ID работы: 14005306

|| SLIDE ||

Фемслэш
NC-17
Завершён
71
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
8 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
71 Нравится 8 Отзывы 12 В сборник Скачать

***

Настройки текста
Примечания:

I love to watch her dance

When the lights are gone, her emotion shows

      Кафка впервые замечает Химеко, танцующей под неслышимую музыку в спальной комнате вот так просто: в коротких джинсовых шортах, босой, с помятой рубашкой, чуть ли не спадающей с её хрупких, но острых плеч. Как она всё-таки свободно проявляется в танце, у наблюдающей аж челюсть от очарования сводит. Тело немного назад, шаг в сторону и самая гибкая волна из тех, какие ей за жизнь удавалось видеть. Химеко идёт абсолютно всё: и цветы, и золото, и белые побрякушки всякие, даже этот чёртов кофе, который Кафка душой жалкой не выносит, очень, очень подходит ей.

I love to watch her dance

Seems like tragedy is all she knows

      Что так грустно, Химе? Кто-то обидел тебя?       Гостья, как дикая кошка, крадётся к звезде её холодного сердца, та пока её не видит, но она уже с предвкушением чувствует, как янтарные искры в глазах поймают её взгляд. Шаг раз, шаг два, поднятая рука изящно скатывается по такой же другой: у Кафки от этого сокровенного вида сердце замирает. Её до сих пор никто не видит, танцовщица и не смотрит, зато нахалка со вниманием запоминает всё: огненные волосы, небрежно собранные в низкий пучок, бежевую, покрытую родинками спину, чёткие изгибы талии и ритмичные бедра. Она, без слов, перехватывает ладонь Химеко, с особым наслаждением переплетает их длинные пальцы, пока вторая недоуменно застывает на месте, не позволяя себе обернуться. Почему в этой комнате вмиг становится столь жарко, что Кафку начинает душить её же излюбленная чёрная одежда?       Её рука уверенно продолжает держать чужую в своей, и нос, легонько прислонившись к волосам, исследует их свежий запах, какой всегда узнает из миллионов иных. Горячим дыханием касается шеи, щекоча её, покрывая блестящими под фонарным светом, как детские стразы, мурашками. А та сконфуженно ёжится, и как бы Кафке временами ни нравилась её стойкость, она едва ли не тает от податливости Химеко в данный момент: этому божеству поистине идёт всё. В любой вселенной девушка обязательно положила бы глаз на неё, ослепла б безвозвратно, любуясь ею одной. Красноволосая была бы тем самым Эоном, которому Кафка молилась бы каждый день. Каждую ночь. Каждые сутки.

You don't know what you did, did to me

Your body lightweight, speaks to me

— Du bist sehr schön, meine Liebe...       Химеко слишком уж хорошо, когда она чувствует родное тело рядом. Сама того не осознавая, прижимается к нему ближе, как за долгие годы привыкла, как Кафка её научила. Она не способна больше молчать, сдерживать гордость и открыто заявлять, что совсем не ждала её возвращения, поэтому осторожно, не разоединяя их ладони, оборачивается к гостье и тихо бросает: — И как долго ты наблюдаешь за мной?       Пристально смотрит. В отличие от той не щурится и не моргает. Попросту не может. Не в состоянии. — Вечность, — Кафка шепчет сладко, аккуратно, склонившись над ключицей и задавая им обеим ритм. — И вечность желала присоединиться к тебе. Ты согласишься?       Она с ровной осанкой двигается в такт какой-то отдаленной музыке, затаившейся в их сердцах. Ей вовсе и не нужно дожидаться ответа, чтобы взять своё. Она спросила чисто ради приличия, ведь с Химеко всё-таки надо вести себя культурнее, если они не развлекаются в постели. Там уже можно всякого интересного ей наушко наговорить.       Хозяйка квартиры с непривычной покорностью позволяет Кафке направлять её руками. Кажется, что она тоже начинает слышать её играющую мелодию. Девушка, покачивая туловищем, внимательно разглядывает партнёршу, мгновенно замечает бледность её кожи, ссадины и шрамы, которые ту совершенно не беспокоят, а надо бы. Химеко видит всё, но так же смиренно молчит: знает, что их обладательница лишь легкомысленно посмеётся, как с повседневной шутки, очередного анекдота. Это волнует... И с каких интересных пор красноволосой на такие вещи стало не все равно?

