𝐬𝐭𝐨𝐫𝐢𝐞𝐬 𝐰𝐢𝐭𝐡 𝐠𝐮𝐲𝐬

В городах смертных ходили легенды, пересказы историй, передаваемые через плоть и кости. Бог — могущественный и грозный, обладал невообразимой силой только в одном своём дыхании. Планета разорвалась бы на части и предложила полыхающее сердце, при этом отчаянно умоляя своего повелителя сохранить жизнь. Неужто простой жертвы было достаточно для удовлетворения Владыки? Человечество ослепло. Эти полные печали баллады безграничных рек, бьющихся о скалы, такие блестящие в своей иссыхающей славе, что сама Венера заплакала бы и взмолилась о пощаде. И этот Бог, о, этот властелин мира — в его сердце отразились бы глубины тьмы. Он поистине жесток — призывал бури и наводнения, писал войны и голод на бескрайних морях и плоскостях, пока от человека ничего не останется. Изливая гнев, ревущие раскаты, громы, и разрывал небеса на части молниями... Не проявлял милосердие к слабым и неверным. Полные глаза разочарования. Молчание, слипшиеся уста выносили свой вердикт. Земля ничего не могла поделать, кроме одного: смиренно ждать, затаив дыхание, покуда живое вокруг стояло неподвижно. Кто бы мог подумать, что божество падёт от рук простой девицы? Слова не распространялись далеко, чтобы они не разлетелись по континентам и не раскрыли заветную тайну таковой, какой являлась. Пускай мир не познал о смертности, о сердце и душе, трепещущей перед ласками летними вечерами. Не должны знать о посещении Святого сада. Обитающая там девица, укротившая бурю и пробудившая столь ненасытный голод только для того, чтобы всё равно его утолить. Он здесь. Она знала это, даже не глядя. Интуиция подсказывала это... Не нужно было оглядываться, дабы осознать: Вакатоши наблюдал своими золотисто-оливковыми глазами. Преследовал, словно охотник. Впитывал каждую деталь, образ, как это совершалось с видениями. Капельки воды, блестящие на тёмной коже, полупрозрачная белая ткань, облегающая желанное тело, едва прикрыват самые сокровенные места. Он клялся небесами: она в самом деле воплощение греха и похоти — та, что держала ключ к разрушению меж двухцветными устами и была написана как священная картина. — Ох! — вздохнула, погружаясь глубже в пруд. Прохладная вода нежно целовала и билась об кожу, смывая дневную жару. Мурашки, пробегающие по телу. Склонив голову, девушка увидела Владыку, пришедшего с неба для посещения сада. — Будете стоять там или соизволите присоединиться ко мне? Звучало непочтительно, нагло. Обращалась так, как будто перед ней стоял простой смертный, не имеющий ценность. К чему формальности, зачем оставлять пелену перед глазами, если знаешь истину? Разгадать желания великодушного бога несложно. С того самого дня, когда нашёл её одиноким весенним днём много лет тому назад,  каким-то образом зажала язык меж зубами и одаривала несказанным удовольствием, что вынуждало возвращаться вновь и вновь. Он напоминал безумца, жаждущего отведать нектара как пчела, не знающего другого смысла жизни. Стала наркотиком, его ахиллесовой пятой, что могла бы расслабить Бога и обратить его в ничто. Вода образовала проход, освобождая дорогу, приветствуя Вакатоши при приближении. В какой миг тела соприкоснулись — неизвестно, однако было ясно — они желали воссоединиться. Его жадно охватившие талию пальцы, лицо, зарывшееся в изгибе шеи, чтобы вдохнуть запах молодой девицы. Она запустила тонкие изящные пальчики в недлинные нефритово-зеленые локоны, притягивая ближе, страстно желая ощутить мягкие поцелуи на каждом сантиметре тела. — Каждая прошедшая минута без тебя — ад, — ворчал, нетерпеливо кусая за подбородок. Фаланги впивались в тонкую обмокшую ткань платья, а ногти царапали плоть. — Что же ты делаешь со мной, простая смертная? Как могла себе позволить совершить грех? Она не в состоянии сдержать тихий стон, срывающийся с самых глубин горла, хотя знала: пытаться сохранить молчание — бессмысленно. Застенчиво тянулась ладонью к сокровенному, к тому, к чему нельзя было прикоснуться, не будь она избранной. — Ради Вас и в ад не страшно пойти, — слова, которые произносила, дразнящие, почти испытывающие его — подчёркнутые слащавым смехом, когда