она на улице и знает, чем рискует. Азирафаэль (ангел) Кроули (демон) — Ты врезался в кого-то. — Нет. Кто-то врезался в меня. Азирафаэль (ангел) Кроули (демон)
Я чуть дрожащими руками завязала волосы резинкой, пустым взглядом посмотрев в окно; через пятнадцать минут Изабелла Корсини официально исчезнет для всей Италии на весь месяц. Это я. Изабелла Корсини. И скоро вся информация обо мне станет известна в мгновенные минуты: сколько лет — двадцать пять; кто я по знаку зодиака — Стрелец; мой рост и вес, и группа крови, которую я и сама не знаю; моя страховка, социальный номер, права, немногочисленные друзья и просто знакомые. Исчезнуть на месяц. «Как и что происходит?» — Спросите вы. Это… ну, достаточно просто и сложно объяснить одновременно. Вонгола запустила проект «Нуль», суть которого в том, чтобы выбрать десять людей, не связанных друг с другом ничем; и заставить их исчезнуть на месяц. У них ровно месяц на подготовку. И фора в два часа, после секретного кода на телефон. А после… после их будут искать всё правительство. Все компьютеры, все люди. Законные и незаконные методы. Продержавшийся месяц — получит два миллиарда. Проигравший — ничего. Разумеется, для не участвующих «беженцев» или «догоняющих» весь этот проект — настолько тайный секрет, что никто и знать не должен; Нули не должны рассказывать об испытании; Нули должны хранить молчание и исчезнуть с радаров мира на целый месяц, чтобы выиграть денежный приз. Цель — испытать программу «Нуль», которая, как заверяет Ирие Шоичи (программист Вонголы, если что), способна найти кого угодно. Если идея выгорит — Вонгола получит много, много денег, часть власти на само правительство Италии; а Италия получит сверхчувствительную машину, способную вычислить и найти любого преступника в стране. Если же за отведённый месяц программа — и люди к ней прилагающиеся, — не смогут найти «Нуля» (так, в честь самой программы, назвали испытуемых), то выигравший получит приз в два миллиарда. Это очень. Очень большие деньги. Но я участвую не ради денежного приза; вернее, не совсем ради него. Моя цель немного сложнее. Но гораздо важнее денег.Семь минут до начала испытания.
У меня есть план. Я много думала над ним. Целый месяц; потихоньку собиралась и этот день наконец настал. От напряжения бросило в холодный пот, я закусила губу, откинув голову назад. Нужно расслабиться. Расслабиться. Вдох — выдох. Глубокий вдох. Медленный выдох.Три минуты до начала испытания.
Телефон зазвенел; я не смотря подняла трубку. — Корсини, ещё не откинула коньки от страха? — Игриво спросила подруга. Внутри меня словно чуть расслабилась пружина. Тереза та ещё сучка, но она своя. Она не знает, в чём дело и не знает причины моих волнений, но она весьма заботливо пытается якобы ненавязчиво обо всём вызнать. Я улыбаюсь. — Куда уж мне, Тереза; прости, но я должна сейчас отойти, о`кей? Я после перезвоню. Через месяц. Легко представить по непринуждённому — явно фальшивому, — тону, как Тарантино пожимает плечами и хмурит в подозрении свои брови. Она, верно, учуяла-таки что-то, но сейчас не может на этом «что-то» настоять. Слишком мало информации. А я слишком не давлю, давая ложное ощущение власти над нашими разговорами; над нашей дружбой. Не всегда полезно, но… — Точно перезвонишь? — Точно. — Тогда о`кей. Но не забудь — ты обещала. — Голос подруги детства лёгок, не смотря на грозные слова; я поймала себя на том, что напряжение, сковывающее тело, намного ослабло, почти пропав. А затем телефон тухнет, чтобы завибрировать в моих руках.«НУЛИ — ОТСЧЁТ ПОШЁЛ. ВАША ФОРА — ДВА ЧАСА!»