She's been dancing with the devil all night

It's like Hell is where she wanna be

— Прогнись немного, я хочу везде тебя коснуться, — направляет Кафка, а когда просьба становится выполненной, с привычной усмешкой и сияющими глазами добавляет, — умница, Химе. — Так ты здесь давно? — Разве не интереснее узнать, как я попала в твою комнату? — Ты не ответила на мой вопрос, — Химеко замечает бескомпромиссно, не изменяет своему удивительному упрямству. — Давно, — и шёпотом отвечает ей преступница. — И долго ждала? — Долго.       Кафка уже, только-только коснувшись любимого тела человека, успела рассказать и ответить на все эти вопросы, но та девушка ведь такая привередливая, ей ведь так тяжело поверить в сказанное с первого раза. Да тут и со второго, и с третьего иногда не прокатит. Но нахалке даже нравится слышать, как с её же уст слетают способы любить Химеко. Она никогда ещё не испытывала столь сильной эйфории от этого.       С очаровательным желанием девушка тянется к чужим, незащищённым губам, и расстояния между ними остаётся совсем немного, как владелица квартиры вдруг останавливается: — Что мы творим с тобой, Кафка? — вроде и обращаясь к той, кидает она в пустоту. — Я не... не могу. — Смелее, meine Liebe, сотвори для меня искусство. Я так этого желаю, ты бы только знала...       Химеко, мгновенно вспыхивая, как огонь, ладонями отбрасывает Кафку в сторону. Она отталкивает её с полным негодованием, со свойственным контрастом в поведении, и возмущённо восклицает: — Значит так ты это видишь? Думаешь, я боюсь! Эоны, чего мне стесняться?! — Химе, дорогая, неужели мои слова тебя обидели?       Девушка молчит и, гордо задрав нос, отворачивается от раздражающе проницательных глаз, спешно застегивая пуговицы вплоть до единой, будто этим защитится.

And you be like: «Baby, who cares?»

But I know you care

— Иди, откуда шла, Кафка. Я собираюсь спать, — деловитой и высокомерной поступью она приближается к кровати, намеренно не одаривая гостью взглядом. Пусть знает, что ей всё равно. Пусть знает, что ей не место в этой квартире, как и в жизни девушки. В ответ на эту провокацию Кафка лишь довольно ухмыляется и постукивает по близлежащему комоду. Короткий вдох, такой же короткий выдох возбуждающе слетают с её уст. — Не шуми, раздражает, знаешь ли. — Можем и тихо всё сделать, раз ты шум не любишь. — Сделать что? — в недоумении останавливается Химеко, а затем осторожно поворачивается к нахалке, наконец обращая на неё красноречивые глаза. Кажется, она сейчас поперхнется от недостатка кислорода в лёгких, но с этой девушкой по-другому нельзя. Не получается. — Заняться сексом.       Владелице квартиры на мгновение хочется просто задушить эту наглую особу перед собой, чтобы не видеть её улыбающейся и самодовольной рожи. Стереть уверенный оскал, завязать пронзительные и едва насмешливые глаза галстуком, висящим на её раздражающей шёлковой рубашке. Она так возмущена, что забывает о возможности говорить и лишь спустя череду тяжёлых и неравномерных вздохов выдавливает из себя что-то: — Вали скорее отсюда, Кафка, пока я не успела закинуть в тебя чем-либо. — Как же быстро у тебя меняется настроение, meine Liebe... Пару минут назад ты была отнюдь не против моей компании. — Никакого секса и никаких компаний, ты меня слышала? Сейчас же покинь мою квартиру и позволь мне уже поспать. — Какое совпадение: я тоже спать собираюсь. Можем вместе попробовать, в таком случае.       Кафка и не собирается слушать, когда соски этой прекрасной девушки так сексуально выпирают сквозь до последней пуговицы застегнутую рубашку. Не сдерживаясь от возбуждения, она теребит на себе деловой аксессуар, едва ли ни распускает его белые полоски, но на каком-то моменте останавливается и, хитро сощурившись, словно кошка, ступает к Химеко, не сумевшей лечь в кровать из-за шока. — Вон отсюда, — роняет растерянная дрожащим голосом, пытается добавить в нём привычную для такого лидера, как она, сталь. Её дыхание ненарочно сбивается, стоит нахалке с чувством коснуться застывшей в пространстве руки и внимательно избавиться от сантиметров между их лицами. Химеко, распахнув ещё шире глаза, успевает лишь что-то пробормотать под нос, пока Кафка нежно выцеловывает её губы. Она мимоходом замечает, как девушка напротив всё-таки красива, когда на её шелковистые волосы падает неровный, слабый свет, и, словно очнувшись ото сна, со рвением отметает подобные мысли в голове, как что-то безбожное, неприемлемое. Её кожу слегка прикусывают, отчего она неясно мычит, рефлекторно хватаясь за чужой затылок и прижимаясь ближе. Когда-то, возможно, она поймет, в чём так глубоко провинилась, что в её жизнь сослали настоящего демона, а не ангела, как ожидалось, с небес. — Ненавижу, — возмущённо, словно за этим последует растерзание, шепчет Химеко прямо в поцелуй, который с секундами превращает всё в более страстную и глубокую форму. Как бы она не сопротивлялась собственным чувствам, её тело самовольно реагирует на Кафку, покрывается мурашками и льнет к горячей плоти, что внизу живота заметно теплеет. Вторая же, наблюдая за её желанием, тихо смеётся, мурлычет, позволяя ей грубо перехватить инициативу. В комнате мгновенно становится слишком душно, слишком жарко несмотря на открытое нараспашку окно. Кислород прерывисто попадает в лёгкие, кажется, что девушки сейчас задохнутся, если не утихомирят эмоции. Вдруг Химеко яростно кидает гостью на постель, на чистые и выглаженные простыни, что даже та удивляется подобному напору.