пальцы начали стягивать платье с кожи. — Возвращаешься по своей воле. Твоё место в аду, смертная. Длань скользила, опускалась между округлых бёдер, вызывая у девушки лёгкий недуг в виде подгибающихся коленей. Ушиджима обнаружил, что смазка обильно выделялась, невзирая на то, что он едва коснулся промежности. Непристойно ласкал, растирая выделяющуюся жидкость по своим пальцам, еле двигающимися меж половыми губами. Главное — шипение, вырывающееся из девичьего рта. — Посмотри на себя, — снисходительно усмехнулся. — Нуждаешься во мне? Неужели сильно желаешь быть оскверненной членом бога? Дразнил, манипулировал словами, словно кукловод, играющий спектакль с марионеткой. Лишь слегка прикасаясь, давал почувствовать малейший вкус того, чего так отчаянно хотела. Жадно пыталась прильнуть к его пальцам, но он быстро остановился, обхватив рукой за горло. Мольба — единственный выход. Зубы внезапно впились в шею. Ощущение того, как губы покусывали часть тела, заставляло промокать сильнее. Охваченная слабостью голова откинулась на широкую грудь, и глаза вынуждены созерцать огромного мужчину позади. Становилось тяжелее дышать от нехватки воздуха. Оставалась желанной, нуждалась в том самом воздухе, которого он лишал, нуждалась в нём внутри, нуждалась в нём и во всем, что он мог бы дать. — Ты знаешь, что я хочу услышать от тебя, простолюдинка, — слова Ушиджимы эхом отдались в ухе, заставляя дрожать. Тепло пробегало по телу, несмотря на холод воды. Убрал руку с испачканных бедер и преподнёс пальцы ко рту, а девушка остекленевшими от вожделения глазами наблюдала, как он высасывает с них соки. — Поторопись, — фыркнул. Член нетерпеливо подёргивался у задницы, яйца готовы лопнуть и погрузиться в маленькое тугое влагалище. — Ты же знаешь, я не люблю ждать. Предложения тяжелые и затуманенные голоданием, он на грани того, чтобы огрызнуться, давая понять, что она не единственная, кто хочет другого. Протяжно, намеренно облизывал пальцы дочиста и видел, как в глубине глаз вспыхивали запреты, наслаждаясь всхлипом, срывающимся с губ, когда её руки принялись самостоятельно снимать остатки платья. Груди свободно опустились, блистая под солнечным светом, а вид поджатых сосков заставляли его член твердеть. — Пожалуйста! — всевозможные запреты покинули её разум, гордость терялась из-за непрекращающейся пульсации между ног. Необходимо, чтобы он наполнил, изнасиловал и уничтожил. Она страдала, жаждала. — Умоляю, войди! Прямо сейчас! Она видела тот самый момент, когда Вакатоши достиг пределов и сорвался: развернул так, чтобы девица могла обвить таз ногами. Слегка покрасневшие линии губ врезались в чужие, безжалостно проталкивая язык во влажную пещерку наподобие зверя. Ощущал стоны, отдающиеся эхом в его груди, и отвечал тем же. — Вот прелестная девочка. Это было не так уж трудно, не так ли? Девушка имела все полномочия проклясть Владыку за то, что он играл с ней. Хотелось заткнуть грязный непочтительный рот, однако подсознание затуманено — и вместо всего этого произносила сладкие мольбы с именем «Вакатоши». Слюна стекала из уголка губ, когда мужчина проводил кончиком языка по темной шее, посасывая и прикусывая каждый дюйм. Останутся фиолетово-кровавые синяки, но она не могла заставить беспокоиться сейчас об этом. Напротив, предвкушала быть отмеченной самим Богом. — Прекратите! — несмотря на резкие слова, для бессмертного они звучали как щебетание птички. Мужчина намного крупнее и более увесистый по сравнению с молодой девушкой. Трудно забыть, что он всё ещё контролировал весь мир — то, как его большие ладони сжимали ягодицы, то, как тело должно располагаться чуть выше мужских бедер. — Просто трахните меня уже! Вы ведь знаете, как это делается! Несправедливо с её стороны, не правда ли? Как она посмела что-либо говорить вышестоящему? Неужто духу хватило перечить пожеланиям Вакатоши? И как могла не знать, что образ её преследовал Бога днём и ночью... Прибывал в мечтаниях — наполнять эту тёмную девчушку своим семенем... Рычал, прижимаясь к коже, вонзая зубы в Ваш воротник, заставляя кричать и дергать его за волосы. — Тогда скажи: чего