Red and Blue

– Он представляет угрозу, – заключил Бэтмен, и в тайном штабе – горе Справедливости – воцарилось напряжённое молчание.       Впервые за долгое время вся Лига собралась здесь, тем более не ради угрозы мирового масштаба, а всего лишь из-за одного «героя», поселившегося на улицах города. Фанатиков, бегающих в костюмах любимых супергероев и без того было пруд пруди, но взор Бэтмена пал именно на этого из-за его специфики выполнения реальных миссий, а не каких-нибудь публикаций в социальных сетях, коими «грешили» остальные.       Красный колпак – его и героем-то назвать было сложно, разве что добавив приставку анти-, потому что настоящие герои никогда не убивали плохих людей.       Те члены Лиги, которые не смогли присутствовать лично, связались с Горой с помощью голограмм, и на одной из них воспроизводилась Оракул – Барбара. Лицезреть её без геройского костюма и на коляске даже спустя годы всё ещё было непривычно, и взгляд Робина то и дело цеплялся за подрагивающий из-за нестабильной связи монохромный образ.       Иногда его пугало то, с какой скоростью он, будучи подростком, заставил себя подавить чувства к ней и выстроить невероятно крепкие доверительные отношения в роли героя/навигатора. А что ещё Грейсон мог позволить себе сделать, когда она была разбита, опустошена и должна была пройти через огромный путь выматывающей реабилитации, чтобы вернуться к ним после того, что с ней сотворил Джокер?       Такая хрупкая на вид девушка до конца своей жизни осталась прикованной к инвалидной коляске, но восседала она на ней стойко и храбро. Огонь в зелёных глазах не погас, а разгорелся с такой силой, что теперь, казалось, её более ничто не было способно сломить. Барбара сидела прямо, укладывала руки на колени и медленно моргала, а когда Бэтмен время от времени произносил «Красный колпак», уголки её губ вздрагивали.       Любой другой на месте Робина счёл бы это переживанием за безопасность граждан или любые другие подобные супергеройские привычки, но он-то прекрасно знал, с чем оно по-настоящему было связано.       Барбара поддерживала связь с Красным колпаком. Она знала его. Он знал её. Они были больше, чем просто знакомые.       Из-за маски нельзя было разобрать эмоций Бэтмена. Сложно было сказать, догадывался ли он о неверности членов семьи или нет, но благодаря всеобщему напряжению можно было не беспокоиться о случайно проскользнувших на лице или в движениях «не тех» эмоциях.       Грейсон скрещивал руки на груди и иногда интуитивно сжимал пальцы, натягивая ткань геройского костюма в предплечьях, хмурился и словно мысленно находился не здесь, и Бэтмен, явственно это ощущая, добавил будто бы специально для него одного: – Не вступать с ним в контакт. Заметили – доложили. Им займёмся мы, – говоря подобное, он подразумевал то, что в одиночку выслеживать и пытаться справиться с антигероем не стоило, это могло привести к дурным последствиям для юных героев.       Он сказал что-то ещё напоследок о координатах, где в последний раз видели Красного колпака и удалился вместе с другими более «зрелыми» членами Лиги. Одна за другой голограммы отключились, Барбара пропала с экрана, а товарищи Робина остались в неоднозначных чувствах, после явного предупреждения не вмешиваться в дела взрослых. – Эй, Роб, – обратился к нему Кид Флэш, повисая на остром плече друга и провожая взглядом удаляющихся героев, – ты подозрительно молчалив, уже придумал план, как мы поймаем этого бунтаря? – навеселе шептал он, пока герои не скрылись из вида. Взрослые спины покинули гору, оставляя бывших подмастерье одних, словно специально забыв завязать им руки.       