Baby, you can

Ride it, ooh yeah

Bring it over to my place

      Пульс учащенно стучит по венам, и Кафка выжидающе облизывает горящие губы, пока под её натянутыми штанами всё выше и выше поднимается возбуждение. Она умрет, если Химеко остановится. И та её не подводит: нещадно заламывает чужие руки у изголовья кровати всего одной ладонью, сцепляя их пальцы, и гостья болезненно морщится, но позволяет ей продолжать. — Ты действуешь мне на нервы, Wahnsinn, — забираясь на мокрые бёдра лежащей, роняет девушка, перед тем, как жадно прильнуть к её лицу, на котором взгляд уже не смеётся, пребывая в помутнении. Кафке только от одного вида Химеко поверх неё хочется кончить, а когда та, размазывая вишневую помаду, усердно сминает её уста, будто свою собственность, у неё появляется ощущение, что она даже не помнит, как её зовут. От удовольствия закатываются пурпурные глаза, стоит этой богине дразняще потерется о её пах своей промежностью. Всем потрёпанным видом, спешно поднимающейся грудью и тяжёлым дыханием Кафка без слов рассказывает Химеко о состоянии, но вторая, всё прекрасно слыша, лишь неторопливо наклоняется к шее, бледной, едва ли не фарфоровой, которая так соблазнительно блестит под уличным светом. Она вдыхает шлейф дорогих духов с особым наслаждением, её зубы грубо впиваются в кожу, отчего нахалка издаёт неразличимый звук, прижимаясь ближе.       Кафка не просит. Даже не спрашивает. И если хочет чего-то, то берёт это без остатка.       Когда она одними ногами переворачивает девушку на спину, дабы отобрать у той возможность её дразнить, Химеко даже произнести ничего толком не успевает, как в её губы бесстыдно впиваются, а чужие руки нетерпеливо блуждают по её телу, с похотью и спешностью растегивая пуговицы белоснежной рубашки и изредка промахиваясь в них. Нижняя страстно обхватывает гостью за шею, вызывая новый табун мурашек у той. Она умело перебирает пальцами шрамы, каждый из которых уже знает наизусть. Неожиданно Химеко разрывает поцелуй, и её лица раздражающе касается ткань, когда Кафка слегка приподнимается. Слышится, как первая недовольно фыркает, на что нахалка удовлетворённо смеётся и получает мигом угрожающий взгляд. Презрительно скривившись, красноволосая спускается ниже к женскому прессу, на котором неясно прорисовываются бледноватые кубики, и, горячо выдыхая, проводит по нему языком, отчего всё внутри Кафки взрывается: — Дай раздеться, meine Frau, — говорит она, резко отрываясь от любимого тела, и с безумной дрожью срывает с себя только нижнюю одежду: лишнюю, такую ненужную на данный момент. Остаётся в чёрной рубашке, расстёгнутой до последней пуговицы, и с висящим белым галстуком над вздымающейся грудью, ведь ждать ни одной секунды она больше не собирается. Штаны со звоном от ремня падают наземь, пряча в складках такие же темные трусы.

