Муза из Евросоюза

Саша хлопает дверью готического зала, перешагивает три ступени на лестнице разом, самым первым покидая дом Стахеева. Свежий воздух охлаждает разгоряченную кожу, но вот усердно работающее воображение подкидывает яркие картинки продолжения разговора, и Саша морщится, ощущая почти физическую боль лишь от мысли о впечатывающемся в скулу кулаке. Он трет щеку пальцами, пытаясь стереть неприятное покалывание, и шумно дышит в попытке прочистить скопившиеся напряжение и раздражение, заменить свежим воздухом. Молчаливо проглотить обиду и колкие слова – не проблема. Пытаться не закрывать уши ладонями во время братских речей о защите – вот это дело посерьёзнее, и Саша считает, что вполне с ним справился. Саша не сомневается, Гецати его в случае чего переварит, вот только будет ли рядом Олег – вопрос риторический, и ответ знают оба. Саша отряхивает одежду, словно сбрасывая навязчивые мысли, ничего, кроме обидного разочарования, не навевающие – мысли остаются, как и ощущение двух чужих взглядов, одинаково залегающих под кожу, но до ужаса разных в своих эмоциях – острый, смотрящий в ответ прямо и не отвлекающийся ни на что, и холодный, пронизанный безразличием за тонким стеклом очков. Его не видно за окрашенными в коричневый линзами, но он ощущается на коже сквозь одежду даже сейчас, когда обладатель взгляда где-то позади, возможно весело болтающий с Матвеем. Саша себя знает так, как никто другой – он отойдет быстро, обида отступит, но противное разочарование будет сидеть в глубине, будет тихонько обгладывать косточки, протягивая свои лапищи ко все новой и новой вкусняшке. Потому что Саша не перестает надеятся, но он заведомо не в приоритете, уже давно не. Но Саша, отойдя в тень, продолжает наблюдать за тем, как распахиваются двери дома на Басманной, выпуская в ночную свежесть экстрасенсов и работников, слепо надеясь увидеть выходящего из здания Олега, выискивающего теплым, нежным взглядом затаившегося в стороне с сигаретой в руке Сашу. Олег выходит одним из последним – не один, почти под руку с Матвеевым, светя яркой улыбкой, сняв очки. Взгляд у Олега цепкий всегда, вот и сейчас он выцепляет в темноте сгорбившуюся тень и тонкий тлеющий ярко-красным кончик сигареты, зажатой меж чужих пальцев – Олег обречённо вздыхает, и улыбка пропадает с его лица. Саша вздыхает тоже, выпуская сизый дым в воздух. Он наблюдает за тем, как тот исчезает, рассеиваясь, и усиленно делает вид, что не замечает приближения Олега. На деле же выцепляет даже в темноте боковым зрением недовольное выражение лица и вымученно улыбается. – Я же просил не курить, Сань – Саша ненавидит это всегда резкое «Сань», но всегда прощает. Сил не осталось, Саша заебался. Он жмет плечами, поднося сигарету к губам снова. Олег почему-то все ещё стоит рядом, хотя Дима в стороне недвусмысленно покачивается из стороны в сторону и нетерпеливо бросает взгляд то на Олега, то на горящий экран телефона. Олег почему-то все ещё просто стоит, а Саша очень хочет его обнять. – Ты едешь? – Олег знает, что нет. Олег не знает, что ещё может сказать. Саша не видит проблемы, если Олег просто уйдет прямо сейчас – чуть легче будет груз на собственных плечах, чуть менее заметна будет тяжесть на душе. – Нет. Я же вроде сам предложил Гецати выйти поговорить, – Саше кажется, что тем для разговора с Гецати наберётся побольше, что тем для разговора с Олегом. Саша не хочет говорить о любви, Олег говорить не хочет в принципе. И все же тянет что-то за язык, потому что с уст Саши удрученно, без малейшей надежды слетает, – Останешься? Олег размыкает губы, но только чтобы пройтись по пересохшей коже влажным языком. Он качает головой, и Саша благодарен, что он больше ничего не говорит. Только тянет руку, хлопая по плечу и холодными пальцами случайно задевая шею. По коже бегут мурашки, а Олег отдаляется все дальше. Теперь, кажется, навсегда. Гецати подкрадывается со спины неожиданно, но галантно обозначает свое присутствие лёгким смешком. Саша не знает и не желает знать, как много тот увидел и услышал. Они молчаливо идут по асфальту в сторону жилых домов, отдаляясь от шумной толпы, овациями провожающей уезжающих экстрасенсов. Останавливаются, не сговариваясь, у одного из подъездов – Саша чувствует, как дрожат собственные колени, и садится на ледяную каменную лестницу, ежась. Он вытягивает из пачки сигарету, протягивая одну из них Косте, а тот услужливо держит зажигалку зажженной, дожидаясь, когда прикурит Шепс. Гецати возвышается суровой тенью, но сидеть с ним молча неожиданно не плохо. Саша не ждёт слов, не ждёт ничего – он отстраненно наблюдает за мерцанием звёзд сквозь сизый сигаретный дым, ощущая чужую спокойную энергетику. Костя затягивается последний раз, неаккуратно туша окурок о железные перила, но продолжает стоять на месте. Саша докуривает спокойно, в одночасье вдруг смирившись со своей судьбой. Он тушит сигарету о сырую лестницу и поднимается, отряхиваясь. Костя играет в молчанку, но Саша совсем не против – разве что только не ожидает, что всегда сдержанный Константин Гецати протянет руки, чтобы утянуть в объятия. Хотя и обнимает он по-своему – не из нежности и святой любви, а в немой поддержке и тихом понимании. Саша прижимается ближе, пока Костя делиться физическим теплом и спокойствием, ощущающимся на уровне чувств и эмоций. Они размыкают объятия и в тишине бредут обратно до дома Стахеева. Саша старается много не думать, пока тихо вышагивает по асфальту бок о бок с Гецати, окружённый его мягко шелестящей аурой. Дома Сашу встречает необыкновенная пустота – ему не нужно бродить по комнатам, чтобы понять, что ни вещей, ни самого Олега здесь больше нет.