*** Они встречались один раз в месяц — в его конце; двенадцать раз за год. Иззи восемь, когда она замечает: «Почему ты не растёшь?» Ребёнок, который всегда знал её оценки и отношения с окружающими, всегда проявлял безразличие к ней, одновременно слишком многое о ней зная — почти младенец, сидящий напротив. «Потому что проклят». — Лаконично отвечает он. «Проклят?» «Верно. Тебе не стоит об этом знать; лучше скажи, как ты умудрилась отхватить тройку по математике-…» Когда Иззи была младше, она часто слышит фразу: «У?!"№@ не может быть детей. Это против закона природы». Она не знает слово, которое слышит — не понимает его и не знает, как и почему эта фраза настолько крепко проросла в её голове. Может быть, это был сон, такой запоминающийся, что прошёл сквозь годы, а может быть кто-то — кого она не помнит, — действительно произнёс это, и она запомнила. Корсини слишком маленькая, чтобы задавать вопросы, после того как взрослые вокруг расстраиваются, когда слышат их. Каждый конец месяца она — это правило — встречается с младенцем, который к ней равнодушен; он младенец, когда ей пять, младенец, когда ей восемь, и всё ещё младенец, когда ей шестнадцать. Он к ней равнодушен, но почему-то всё равно знает всё-всё-всё о её жизни; даже то, о чём не знает крёстная. Тётя Кристи — ведь мать мертва. Давно. Слишком давно, чтобы Иззи об этом жалела или вспоминала с горечью. Этот мужчина в теле младенца вытаскивает их компанию: она, Тереза и Лучия — из обезьянника, когда они попадаются с алкоголем. Она не знает, как он узнал; но знает, что ни в каких документах это не зафиксировано, будто ничего и не было. В девятнадцать она видит его последний раз, — а в двадцать один перестают приходить письма и итак редкие звонки четырежды в месяц. Полная равнодушия к этому человеку, Изабелла начинает тревожиться.***
Тринадцать минут. Шоичи нервно схватился за живот, затравленно глядя на огромные мониторы, развешанные буквально везде; рядом стоят десятки компьютеров, верно и нервничая сидят его младшие программисты, а Хаято чересчур громко помешивает ложкой кофе. Тсунаеши Савада как застыл у монитора пятнадцать минут назад, так больше и не пошевелился; лишь делал редкие глотки двойного кофе, приправленное третьим кофе. Сколько они убили ночей, создавая этот шедевр? «Нуль» — это совершенство. Совершенство, исполненное в двоичных кодах и командах; «Нуль» — это возможность; «Нуль» — это сверхмашина, способная прослушать каждое устройство в стране, способное взломать любой сервер или пароль; «Нуль» — его, Шоичи, совершенство. Девять минут. — Скоро начнётся игра, — заявляет высокомерный агент от правительства, по неволе прочувствовавший и проникшийся напряжением, повисшим в воздухе; он никак не мог усесться, а потому облокотился своей задницей о стол. Его младшая помощница что-то бесконечно помечала в блокноте ручкой. Старомодный метод; зато блокнот не взломать всяким программам «Нуль». Живот болел всё сильнее с каждой секунды; Ирие слабо застонал, и Такеши любезно дотронулся до его лба, помогая своим сами-знаете-чем. — С-спа-спасибо, — нервно пробормотал мужчина, дёргая головой. Киоко обеспокоенно цокнула языком и отошла — верно заказать им нормальную еду. Но никто из мужчин — из всех сорока шести, присутствующих в зале, — не чувствовал себя так, словно был способен проглотить что-то кроме жидкости, которая не кофе. Напряжение и давление слишком высоко. И даже вечно спокойный Ямамото Такеши, умеющий разряжать обстановку, сейчас лишь сохранял гробовое молчание, порой подходя к своим друзьям-семье-партнёрам-детства, чтобы дотронуться — и воздействовать пламенем. Четыре минуты. — Верно, скоро начнётся, — спустя пару минут пробормотал возбуждённый Десятый. Он не знает никого из десяти «Нулей» — никто не знает, кроме правительства, которое каким-то образом — они не должны знать заранее, — выбрало их для участия в эксперименте. Мужчины и женщины, может и вовсе старики; преступники и законопослушные граждане. Справится ли программа? Сумеет ли они изловить их всех до истечения срока — в месяц? Им бы лучше справится. Компьютеры резко заработали, а люди пришли в движение; на экране выводились портеры десяти «Нулей» с их нумерацией, и самой подробное информацией, сосчитанной программой «Нуль» в считанные секунды. Да начнётся же игра!***
