Дорожные очерки.

      Чем бы это ни было: человеком оно точно не являлось. Джефф прижал рваную рану рукой, уворачиваясь от брошенного в его сторону стула, который разбился о старую бетонную стену с оглушающим деревянным треском. В воздух поднялся столб пыли, клубясь в лунном свете, врывающимся в помещение из разбитых окон. Убийца чертыхнулся, едва удерживая равновесие и убегая в коридор, чтобы забежать в одну из комнат и захлопнуть за собой дверь с дребезжащим грохотом. Беснующаяся в бывшем помещении смотрового кабинета тварь лишь угрожающе взывала: Вудс успел зацепить ее ножом, из-за чего на пол закапала тягучая, вязкая субстанция, которую сложно было назвать кровью. Он провернул замок скользкими холодными пальцами, тяжелыми шагами на негнущихся ногах отступил назад вплоть до стены, уперевшись в нее лопатками. Черт дернул полезть в эту прикрытую с десяток лет назад лечебницу, черт дернул подумать, что хорошая идея будет побухать в одиночестве и забыться в своем прошлом. Да, заебись, почему он раньше не придавал значения заголовкам желтушной прессы с их паранойей относительны череды жестоких убийств? К черту все, к черту это исчадье ада, к черту острую боль в левом плече и... Левое плечо. Вслушиваясь в метания выродка, бесоебившего в другом конце коридора, разбрасываясь коробками с архивными данными и историями болезней, попутно отправляя каталку вниз по аварийной лестнице, Вудс подполз к окну, чтобы получше осмотреть масштаб трагедии. Плохо. Толстовка потемнела и потяжелела, пропитываясь его кровью, а под рукой ничего и не было. Он кое-как смог снять с джинсов ремень, не с первого раза справляясь с пряжкой, от чего сам себе под нос усмехнулся. Наложил его наспех выше краев раны, на ткань, не так туго, как казалось нужно, но в ответ по руке прострелило острой болью, от плеча и до кончиков пальцев. Ан нет, значит, все сделано правильно. Повезло, что левая. В правой он поудобнее перехватил свой преданный нож, думая, что пистолет, а лучше дробовик, был бы куда сподручнее. Тварь шла медленно. Загоняла в ловушку, как опытный охотник, утробно рычала, втягивая носом воздух. Джефф даже ее толком не разглядел, не до того было, поэтому вслушиваясь в зуки, которые оно издавало, он дорисовывал в своей голове все больше и больше нелицеприятных подробностей. Вроде вязкой слюны, капающей с края клыкастой пасти, или острых как бритва когтей, скребущих по полу. Несколько пар глаза или их полное отсутствие. Зубы на его обожженной шее, перекусывающие артерию и переламывающие позвоночник: он встряхнул головой, выбрасывая бессмысленные рассуждения. Нужно было как-то спасать свою несчастную, жалкую и никому не нужную жизнь, и мысль залезла под свод черепа только одна: забаррикадировать дверь. Кое-как, шатаясь, он на плохо гнущихся ногах пошел в сторону кровати, благо она на колесах, снял ее с тормоза и покатил ее к проходу, чтобы загородить его, в слепой надежде, что это сколько-нибудь поможет. Он бы сказал, что сейчас самое время молится, но... Если Бог и правда ненавидит его и желает ему сдохнуть в муках, в чем Вудс не сомневался, тогда почему он слышит возню этажом ниже? Ее определенно слышит и монстр, замирая напротив нужной двери, за которой человек уже почти перекрыл проход. Джефф замер, вытягиваясь по струнке. Он был готов поклясться своей толстовкой, что эта мерзость встала так близко, в этом проклятом заброшенном здании, что через стенку он слышит её дыхание — шумное, звучное, как сквозняк, гулявший по пустующим коридорам этого покинутого места. Нечто рычит, что вполне нормально для демонической ебалы и вполне себе ожидаемо. Но то, что донеслось следом из из этой паранормальной