Грейсон не сразу ответил, отчего-то задумавшись и бросив взгляд на места, где до этого стояли взрослые. Его абсолютно не напрягал факт того, что им только на словах запретили вникать в это дело. Его напрягал факт того, что за это дело решительно взялись все. – Роб? – недоумевая, спрашивал Кид Флэш, похлопывая его по плечу, – в чём дело? – нахмурился, озираясь по сторонам: никто не обращал на них внимания, главные помехи разошлись, не осталось никого, кто мог бы и решился бы им помешать. – Ты слышал Бэтмена. Не вмешиваемся, – бросил он, смахнув плечо друга и направившись к выходу. Робин не хотел привлекать к себе внимания или, боже упаси, вести себя подозрительно, но именно это он и сделал, когда на глазах у всех оттолкнул Кид Флэша. Сдавали нервы? Возможно. Умел ли он держать себя в руках? До этого момента да. Знала ли Барбара о том, что преступник, о котором она беспокоилась и которого даже после «смерти» и всех тех ужасных поступков, совершённых им, продолжала считать семьёй, сейчас мирно посапывал на кровати Грейсона? Нет.       Знал ли об этом Бэтмен, иногда бросающий на Робина обеспокоенные взгляды?       Грейсон не был верующим, но время от времени просил Господа о том, чтобы ни он, ни вся бэтсемья – никто и никогда не узнал об этом.       Робин вернулся домой – на свою съёмную квартиру – ближе к ночи. Ему не давало спокойствия предчувствие чего-то нехорошего, из-за чего он провёл на незапланированном патруле слишком долго, а потом, получив от Бэтмена сообщение с просьбой вернуться домой, нервно сглотнул и ощутил подкатывающую к горлу тревогу ещё сильнее.       Они были напарниками всю его сознательную жизнь, так что попытки скрыть у себя того, кого Бэтмен жаждал отыскать, были практически неисполнимыми. Робину казалось, что он предавал товарища, но по-другому поступать нельзя было. Рассказать, что скрывал члена семьи, ступившего на кривую дорожку – было сродни крикнуть: «Стреляй в меня, я предатель».       Тяжело выдохнув, Грейсон вошёл в тёмную квартиру. Он не был любителем чистоты, даже наоборот, ему чертовски нравился «свой» порядок, который товарищи иногда в шутку называли если не беспорядком, то настоящим хаосом, но, несмотря на неопрятность обители, ему всегда с лёгкостью удавалось находить нужные себе вещи. Так было проще. Так было проще потому, что Бэтмен всегда требовал от него системности, в которой герою было бы легко работать, но жажда контролировать всё по-своему побудила нарушить бэтменскую систему, и выстроить свою, больше напоминающую склад вещей на чердаке, до которых никогда не дойдут руки.       С приходом Джейсона всё изменилось.       В квартире воцарился порядок, потому что Джейсон любил чистоту, а с грязью у него ассоциировалось лишь одно пропахшее его же кровавой плотью место – лечебница Аркхема.       Несмотря на то, что Тодд из всех робинов провёл меньше всего времени с Бэтменом, казалось, он больше всех нахватался от него всего, чего только можно было и нельзя. Замечал ли он за собой повторения каких-либо действий бывшего наставника в нынешней жизни? Скорее всего, нет.       Со стороны было больно на это смотреть.       Когда Грейсон просыпался, ему было больно видеть Джейсона в лучах предрассветного солнца, занимающегося разминкой в гостиной комнате, потому что почти в это же время любил разминаться Бэтмен после очередной бессонной ночи.       Когда Грейсон чувствовал себя максимально тошно и жаждал наконец запереться в спальне и провести весь вечер в одиночестве, копаясь в голове, чтобы прийти в себя, Джейсон приходил к нему и молчаливо садился рядом, как делал Бэтмен, не зная, каких слов подобрать, чтобы подбодрить протеже.       Когда Грейсон возвращался раненным, Джейсон не спрашивал, можно ли помочь ему обработать раны и нуждается ли Робин в этом вообще, он подходил и делал, как учил его Бэтмен. Как пытался научить Бэтмен всех, но почему-то на первом Робине не получилось: он больше предпочитал сразу засыпать, а разбираться с ранами и сопутствующими проблемами на утро.       Со стороны на это и многое другое было чертовски больно смотреть потому, что после прожитого времени в заброшенной лечебнице Аркхема бок о бок с Джокером и его извращённым складом ума, Джейсон вернулся из мёртвых, желая отомстить Бэтмену за то, что тот оставил его там.       