«Исчез», — говорит крёстная на вопрос тогда слишком маленькой девочки, где её отец. «А мама? Почему у всех есть мамы, а у меня нет?» «Потому что она исчезла вслед за ним. И даже гораздо раньше, чем он исчез». Крёстная ненавидела её отца, боялась и всегда молчала о том, кто он. Может быть там, на её лице, было ещё презрение. Или животный страх, что она исчезнет, прямо как и её родители. Маленькая принцесса Изабелла. Маленькая послушная девочка, никогда не нарушающая правила — ведь нарушает их только плохая-плохая Тереза. Это не Лучия и Изабелла столкнули Кёрстни с лестнице, сээээр. А Терезе и в радость; она любит, когда вокруг царит насилие. Бедная, несчастная девочка. Изабелла скидывает вину на Глорию Вигано и пожимает плечами; она отличница-хорошистка-активистка и ей верят. …А ещё — в конце каждого месяца брала её за руку крёстная и отводила в разные заведения, кофе там, зоопарки. Чтобы она могла побеседовать с одним человеком, которому на неё плевать. Он так и говорит: «Мне всё равно». А затем достаёт справочники, чтобы она лучше справилась с контрольной по математике. Он звонит ей после шестнадцати лет и говорит, что не может сейчас быть рядом, слишком опасно. Звонит и говорит звонить ему, если случится что-то. А в двадцать один он пропадает. … Игра началась, и я начинаю понимать, почему некоторые преступники такие параноики; сложно не быть параноиком, когда за тобой следят. Когда ты знаешь, что за тобой следят; это не пустые слова, не глупые убеждения. Истинная правда — и это заставляет твоё тело дрожать. Я никогда не думала и не замечала, как много камер в округе. На машинах, у магазинов, некоторые подсвеченные дома, телефоны, планшеты, часы, светофоры. Глубокий вдох, дорогая я, и медленный выдох. «Всё хорошо», — пытаюсь убедить саму себя. — «Нужно лишь успокоиться и всё. И всё!» Не то чтобы это помогает и я думаю про Терезу; я слишком нервничаю; что бы сделала она? Глупый вопрос. «Шли всех нахуй» — её буквально единственный ответ, за которым следует провокационное: «Слабо?» Интересно, сколько людей на это покупались? В фигуральном, переносном плане, разумеется. …Камеры следят и они повсюду. Наверняка, Вонгола уже отфильтровала всю накопанную информацию о ней и программы теперь своими холодными и бездушными взорами изучают людей, у которых будет схожий рост, вес и походка — характерные черты, по которым её найдут в кротчайшие сроки. Мог ли тот пожилой мужчина с газетой в руке, сидящий на лавочке, — надо же, кто-то до сих пор читает газеты? — быть агентом из правительства? Или та группа подростков, перекрикивающих почти всю улицу с матерной песней, звучащей из колонки? Или та деловая женщина на высоких каблуках и с явным недосыпом, нервно постукивающая пальцами по часам на левой руке? Вдруг кто-то из них из полиции? Из правительства? Подосланы самой Вонголой? Как страшно. Как интригующе. Я улыбнулась и натянула маску на нос. Чтобы исчезнуть — необходимо стать совершенно иным человеком. Думать, ходить, мыслить как другой человек; и тогда, и лишь тогда есть вероятность, что ты пройдёшь мимо зоны риска.***