глотки вместе с характерным клокотом, заставило табун мурашек пробежаться вдоль спины и обратно, отдавая болью где-то в основании черепа. Голос. Басовый и прокуренный, складывающий слова в осмысленные предложения, низко жужжащий и гудящий, как криво записанный радио-подкаст. — Я знаю, что ты здесь, выблядыш, и мы еще поговорим. Когти заскребли по полу, двигаясь назад, к аварийной лестнице, чтобы спуститься вниз, в приемный покой, туда, откуда раздавалась возня. — Блять, я надеюсь, что нет. Потеря крови не проходит просто так. Начинает кружить голову, почти до черных мушек перед глазами. Адреналин не позволяет взять слабости верх, выбрасываясь к кровоток в каком-то аномальном количестве, заставляя тело перейти в режим выживания. Убийца отпускает изголовье кровати на колесах, сглатывает и движется к выходу. Нерешительно открывает дверь, видя, как след из мутной, черной дряни тянется вдаль по коридору и сворачивает направо. Он сглатывает вязкую слюну, прислушиваясь. Да, определенно внизу люди. И, кажется, это копы. Ну да. Вторжение на частную собственность. “Наивные долбоебы,” — успевает пронестись в его голове. И наверное, стоило бы поступить как-не-наивный-долбоеб, и дать деру, и как можно дальше отсюда, просто побродить по корпусу, чтобы найти другую лестницу, спустится вниз и уйти в закат навсегда, а если повезет не откинуться, то набухаться на неделю вперед. Но нет же, нет, конечно, разумеется, ему нужно пойти следом. Когда подошва кед опустилась на кафель пола первого этажа, откуда-то со стороны раздался крик. И пальба. Несколько выстрелов, присоединяется второй крик, что-то там про “нам нужно подкр…!” вкупе все с тем же рычанием. А после - чудовищный звук, который Джефф не мог про себя даже как-то описать. Нечто среднее между рыком тираннозавра из фильмов по "Парку Юрского периода", визжанием стоматологического бора и стрекотанием насекомого. От жуткого рёва волосы поднялись дыбом, а рот приоткрылся: в воздухе молочным облаком разлился полупрозрачный пар. Вудс с удивлением понял, что его дыхание стало частым, более рваным и поверхностным, а сердце, казалось, стучало уже где-то под самой грудиной, грозясь вот-вот пробить ее насквозь и вывалиться дрожащим комком на пол. Он сплюнул, глянул на свои дрожащие руки и медленно, ведомый бредовым любопытством, которое кстати, сгубило ни одну кошку,двинулся в сторону этих звуков. Эти люди были все еще живы. Наверное, это пугало больше всего. Его, блять, пугало, а он собственноручно расправлялся с представителями своего же вида не единожды, пусть и под пеленой Безумия, застилавшего глаза. Какие-то скулеж, плач, верещание, хруст сломанных костей, звонкое чавканье и хлюпанье, утробное урчание, как у ебаного домашнего кота, очередной крик, молитвы и проклятья, чередующиеся с рыданиями. Каждый шаг давался с боем. Инстинкт самосохранения, каким бы вымыслом его не считали, шептал, что время развернуться, и еще не поздно убраться отсюда живым. Убийца добрел до нужной комнаты. Почти непроглядная тьма. Прямо около порога лежит мигающий фонарик, бросающий белое яркое пятно на соседнюю стену, и пистолет. Джефф подбирает их, и направляет луч света перед собой, чтобы упереться им на сцену из “Ада каннибалов” или “Техасской резни бензопилой”, но, сука, не из реальной же жизни. Высокие потолки. На стенах от краски почти ничего не осталось, проглядывает голый бетон. Разбросана мебель, из одного из шкафов вывалены стеклянные флаконы и ампулы, осколки которых разбросаны повсюду белоснежной крошкой. Почти истлевшие бумаги, пропитанные кровью. Первый из копов сидит около стены. У него несколько больших рваных ран, нога болтается, кажется, только