Господи, исцели этот велосипед... Кроули (демон) Зло всегда содержит ростки саморазрушения. Азирафаэль (ангел)
Элитная школа номер какая-то-там была влажной мечтой родителей и детей со средним достатком и, очевидно, недосягаемой мечтой для людей с минимально-низким доходом; потому что всё решали деньги и связи, а баллы — лишь в третью очередь. Ваш ребёнок идёт на «замечательно» по всем предметам? Прекрасно! О, у вашего ребёнка тоже всё «замечательно», но он ещё и при деньгах? Отлично, вы приняты! Школа святого Вита была школой, в которой были определённые правила выживания; например, каждый так или иначе помогает друг другу — но за определённую цену. Дружба дружбой, а служба — службой, как говорится. Двенадцать лет назад был случай, когда ученица сожгла своего учителя живьём, другого отравила, а третьего чуть не добила руками лишь из-за оценок. Стресс — наше всё; школу не закрыли. Из этой школы никто не мог выйти невинным или непорочным. И все понимали, какое чудовище далеко внутри скрыто за маской Изабеллы Корсини, когда слышали: говорят о ней лишь хорошее; лишь праведное; она добра и замечательная. Оценки отличные, денег много, особая любимица учителей и младших классов, симпатичная девочка для старших; правда, друзья не всегда подходящие, но никто не мог пойти против Тарантино. Изабелла, осознавая это или нет, была самым огромным лжецом в своей жизни. «Свергнуть нашего директора?» — Изабелла качает ножками, как маленькая девочка; коленки у неё припудрены и привлекают внимание взрослых мужчин. Она невинно улыбается и заинтересованно подаётся вперёд. — «Почему бы и нет, Теззи». (…) Обычно Иззи не пошла бы на такой шаг; но и ситуацию не назвать «обычной». Ринтаро — человек со связями. Она знает это. А ещё он безумно богат. Наверное, богаче чем она сама с Лучией и Терезой вместе взятые. А ещё он присматривает за ней. Не понять пока, хорошая или плохая эта новость, но тем не менее, в таких… ситуациях, это всё же больше плюс, чем минус. Вы: Мне нужна помощь. Ринтаро: Что случилось? У Корсини даже дисплей не успел потухнуть, как пришёл мгновенный ответ. Ладошки запотели. Лучия слабо закашляла, вжавшись в угол ванной, пока Тереза с обеспокоенным лицом вытирала кровь с лица. Изабелла переставала ощущать свою левую конечность и с мрачным взглядом покосилась на топор, лежащий у её ног. Вы: если ты не занят конечно Вы: не то чтобы я прям прошу о помощи За тонкой хлипкой дверью послышались ужасающие крики. Лучия слабо застонала, прикрывая ушами руки. Часть крови с головы попали ей на глаза. Тереза сняла ветровку и вытирала ею себя от грязи и крови. Они действительно немного… в дерьме. Ринтаро: Адрес. Вы: Улица Камелий, паб «Синяя лагуна», второй этаж третья дверх Ринтаро: две минуты и помощь будет. Пиши мне, что происходит. Не смей прекращать. Вы: мы просто пришли выпить но какие-то люди вломились я говорила про кокаин? Вы: люди вломились, они наркоторговвы я услышала разговоры пока они кричали они начали кричать и стрелять Вы: я схватила топор и пробила дорогу до ворого этажа Вы: мы скрылись в комнате дл яперепиха снизу крики слышнго Ринтаро: Ты ранена? Вы: рука онемела я дверь выбивала ключ заел лучия поранила голову у неё крови очень много крови нам нужна скорая Тереза мрачно выругалась. — Моя мать убьёт меня, если узнает об этом. Лучия Поджи рассмеялась и она недобро посмотрела на дверь. — Был бы в моих руках автомат, — и мечтательно облизнула губы. Изабелла отошла на шаг от двери и посмотрела на экран телефона; Ринтаро снова отправил ей «пиши без остановки», чтобы убедиться, что она ещё пока жива. — Тебя действительно волнует реакция твоей матери, а не то, что