Есть что-то странное в этом мазохистском занятии: стоять или сидеть перед огромными экрана с пола до потолка и наблюдать, как камеры и вся существующая техника пытается изловить десять Нулей. Десять огромных экранов. И для каждого — свой руководящий агент, готовый изловить попавшегося хоть на мгновение «Нуля»; Бред, агент от правительства, не может удержаться от того, чтобы немного покурить, но стоит ближе к окну, чтобы не вызвать у других недовольство. Он с самого начала настроен нейтрально-дружелюбно и с интересом ждёт развития ловли Нулей; его напарница и коллега настроена больше отрицательно. Постоянно звучат звук нажимаемых клавиш; а в правом уголке что-то говорят профайлеры — они будут задействованы в последнюю очередь, ведь цель — это программа «Нуль» и её способность задействовать технический процесс, чтобы изловить преступников. Здесь так много политики и секретности, что дышать невозможно. Бред ослабляет галстук и расстёгивает верхнюю пуговицу. Шоичи нервно вскакивает, а с заминкой в секунду — вспыхивает один экран. Все напряжённые лица мгновенно оказались привлечены, а тела «охотников» вернулись в боевую, хищную позицию. Кто-кто-кто-кто. — Всего три часа, — слабо и тускло, возможно разочарованно пробормотал Шоичи; он хотел, чтобы Нули прятались лучше; им давался месяц и два часа на подготовку! Да, его программа сильна, но он будет несколько разочарован, если все Нули найдутся меньше, чем за неделю; как правительство вообще отобрало этих людей — ведь должно же быть что-то, что их зацепило, что-что, что их выделило, раз они попали в десятку Нулей?; Нуль-6 оказалась полным разочарованием. Взгляды складываются на буквах досье и фотографии: неряшливые светлые волосы, серые глаза; высокая; работает медицинской сестрой; двадцать пять лет. Изза Корси. — Довольно быстро, — закидывает за голову руки Такеши, скрывая разочарование улыбкой; он надеялся, что его добыча «поболтается» чуть дольше, а не попадётся спустя три часа, после начала испытания. Как разочаровывающе. Савада Тсунаеши чуть дёргается, интуиция неприятно потянулась тихой треленью в голове, и он подумал «Цвет волос… должен быть другой?» Что-то не так. Подвох? И сам не понял, о чём подумал. — Наблюдение. — Вывел команду Такеши и изображение неряшливой девушки пропала; но появилась запись с камер, с точностью до секунды. Она сняла медицинскую маску — которую некоторые носят после ковида, ну что тут говорить, это не странно, — и сняла деньги с собственной карты; на миг дрогнула спиной, убирая бумажки в сумочку и посмотрела точно в камеру банкомата, заслонившись лицом волосами. — Есть кто из наших поблизости? — Тринадцатая группа. — Высылайте. Шоичи поскрёб ногтями тыльную сторону ладони, отвёл взгляд и вздохнул. Это действительно разочаровывающе — так быстро кого-то поймать. Всего три часа. Как же вообще они выбирали людей? — Были и гражданские, и преступники, — чуть помедлив, ответит Бред; и Шоичи густо покраснел, нервно схватившись за живот — от нервов и сам не заметил, как начал возмущаться себе под нос вслух. Мадонна, как неловко-то! — Мы не выбирали лично, но все проходили несколько тестирований; те, кто заслуживал отдельного внимания или размышляла нестандартно попадали в проект. Претендентов было много и из оставшегося большинства мы выбирали путём рандома. Если девушка, медсестра, попала в десятку — значит чем-то внимание она привлекла. Савада подошёл плечо-о-плечо, — так близко — к Такеши, едва слышимо прошептав: — Что-то не так. Глаза его Дождя мигом стали собранными. — Что именно? — Я… не знаю. Просто будь готов ко всему, ладно? Они улыбнулись одинаковыми улыбками. Собранными и готовыми — тяжело попасться врасплох после всего того дерьма, что их Семья пережила. — Опергруппа готова. Ваши приказы? Девушка — Изза Корси, — мелькнулась в толпе, не теряясь с камер видеонаблюдений, который теперь прочно выделяли её из толпы; Такеши отдал краткий приказ, просто чтобы растянуть ненасытное удовольствие