ты хочешь? Какие молитвы потребовались бы, чтобы удовлетворить этого ненасытного бога? Здесь она была бессильна, в его руках одеяние превратилось в промокший комок. Кончик головки ощутимо касался промежности, но приходилось смиренно ждать, пока он полностью войдёт. Как бы не боролась — потребность не может быть удовлетворена. Ведь если Ушиджима этого не пожелает, то это не бывать. — Возьмите на себя ответственность... Уничтожь меня и трахни до потери сознания. Заставь принять каждую каплю семени... Хмыкнув, похоже довольный услышанным. То, что девица делала с ним, даже не подозревая об этом, превращало его в дикого зверя. Почти срываясь, Владыка прижал головку пульсирующего члена ко входу. — «Возьмите на себя ответственность», а? — мурлыкал в унисон хныканью. Одним резким движением таза — зашёл в подлинны. Смазливо наблюдая за закатывающимися глазами партнёра, собственные сузились. Скрипит зубами от плотно сжимающихся станочек, такие обволакивающие и нежные... — Простолюдинки куда привлекательнее и у‌же. Боже, не полностью погрузился, а уже ощущалось, как касался шейки матки. Вдалбливаясь глубже и глубже, он заставлял все тело содрогаться в конвульсиях. Оргазм волнами сотрясал плоть, и смертная дрожала, уже оттраханная, лишённая сил, чтобы даже держаться. Беспомощно, безвольно упала в объятия Вакатоши, утыкаясь лбом в плечо так, что вынуждена закрыть очи, могла лишь представлять, как его лицо искажалось от смертельного удовольствия, в то время как промежность продолжала жадно всасывать его. Владыка ворковал над жалким видом человечешки. Поднёс руку к покрасневшим щекам, другой поддерживал её вес. Большой палец прошёлся по тёмным губам, который принялась посасывать их. Девушка визжала и поджимала ноги от наслаждения. Впивалась пальцами в предплечье, как будто пыталась удержаться от дальнейшего соскальзывания. — Постойте! Умоляю, постойте! — отчаянно кричала, хоть и осознавала: он не слышал слов мольбы. Они тонули в рваном дыхании, затыкая её поцелуем. Вопреки молению, Вакатоши не давал ни минуты на то, чтобы прийти в себя. Задавал безжалостный темп проникновения, проталкивая звук мерзко хлопающих яиц. Уши резал медовый вопль. — Сказала взять на себя ответственность, не так ли? — грубо, неряшливо схватил за горло, заставляя смотреть прямо на него, и всё сделал для того, чтобы лицезреть измученное лицо, наполненные слезами глаза и рот, бессмысленно хватающий воздух. — Это именно то, что делаю сейчас. — ДА! — не было права отрицать слова Бога. Лгать — непочтенный грех. Тело давным-давно предало, поддаваясь похоти, где каждый толчок выбивал из колеи. Ушиджима ухмыльнулся, как только ослабил хватку рук, дабы подхватить под ягодицы. Заставлял её "скакать" и беспрекословно подчиняться. И не было иного выхода — могла лишь отдаться милости. О, да помогут небеса избавиться от чувства дрожащих бёдер! О, да поможет Зевс избавиться от злобного подёргивания внутри этой женщины! О, да защитит ее хоть кто-нибудь! — Забирай все, слышишь меня? Я собираюсь кончить глубоко. О, как хорошо находиться под властью сильного, позволять разрушать снова и снова. Без предпосылок женское тело содрогалось от наслаждения, когда обрушился второй пик удовольствия. Пронзая каждую вену в теле и высвобождая самые таинственный и невыносимые крики. Он рычал, высвобождая сперму внутрь. Почти задыхался, прижимаясь вплотную к мягким бёдрам и вгоняя каждую каплю в нежное лоно. Покуда пальцы глубоко впивались в тёмную плоть, а слюни скапливались во рту, как у человека, который жаждал испить воды. Грудь вздымалась от последних толчков, но будь прокляты боги, он ещё не закончил. — Что?! Что вы?! — испуганный крик остался не услышанным Богом, когда он заставил слезть со своего члена только для того, чтобы прижаться сзади. Непроизвольная дрожь сотрясала, внутри все сжималось, тело ослабло. Не произносил ни слова, лишь просовывал пальцы в растянутую вагину, проталкивая спермы. Он усмехнулся. О, какая слабая и беззащитная стояла перед ним, ноги даже не могли поддерживать, и все это было из-за него. — Вспомни свои грязные слова, простолюдинка.