Кровь на серебре

Мягкий холодный свет Луны обжег огнем. Неожиданно, предательски. Под дых. Никто не почувствовал. Больше никто. Милая жрица — Изобель — пропела последние слова молитвы, и нечистая кровь вскипела, застучала в висках боевым барабаном. Потребовала заглушить блеск серебра, испачкать его густым алым. Ноздри раздулись, втягивая живой металлический аромат. Рот наполнился слюной. Темное пятно расползается по белоснежной ткани. Розоватые обломки ребер торчат из раны кусками коралла. Блеклые губы на бледном лице обретают цвет. Самый красивый: влажный алый. Наваждение. Привычное, знакомое. Подталкивающее под спину родительской рукой. Ну же. Смелее. Ты ведь этого хочешь? Отступающее багряным отливом. Обещающее вернуться при виде Луны. Глубокий вдох. Выдох. Опустевшие легкие сжались. Два мешочка в груди. Повторить. До переизбытка воздуха, до головокружения. Микелле зажмурился. С силой. Так, чтобы чувствовать складки на веках. Он видел такое и раньше. Прекрасные трупы. Теплое, дышащее мясо, которое манило впиться зубами, когтями, лозами, мечом. Рвать, пока все не закончится. Звучало притягательно. Даже теперь, когда темные желания вернулись в свои норы. Прежде эти порывы не бывали таким сильными. Требовательным. Прежде Микелле и сам был не против. Порой даже рад. Но теперь… Изобель стала первым лучом надежды с тех пор, как они ступили в проклятые земли. Обещанием рассвета. Слабым. Измученным. Единственным. Микелле хотел крови, как попавший в капкан зверь хочет отгрызть себе ногу. Неистово, отчаянно. Крови лунной, светлой… гнилой? Изобель пахла мертвечиной. Старыми костьми, разрытой могилой, червями и личинками. Иначе, чем Астарион, стоявший на полшага сзади. Он — вампир — избежал разложения. Она — живая — нет. Что с ней не так? Изобель улыбалась. Устало, но довольно, как человек, любующейся своей работой. Искренне. Она пребывала в блаженном неведении. Еще бы! У нее было столько забот. Куда ей подмечать странные тени на лицах своих новых знакомых? Опасность, что обошла стороной? Но где одна, там и тысяча. С грохотом распахнулась дверь балкона. Личинка в голове закопошилась, приветствуя одного из стаи. Верный. Крепкий мужчина в форме Пылающего Кулака. Гордо расправил черные, изуродованные крылья. Из-под ободранных черных перьев торчали голые кости. И все-таки, каким-то чудом, он летал. Маркус. Изобель знала его. Доверяла ему. Кетерик. Имя до боли, до скрежещущих зубов знакомое. Он послал Маркуса забрать Изобель. Лишить «Последний свет» надежды. Лишить Микелле его добычи. Видение резни подмигнуло залитым кровью полом и исчезло. С потолка посыпалась пыль. Что-то тяжелое опустилось на крышу.

***

Все кончилось быстро. Залитая кровью, раненная, Изобель еще стояла. Всего пара кровавых пятен на ее жреческой мантии. Недостаточно. Пальцы с силой впивались в рукоять скимитара. Она уже ранена. Как почти дописанное письмо, как картина, в которой не хватает последнего штриха. Один удар — и дело сделано. Белый сменится красным, затем черным. Разве не красиво? Трое свидетелей не расскажут ничего — они повязаны личинками и страхом. Остальным… остальным можно и соврать. Если будет, кому. - Эй? Ты в порядке? - Изобель все-таки заметила его иступленный взгляд. Микелле помотал головой. Воздух пропах кровью. Еще немного — и он, кажется, опьянел бы. - Не совсем. - Если тебе нужно лечение… - Нет, что ты, - Микелле поспешно прервал ее, выставив перед собой руку. Руку, все еще сжимающую оружие. - Побереги силы. Он заставил себя убрать скимитар в ножны прежде, чем в комнату вбежала Джахейра. Ее голос, взволнованный, все же не дрожал. Ее напутственные слова отпечатались в памяти молитвой: - Сделай его смертным, чтобы мы могли пустить ему кровь. Микелле повторял их мысленно раз за разом. Предлагал чудовищу внутри другой кусок. Другую жертву. Не желанную. Но… может, этого будет достаточно? Он шел между перевернутых столов. Под сапогами хлюпала вода, редкие капли падали с балок над головой. Почти как дождь. Микелле остановился, слушая. В своих фантазиях он перенесся далеко отсюда. В лесную пещеру, где стены влажные, и с мха стекает капель. В живое, спокойное место. Высокие детские голоса быстро разрушили эту иллюзию. Юные тифлинги что-то лихорадочно обсуждали, махали друг на друга руками. То и дело повторяли имя: Мол. Шебутной одноглазой девчонки нигде не было видно. Дальше, на веранде, суетились арфисты. Микелле видел бойцов, столпившихся вокруг кого-то, кровь, оторванную руку. Две крылатые, искаженные некромантией твари лежали там же. Микелле хотел бы остаться. Помочь. Зашить раны тем, на кого не хватит магии. В своей забытой жизни он был неплохим хирургом. Порой воспоминания об этом приходили во снах, порой — когда он держал иглу. Руки хорошо ее помнили. Иглу и нож. Микелле хотел бы остаться. Но он не имел права. Он был опасен. Там, где Луна, там и приливы. А его море наполнено отнюдь не водой.