на лоскутах кожи, сломанная кость торчит наружу, а лужа крови становится все объемнее. Рука лежит на животе, не давая выскочить наружу петлям кишечника. Он давится слюной и рвотой, а стошнило его от зрелища пострашнее, что разворачивалось на другом конце бывшей процедурки. Мужчина что-то без остановки бормочет себе под нос, ревет, не прекращая и, кажется, даже молится, от чего у Вудса вылетает нервный смешок. Прямо под холодным светом тактического полицейского фонаря, монстр ест второго офицера. Живьем, мать твою. Живот распорот, внутренности наружу, запах стоит соответствующий: смесь меди и содержимого кишок. Под головой, на шее, неглубокая рана, из которой, медленно пульсируя, льется вяло кровь, пока людоед занят отделением печени от всех фиксирующих ее в брюшной полости связок, поглощая ее с тем же аппетитом, с каким сам Джефф “Cup Noodles” вечером ранее. Этот уже не орет и не разговаривает, силенок нет, только сдавленно сипит, булькает, будто силясь что-то сказать, и смотрит. В самую душу заглядывает, как будто молит о помощи, хотя тут бы и охапка медиков не помогла. Вместе с армией. А чем еще возьмешь эту тварь? Правда было стойкое ощущение, что она стала… Поменьше. Будто бы. И очертания сменились на более человеческие. Оно притихло. Пережевало тщательнее, сглотнуло и замерло. Джефф пригляделся, взяв нечто на мушку: оно вскинуло голову. А там было человеческое лицо. — Блядский боже. Какого… — Застрели этого пиздабола, достал бурчать что-то под нос. Голос был тот же, что и до этого, только теперь без каких-то около демонических искажений. Вудс еще раз косо посмотрел на того, что медленно истекал кровью, забившись в угол. — Нет… Нет, нет, этого не может быть, Бог спасет меня и… — Твоего бога здесь нет! — Рявкнуло то, что раньше было больше двух метров в холке, а сейчас, кажется, являлось просто человеком со специфичной внешностью и блестящими в темноте клычищами. Убийца снял предохранитель. Прицелился. И нажал на спусковой крючок: пуля попала точно в лоб, с такой-то дистанции, и полицейский обмяк, пока его потускневший взгляд замер. — Какого хуя, мужик? — Завались и дай пожрать в тишине. Джефф открыл было рот, вставить пять копеек, но решил смолчать. Целее будет. А этот напротив знай себе, продолжил подъедать уже мертвого офицера с таким не принуждением, будто дорогое ресторанное блюдо точит, а не свежий труп. Это все ебаный кошмар. Вот сейчас он проснется. Вот… Обязательно, именно сейчас. Это все закончится, это все останется позади, это просто дурной сон, стоит открыть глаза — и он опять на полу в каком-то номере за меньше, чем десяток баксов, валяется, с похмельем и головной болью, на загаженном полу неподалеку от тазика, заполненного содержимым желудка. Веки сами тяжелели, хотелось присесть, хотя бы на пол. Он медленно сполз, лопатками по дверному косяку, пока его пульс и частота дыхательных движений стремительно нарастали. Воздуха не хватало. Фонарь с тихим стуком выпал, откатываясь чуть в сторону, но ствол он держал крепко, из последних сил, будто бы тот в действительности мог ему чем-то помочь, если его решат использовать в качестве десерта. Прошибло холодным потом, из-за которого он выглядел так, будто на него вылили ведро воды, руки предательски сводило неконтролируемой дрожью. Темнота подбиралась все ближе: не такой конец он хотел встретить. Не так. Не в луже крови рядом с растерзанными телами, вывернутыми почти что наизнанку, чтобы стать в конце добычей каннибала, закуской, поданной к пиву. Где-то на периферии, перед тем, как его разум заволокло мягкой пеленой болезненной невесомости, он разобрал что-то в духе “ну началось”, а дальше — только бездна.