нас сейчас будут немного убивать? — Если я умру здесь, то мать меня не достанет. А вот если не умру и она прознает, — девушка поджала губы. Изабелла понимала и не понимала одновременно, поэтому просто пожала плечами. — Если Ринтаро говорит правду, помощь будет уже через минуту. — Этому «Ринтаро» вообще можно доверять? Изабелла рассмеялась. — Нет. Тереза рассмеялась вслед за ней. — Вы обе просто чокнутые, — фыркнула Лучия, которая слишком молода и вообще почему это дерьмо происходит с ней. Она определённо не должна была связываться с Корсини и Тарантино, но чёрт возьми! Кто бы устоял перед предложением ещё в детскому саду: «Давайте нагнём этот мир и свергнем власть?» Это предложение было слишком соблазнительным. А две пятилетки выглядели слишком серьёзно, чтобы посмеяться над этим. …Лучия подумала о сохранности своих нервов и рассмеялась с подругами.***
Обычно, я из нашей компании Лучии и Терезы самый спокойный человек. Это Тереза любит взрываться своими эмоциями, накапливая их неделю, чтобы потом вспыхнуть, подобно бомбе. Или Лучия, которая уверенно говорит про психологию, а затем идёт в актрисы, лишь мир её запомнил; ей было чертовски важно, чтобы её любили. Я это понимала. Тем не менее, она тоже любила ой как загонятся, метаться по квартире или пытаться — очень неудачно — скрыть свои проблемы. Мы с Терезой всегда были рядом, чтобы она могла вовремя «вспыхнуть», а не «угаснуть» навсегда. Что же до меня… хм. Меня же, м, вывести труднее всего. Обычно это я довожу людей, но вот когда люди бы доводили меня — это действительно редкость. Но сейчас… — Блядский кемпинг! Я В РОТ ЕБАЛА ВСЮ ЭТУ ХУЙНЮ! …возможно, во мне проснулась внутренняя Тереза Тарантино. В моё плане, считайте как этап три, было оставаться ровно на неделю — или чуть больше, — в лесу близ небольшой деревни, докуда технологии двадцать первого века распространены были не то чтобы слабо, но гораздо, гораздо меньше, чем в городе. Здесь мне не приходилось постоянно боятся или быть под прицелом камер; камеры видеонаблюдения тут лишь в машинах и в маленьких, но уютных магазинчиках, да и то — достаточно лет прослужившие. Тем не менее, я не сбавляла бдительности. Палатку получилось с горем пополам поставить, и я мгновенно забралась внутрь. Достала из рюкзака консервы и обвела их тоскливым взглядом. Достала расслабляющую книгу, которая повествует о девушке, доводящей других людей до самоубийства. Возможно! — Возможно эти дни можно будет скрасить, но скоро я вскроюсь от консервов. К счастью, не было холодно и не было зверей, иначе это можно было бы назвать моим самым худшим «отпуском» в жизни. Я — «белоручка», выросшая с богатой крёстной, с богатыми друзьями, и прожила большую часть жизни как ребёнок, для которого не существовало слова «нет». Мне доставалось всё самое лучшее, интересное и красивое. А теперь я живу в палатке и питаюсь консервами. Я бы не сказала, что в моей жизни что-то пошло не так, но чёрт возьми, я определённо должна буду воздать всем по заслугам за то, что я сейчас переживаю. Иначе имя мне не Изабелла!***
— Нуль-6 не появлялась? Шоичи заинтересованно навострил уши, через раз уминая лапшу быстрого приготовления. — Никак нет, синьор. Такеши цокнул и завистливо посмотрел на самодовольного Хаято, а затем скрылся за дверью. Гокудера высокомерно хмыкнул.***