I'm so impatient, self-medicated

Caught in a daze I persuade her with my own complications

      Пока гостья демонстративно натягивает на пульсирующий член презерватив, Химеко успевает стянуть с себя лишь верх, аккуратно сложив его на столе. С довольным оскалом Кафка мигом пристраивается над нею вновь, помещая ловкие пальцы на чудесной талии, с нетерпением желая стянуть с неё всё мешающее и войти. Она опять невнятно мурлычет в пахнущую цветами ключицу, пока высвобождает любимую от шорт, и между этим бросает: — Я бы трахнула тебя прямо на этом столе, Химеко, но боюсь, об этом узнала бы половина твоего района. Или, может быть, ты совсем не против?       Её губы невесомо прикасаются к ушным раковинам, а затем мимолетом причмокивают их кожу. — Заткнись и делай то, что нужно, — ёрзая всё ещё прикрытыми бедрами, шепчет в ответ красноволосая девушка, и Кафка чудно её понимает и, как охотник, грубо, почти хищно открывает вид на цветущую плоть, отбрасывая одежду куда-то в сторону... ... Куда-то в сторону, то есть в окно. — Кафка, мои вещи! Ты в своём уме?! — полностью нагая, вскакивает Химеко, поражённо глядя на то, как её сокровища валяются на холодном полу асфальта. Она в возмущении оборачивается на проказницу, прожигая её разъярённым, янтарным взглядом. — Ой, — с глубочайшим сочувствием роняет Кафка. — Ты выкинула мою одежду! — Не переживай, малышка, куплю тебе новую.       Сгорая со злости, она наваливается поверх нахалки, хватается за фарфоровую шею двумя руками, перекрывая ей почти весь кислород, отчего вторая удовлетворённо мычит. Тело Кафки резким движением запрокидывается назад, на край кровати приземляется её голова, прикрываемая растрёпанной причёской. Химеко желанно прижимается к её члену, трётся об него, заставляя ту слегка вздрагивать от каждого её движения, неровно дышать и даже проронить один сдавленный стон.

I can't feel my legs, I can't feel my legs

Hop right on the ledge, jump right off the edge

      Разумеется, для Кафки это кайф особенного вида. — Нет, ты неправильно поняла меня, Кафка: ты сразу же спустишься вниз и заберёшь эти чёртовы шорты с моим бельём, когда мы с тобой закончим. Мигом. Что я даже очнуться после оргазма не успею, — шепчет в губы ей Химеко. — Ты хоть представляешь, что будет, если кто-нибудь это увидит? — Стесняешься того, что кто-то из твоих соседей узнает, что сама Frau Химеко занималась чем-то непристойным ночью? — Кафка. Ты пойдешь и вернёшь мне мои вещи. Это не вопросы.       Конечно, она пойдет и заберёт эту гребаную одежду позже. Она сама это чудесно знает. Однако слишком тяжело сдержаться, когда видишь перед собой столь нахмуренное и грозное лицо, и всё, на что способна сейчас гостья, это с самодовольной ухмылкой сказать: — А если нет? — она чувствует, как пальцы на шее тяжелеют, так напряжённо, что на утро у неё определенно там останутся синяки. — Заставишь что ли?       Вызов это был или нет, Химеко уже не важно: она с животной яростью насаживается на набухший член, гладко принимая его во влажные половые складки, заставляя Кафку блаженно откинуться назад. Грубо, резко и больно сжимается на нём, теряя с уст протяжный стон в унисон со звуками той, которая едва ли не давится воздухом от резкости проникновения. Приятная боль разливается по всему телу, кажется, что она протекает прямо в крови, течёт с невероятной быстротой, словно гонится за кем-то.

Slide

I can see the pain in your eyes

      Химеко закусывает губы и сдавленно рычит, когда, привыкнув к члену, быстро наращивает темп своими стройными бедрами, подвергнутыми когтистым лапам задыхающейся "охотницы". Ей приходится затыкать себе рот одной ладонью и смиряться пока с тем, что Кафка совладать с собой теперь не в силах: уж точно не когда на ней, как на скоростной лошади, ездят верхом. В воздухе красиво плетётся их общая мелодия, словно записывается особая пластинка, которую нахалка будет постоянно проигрывать перед сном. Горячие вздохи, мычание и рваные стоны сливаются воедино, подобно девушкам, вместе с ритмичный хлепаньем их бёдер. Химеко трахает Кафку жарко, усердно, будто наказывает её за оказанную наглость, а та лишь, вся покрасневшая, довольно смеётся, покорно вжимаясь в мягкий матрас, который от толчков девушки готов едва ли не сломаться уже.