и азарт охоты, который не может испытать из-за слишком быстро попадания Нуль-6. — Преследовать, но не показываться на глаза. Бред застыл, верно статуя; тонкая фигура, облачённая в множество одежды, мелькнула в толпе, а затем свернуло меж домами; опергруппа постепенно окружали Нуль-6, даже если она об этом не знала. — Цель завернула на рынок. — Преследовать цель. Загнать в ловушку и лишь затем показать на глаза. — Принято. Тсунаеши растерянно потёр большой и безымянный пальцы друг о друга. Застыл и глубоко вздохнул; Реборн научил его дышать, когда он словил паническую атаку от своего первого убийства. Да, он сделал это, чтобы защитить Семью. И выбор был лишь один: либо ты — либо тебя. Да, он прекрасно понимал это. Но тем не менее… убивать ему не понравилось. Тогда — не понравилось. И это не было чем-то, с чем он мог так легко жить; осознание и малая часть вины — он больше сожалел о том, что именно он убил, именно он сделал это; очень трусливо — чем самим фактом убийства. Короткий вдох — длительный выдох. Вдох. Выдох. Набрать кислород. Выдохнуть углерод. Всё легко, всё просто. — Цель свернула к ларьку. Внимание, цель не вышла из ларька, произвести захват? Такеши отрывисто кивнул головой: — Произвести захват. Опергруппа мгновенно окружила небольшой домик, заблокировав все окна и двери. В оглушающей тишине тихо звякнула ложка, резко воздействовав находящимся на нервы; они знали, что уже поймали Нуль-6 с того момента, как она засветилась в банке — ну не дурочка ли? — но напряжение всё равно было высоко. Выше, чем они могли спокойно вынести, не показав своим телом или лицом — ни-че-го. Шоичи заикнулся, большими глазами и дрожащими руками отставляя слишком сладкий чай с молоком. Группа людей некоторое время пусто смотрела на него, а затем отвернулись к экранам — они видели несколько видео-изображений, прикреплённые к командирам небольших отрядов, сейчас проверяющие каждый угол ларька. — Пусто. — Пусто. — Пусто. — Пусто. Такеши подался вперёд, облизнув пересохшие губы. — По плану там есть ещё подвал! — Закричал сотрудник один, имя которого в неразберихе никто не смог вспомнить; Такеши мигом отдал приказ. Камера подрагивала, а затем — наконец-то показала подвал. Там было… — Пусто? — Удивлённо выдохнула женщина, даже не заметившая того, что задержала дыхание; невозможно! — Синьор… Ямамото? Хранитель Дождя нервно улыбнулся, смотря на каждую камеру; как; как они могли её упустить, когда она была буквально на ладони?! Вместе с этим просыпался и его азарт. — Что? — Тут записка. И сложенная в четверо бумажка оказалась перед камерой, передаваясь на экран. «Izzycorsiisnothere@.email». Такеши застыл, с расширившимися зрачками читая записку снова и снова. А затем зловеще расхохотался, с силой стуча себе по ногам. Ладно. Ладно! Один-ноль в пользу Нуля-6.***
Я нервно рассмеялась, дожидаясь своего автобуса, который довезёт меня до второй части плана; сердце безумно колотилось и я в какой-то момент действительно чуть было не поверила, что попадусь. Боже, так и поседеть скоро можно! Осторожно поправила кепку с брендом известной футбольной команды, у которой скоро — дня через три, — будет прямой эфир с игрой; на улице собралось как никогда много поклонников-фанатов, и отследить меня по кепке с помощью камер будет невозможно. Изменить мышление, стать другим человеком. Я была весёлой девушкой, которая была слишком погружена в наушники и вымышленный мир, чтобы обращать внимание на настоящий; я была полным подростком, который и сам не понимал, куда брёл — лишь бы куда-то; и наконец я стала высокомерной женщиной, той, которую обычно зовут бизнес-леди, окидывая прохожих высокомерным взглядом из-под ресниц. Камеры не могли меня поймать, потому что Изабеллы Корсини не было. Она исчезла, растворилась и не могла быть