Кармело Паоли был истинным итальянцем-патриотом, бывшим военным, поэтому, когда ему предложили участвовать в программе «Нуль», он не долго раздумывал. Так и сказал: «Жена, прощай на ближайший месяц», а затем начал планировать, собирать вещи… Ему уже было сорок шесть лет и, видит Мадонна, он любит свою жену, Виолу, но как показал двадцатилетний брак: лучший брак — тот, в котором есть определённые дни одиночества, бытие в разлуке со своим партнёром. Тогда их встречи становились более пламенными, страстными, кхм- Виола погостит у своей матери, и Мадонна, им это расставание пойдёт на пользу, чем наоборот! Но он слегка отвлёкся. Как военный, он понимал работу служб государства, и сразу установил себе несколько правил, которые нельзя нарушать: никаких средств, через которые можно выйти в интернет или те, которые были бы куплены в магазине электрики; никаких карт и даже скидочных купонов, исключительно наличка, но не большие суммы, это слишком подозрительно; так же не выезжать из страны или появляться на оплачиваемых шоссе. Это база, необходимая для первых дней. Он решил прятаться среди бедных районов, а чтобы идея сработала наверняка — среди бомжей. В первую же ночь приходилось доказывать, что он не слабак, и достоин защищать свою еду. Во вторую ночь пришлось доказывать, что венерическими заболеваниями он приобрести не спешит; да и вообще жене изменять не хочет. Но про вторую часть лучше было промолчать. Кармело выбрал себе простецкое американское имя «Боб», а после уверенно говорил, что первые двадцать лет своей жизни был почётным коренным американцем, и оставшаяся часть от него отвалила. Он ухмылялся и ночами пел гимн Америки, половину слов которой не знал, а потому делал вид что пьян в дребезги. Всё же даже без определённого места жительства люди были более благосклонны к своим, к итальянцам, чем к иностранцам. «Боб» ел дважды в сутки: очень рано утром и ближе к полуночи, в закусочной-столовой специально для бездомных, которую открыли синьор и синьора Роззи. Похлёбка была отвратна на вкус, а хлеб подавался уже жёстким, но нищие не выбирают; единственная слабость, от которой Паоли не смог отказаться — это от просматривания и слушанья уличных музыкантов на улице, но он смотрел достаточно далеко, чтобы его не смогли отследить. В потрёпанном рюкзаке у него было дохрена наличных денег, ещё немного в носках и даже в кепке; ну мало ли, удастся кому-то его ограбить. От стресса Паоли похудел и стали виднее его мышцы; а на лице отросла борода. По его собственному мнению, его было очень тяжело выделить на камерах, ведь он выглядел совсем иначе. Так продолжалось несколько дней, пока однажды… — Синьор Кармело Паоли? …пред ним не предстал высокий мужчина, с пронзительными глазами, хищными губами и сигарой меж пальцев. «Самокрутка», сразу мысленно определил итальянец. — Меня зовут Гокудера Хаято, и, к сожалению, вы проиграли. — Дерьмо, — выругался итальянец, раздасованно взмахнув руками. — Но как? Синьор Гокудера сел напротив, и остальные бомжи в столовой смерили их удивлённо-настороженными взглядами. Рисковые пытались пригреть уши, — большая часть поспешила уйти, запрокинув свою едва тёплую тарелку супа в себя. Им не нужны были проблемы. — По кепке. Секунда осознания. — ЧТО- — Вас опознал торговец газетами, сказал, что такая кепка футбольной команды он за свои годы видел лишь у одного постоянного клиента. А теперь к нему пришёл другой, но напоминающий первого клиента. Паоли не мог в это поверить; он попался на такой глупости?! На такой… такой… мелочи! — Но вы не первый, можете не печалиться за свою честь. Паоли с побледневшим лицом наклонился вперёд и несколько неловко промычал: — Слушайте… а моей жене ведь можно пока не говорить, что я выбыл? — Простите? — Я, э-э… у меня есть деньги и остаток месяца… я ведь могу не говорить, что выбыл раньше времени?***