Грейсон закрыл за собой входную дверь, погружаясь во мрак прихожей. Тодд никогда не включал свет, когда оставался один, чтобы не вызывать у кого-либо подозрений или мыслей о том, что Робин жил не один. Рука не сразу коснулась переключателя, несмотря на то, что он уже интуитивно знал, какого именно места стены касаться. Грейсон прислушался к не вселяющий доверия тишине, невольно напрягаясь и случайно допуская мысль, что о его тайном сожителе уже могли узнать, но, когда что-то недовольно и сонно перевернулось на диване под пледом, Робин облегчённо выдохнул и в квартире наконец-то пролился свет. – Сколько времени? – не отрывая глаз, спрашивал Джейсон, забираясь под плед с носом. Ждал? Не ждал? Грейсон прикусил щёку изнутри. – Двенадцать, – спокойно отвечал Робин, замирая на месте и оглядываясь по сторонам. Как обычно – чистота, да и только. Даже пахло свежестью, а не застоявшимся кофе с плесенью, кружки с которыми раньше он находил по всей квартире. – Много, – Тодд никогда не говорил ему, что тот задержался или не предупредил о том, что мог бы. Он всегда с пониманием относился к ночным возвращениям домой, и иногда это раздражало.       Джейсон злился, потому что ему казалось, что уйди он на неделю другую – Джейсон понял бы и принял это, а так, по мнению Робина, быть не должно было. Он сел рядом, бесцеремонно толкая ноги Тодда. – Устал? – всё ещё не открывая глаз, спрашивал Джейсон. – Да.       Ему хотелось бы рассказать больше, ему хотелось бы схватить Джейсона за лицо и прокричать так, чтобы услышали соседи: «Тебя ищут!», – но Джейсон и так об этом знал, более того, он ждал, когда же их общий бывший наставник нагрянет прямо сюда. Грейсону казалось, что во всей сложившейся ситуации он единственный, с чувствами которого никто даже не собирался считаться. Не то чтобы он этого жаждал, более того, понимал, что и Джейсону, и Бэтмену пришлось пережить гораздо больше, нежели ему за все эти ужасные года, но разве он не был достоин хотя бы… чего-то? – Молчишь, – приоткрывал глаза, привыкая к яркому свету гостиной. К слову, это Бэтмен настоял на двухкомнатной квартире, когда как Робин изначально собирался ютиться в какой-нибудь однушке где-то на краю одного из самых тихих районов. Чем больше окружающее пространство – тем меньше контроля над ним. – Молчу, – отвечал, опуская голову и тяжело выдыхая. – Хочешь поговорить о чём-то? – ему чертовски не нравилось то, насколько спокойным сейчас был Джейсон, создавалось ощущение, будто одного Грейсона заботило происходящее вокруг. – Хочу, но не буду, – протирая веки, запрокидывал голову и облокачивался на спинку дивана, замирая в неудобной позе, потому что приходилось облокачиваться, сидя на краю, когда под спиной лежали ноги Тодда. – Обычно ты менее… задумчивый. – Уолли говорил также.       Робин закрыл глаза. Свет проникал под веки, мешал, но не настолько критично, до ушей доносилось слабое жужжание ламп и дыхание Джейсона. Как обычно чересчур спокойное.       Воспоминания о том, как он завалился на порог Грейсоного дома, вспыхивали одни за другими: он был на грани жизни и смерти, истекая кровью и несвязно бормоча своё имя. Робин сразу признал его, от шока не мог и слова вымолвить, руки сами сделали всю работу за него: уложили на кровать и обработали раны. Мешали оказывать первую помощь только слёзы, застилавшие глаза. Пока Джейсон не пришёл в себя – через два дня – Грейсон плакал. Сам не верил в это – сидел на этом же самом диване и заливался слезами, кусая себя за губу и иногда как-то по жалкому всхлипывая, от осознания, через что прошёл Тодд.       Когда тот очухался, пришлось останавливать и уговаривать остаться, а не сразу с незатянувшимися ранами уходить. Немало усилий и нервов Робин истратил, но сумел убедить Джейсона побыть здесь ещё немного. Одна ночь превратилась в две, потом в неделю, так и в мéсяца два уж точно. В то время Грейсон и узнал от Бэтмена о том, что на улицах Готэма начал бесчинствовать Красный колпак. А потом догадался, кто скрывался под маской.       