поймана камерами этого мира. Ведь её нет. Меня нет. Сейчас я фанатка футбольной команды, чья игра будет через три дня; очевидно, я часто пью, судя по моей одежде, но я вроде как хожу в клуб анонимных алкоголиков — судя по моей наклейке на руке. Потрёпанный, но верный рюкзак с кучей брелков на нём; мой автобус медленно подъезжал к стоянке, и в ближайшие двадцать часов я проведу в нём, может быть даже смогу заснуть. Руки холодели. От стресса? От начавшей ухудшатся погоды? Я не знаю. — Добрый день. — Добрый. Вам докуда? — До конечной. — Карта, наличные? — Наличные. — С вас… И тихо прошмыгнула в самый конец, теребя в руках резинку. Билет был в чехле выключенного телефона. С начало игры прошло шесть часов. Я улыбнулась — и вставила аккумулятор в телефон. А затем включила его.***
— Как прошёл твой день? — Всё ещё младенец попивал кофе; Изабелла понятия не имеет, как ему его вообще продают. Кофе. Противный горький напиток — она предпочитает всё приторно-сладкое, просто до безумия. Ринтаро обожает кофе. И всегда — всегда — пьёт его на их встречах; Изабеллу это не трогает, но она показательно кривится, потому что не понимает, что здесь делает. Ей четырнадцать и она могла бы сейчас погулять с Альдо Колелла, а не сидеть с этим больным человеком в кофейне и смотреть на огромные аквариумы с плавающими рыбами. Стоит отдать должное — тут красиво и богато; а ещё Изабелла не платила вообще ни за что; всеми средствами распоряжался Ринтаро. — Если ты не откроешь свой рот и не ответишь на вопрос, девчонка, твоя крёстная узнает о задержании в полиции. Кудрявые волосы подпрыгнули на плечах; Изабелла предпочитала умеренно-длинные, на грани с короткими волосы. — Это подло! Но младенец лишь посмотрел на неё снисходящим взглядом, который говорил а что ты вообще от меня ожидала? — …Нормально. Но было бы лучше, если бы я была не здесь. Слова импульсивно вырвались из её рта и итак тёмные глаза собеседника потемнели. Он хмыкнул, презрительным голосом выдавив: — А ты хотела гулять с этим Колелла? Он тебя не достоин. — Вы — последний в очереди, кого бы я послушала. — Какая прелесть. Мне придётся убить всех претендентов, что передо мной. Не люблю быть не номером один. Изабелла возмущённо и громко засопела, резко отвернув головы к проплывающей акуле. Акула смачно оскалилась и захватила мясо зубами, заглатывая свой обед целиком. Спустя пару секунд до неё дошло: — Стоп, да как ты вообще о нём узнал?! О её тайной первой влюблённости — а Изабелла думает, что это именно влюблённость, — не знали даже Тереза с Лучией. Она нигде это не афишировала, нигде не записывала и вообще, только-только начала влюбляться! Как?! Как он мог узнать это?! Ринтаро издевательски моргнул. — М-ма… я хорошо угадываю? — Это вопрос?! Младенец издевательски уходил от всех последующих вопросов, раздражая Изабеллу всё сильнее. Она едва не закипела на месте, словно чайник — когда заметила старшеклассника Альдо. Альдо был очарователен и на полтора года старше неё самой; а ещё он весело смеялся и прогуливался с другой девочкой, приобнимая её одной рукой, которая всё время пыталась скользнуть под юбку — с её места обзора это было хорошо видно. Возмущённая прошлым спором с младенцем, она, вскочившая на кресле, медленно опустилась на него, пустым взглядом смерив карамельный коктейль. Ринтаро не улыбался, а просто смотрел на неё. Корсини не видела тёмную ауру, от которой задрожали фальшивые официанты-на-самом-деле-убийцы-и-наёмники, а так же устремлённый взгляд в сторону этого… нескладного парня. Хотя он мог признать, что Альдо симпатичен; но, естественно, он не дотягивал до его уровня или уровня Изабеллы. Тогда Изабелла не думала, что он привёл её сюда специально. В тот же вечер она заперлась и впервые рыдала, как младенец; так разбилась первая влюблённость, протянувшаяся тринадцать дней, четырнадцать часов и сорок три минуты. А ещё через неделю семья Колелла обанкротилась и чем-то провинилась перед законом. И им пришлось срочно уезжать из страны. Через пятнадцать дней Изабелла о нём и не вспоминала больше.***