Slide

I know that you've never been this high

— Сейчас...умру...       Еле выдавливает она, перебиваясь своими же резкими стонами, и Химеко совсем не помогает. Злится. Особенным способом. В темпе движется на скользком члене Кафки, как на американских горках, только куда тяжелее, куда жёстче и быстрее. Вторая даже не успевает подключиться толком и двигать ей бедрами навстречу. Её шея сжата всего одной рукой, а ей из-за животной силы кажется, что двумя, но нет: вот она смотрит перед собой, вот её любимая картина: её богиня, во всей своей нагой красе, яростно прыгает на ней, затыкает себя аж до укусов ладонью, и грудь с затвердевшими сосками у неё постоянно вздымается. Руки Кафки медленно и нежно поднимаются по талии и, схватив жертв в свои лапы, аккуратно начинают массировать их, как детскую игрушку. А это всё, на что и способна сейчас гостья, — если не просто отскакивать от каждого проникновения в Химеко.

I don't wanna say that I'm God, but

I'll take you to heaven if you die

      Вторая тоже перестаёт выдерживать напор снизу, темп, который она сама же задала, однако ей тяжело признаться, что течёт настоящим водопадом только от одного касания нахалки. Если девушка сейчас не удержится двумя руками за лежащее под ней тело, она думает, что упадёт прямо на пол, где так холодно и неприятно, совсем не как на члене у Кафки.       Гостья даже моргнуть не успевает, как лицо Химеко оказывается слишком близко к ней, как её янтарные глаза чувственно закрываются, а губы, не желая делиться, впиваются в чужие. На языке вмиг ощущается металлический вкус, который верхняя, как наркотик, с удовольствием слизывает, пока Кафка бесстыдно стонет ей в рот. Рефлекторно хватается красноволосая за этот чёртов белый галстук, бесяще повисший на исцарапанной шее, и тянет девушку ещё ближе, глубже, целует настойчивее. — Как ты меня достала, — с желчью выбрасывает она прямиком в губы той, кто свободно выдыхает, не чувствуя прежнего давления. — Не стоило... злить меня... — Meine Liebe, я-я... скоро.

Promise, baby, I'll take you if you want it

I'll take you to heaven if you die

      И Химеко понимает: ещё быстрее и больше насаживается на член, послушно принимает его диаметр. Внизу живота начинает приятно колоть и пощипывать, и девушка, забившая болт на чересчур громкие звуки, блаженно закатывает глаза, доводя обеих до пика. Она над Кафкой трясётся, как не в себя, теряя фокус в глазах и срывая голос: она сейчас задохнётся, если продолжит делать это. И вот, Химеко чувствует, как обильно кончает, замедляясь в своих движениях, плавясь от душности этого места. Кафка от той не отступает: вовремя схватив прелестные бёдра, она до упора вставляет орган в вагину, что красноволосая контрастно выкрикивает её имя, сжимаясь на нём, как в первый раз. Нахалка издаёт кошачьи звуки, когда изливается горячей спермой в резинку. Обе тяжело дышат, обе, мокрые и липкие от пота, кидаются в объятия друг друга, не расцепляя близость. Шепотом Кафка проговаривает: — В следующий раз я рулить всем этим буду, идёт? — Заткнись, Кафка, следующего раза не будет.

Lyin' to me, baby, make it worth it

      Очередная ложь, на какую гостья едко смеётся. Эта девушка иногда просто сводит с ума: даже сама она не понимает, что за умственные процессы происходят в её голове, когда первая соблазнительно льнет к ней, сокращая дистанцию. Она ненавидит её за это, но Кафку, вроде бы, всё пока что устраивает. — Прямо на этом маленьком столе. Я из тебя душу вытрахаю в качестве долга. — Посмотрим.       Конечно, по итогу "вытрахает" её там Химеко, а не она. Первая определенно не шутит. — Если ты ждёшь, что я тебе "извини" скажу, то ошибаешься. — Спасибо, Химе. Люблю тебя.       Легонько касается проказница искусанных губ Химеко, заставляя ту резко выдохнуть, и зачарованно скалится ей в ответ. — Не лыбься много, ты ещё должна мою одежду занести.       Улыбка Кафки мгновенно спадает с лица, с наигранной грустью лицезрея серьёзное выражение напротив. Веснушки красноволосой девушки изящно раскинуты по мягким щекам, и у той неожиданно появляется сильное желание к ним прикоснуться. И ещё, ещё, ещё... — Бегом, Кафка!       Вздрагивая от властности голоса её Frau, гостья с поднятыми руками вырывается из объятий любимого тела и прилежно вскакивает с кровати. Мало сказать, что она любит её очень сильно. — А тихо у нас так и не получилось.       На этот раз в Кафку действительно прилетает что-то тяжёлое. Слава Эонам, она успевает увернуться.

She's been dancing with the devil all night

It's like Hell is where she wanna be

Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.