Они с Джейсоном не говорили об этом.       Прожив столько времени вместе, они всё ещё не обсудили ни его «смерть», ни то, как Джейсон восстал из мёртвых, ни то, как стал Красным колпаком. Один лишь раз Грейсон обмолвился о том, что Бэтмен что-то заподозрил, на что получил неожиданный для себя ответ: «Я жду, когда он найдёт меня». А потом последовало обещание отомстить, которому Робин ничего не мог противопоставить, потому что Бэтмен действительно облажался.       И он тоже. – Разбудил?       Грейсон открыл глаза. В комнате было темно. Да это уже и не была гостиная – спальня. Его спальня, а сам он уже лежал в кровати, накрытый пуховым одеялом. – Ты окно открыл? – спросил, осматривая комнату и замечая лёгкое шевеление со стороны тюли, к слову, оно не было занавешено, и, привыкнув к темноте, Робин под слабым светом луны разглядел очертания спальни.       Очертания обнажённой спины, покрытой страшным количество шрамов.       Джейсон переодевался. – Да. Стало жарко.       Грейсон не то, что не любил их односложные разговоры, он их ненавидел, потому что до жути сильно хотелось завязать нормальный разговор с человеком, которого он оплакивал несколько лет, а потом израненного встретил у себя же на пороге дома.       Робин прикрыл рукой глаза.       Захотелось на миссию: рвануть куда-нибудь с Уолли и ребятами, опять вляпаться во что-нибудь и героически выйти из передряги. Разве он не слишком рано повзрослел, начав скрывать в своей обители преступника, за которым охотился бывший наставник? Нет, он повзрослел тогда, когда застал смерть родителей. С того момента всё очень даже чётко пошло по наклонной и стремительно движется туда же до сих пор.       Кровать прогнулась под весом.       Джейсон сел рядом.       Лунный свет мягко обволакивал его напряжённый силуэт. Робина посетило плохое предчувствие. – Мне пора.       Слова отдались слабым звоном в ушах. Это Грейсон больше всего боялся услышать, потому что это означало конец для всего – он бы больше не смог обманывать Бэтмена. Духу бы не хватило забыть и смолчать о том, с какой невыносимой тревогой он жил все эти два месяца.       Приподнявшись и сжав руками край одеяла, он хотел было что-то сказать, но лишь прикусил внутреннюю сторону щеки, чтобы не наболтать лишнего. Джейсон повернулся: Грейсон услышал это, но не увидел, смелости поднять глаз не хватило. – Дик.       Всё-таки поднял.       Отчаяние накрыло с головой, потому что он понимал, что не мог найти выхода из этой ситуации. Не мог попросить Джейсона остаться. Не мог попросить его не мстить Бэтмену. Не мог попросить Бэтмена прекратить искать Джейсона. Грейсон словно был вне происходящего с ними, но и одновременно его затягивало в этот круговорот всё глубже и глубже.       Дик пододвинулся к нему и, стиснув от злости зубы, накрыл его крепкие плечи руками, прижимая к себе. Они впервые прикасались друг к другу сверх необходимости или случайности. Это не было что-то повседневное, но это было больше, чем что-то чувственное.       Рука спустилась на спину. Он слабо огладил её, прижался лбом к плечу Джейсона и, не сдержав себя, всхлипнул. Ладони опустились, он всё ещё не убирал голову, но сложил руки на своих коленях, прикрывая веки и замолкая, сжав губы в тонкую полоску и глубоко вдыхая носом воздух. Джейсон был неподвижен. Не упрекал его, не ворчал и не просил отодвинуться, как было в их далёком прошлом. – Устал? – Да.       Вопрос не был связан с физическим состоянием, не был связан с геройской работой или чем-то подобным. Джейсон спрашивал, устал ли Дик от происходящего вокруг их троих.       Никто из них ещё не был готов продолжить разговор.       Джейсон, не спрашивая, помог ему улечься на спину, напомнил закрыть окно и покинул спальню.       Через минуту Дик услышал хлопок входной двери.       В квартире он остался один.