Это случилось вновь спустя почти двадцать часов с начала ловли «Нулей»: они приглядели Ноль-10, который, по подозрению программ, собирался спрятать на ферме двоюродной сестры жены Нуля-10. Для людей такая связь слишком далека и незначительна, но для программы она яснее остальных. Рёхей, слишком занятый своими брачными играми, явился лишь чтобы самостоятельно схватить Нуль-10 и исчез, сломя голову. Не то чтобы его кто-то осуждал. (И не то чтобы Тсунаеши жалеет натренированную на крики Варию, просто… Просто. Пускай его Хранитель погостит у почти родственников.) Киоко насильно отправила половину мужчин спать, сдавшись со второй половиной; конечно же, она пригрозила, что после они поменяются местами. Поэтому когда дверь резко распахнулась, Такеши чуть не вспорол чужое горло катаной, смотря сонно-злыми глазами. Сотрудник, ни капли не заикаясь, — явно уже побывал на «неделе Рокудо», — чётко произнёс: — Телефон Нуль-6 включён. «Нуль-6?» — была его первая осмысленная мысль. «Включён?» «Чё?» А затем его голову пронзило вспышкой: ускользнувшая мышка, использовавшая скрытую дверь подвала, чтобы сбежать и скрыться от них! — Изза Корси, — чётко выдохнул он, словно влюблённый. Резко подался вперёд, запрыгивая в свободные штаны, а второй рукой неряшливо напялил первое, что попалось под руку из верхней одежды. Прошла ровно минута и тридцать шесть секунд, прежде чем он появился в общем зале, смотря на мигающий экран; и, наверное, никто так быстро не надевал на себя специальное оборудование. — Опергруппа? — На связи, синьор. Тсунаеши чуть удивлённо на него посмотрел, скользнув ниже взглядом. Его брови забавно поднялись, но он не успел ничего спросить — телефон завибрировал. «Дорогая Джесс» — поступил звонок. Он извиняющее улыбнулся и вышел из зала. — Это проспект между… район… Судя по всему, Нуль-6 планирует покинуть город, чтобы прибыть в ближайшую деревню, если верить нашей психологической оценке. Такеши фыркнул. — Ваша оценка — дерьмо полное. Сотрудник обидчиво поджал губы, пока Ямамото жёстко размышлял вслух; Шоичи выводил красную пульсирующую точку на весь экран, а опергруппа уже добралась до следующей остановки. В этот раз она не сможет скрыться или сбежать, даже если будет обладать пламенем тумана. Они окружили её. Они загнали её в угол. Они- — Синьор, нашей цели здесь нет. -проебались. Такеши начал нервно дёргаться плечами и сотрудник-как-там-тебя-зовут сделал осторожный шаг назад; мужчина гортанно рассмеялся. Шоичи уставился в экран, не смело спросив: — Вы нашли лишь телефон? — Да. И записку: Knock, knock. Who's here? There's no one here! — Она с нами играет, — безучастно прозвучал голос Бреда. Такеши вздохнул. Выдохнул. И наконец произнёс: — Нам пора перестать недооценивать эту медсестру; она уже дважды нас обхитрила детскими способами из книжек про детективов. Слишком унизительно, если кто прознает. Надо отдать должное, не зря её выбрали. Такеши снял невидимую шляпу. Взгляд у него ожесточился — и вместе с тем наполнился азартом. Хорошо. Хорошо. Он не любил играть с теми, кто не мог дать ему достойный отпор. — Синьор… — Сотрудник-номер-два не хотел и слова произносить, но его жалостливое лицо ни капли не спасло его от хищного тёмного взора японца. — …кажется… — Кажется — что? — Кажется за месяц до «игры» синьорина Корси купила двенадцать одноразовых телефонов в разных компаниях и сейчас активны одиннадцать из них. — И, — добавил боязливо сотрудник. — Все они движутся в разных направлениях. — Разумеется! — Захохотал самурай. — Ну разумеется!