Консервированная еда далеко не самая лучшая, какая только может быть; но даже имей я другое мнение, питаясь трижды в день одним и тем же — проще говоря, какому человеку это бы не надоело? «Видишь ли ты меня?» — Спросила я в никуда в своей же голове. Прошло десять дней с начала эксперимента и я всё ещё в восторге от того, что не поймана, не найдена и не отслежена. Чёрт возьми, да я даже пару раз подраконила саму Вонголу и сумела уйти! Что это, если не удача? «Удивительно, но я всё ещё держусь. Скажи, видишь ли ты меня сейчас?» Поэтому, напевая «Изабелла Корсини не пойманный вор, круче неё лишь помидор с огурцом», я собрала вещи и решила выйти сначала в деревню, а после и в городе для следующего пункта своего плана. По прогнозу погоды в нашем дорогом городе две первые недели эксперимента должно было быть солнечно; я не очень хорошо ориентируюсь на природе, но у меня очень хорошо развито чувство направления. Настолько хорошо, что даже не зная, где выход, я всегда смогу его найти в кротчайшие сроки, в каком бы месте я не была. Это было особенно полезно, когда мы с Лучией встревали в неприятности. Я не подозревала ни о чём даже тогда, когда листья на деревьях начали беспокойно покачиваться под убаюкиванием прохладного ветра, и даже когда всё небо заполонило тучами. — Никому в нашем мире нельзя верить, — с сожалением проворчала я, ускорив свой шаг, когда на нос упала первая капля будущего прохладного дождя; это меня едва и не погубило. Слишком сосредоточенная на своих мыслях и одном желании скорее выйти отсюда, из этого уже мрачного леса, я потеряла бдительность, и не сразу поняла, как нога моя соскользнула в кипу листьев, под которыми были чистейшая грязь. Громко воскликнув, я взмахнула руками в нелепой попытке вернуть равновесия, что только усугубило моё положение, и с горем покатилась куда-то вниз… вниз… вниз… пока не ударилась головой, мгновенно отключаясь.***
«Он, вероятно, мёртв», — говорит крёстная и уже взрослая Изабелла сжимает ладони в кулаки. Дышит, как он научил и создаёт ложное спокойствие, способное обмануть и её саму. А раз способно обмануть и её саму, то и остальных — тем более. «Почему?» «Потому что в его… профессии…», — крёстная мнётся. Вытирает стакан полотенцем и отводит глаза, даже не жестикулирует, как это бывало постоянно. — «Потому что в его професии, если человек исчезает более чем на месяц — значит он мёртв. У этого ублюдка слишком высокая репутация, чтобы так легко исчезать. Удивительно…» «Пожалуйста, не говори так. Я… он не может быть мёртв. Ринтаро обещал мне, что» «Он много кому и что обещал. И всегда лгал». «Не говори так». «Но это правда. Он ужасен». Изабелла отводит взгляд в сторону, зная что в этой «битве» она — проигравшая сторона. Она ведь не знает ничего о Ринтаро; но это не мешает ей говорить крёстной, чтобы та не навязывала ей своё собственное составленное мнение о Ринтаро. Порой Корсини казалось, что они говорили о разных людях, настолько они говорили противоположное.***
— Нуль-1 пойман. — Нуль-3 поймана. — Нуль-7 поймана. — Нуль-8 пойман. — Нуль-10 пойман. Шоичи кивнул. Хороший результат — половина за десять дней. — Неплохо, — улыбается Тсунаеши и кивает головой. Ободряет. Люди рядом с ним чувствуют волну небесного пламени, и настроение отчего-то повышается. Стресс уменьшается. Железная хватка, держащая сердце и играющая серенаду на нервах, слегка ослабевает — нет-нет, не выпускает из своих тисков, но теперь сотрудники больше уверены в своей победе. У них ещё двадцать дней и всего пятеро скрывающихся людей. Двадцать дней, четыреста восемьдесят часов. Достаточно времени и средств, чтобы поймать всего лишь пятерых беглецов. Провал с Нуль-6 словно исчез из их памяти, и даже Бред улыбался, глядя на экран. — Однако, — мягко берёт своё слово верная Киоко, перехватывая