***

      Шевелится непросто. Сначала он слышит какой-то странный звук, похожий на гудение паровоза, потом тихий писк, потом звуки, напоминающие механизированные потуги в пение какой-нибудь плюшевой нечисти с полок Уоллмарта. И только через череду удивительных метаморфоз звуковых галлюцинаций и несуществующую вату в ушах, до Джеффа доходит нечто более реальное: голос. Все тот же. — … Давай, давай, приходи в себя. Нечего разлеживаться, у нас не так уж и много времени. Бодрее, бодрее. — Мать твою… Как раскалывается моя голова. — Еще бы. Пакетик крови ты потерял. Может, чуть больше. Вот оно, молодой организм, всегда вылезает даже из геморрагического шока, как из алкогольной интоксикации после клуба. Живее. Вудс-то глаза с трудом разлепил. Потолок. Вентилятор на потолке. Сесть получается не сразу: мышцы не слушаются. — Сколько я валялся в отключке? — Уже третий раз спрашиваешь. — Третий? Я еще просыпался? — Да. Порядком подзаебал отрубаться на середине разговора, глядишь, в этот раз все будет иначе. Мужчина сидел в креслице, стоявшем в углу напротив кровати. По антуражу они в спальне какого-то мотеля, каких Вудс повидал уже немало. Незнакомец широко расставил ноги, упираясь локтями в колени и сцепив руки замком. На столике рядом пара банок энергетика, разбросаны бинты и упаковки от медикаментов, лежат какие-то бумаги и пачка сигарет. Лицо взрослое, со щетиной и впалыми щеками, острыми, как бритва скулами. Глаз не видно: на носу солнцезащитные очки с непроглядными стеклами, и как бы ни старался, убийца не мог вспомнить, какие у того глаза. И есть ли они. — Окей, начнем с самого начала. Кто ты блять такой? Перед тем, как ты ответишь — ты же та стремная нахрен тварина из заброшенной больницы. — Не очень-то вежливо, я вообще-то тебе жизнь спас. — Да ты ж меня сожрать пытался, говна кусок! — Да ну, а это тогда что? Он мотнул головой куда-то в сторону левой половины тела Вудса, откидываясь на спинку кресла и потянувшись за сигаретами. Достал зажигалку из кармана. Джефф проследил взглядом за движением: на плече повязка. Воспоминания возвращались. Болит, зараза. — Что ты… — Залатал. Со жгутом из ремня это ты неплохо придумал. Я даже почти впечатлен. — Давай сейчас на чистоту. У меня пиздецки много к тебе вопросов, просто дохуя, начиная от того, почему ты можешь… Не знаю, как сказать-то нормально, чтобы не звучало, как шизофреничный бред. Почему ты умеешь превращаться в ебаного монстра? И заканчивая тем, что я там нахрен увидел в целом. Но тот, что интересует меня прямо сейчас — какого хрена? Что тебе нужно? Что ты планируешь делать дальше? — Менять повязки и следить, как заживает рана. — Замечательный ответ. — Я знаю, кто ты, убийца из Висконсина. Знаю, что ты в бегах. По новостям слышал. — И что ты планируешь делать с этой информацией, каннибал? — Ничего. Мы с тобой играем, пожалуй, что на одной стороне. — Какой? Ебучих отщепенцев? О да, согласен, замечательно. — Так или иначе, эта причина по которой ты жив. Одиночки не выживают, сколько бы удачи или силы не было на их стороне, особенно, когда речь идет о таком социальном мусоре, как мы с тобой. В этом причина, почему я не сожрал тебя, и в этом же причина, почему я поставлю тебя на ноги. — Ты не боишься, что я тебя прирежу? — Ты с кровати-то поссать не встанешь, какое там. — Когда окрепну. — Ты же не идиот. — Я поехавший на голову. — Не оправдывай свои закидоны и девиацию каким-то там эфемерным безумием. Ты охотник, которому больше всего нравится дичь в виде людей, вынужденно или добровольно. Так или иначе… — Он тушит бычок, облизнув два пальца и приглушив ими огонек сигареты. А после достает вторую. — Пока что ты застрял здесь со мной. Будешь слушаться — быстро вернешься в строй. А там решишь, захочешь ты остаться, или мы разбежимся и дальше. — То есть ты… Предлагаешь мне союзничество? — Да. — Это какая-то пиздец странная у меня пятница. — Сегодня понедельник. — Да? — Угу. Джефф выглядит немного потерянным, наверное. Он ложится обратно, рассматривая потолок с завидным любопытством, пока снова не подает голос. — И как тебя звать, чудовище? — Джек. Джек Найрас. — Джеффри Вудс. Неприятно познакомиться. — Мне тоже неприятно, остряк-самоучка. Джефф хмыкает. И прикрывает глаза — чтобы поддаться снова накатывающему сонливому забвенью. Вся суматоха кажется такой нереальной, как и тот, кто находится с ним сейчас в одной комнате. Наверное, стоило лучше обмозговать происходящее, но он подумает об этом потом, когда боль отпустит.