контроль над ситуацией так тонко и незаметно, что мало кто это понял вообще. — Оставшиеся пятеро — профессионалы в своих делах. Пятеро погасших экранов загораются, и теперь на каждого Нуля — два экрана. Огромные фотографии и досье, расписывающие каждый пук. Не фигурально выражаясь. — Джина Ренци, программист. Она была в команде тех, кто разрабатывал «Нуль». Также она — Нуль-2. — Сабрина Молинари, Нуль-4. Информатор и нимфоманка. — Берто Джамбони, Нуль-5. Вор и убийца, которого ищут в трёх странах. — Мартино Туччи, полицейский и отец двоих детей. Наш Нуль-9. — И, наконец, наша тёмная лошадка: Изза Корси. Именуемая Нуль-6, медсестра больницы Святого Паула. — Интересный… послужной список. — Помощница Бреда — да-да, та самая, с блокнотом, имя которой оказалось Мария, — задумчиво прикусила кончик ручки, вытягивая пухлые губы. Природное очарование. Хибари мрачно усмехнулся, глядя на свою цель «убийца и вор», прежде чем абстрогироваться от всех разговоров, просматривая что-то на компьюетере, с которого он спугнул одного впечатлительного юношу. Рокудо общеизвестно вольнонаёмным кошмаром пугал страну, у него не было времени на такие «глупости», поэтому охотой за Туччи возглавила Хром. — Выбирало правительство, а не мы, — с прохладой ему не свойственной, ответил Такеши. Киоко мягко рассмеялась. — Но ведь так мы проверим, насколько успешна наша программа, не так ли? В этом ведь суть испытания «Нуль». — Верно, так и есть, — одёрнул помощницу свою Бред и выпустил пар дыма изо рта. Экран оставался девственно-синим.***
Нога жутко болела и тянула; я сморгнула слёзы с ресниц и поняла, как сильно трещит моя голова. Я в яме. Я в глубокой грязевой яме, что до этого скрывалась за грёбанной металлической сеткой, которая спустя время, дожди и гноение дала свои плоды; и вот я здесь. Тихо всхлипнув, я ощупала пространство вокруг себя. Почва слишком зыбкая, а судя по прекратившемуся дождю, я тут как минимум час в отключке. Из-за листьев и веток деревьев трудно понять, какой сейчас час. По внутренним часам — ближе к девяти вечера, но не раньше шести ужина. Возможно, семь с половиной. Жутко хотелось пить, а ещё снять с себя промокшую одежду, заляпавшуюся в грязи, и пойти принять хорошую адски-горячую ванну, в которой она, с риском для себя уснёт. Нога ныла так, что хотелось выть; я осторожно подтянула её к себе, и слава богу! это был не перелом. Просто очень болезненный вывих, но кожа уже посинела. Всего лишь одно прикосновение, а уже словно разряд тока по телу. Я закусила губу. Торопиться уже некуда. Это была неудача; я подняла глаза и не нашла рюкзак. Паника на миг захватила меня, пока я не заметила край лямки, весящий над ямой, в которую угодила такая неудачница, как я. Здравствуйте, Изабелла Корсини. Попытавшись набрать слюну, смочить ею рот и горло, а после наконец её сглотнуть, я попыталась встать. Медленно и осторожно. А затем опустила левую ногу на землю. (…) Отчаяние начинало захватывать сознание; я умру здесь, я умру здесь, я умру, я умру, я умру! Всхлипнув гораздо громче, чем прежде, я сдерживала изо всех сил стойкое желание расплакаться, а затем увидела лежащий в грязи телефон. Прискакала к нему на одной ноге так, будто он — мой луч света во тьме ночной, попыталась включить. Ну же, ну же, работай, прошу тебя, ра-бо-тай! Телефон, к священному ужасу, пошедший трещинами и где-то с отколовшимся частью дисплей, таки включился. Медленно загрузил заставку и- — Нет сети, — нервно захихикала я, больше не утирая грязными руками покатившиеся слёзы. — Я ведь в лесу. Тут нет сети! Это был конец; ловушка, в которую я загнала себя сама. Поздравляем Нуль-6, вы выиграли эту программу!